Картина двенадцатая. Картина тринадцатая. Картина четырнадцатая
Картина двенадцатая Гостиная Тафаевой. Несколько человек гостей. Говор по-русски и по-французски. Входят Петр Иванович и Александр, раскланиваются с гостями. ПЕТР ИВАНОВИЧ (подводя племянника к Тафаевой). Разрешите вам представить, Юлия Павловна, мой племянник Александр.
Александр целует Тафаевой руку. Все взгляды на него. А моего приятеля Суркова нет? Он забыл вас? ТАФАЕВА. О нет! Я очень благодарна ему, он посещает меня. ПЁТР ИВАНОВИЧ: Где же он? ТАФАЕВА: Вообразите, он дал слово мне и кузине достать непременно ложу на завтрашний спектакль, когда, говорят, нет никакой возможности... и теперь поехал. ПЁТР ИВАНОВИЧ: И достанет, я ручаюсь за него, он гений на это... Да вот он.
Входит Сурков. В руках у него трость с золотым набалдашником в виде львиной головы. Сурков целует руку хозяйке, раскланивается с гостями. Остановил взгляд на Александре. СУРКОВ (Александру). И вы здесь, молодой человек!
Александр поклонился. ПЕТР ИВАНОВИЧ (Александру, тихо). Предчувствует!..
Сурков подходит к дамам, целует руки.
Ба! Да он с тростью. Что это значит? (Суркову. ) Что это? СУРКОВ (мимоходом). Давеча выходил из коляски... оступился и немного хромаю. ПЕТР ИВАНОВИЧ (Александру, тихо). Вздор! Заметил набалдашник — золотую львиную голову? Хвастался, что заплатил шестьсот рублей, и теперь показывает. Вот тебе образчик средств, какими он действует. Сражайся и сбей его вон с этой позиции... Помни — вазы твои, и одушевись. СУРКОВ (размахивая билетами, Тафаевой). На завтрашний спектакль имеете билет? ТАФАЕВА: Нет. СУРКОВ: Позвольте вам вручить. (Передает билет Юлии Павловне. )
ТАФАЕВА. Петр Иванович, не желаете ли ко мне в ложу? ПЁТР ИВАНОВИЧ. Очень вам благодарен, но я завтра дежурный в театре при жене. А вот позвольте представить вам взамен молодого человека... ТАФАЕВА: Я хотела просить и его. Нас только трое — я с кузиной, да... ПЁТР ИВАНОВИЧ: Он вам заменит и меня, а в случае нужды и этого повесу. (Показал на Суркова. ) СУРКОВ. Благодарю, только не худо было бы предложить этот замен пораньше, когда не было билета. Я бы посмотрел тогда, как бы заменили меня. ТАФАЕВА. Ах! Я вам очень благодарна за вашу любезность, но не пригласила вас в ложу потому, что у вас есть кресло. Вы, верно, предпочтете быть прямо против сцены... особенно в балете. СУРКОВ: Нет-нет, лукавите, вы не думаете этого. Променять место подле вас — ни за что! ТАФАЕВА: Но оно уж обещано... СУРКОВ: Как? Кому? ТАФАЕВА. Мсье Рене. (Показала на бородатого иностранца. ) МСЬЕ РЕНЕ. Уи, мадам ма фэ сэт эр*. СУРКОВ: Покорно вас благодарю! (Обращается к Петру Ивановичу, косясь на Александра. ) Этим я вам обязан. ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не стоит благодарности. Да не хочешь ли в мою ложу? Нас только двое с женой, ты же давно с ней не видался, поволочился бы... СУРКОВ (деланно). Я уезжаю! Прощайте! ТАФАЕВА. Уже! Завтра дадите взглянуть на себя в ложе хоть на одну минуту? СУРКОВ. Какое коварство! Одну минуту, когда знаете, что за место подле вас я не взял бы места в раю. ТАФАЕВА. Если в театральном, верю!.. Идемте к столу, господа.
Сурков хотел подать руку Тафаевой, но Петр Иванович легонько подтолкнул Александра. Александр протягивает руку Тафаевой, та с удовольствием принимает ее и направляется в столовую. Петр Иванович берет под руку Суркова. За ними следуют и другие гости. Картина тринадцатая У Тафаевой. Александр и Юлия стоят, крепко обнявшись. Целуются. ТАФАЕВА. Рано ли вы завтра отправитесь на службу?
АЛЕКСАНДР. Часов в одиннадцать. ТАФАЕВА. А в десять приезжайте ко мне, будем завтракать... Да нельзя ли не ходить совсем? АЛЕКСАНДР. Как же? Отечество... Долг... ТАФАЕВА. А вы скажите, что любите и любимы. Неужели начальник ваш никогда не любил? (Объятие. ) Ваша тетушка произвела на меня дурное впечатление. Я предполагала, что это пожилая женщина, нехороша собой... Я запрещаю вам у нее бывать, слышите! АЛЕКСАНДР. Обещаю, Юлия!.. (Обнимаются. ) ТАФАЕВА: Недолго нам так прощаться с вами... Какую же мебель вы хотите в кабинет? АЛЕКСАНДР: Я бы желал орехового дерева с синей бархатной покрышкой. ТАФАЕВА: Это очень мило... Я поставлю кресло невдалеке от вашего письменного стола, буду сидеть в нем и все время смотреть на вас, когда вы работаете. Это будет прекрасно, правда? АЛЕКСАНДР: Да... ТАФАЕВА: Вы ответили машинально... О чем вы думали? АЛЕКСАНДР: О вас... Т А Ф А Е В А (обнимая Александра). Я часа не могу без вас быть. АЛЕКСАНДР (ласково). Юлия, дорогая моя, нельзя любить так безотчетно... Это страсть... ТАФАЕВА. Пусть! АЛЕКСАНДР: Страсть не может быть разумной... ТАФАЕВА: А разве ты любишь разумно? АЛЕКСАНДР: Я? Конечно, нет! (Горячо целует ее. ) ТАФАЕВА: Останься! АЛЕКСАНДР: Не могу... Дела... До свидания, любимая... ТАФАЕВА: До завтра!
