 |
В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.
|
|
|
|
Дорогая Энни!
Я скоро кончаю школу и хочу провести лето, как другие ребята, – ездить на озеро, бродить по торговому центру и, знаешь, просто прохлаждаться, Я чувствую, что после девяти месяцев учебы моя задница устала. Мне необходим отдых, отдых и отдых.
Но с моими родителями – проблема. Они настаивают на том, чтобы я пошел работать. Они говорят, что я должен начать зарабатывать на колледж. Но разве не они должны платить за колледж? Я прошу тебя напечатать это письмо, потому что знаю: мои родители сделают то, что ты скажешь, потому что они, как и я, думают, что ты – спец.
Лучи, лишенные свободы
Дорогие Лучи!
Я, может быть, и не спец, но я собираюсь выступить в этой роли. Твои родители правы. Никто не «заслуживает» трех месяцев отдыха. Разве твои родители, которые, вероятно, напряженно работают целый год, потом три месяца отдыхают? Нет.
Отдохни две недели. Затем начни работать. И езди на озеро или болтайся по торговому центру в уик‑энд. Однажды обнаружишь, что и денежки появились. Вот что я тебе советую.
Энни
Пятнадцатая глава
На следующее утро Бетти Энн вернулась на свое место на столе миссис Малвейни.
Моя мама постаралась и вычистила ее. Она вывела с комбинезончика Бетти Энн следы соуса, и мы обе целый час пытались поправить прическу куклы. Наконец мы заплели ее волосы в две косы и завязали их ленточками, которые остались у мамы от оформления чьей‑то кухни в деревенском стиле.
В результате, хотя Бетти Энн и не выглядела в точности так, как до тяжелого испытания, она, по крайней мере, выглядела… нормально.
И когда миссис Малвейни вошла и увидела ее…
Что ж, можно сказать, что она и не подумала, будто в Бетти Энн есть что‑то неправильное.
|
|
|
– БЕТТИ ЭНН! – тяжело дыша, сказала миссис Малвейни. Не думаю, что миссис М, заметила, что я стою около куклы и оберегаю ее. После всех трудностей, с которыми я заполучила куклу, я не собиралась позволить Курту снова ее своровать.
Предположение Скотта о том, что нам грозит расправа, оказалось ошибочным. Похоже, что Вики донесла до Крута основную часть моего сообщения – ту часть, где говорилось об аттестате и о том, что будет, если кто‑нибудь расскажет доктору Люису всю правду о похищении Бетти Энн.
Курт не промолвил ни слова, когда вошел утром в класс и рухнул на свое место. Он сверкнул на меня глазами, увидев, что я стою у стола миссис М. и поглядываю то на дверь, то на Бетти Энн, – это правда.
Но больше он ничего не сделал.
К концу урока, когда Курт просто прошел мимо и вышел из комнаты, даже не посмотрев на меня, я заключила, что Люк был прав на сто процентов.
Я и не представляла себе, что обладаю такой силой.
После четвертого урока я обнаружила в себе еще большую силу.
Но вернемся к миссис М. Переменилось ли что‑нибудь в ее поведении, когда она увидела, что Бетти Энн в целости и сохранности – кроме косичек – вернулась к ней?
Можно держать пари – да, переменилось. Она просто порхала. Я понимаю, это звучит глупо – что кто‑то может так сильно любить куклу – но миссис Малвейни превратилась в другого человека. Она не спросила, где была Бетти Энн. Она не поблагодарила нас за то, что куклу возвратили.
Вместо этого она стала нас развлекать с помощью текста, который больше пригодился бы для дружеской вечеринки – если бы вы там нашли кого‑то, кто знал бы латынь. В нем были вот такие фразы:
Bibat ille, bibat illa,
Bibat servus et ancilla,
Bibat hera, bibat herus,
Ad bibendum nemo serus.
Что, в сущности, означало: «А теперь все выпьем».
Ужас!
