Часы из разряда «последний писк»

 

Есть часы из разряда «последний писк», в которых видна часть механизма. Вообще механизм (например, автомобиля) всегда закрывали, в противном же случае было некра­сиво и отталкивающе. Но в этих часах послед­ней моды открыто ровно столько пружинок и колесиков и показаны они именно так, что эстетическое чувство не оскорблено. Наоборот, есть ощущение особого шарма. Все это очень похоже на демократию, точнее на посвящен­ность в тайны управления процессами, доступ к которым якобы открыт народу.

Народ верит, что он способен собой управ­лять и сам собой командовать посредством де­мократических процедур. Над Мюнхгаузеном, который тащит себя из болота за волосы, народ справедливо смеется, как над выдумкой, и даже способен языком физики объяснить невозмож­ность такого трюка. Но вот в способность собою управлять он все-таки верит, и языка, на котором можно было бы его в этом разубедить пока нет.

Подарили людям некий механизм демокра­тических процедур, и люди уверовали, что они теперь полные хозяева жизни, а урна с бюлле­тенями — это аналог некой волшебной кноп­ки. То есть подарили человеку часы, в которых механизм частично виден, а человек взял и уве­ровал, что он отныне — часовщик и специалист по части пружин и колесиков. Хотя еще древ­ние говорили: увидишь человека с топором, не думай, что это плотник.

 

 

Вообще-то зрелище обнаженных тайных пружин должно так же пугать, как вид выпав­ших внутренностей или вывалившихся кишок. Поэтому никто и никогда все механизмы об­нажать не будет. Никто, и никогда, и нигде, вплоть до самых наидемократичнейших стран включительно. Так, кое-что покажут, заведут, так сказать, разок за кулисы, откроют гример­ную, но в сложные отношения внутри актерской труппы посвящать не станут. Потом так же за локоточек, вежливо проводят до двери. Зато у человека будет гордая и совершенно ложная убежденность в том, что отныне он — «почетный гражданин кулис».

Те, которые кричат и в мегафон, и без него, чего хотят? Зачем зовут, то «Русь к топору», как Добролюбов, то «пипл» на баррикады, как современные борцы за рай земной и справед­ливое житье в Отчизне? Ой, не верю я, что их намерения чисты, как первый снег. Как Лебе­дев не верил в «стук телег, подвозящих хлеб го­лодному человечеству», так и я не верю. У пуб­личных борцов за всеобщее счастье часто бы­вает — души таковы, что клейма негде поста­вить. Притом и история минувших дней точку зрения Лебедева оправдала. Борцы за счастье понастроили концлагерей, а филантропы мас­сово переквалифицировались в террористов и людоедов. Кто с историей знаком, у того иллю­зий мало.

С какой стати нынешние крикуны должны быть лучше крикунов вчерашних? Ни с какой. Хуже должны быть, это точно, а лучше — нет. Но народ то ли в школе плохо учился, то ли еще что, — на подобную болтовню легко «ве­дется». И поскольку с хлебом пока все в по­рядке, народ хочет зрелищ. Разница между футбольным матчем, просмотром кинофиль­ма и участием в демонстрации стирается. И не только потому, что Рейган был президентом, а Шварцнеггер — губернатором.

Спортсмены и актеры лезут в политику, как в родную среду. И это значит, что публичная политика имеет внутреннее подобие с клоуна­дой, с яркими шоу. Но дело не только в этом. Дело не только в подлых планах декабристов, но и в неразвитости народного сознания. Про­стые люди, которым показали часть механиз­ма, верят в то, что видели весь механизм. И не только видели, но могут его отремонтировать. Это непростительная глупость. Это было бы то же самое, если бы болельщики верили, что умеют играть не хуже своей команды, и мас­сово выбегали бы на поле «подсобить» сво­им. Спортивный праздник был бы сорван, а виновные заслуженно наказаны. Спортивное шоу требует полных трибун, профессиональ­ной игры и распределения обязанностей. Кто вам сказал, что политическое шоу устроено иначе? И откуда вы знаете, что попадание ны­нешних народных вождей в высшие эшелоны власти не станет в очередной раз сущим про­клятием?

