 |
Действие второе. Картина девятая
|
|
|
|
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина девятая
Кабинет Петра Ивановича. Поздний вечер. Петр Иванович за столом, пишет. Он в халате. Елизавета Александровна подходит к мужу и, обняв его шею руками, целует его.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Ты не утомился?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (целуя жене руку). Нет, Лиза.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Я не предполагала, что у меня будет такой умный муж.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Это ирония?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что ты! Ты прекрасен!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Тебе не нужны деньги?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Нет. Мне с тобой хорошо и без них.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Без них, Лиза, никому и никогда не может быть хорошо.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Почему Александр перестал бывать у нас?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Видимо, нет нужды. Понадобится — явится.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Я полюбила его.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: В вас много общего. Только ты умнее.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Ах, я тоже глупа.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Не клевещи на себя. Я не взял бы в жены глупую женщину. Как и ты, вероятно, не вышла бы замуж за глупого мужчину.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Я люблю тебя, Петр Иванович.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Значит, мой ум.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не знаю... Спокойной ночи.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Прощай...
Елизавета Александровна ушла. Петр Иванович дописал бумагу, погасил одну свечу, другую взял в руки, и пошёл в спальню.
Входит Александр. Он похудел, повзрослел, стал суше, категоричнее в интонациях.
Батюшки! То днём тебя не дождёшься, а тут вдруг бац — ночью! Здравствуй! (Здороваются. ) Здоров ли ты?
АЛЕКСАНДР. Да, двигаюсь, ем, пью, следовательно, здоров.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Не проигрался ли ты или не потерял ли деньги?
|
|
|
АЛЕКСАНДР: Вы никак не можете представить себе безденежного горя!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ж за горе, если оно медного гроша не стоит?
АЛЕКСАНДР: Когда узнаете, что случилось, ужаснетесь...
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Расскажи-ка, давно я не ужасался. (Вглядывается в племянника. ) А впрочем, немудрено и угадать. Вероятно, надули?..
АЛЕКСАНДР (вскочил, что-то хотел сказать, но снова сел). Можно ли было предчувствовать!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Надо было не предчувствовать, а предвидеть.
АЛЕКСАНДР: Вы так покойно можете рассуждать...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да мне-то что?
АЛЕКСАНДР. Я и забыл: вам хоть весь город сгори или провались, все равно.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Слуга покорный! а завод?
АЛЕКСАНДР. Утешения я у вас не найду, да и не требую. Я прошу вашей помощи, как у родственника.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Изволь. Не надо ли денег?
АЛЕКСАНДР: Если б мое несчастье было в безденежьи, я бы благословил судьбу!
ПЕТР ИВАНОВИЧ (серьезно). Не говори этого... Ты долго пробудешь, Александр?
АЛЕКСАНДР: Да, мне нужно все ваше внимание. А что?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я, было, собрался спать без ужина, а теперь...
АЛЕКСАНДР: Вы можете ужинать?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да, и очень могу. А ты разве не станешь?
АЛЕКСАНДР: Да и вы не проглотите куска, когда узнаете, что дело идет о жизни и смерти.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: О жизни и смерти?., да, это, конечно, очень важно... а, впрочем — попробуем, авось, проглотим. (Звонит в колокольчик. )
Входит Василий.
Спроси, что там есть поужинать.
Василий уходит.
На голодный желудок, знаешь, оно не ловко...
АЛЕКСАНДР: Вы знаете графа Новинского?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Приятели... А что?
АЛЕКСАНДР. Поздравляю вас с таким приятелем — подлец!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я лет пять его знаю и все считал порядочным человеком.
АЛЕКСАНДР: Давно ли вы стали защищать людей, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты давно ли стал бранить их, перестал называть ангелами?
|
|
|
Слуга вносит ужин, ставит его на стол и уходит.
АЛЕКСАНДР: Пока не знал, а теперь... Кругом виноват, что не слушал вас, когда советовали остерегаться всякого...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (принимаясь за еду). И теперь посоветую, остерегаться не мешает. Если окажется негодяй — не обманешься, а порядочный человек — приятно ошибешься.
АЛЕКСАНДР (с презрением). Укажите, где порядочные люди?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да хоть бы мы с тобой. Граф, если уж о нем зашла речь, тоже порядочный человек. Да мало ли... Не все дурны.
АЛЕКСАНДР: Все, все!..
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А ты?
АЛЕКСАНДР: Я?.. я по крайней мере пронесу через жизнь чистое от низостей сердце.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, хорошо, посмотрим. Что же сделал тебе граф?
АЛЕКСАНДР: Что сделал? Похитил у меня все.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Говори определеннее. Под словом «все» можно разуметь бог знает что, пожалуй, деньги. Он этого не сделает...
АЛЕКСАНДР: Все! Жизнь!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ведь ты жив!
АЛЕКСАНДР: К сожалению — да!
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Э! да не отбил ли он у тебя красавицу, эту, как ее? Да! он мастер на это, тебе трудно тягаться с ним. Повеса! повеса!
АЛЕКСАНДР: Он дорого заплатит за свое мастерство! Я не уступлю без спора...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Провинция!
АЛЕКСАНДР: Я истреблю этого пошлого волокиту!..
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Азия!
АЛЕКСАНДР: Я сотру его с лица земли...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (продолжая есть). Кстати, он не говорил — привезли ли ему из-за границы фарфор?
АЛЕКСАНДР (грозно). Не о фарфоре речь, дядюшка! Вы слышали, что я сказал?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (утвердительно мычит). М-м-м!..
АЛЕКСАНДР: Выслушайте хоть раз в жизни внимательно. Я пришёл за делом. Согласитесь ли вы быть моим секундантом?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Котлеты совсем холодные!..
АЛЕКСАНДР: Вы смеетёсь, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Сам посуди, как слушать серьезно такой вздор: зовёт в секунданты!
АЛЕКСАНДР: Что же вы?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Разумеется, не пойду.
АЛЕКСАНДР: Хорошо, найдется другой.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Послушай, Александр. Граф не станет драться с тобой, я его знаю.
АЛЕКСАНДР (вскипев). Не станет! я не полагал, чтоб он был низок до такой степени!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Он не низок, а только умен.
АЛЕКСАНДР: Так, по вашему мнению, я глуп?
|
|
|
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Н... нет, влюблен... Скажи-ка, ты на кого особенно сердит — на графа или на нее... как... Анюта, что ли?
АЛЕКСАНДР: Я его ненавижу, ее презираю.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Начнем с графа. Положим, он примет твой вызов, положим даже, что ты найдешь дурака секунданта, что же из этого? Граф убьет тебя как муху.
АЛЕКСАНДР: Неизвестно, кто кого убьет.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Наверно, он тебя.
АЛЕКСАНДР: Тут решит божий суд.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Ну, так воля твоя, он решит в его пользу. Граф, говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю так и сажает, а ты вовсе стрелять не умеешь. Положим даже, что суд божий и попустил бы такую несправедливость: ты бы как-нибудь не нарочно и убил его. Что ж толку? разве ты этим воротил бы любовь красавицы? Она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдали в солдаты...
АЛЕКСАНДР. Что же мне делать в моем положении?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ничего! оставить дело так, — оно уже испорчено.
АЛЕКСАНДР: Оставить так! В ваших жилах течет молоко, а не кровь!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Полно дичь пороть, Александр! мало ли на свете таких, как твоя... Марья или Софья, что ли, как ее?
АЛЕКСАНДР: Ее зовут Надеждой.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Надежда? А какая же Софья?
АЛЕКСАНДР (нехотя). Софья... это в деревне.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Видишь ли? Там Софья, тут Надежда, в другом месте Марья. Сердце — преглубокий колодезь, долго не дощупаешься дна. Оно любит до старости...
АЛЕКСАНДР: Сердце любит однажды!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Сердце любит до тех пор, пока не истратит своих сил. Не удалась одна любовь, оно только замирает, молчит до другой, в другой помешали? — способность любить опять останется неудовлетворенной до третьего, до четвертого раза. Иным любовь удалась с первого раза, вот они и кричат, что можно любить только однажды. Пока человек здоров...
АЛЕКСАНДР: Вы все, дядюшка, говорите о материальной любви.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что это за материальная любовь? Такой любви нет или это не любовь, так точно, как нет одной идеальной. В любви равно участвуют и тело и душа, в противном случае любовь неполна. Мы не духи и не звери... На чем я остановился?.. Да! в солдаты... Кроме того, после этой истории красавица тебя на глаза к себе не пустит... Да и за что ты хотел стереть графа с лица земли? Разве он обязан был справляться, занята ли твоя красавица? Он тоже влюбился, чем же он виноват? Тем, что понравился? А ты? Оспаривал ли ты ее?
|
|
|
АЛЕКСАНДР. Вот я и хочу оспаривать.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: С дубиной в руках? Надо было вести с графом дуэль другого рода.