Но это было не так ужасно, как то, что случилось через несколько уроков.
|
|
|
Это была пятница. Автобус, который наняли для того, чтобы отвезти «Трубадуров» на «Люерс», должен был отправиться в шесть часов утра и вернуться с наступлением темноты, если бы «Трубадуры» вышли в финал. Приятно ли было сознавать, что у меня есть один день, когда я могу не беспокоиться о том, что нарвусь на мистера Холла или Карен Сью? Да.
Огорчалась ли я, что мое время истекает, и рано или поздно меня накажут за прогулы четвертого урока?
Очень огорчалась. Мне не верилось, что меня вызовут к мисс Келлог. Мистер Холл должен был отметить мое вчерашнее отсутствие у него на уроке. Может, мисс К. подумала, что это какая‑то ошибка? Ведь славная маленькая Дженни Гриинли НИКОГДА не пропускает уроки.
Что ж, полагаю, мисс К. довольно скоро поймет, что никакой ошибки нет.
Как бы то ни было, когда в этот день шел четвертый урок, я находилась в библиотеке – куда мне еще идти? – и тихонько делала домашнее задание. И тут неожиданно в научном отделе, где я сидела, кто‑то возник и сказал:
– Привет.
Я повернула голову. Это была Трина.
– Что?.. – Я поморгала, наверное, тысячу раз, но образ перед моими глазами не изменился. Это все равно была Трина.
И она была здесь, а не на «Люерсе».
И она разговаривала со мной.
– Что ты здесь делаешь? – в конце концов смогла произнести я. – Ты опоздала на автобус?
– Нет, – сказала Трина, вынимая свою тетрадку. – Я тоже ушла.
– Ты ушла… – и я широко разинула рот. – Погоди. Ты ушла из «ТРУБАДУРОВ»?
Трина печально смотрела на меня.
– Ага, – сказала она. – Я ушла из «Трубадуров». Ладно, а как ты решила седьмой номер?
– Минутку. – Меня одолевали другие проблемы. Я хочу сказать, что Трина, единственный человек, на поддержку которого против мистера Холла, как я думала, можно было бы рассчитывать, мне не помогла. Она в тот день, когда я бросила шляпу в тубу Джейка Манкини, не произнесла ни слова.
И она ничего не сказала даже вчера, когда сопрано пытались наорать на меня во время ланча.
Но сейчас она сидит рядом со мной в то время, как должна была бы находиться на сцене и петь?
– Ты БРОСИЛА «Трубадуров»? – повторила я так громко и настойчиво, что библиотекарша, которая до сих пор и не думала спрашивать меня, почему я каждый день провожу четвертый урок в библиотеке, посмотрела на нас со своего места. Пришлось говорить потише. – Трина, а как же твое соло?
|
|
|
– Его исполнит Карен Сью, – пожав плечами, сказала Трина и вернулась к домашнему заданию.
– Но… – я дар речи потеряла, – ты же любила «Трубадуров».
– Больше не люблю, – ответила Трина. Затем, видя выражение моего лица, отложила ручку и сказала: – Хорошо. Слушай. Извини меня. Извини меня, ведь в тот день, у входа в твой дом, я вела себя как придурок. И прости меня за то, что не заступилась за тебя с этой шляпой. Мистер Холл – он вообще не должен был говорить того, что тогда тебе сказал. А я должна была уйти вместе с тобой, но… ладно, я тогда еще очень злилась на тебя. Но чем больше я об этом думаю, тем больше злюсь… на СЕБЯ, а не на тебя. Я хочу сказать, что шляпа полетела в тубу по моей вине, ты в этом не виновата. И это еще не все. – Трина глубоко вздохнула. – Насчет Стива ты тоже была права. Я захлопала глазами.
– Я была права? – Теперь я уж совсем не верила тому, что слышу. – Ты уверена?
– Ага, – ответила Трина. – Он прекрасный парень, но я никогда этого не осознавала, до тех пор, пока он… ну, пока он меня не бросил. – И она усмехнулась. – ОН бросил МЕНЯ. И МНЕ его не хватает! Почти так же, – добавила она, – как не хватало тебя. Ты, Джен, как друг, лучше, чем я. Ведь это я заставила тебя ходить в хор. Я должна была предупредить тебя о танцах. Или, по крайней мере, как‑то помочь тебе.