Вся ложь питается демократическим пафо­сом, внушенным простому обывателю. У чело­века обычно хватает ума понять, что 12 раундов в тяжелом весе он не выстоит. Лучше сидеть с пивом возле телевизора и подпрыгивать на диване в такт наносимым ударам. Но почему здравый ум заканчивается, когда речь заходит об управлении государством? Почему человек, подпрыгивающий с пивом на диване, то, что он — не чемпион, понимает, а то, что он ниче­го не смыслит ни в международной политике, ни в вопросах государственного управления, уже не понимает? Это — загадка.

Власть, говоришь, плохая? А какая долж­на быть хорошая? И где вообще есть хорошая власть? И где ассенизатор не пахнет тем, что ассенизирует? Думаешь, во власти только на золоте едят. Нет, брат. Там такие мешки раз­гружают, что добровольный поход во власть под силу только рыцарю или негодяю. Ну-ка, угадай с трех раз, кого в мире больше и кто за­метнее? Те клоуны, которые тебя на бунт зовут и кровь лозунгами будоражат, думаешь, — луч­ше будут, когда во власть залезут? Говоришь — лучше. Ну, извини, мил человек. Я думал, ты умный, а ты... кхе-кхе.

Хочешь верить в демократию, верь на здоро­вье, только руками не размахивай. Если ты не тренер, и не спонсор команды, и не родствен­ник одного из игроков, то сиди на трибунах и болей за «наших». Это все, что от тебя требует­ся. Изменить счет матча не в твоих силах. Так в спорте, так же и в том, что у нас демократией называется. То и другое придумали в общих и главных чертах одни и те же греки.

Ты тоже нужен как болельщик и часть про­цесса. Как массовка в кино. В конце концов, играть при пустых трибунах — позор и наказа­ние. Но не надо верить в свою незаменимость и в возможность прямого влияния на резуль­тат. Особенно насторожись, если услышишь голос: «Наши играют плохо. Наши — никакие не наши, а переодетые чужие. Матч заранее куплен?! Айда всем на поле! Вместе мы побе­дим!»

Победим-то победим, но забитые толпой голы не засчитают, и сначала будет весело, а потом прибежит ОМОН, приедут машины с водометами и все закончится грустно.

Кому-то из зрителей поломают ребра, зато зачинщики беспорядков «заявят о себе» и на следующем матче уже будут сидеть в прави­тельственной ложе.

Я знаю одного «патриота», который страш­но любит свою страну и желает ей счастья. Но рыбу этот патриот ловит электросетью и грязь за собой из лесу после пикника никогда не убирает. Этот патриот ненавидит власть, всю­ду зрит воров и занимает активную политиче­скую позицию. Он уверен, что войди во власть он и такие, как он, жизнь была бы несравненно лучше. Но меня терзают смутные сомнения по части правильности его жизненных установок. И когда он в очередной раз щедро сыпет ма­том на тех и на этих, мне кажется, что ходи он на футбол, он и там заплевывал бы все вокруг семечками и ломал бы стулья, будучи полно­стью убежден в правильности своего поведе­ния.

До каких же пор, думаю я, люди с подлыми намерениями будут греметь красивой фразой и баламутить грязную воду народных стра­стей? До каких пор эти газетные и уличные вакханалии будут преподноситься и воспри­ниматься как формы народовластия? До ка­ких пор люди, не научившиеся владеть собой, будут верить, что они влияют на ситуацию в стране, а те, кто загадили и не хотят убирать собственный дом, будут стремиться навести порядок в мире?

Сколько раз еще можно втаскивать внутрь городских стен очередную импортную дере­вянную лошадку, напичканную спецназовца­ми, не говорящими по-русски? И разве одна такая лошадка менее опасна, чем другая, если на ней написано «Демократия»?

 

ПИАР

 

Радостная привычка громко разговари­вать на все темы, вплоть до тех, в которых ничего не понимаешь, — вот лик нашей отечественной демократии. Никакой ориги­нальной новой черты мы ни в минувшие вре­мена, ни в нынешние к этому портрету не до­рисовали. Связь между болтовней, переимено­ванной в «свободу слова», и достойной жизнью работящего человека до сих пор не выяснена. Поэтому болтовня продолжается в надежде на магическое появление земных благ, якобы со­путствующее всякой демократии.

А Церкви в этой ситуации что делать? При­сутствовать ли ей на тех аренах, что оглашены треском ломающихся словесных копий? Мо­жет, ей стоит совсем устраниться от мирского шума и сосредоточиться на внутренней мо­литвенной жизни? Конечно, стоит. Но это — та оборотная сторона Луны, которая не видна праздному взгляду. Должна быть и другая сто­рона.