Целуются. Картина четырнадцатая Комната Александра. В прихожей Евсей, как обыкновенно начищает до блеска сапоги и что-то ворчит себе под нос. В комнате Александра стоят две большие фарфоровые вазы. Входят Петр Иванович и Елизавета Александровна. ПЁТР ИВАНОВИЧ. А я специально поблагодарить тебя. Ну! Удружил сверх ожидания! А скромничал: не могу, говорит, не умею! Не умеет! Я хотел давно повидаться с тобой, да тебя нельзя поймать. Ну, очень благодарен! Получил вазы в целости? АЛЕКСАНДР. Я их назад пришлю. ПЁТР ИВАНОВИЧ. Ни-ни, они по всем правам твои. Так обработал дельце... А дуралей-то мой, Сурков, чуть с ума не сошел. Недели две назад вбегает ко мне сам не свой. Я сейчас понял... А! это ты, говорю, что скажешь хорошего? Ничего, говорит, хорошего. Я приехал к вам с дурными вестями насчет вашего племянника. А что? ты пугаешь меня, скажи скорей! — спрашиваю. Тут он начал кричать. Сами, говорит, жаловались, что он мало занимается, а вы же его и приучаете к безделью. Познакомили с Юлией, он у ней теперь с утра до вечера сидит. Видишь ведь, как лжёт от злости. Станешь ты там сидеть с утра до вечера, верно?
АЛЕКСАНДР (бормочет). Да... я иногда... захожу... ПЁТР ИВАНОВИЧ. Иногда — это разница. Я Суркову говорю: беда невелика. А он мне: как невелика, молодой человек должен трудиться... Зачем он каждый день ей букет цветов носит? Теперь зима, чего это стоит? АЛЕКСАНДР. Иногда... я точно... носил. ПЁТР ИВАНОВИЧ. Ну, опять-таки иногда. Не каждый день. Ты дай мне счет, я уплачу. Они всегда, говорит, прогуливаются вдвоем, где меньше народу. АЛЕКСАНДР: Я несколько раз... точно... гулял с ней... ПЁТР ИВАНОВИЧ. Так не каждый же день. Я знал, что он врет... Аи да Александр! Вот племянник!.. В общем, Сурков до того заврался, что уверяет, будто ты влюблен по уши в Тафаеву. ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Петр Иванович! ПЁТР ИВАНОВИЧ: А? Что? ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Я забыла тебе сказать: давеча приходил человек от Лукьяновых с письмом... ПЁТР ИВАНОВИЧ: Знаю, знаю... на чем я остановился? ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не пора ли, Петр Иванович, обедать? ПЁТР ИВАНОВИЧ: Сейчас идём... Вот ты, кстати, напомнила об обеде. Сурков говорит, что ты там, Александр, почти каждый день обедаешь, особенно по средам и пятницам. Черт знает, что врал, надоел. Вот нынче пятница, а ты налицо. Пойдем-ка обедать с нами. АЛЕКСАНДР (испуганно). Дядюшка, не могу, у меня переписка... переводы... ПЁТР ИВАНОВИЧ. Ну, работай, работай, не будем мешать... Твое дело сделано, Александр, и мастерски. Больше ты не хлопочи, можешь к ней и не заглядывать. Я воображаю, какая там скука!.. Когда понадобятся деньги, обратись! Пойдём, Лиза! (Заметив, как Александр смотрит на Елизавету Александровну. ) Лиза, я буду ждать тебя в коляске. Только побыстрее, я проголодался... (Уходит. ) АЛЕКСАНДР (бросился к Елизавете Александровне). Тетушка! ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Вы снова влюблены, Александр, как прежде?
АЛЕКСАНДР: Нет, гораздо счастливее! Я уже не задыхаюсь от радости, как животное, я сознаю свое счастье, размышляю о нем, и от этого оно хотя, может быть, тише, но полнее. Какая разница между той и Юлией! если бы вы знали, ма тант, сколько в ней достоинств! ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Например? АЛЕКСАНДР: Она так любит меня! ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Это, конечно, много... АЛЕКСАНДР. Дело в том, что... я хочу... жениться на ней. ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (скрывая удивление). Вы будете счастливейший муж, Александр. Только не спешите... Не надо торопливости. АЛЕКСАНДР. Я буду вас слушаться, ма тант. Дядюшка, видимо, уже сердится. Простите, ма тант, ему процесс пищеварения, конечно, важнее любви. ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Вы так думаете? АЛЕКСАНДР. Бесспорно... (Целует Елизавете Александровне руку. ) Она уходит. Александр, оставшись один, поспешно бросился в прихожую. Лихорадочно одевается, смотрится в зеркало и опрометью выбегает из комнаты.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|