АЛЕКСАНДР. Презрение хитрости!
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Ак дубине прибегать — лучше? Внуши чем хочешь любовь, а поддерживай умом. Хитрость это одна сторона ума, презренного тут ничего нет.
АЛЕКСАНДР: Я предпочту страдать, чем прибегать к хитрости!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, так вот и страдай, если тебе сладко... Провинция! О, Азия!.. Нет, чтобы быть счастливым с женщиной, надо много условий... надо уметь образовать из девушки женщину по обдуманному плану, по методу, если хочешь... Надо хитро овладеть ее сердцем, умом, волей, подчинить ее вкус и нрав своему, чтоб она смотрела на вещи через тебя, думала твоим умом... нужна целая школа...
Дверь открывается. На пороге стоит Елизавета Александровна.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (спокойно). А жена должна не показывать вида, что понимает эту великую школу мужа, и завести маленькую свою, но не болтать о ней за бутылкой вина. (Переменила на столе свечи и ушла. )
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Некстати похвастался. Урок!
АЛЕКСАНДР: Боитесь?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Чего бояться? Сделал ошибку — умей выпутаться... О чём мы говорили?.. Да, ты, кажется, хотел убить эту свою... как ее?
АЛЕКСАНДР: Я ее слишком глубоко презираю.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А скажи, за что ты ее презираешь?
АЛЕКСАНДР: Заплатить неблагодарностью...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: За что ж тут благодарить? Разве ты для нее, из угождения к ней любил? Хотел услужить ей, что ли? Ты не должен был обнаруживать перед ней чувства во всей силе. Женщина охлаждается, когда мужчина выскажется весь. Разве от нее зависело полюбить графа? Зачем такой-то умер, такая-то с ума сошла? Как отвечать на такие вопросы? Любовь должна же кончиться когда-нибудь, она не может продолжаться век.
АЛЕКСАНДР (всхлипывая). Как она переменилась! Как стала наряжаться для графа! Если б мне осталось утешение, что я потерял ее по обстоятельствам, если бы неволя принудила ее... пусть бы даже умерла... и тогда легче было бы перенести... а то нет, нет... другой! Я не хочу жить, я не хочу жить...
ПЕТР ИВАНОВИЧ (растерянно ходит по комнате. Зовет). Лиза!
Входит Елизавета Александровна. Они стоят вдали от Александра и говорят шепотом.
Что мне делать с Александром? совсем измучился с ним. Разревелся... (Сказал ей что-то на ухо. )
|
|
|
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Бедный... пусти меня, я пойду к нему.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Но ничего не сделаешь, это уж такая натура. Весь в тетку! Я немало убеждал его.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Только убеждал?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: И убедил. Он согласился со мной.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Я не сомневаюсь. Ты очень умен и... хитер!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Слава богу, если так. Тут, кажется, все, что нужно.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Кажется, все — а он плачет.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Я не виноват, я сделал все, чтобы утешить его.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что ж ты сделал?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Говорил битый час... даже в горле пересохло...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: А он все плачет? Удивительно! Пусти, я попробую. А ты иди — обдумай пока свою новую методу.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что, что?
Елизавета Александровна не ответила, направилась к Александру. Петр Иванович ушел, Елизавета Александровна подошла к племяннику, гладит его по голове: Александр поднял голову, увидел тетушку, схватил ее руку, прижал к щеке.
АЛЕКСАНДР. Ма тант, я не хочу жить, не хочу жить.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (дав Александру успокоиться). Она плохая женщина, Александр. Граф человек безнравственный и коварный. Судьба ведет вас правильно, отстраняя все грязное и лживое...
АЛЕКСАНДР: Но я люблю её, не могу без неё жить!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Александр, вы можете быть очень большим человеком, известным. У вас талант. Ваши стихи, повесть, которую вы пишете, так трогательна... Перенесите ваши страдания на листы бумаги, пусть другие люди плачут вашими слезами и ощущают радость и красоту этого страдания... Не поддавайтесь, Александр, горю, как бы оно ни было велико... Вы сильный человек, вы выше других... (Продолжает гладить его по голове. )
Александр утих. Слез уже нет в его глазах, только тихая грусть. Он встал, поклонился тетушке и пошел к двери.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (говорит ему вслед). Пишите, Александр, пишите, я верю в вашу звезду...
|
|
|