Напомнить нам о том, что мы должны мо­литься и только молиться, кстати, не прочь даже те, кто сам никогда не молится. Стоит нам сказать слово на важную, но не стопроцентно церковную тему, как раздается глас: «Моли­тесь, мол, а за нами оставьте сферу мирскую и гражданскую». Хорошо ли с такими голосами согласиться? Думаю, совсем не хорошо. Нельзя разрезать живой глаз на две части без потери при этом зрения. Нельзя и жизнь народную

 

 

искусственно разделять на область «чистого духа и сладких воздыханий» и на сферу житей­скую, сколь запутанную, столь же и важную.

Христианину подобает исповедовать веру не только перед Чашей словами «верую, Гос­поди, и исповедую», но и в гуще повседневных событий. И свет молящегося ума нужно, если удастся, вносить в гугцу бесплодных перепалок, которыми полны эфиры. Говорю «если удастcя», потому что это непросто — сохранять мир и выносить из внутренней сокровищницы сло­во на пользу там, где спорят не для обретения истины, а чтобы выкричаться. И формат мо­жет быть против проповедника. Потому как все спешат, все друг друга торопят, ссылаясь на эфирные ограничения. И взгляды у большин­ства людей установившиеся, принуждающие видеть перед собой не столько живого челове­ка, сколько представителя той или иной касты или корпорации.

Кратко сказать — все против вдумчиво­го слова по существу. А оно все-таки должно звучать. Нам трудно даже представить, сколь­ко нечаянной и подлинной радости приносит множеству наших соотечественников точное слово пастыря, сказанное, например, с экрана. «Мы живы, — думает в это время простой че­ловек, — и Церковь жива, и правда есть. А ми­ром правит Бог и только Бог»

 

* * *

 

Есть и еще препятствия, не считая общей суматохи, брожения умов и отсутствия культу­ры публичных диспутов. Дело в том, что пра­вославные христиане не всегда сходятся друг с другом по части желаемого идеала. Одни влю­блены в допетровскую Русь, другие — в монар­шую и синодальную, третьим подавай быстрее Царя, четвертые ищут сплочения на фоне ан­тиглобалистских тревог. Каждый полк — под своим знаменем, и немало их, этих полков. Жаркое отстаивание своей правоты мешает любить, и в брате не дает увидеть брата. Это тяжкий недуг. А ведь все споры сводятся, как всегда, к двум вариантам Церковного бытия: бегство от мира, ставшего окончательно анти­христовым, или присутствие в мире, ради при­ведения людей к Богу. То есть «уже бежать» или «еще оставаться»? Но эти два сопутствующих историческому христианству вопроса обычно так осложнены повседневностью, что распознает их далеко не каждый.

 

* * *

 

Любая историческая эпоха есть перепутье, с которого надо двигаться в одну из предлагае­мых историческим моментом сторон. Сторо­ны эти предварительно еще предстоит распо­знать, разглядеть. В этом труде и заключается умная задача любого поколения. Эта задача не решается корпоративно, то есть одними интеллектуалами, или одними политиками. От ее решения зависят судьбы великого мно­жества людей. Следовательно, великие множе­ства и должны быть вовлечены не в говориль­ню, убивающую время, а в толковый смыс­лообразующий разговор. Думаю, что именно такого серьезного разговора интуитивно ждет простой человек. Прошли те времена, когда, увидев на экране батюшку, мы думали: «Этот наш». И тепло нам становилось. Сего мало­го тепла на согрев больше не хватает. Теперь нужно, чтобы человек послушал, помолчал и прореагировал: «Вот этот, с бородой, дело го­ворит. А эти — как обычно».

Автор сих строк искренно считает, что мы живем во времена, требующие не массового бегства, но соборных трудов. Бегство же оста­ется, как и в минувшие века, за искателями подлинного монашества и подражателями Илии и Крестителя. Остальным нужно свиде­тельствовать веру словами и делами, не гнуша­ясь при этом грязной работы и не отказываясь по необходимости «райские ризы замарать». К таким тяжелым и неблагодарным видам ра­бот, чреватым столкновением с грязью особого рода, автор относит также апологетическую и проповедническую деятельность в медиа­пространстве.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: