 |
Картина десятая. Картина одиннадцатая
|
|
|
|
Картина десятая
Невский проспект. Возможно, это авансцена перед занавесом, а оформление шумами: стук пролеток, цокот копыт, гул толпы, дальний колокольный звон и тени идущих людей.
Александр в чайльд-гарольдовском настроении стоит, прислонившись у кулисы. С противоположной стороны выходит Поспелов с орденом на шее.
АЛЕКСАНДР. Поспелов! (Бросается к другу, обнимает его. )
ПОСПЕЛОВ (довольно холоден). Здравствуй, Адуев!.
АЛЕКСАНДР: Давно ли ты здесь?
ПОСПЕЛОВ: Порядочно. И, как видишь, успел. А ты?
АЛЕКСАНДР: Я— нет... О, как я рад встретить тебя! Родную душу!
ПОСПЕЛОВ (смеется). Полно! Ты все еще такой же мечтатель... Да что ты мрачный какой?
АЛЕКСАНДР: Выслушай, что со мной сделали люди!
ПОСПЕЛОВ (в тревоге). Неужели обокрали?
АЛЕКСАНДР: Нет, хуже!
ПОСПЕЛОВ: Не нуждаешься ли ты в чем? Не могу ли я быть полезным тебе по службе?
АЛЕКСАНДР. Люди обокрали мою душу. Я тебе сейчас расскажу, как со мной поступили...
ПОСПЕЛОВ. Извини, Адуев, у меня званый обед, будут нужные лица...
АЛЕКСАНДР. Обед?.. Лица?.. Ведь ты мой первый друг, а я твой... Ты помнишь, как мы клялись!
ПОСПЕЛОВ. Пустой пыл молодости... Когда входишь в лета, начинаешь понимать...
АЛЕКСАНДР. Что понимать? Что? Мерзость жизни?
ПОСПЕЛОВ. Напротив — ее приятность... Нет, у тебя безусловно какие-то нелады по службе... Заходи ко мне (достает визитную карточку, подает Александру. Тот не берет)... потолкуем. Честное слово, я готов помочь тебе.
АЛЕКСАНДР: Да ты выслушай! Речь идет о любви...
ПОСПЕЛОВ: О любви? Это прелестная вещь — любовь! Я тебе тоже потом расскажу много уморительного на этот счет... Сейчас не могу. Да ты заходи, поговорим. (Сунул карточку в руку Александру. ) Буду рад. (Ушел. )
|
|
|
АЛЕКСАНДР (ошеломлен). Не захотел выслушать... обед... лица... Дружба! Святая дружба! Что же есть на свете? (Рвет карточку на мелкие части. ) Все ложь, ложь, ложь!.. А может быть, и мне стать таким же, как все? Может быть, я действительно глуп? Все так!.. Не хочу, не могу, не стану!
Темно.
Картина одиннадцатая
Кабинет Петра Ивановича. Петр Иванович у письменного стола. Входит Елизавета Александровна.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Петр Иванович! Я к тебе с просьбой.
Петр Иванович достает бумажник.
Нет, не беспокойся, спрячь деньги назад.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не брать денег, когда дают! Это непостижимо!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Третьего дня был у меня Александр...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Опять изменили, что ли?..
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: На этот раз в дружбе.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А, слышал о его встрече с Поспеловым...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Поговори с ним... понежнее.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не прикажешь ли заплакать?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не мешало бы.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А что пользы ему от этого?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Много... и не ему одному...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что?..
Елизавета Александровна не отвечает.
Шесть лет вожусь с ним.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Конечно, как нам заниматься такими мелочами... Мы ворочаем судьбами людей. Нашелся б между ними один чувствующий, способный любить...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не сердись, я же делаю все, что ты желаешь. Но это ты подбила его написать повесть...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Почему я? Он сам чувствует склонность к литературному творчеству.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Полно, Лиза! Склонность склонностью, — кто не чувствует этой склонности в его возрасте. Только чтобы написать повесть, одной склонности мало...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Ты жесток к Александру, Петр Иванович!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: В чем же? Я же взял его повесть, отослал знакомому редактору, да еще сам подписался, дескать, хочу на старости лет прославиться, напечатай, пожалуйста. Вот нынче от него ответ получил.
|
|
|
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Что ж он пишет?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Не распечатывал. Я вызвал Александра, он мне нужен по делу. Пусть сам прочтет, обрадуется... Так что же прикажешь с ним сделать?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Дай ему легкий урок...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нагоняй? Изволь, это мое дело.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Не нагоняй!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Есть ли у него деньги?
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Только деньги на уме! Он готов был бы отдать все деньги за одно приветливое слово друга.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Чего доброго, от него станется...
Входит Александр, молча кланяется.
АЛЕКСАНДР. Вы меня звали, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Звал.
Александр молча садится.
На друга дуешься?.. А скажи-ка, чего ты хотел от него? Жертвы, что ли, какой? Чтоб он на стенку полез?
АЛЕКСАНДР: Люди не способны возвышаться до того понятия о дружбе, какая должна быть...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Если люди не способны, так такой дружбы и не должно быть.
Пауза.
А что ты теперь делаешь?
АЛЕКСАНДР: Да ничего...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Мало... Ну, читаешь, по крайней мере?
АЛЕКСАНДР: Да.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что же?
АЛЕКСАНДР: Басни Крылова.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хорошая книга. Да не одну же ее?
АЛЕКСАНДР: Теперь одну. Боже мой, какие портреты люде какая верность!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Чем же тебе так противны люди?
АЛЕКСАНДР: Чем! Своею низостью, мелкостью души.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хандришь, хандришь! Надо делом заниматься, тогда и людей бранить не станешь, не за что! Чем не хорош твои знакомые? Все люди порядочные.
АЛЕКСАНДР: Да! За кого ни хватишься, так какой-нибудь зверь из басни Крылова и есть.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Хозаровы, например?
АЛЕКСАНДР: Целая семья животных!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, Лунины?
АЛЕКСАНДР: Сам он точно осел. А она такой доброй лисице смотрит.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что скажешь о Сониных?
АЛЕКСАНДР. Да хорошего ничего не скажешь.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: И Волочков не нравится тебе?
АЛЕКСАНДР. Ничтожное и еще вдобавок злое животное. (Александр даже плюнул. )
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ну, теперь заключи эту галерею портрета нашими: скажи, какие мы с женой звери?
|
|
|
Александр промолчал, только иронически улыбнулся.
Ну, а ты сам что за зверь?
АЛЕКСАНДР: Я не сделал людям зла!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Так ты во всем прав? Вышел совсем сух и: воды? Постой же, я выведу тебя на свежую воду...
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Петр Иванович! Перестань...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, путь выслушает правду. Скажи, пожалуйста, Александр, когда ты клеймил сейчас своих знакомых и ослами, и лисицами, и прочими зверями, у тебя в сердце не зашевелилось что-нибудь, похожее на угрызение совести?
АЛЕКСАНДР: Отчего же, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А оттого, что у этих зверей ты несколько лет сряду находил радушный прием. Положим, перед теми, от кого эти люди добивались чего-нибудь, они хитрили, строили козни, а в тебе им нечего было искать. Нехорошо, Александр!.. Пойдем дальше. Ты говоришь, что у тебя нет друзей, а я все думал, что у тебя их трое.
АЛЕКСАНДР: Трое? был когда-то один, да и тот...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Трое... Начнем по старшинству. Этот... тот... Поспелов, кажется... Не видавшись несколько лет... другой бы при встрече отвернулся от тебя, а он пригласил тебя к себе, предлагал тебе услуги, помощь, и я уверен, что дал бы и денег, а в наш век об этот пробный камень споткнется не одно чувство... нет, ты познакомь меня с ним, я вижу — человек порядочный, а по-твоему, — коварный... Ну, как ты думаешь, кто твой второй друг?
АЛЕКСАНДР. Кто?.. Да никто...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А? Лиза! И не краснеет! А я как довожусь тебе, позволь спросить?
АЛЕКСАНДР: Вы... родственник.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Важный титул!.. Нет, я думал — больше. Нехорошо, Александр, это такая черта, которая даже на школьных прописях названа гнусною и которой, кажется, у Крылова нет.
АЛЕКСАНДР: Но вы всегда отталкивали меня...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Да, когда ты хотел обниматься...
АЛЕКСАНДР: Вы смеялись надо мной, над чувством...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А для чего, а зачем?
АЛЕКСАНДР (встал, пошел к дядюшке с протянутыми руками). Дюдюшка!..
ПЁТР ИВАНОВИЧ. На свое место, я еще не кончил!.. Третьего и лучшего друга, надеюсь, назовешь сам...
|
|
|
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА (перебивая). Петр Иванович, не умничай, ради бога, оставь...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, не мешай!
АЛЕКСАНДР (совсем смутившись). Я умею ценить дружбу тетушки...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, не умеешь. Если б умел, ты бы не искал глазами друга на потолке, а указал бы на нее. Если б чувствовал ее дружбу, ты из уважения к ее достоинствам не презирал бы людей. Она одна выкупила бы в глазах твоих недостатки других. Кто осушал твои слезы да хныкал с тобой вместе?
АЛЕКСАНДР: Ах, ма тант! Неужели вы думаете, что я не ценю... клянусь!..
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Верю, верю, Александр! Вы не слушайте Петра Ивановича, он из мухи делает слона, рад случаю поумничать. Перестань, ради бога, Петр Иванович.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Сейчас, сейчас кончу — еще одно последнее сказанье! Ты говоришь — не делаешь другим зла. Ну, скажи, любишь ли ты свою мать?
АЛЕКСАНДР. Какой вопрос! Я отдал бы за нее жизнь...
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Скажи-ка, давно ли ты писал к ней?
АЛЕКСАНДР: Недели... три.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет. Четыре месяца... Ну-ка, какой ты зверь?
АЛЕКСАНДР (с испугом). А что?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А то, что старуха больна с горя.
АЛЕКСАНДР: Ужели! Боже! Боже!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Неправда, неправда! Она не больна, но очень тоскует.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ты балуешь его, Лиза.
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: А ты уж не в меру строг. У Александра были такие обстоятельства, которые отвлекли его на время...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Для девчонки забыть мать — славные обстоятельства!
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА: Да полно, ради бога!
АЛЕКСАНДР. Не мешайте дядюшке, ма тант, пусть он гремит упреками, я заслужил хуже, я чудовище! (Обхватил голову руками. )
ПЁТР ИВАНОВИЧ: «Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться? » (Жене, тихо. ) Кажется, я в точности исполнил твое приказание. (Встает. ) А теперь порадую тебя, Александр.
АЛЕКСАНДР. Что, дядюшка?
ПЕТР ИВАНОВИЧ (берет запечатанный конверт). Ответ от редактора.
АЛЕКСАНДР: Дайте, дайте скорей! (Вскрывает конверт. )
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Читай вслух. Вместе порадуемся.
АЛЕКСАНДР (читает). «Что это за мистификация, мой любезнейший Петр Иванович? Вы подписались под этой повестью. Да кто ж вам поверит! Нет, хрупкие произведения вашего завода гораздо прочнее сего творения... » (Голос Александра упал. )
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Не слышу, Александр, читай погромче!
АЛЕКСАНДР (продолжая читать). «Принимая участие в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Он неглуп, но что-то непутем сердит на весь мир. В каком озлобленном, ожесточенном духе пишет он! Верно, разочарованный. О боже, когда переведется этот народ! (Александр перевел дух. ) Самолюбие, мечтательность, развитие всяких сердечных склонностей и неподвижность ума с неизбежным последствием — ленью, — вот причины этого зла. Наука, труд, практическое дело — вот лекарство, вот что может отрезвить нашу праздную и больную молодежь».
|
|
|
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Не надо, Александр, оставьте...
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Почему же? (Берет письмо из рук Александра и дочитывает его сам. ) «Скажите же вашему протеже, что писатель тогда только, во-первых, напишет дельно, когда не будет находиться под влиянием личного увлечения и пристрастия. Он должен обозревать покойным и светлым взглядом на жизнь и людей вообще, иначе выразит только своя Я, до которого никому нет дела. Второе и главное условие — нужен талант, а его тут и следа нет».
ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСАНДРОВНА. Неправда! Повесть хороша и талант есть, хотя он пишет иначе, нежели другие...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Редактор лучше нас с тобой, Лиза, знает, есть талант или нет... Ну что, Александр, как ты себя чувствуешь?
АЛЕКСАНДР: Покойнее, нежели можно было ожидать. Чувствую, как человек, обманутый во всем.
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Нет, как человек, который обманывал сам себя да хотел обмануть и других... (Протягивает Александру листы пухлой рукописи. ) Что ж мы с повестью сделаем, Александр?
АЛЕКСАНДР. Не нужно ли вам оклеить перегородки?
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Нет, теперь нет.
Александр начинает рвать рукопись.
Правильно!
АЛЕКСАНДР (рвет с остервенением). Хорошо, хорошо! Хорошо! Я свободен!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ж ты станешь теперь делать?
АЛЕКСАНДР: Что? Пока ничего.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Это только в провинции умеют как-то ничего не делать, а здесь... Зачем ты приезжал сюда?.. Лизанька, извини меня, у нас мужской разговор... Собственно, для этого я тебя и попросил зайти.
Елизавета Александровна уходит.
Ты знаешь моего компаньона Суркова?
Александр кивнул головой.
Он добрый малый, да препустой. Господствующая его слабость — женщины. Чуть заведется страстишка, он и пошел мотать: сюрпризы, подарки, начнет менять экипажи, лошадей... Вот когда он этак пускается мотать, ему уже недостает процентов, он начинает просить денег у меня. Откажешь, заговаривает о капитале.
АЛЕКСАНДР: К чему же все это ведет, дядюшка?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: А вот увидишь. Недавно воротилась сюда из-за границы молодая вдова Юлия Павловна Тафаева... Ну, догадываешься?
АЛЕКСАНДР: Сурков влюбился во вдову?
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Совсем одурел! А еще?
АЛЕКСАНДР: Еще... не знаю...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Экой какой! Ну, слушай, Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся деньги. Если не поможешь ты... Теперь догадался?
АЛЕКСАНДР: Сурков просит денег, у вас их нет. Вы хотите, чтобы я...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Нет, не то...
АЛЕКСАНДР: А... теперь понял...
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ты понял?
АЛЕКСАНДР: Хоть убейте, дядюшка, ничего не понимаю!
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Влюби-ка в себя Тафаеву.
АЛЕКСАНДР (опешив). Это нелепо!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Что ж тут нелепого?
АЛЕКСАНДР: Ни за что!
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Ради дела прошу, Александр...
АЛЕКСАНДР. Я вообще не хочу видеть женщин. А то, что вы предлагаете...
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Да ты и не гляди на нее... Так, небрежно... это даже лучше...
АЛЕКСАНДР: Дядюшка, во-первых, это гнусность...
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Хитрость, никому не приносящая вреда. Сурков сначала с ума сойдёт от ревности, а потом быстро охладеет, — я его знаю. И капитал цел...
АЛЕКСАНДР: Не могу.
ПЁТР ИВАНОВИЧ: Жаль. Я на тебя очень рассчитывал. И, кажется, до сих пор не обременял просьбами...
АЛЕКСАНДР. Но мне это неприятно, противно...
ПЁТР ИВАНОВИЧ. А ты вытерпи. Мало ли людям приходится делать неприятных для себя дел. Выручи, Александр, прошу! Это очень важно для меня. Если ты это сделаешь, — помнишь две вазы, что понравились тебе на заводе? Они — твои.
АЛЕКСАНДР. Помилуйте, дядюшка, неужели вы думаете, что я...
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Да за что ж ты станешь даром хлопотать, терять время? Когда я что-нибудь для тебя сделаю, предложи мне подарок, я возьму. Выручи, Александр, прошу.
АЛЕКСАНДР (в нерешительности). Я могу попробовать...
ПЁТР ИВАНОВИЧ. Вот и хорошо. Только попробуй! Я ручаюсь за успех. В среду я тебя представлю Тафаевой. Эта история продлится месяц, много два. Я знаю Суркова... Прощай!
|
|
|