– Трина, все в порядке, – все еще довольно холодно сказала я. Хотя внутри у меня все перевернулось. Моя подруга снова со мной! Она снова со мной! – Мне не помогла бы никакая тренировка.
– Что ж, возможно, – согласилась Трина. – Но все равно я должна была это предложить. Просто я так… ревновала. Понимаешь? Из‑за всей этой истории с Люком Страйкером. Я знаю, что вы просто друзья. Поверь, я достаточно часто слышала это в новостях по ТВ. Но я не переставала удивляться… почему он не хочет дружить со МНОЙ?
Я пожала плечами. Я чувствовала, что не могу сказать ей всей правды… о том, что Люк не хочет с ней дружить, поскольку ему известно, что она такая настырная. А со мной он хочет дружить потому… ну… – до меня постепенно дошло – потому что он, подобно одержимому исследователю, проводил на мне интересный социальный эксперимент.
|
|
|
И вот что я ответила:
– Не знаю. Парни иногда бывают такими странными.
– Дело не в этом, – качая головой, сказала Трина. – Я имею в виду, что дело не ТОЛЬКО в этом. Дело в том, что ты – хороший человек.
– Трина, – расхохоталась я. – Я такая нехорошая! Ты же была ТАМ, когда я дерзила мистеру Холлу. Ты видела, чем это закончилось?
– Да, – сказала Трина. – И все‑таки ты была права. Я бросила своего бойфренда только лишь из‑за того, что хотела пойти куда‑то с кинозвездой. До чего отвратительно! Ты не только сохранила тайну кинозвезды – когда, ты же понимаешь, любой другой бегал бы и кричал: «Люк Страйкер! Люк Страйкер!» – ты пыталась предостеречь и нас, чтобы мы никому об этом не рассказывали, когда все открылось. А то, что ты сделала с Кэйрой? Не могу сказать, что она мне нравится. Но ты потратила время на то, чтобы объяснить ей, как нужно себя вести. И теперь уже не так много народу хочет ее убить.
– Что ж, – сказала я, услышав этот сомнительный комплимент. – Я полагаю…
– А теперь еще и Бетти Энн! – Трина покачала головой. – И не пытайся отрицать. Вся школа знает. Ты просто пошла к Курту домой и забрала ее?
– Ну, – сказала я, размышляя, как сказать о Скотте. И вообще, хочу ли я о нем говорить. То, что я чувствую по отношению к нему, пока еще и для меня самой новость… Кроме того, я точно знала, что скажет об этом Трина, если я ей расскажу. – Не совсем так…
– И как мне было ехать с этой компанией на «Люерс»? – пожимая плечами, сказала Трина. – Хочу тебе сказать, что после того, как ты ушла, дела пошли все хуже и хуже. Холл хотел, чтобы мы вернули тебя. Но не потому, что – Джен, не обижайся – ты такая уж хорошая певица, а потому, как он сообразил, что теряет хорошую возможность упрочить свою репутацию… ведь в его хоре поет подружка Люка Страйкера. Да, я ЗНАЮ, что вы всего лишь друзья, но тем не менее. Я подумала: ВСЕ – СПЛОШНАЯ ЛОЖЬ. И не пришла этим утром в автобус. Будто мне это подсказала «Спросите Энни». Я несколько удивилась, услышав свой тайный псевдоним.
– Подсказала «Спросите Энни»? Что она подсказала?
– Знаешь, жизнь коротка. Если ты не попробуешь узнать что‑то новое, ты никогда не поймешь, что же лучше. Для познания нового нужно время, а ты порой тратишь его на что‑то, вовсе тебе не нужное.
– Ух, – сказала я, будто никогда такого не слышала. – Наверное, это правильно.
– Что значит «наверное»? – Трина взяла ручку. – Конечно, правильно. Это же сказала Энни. Ты хоть читаешь ее колонки? Знаешь, стоит почитать.
|
|
|
Мне было хорошо от того, что вернулась моя подруга. Похоже, в этом у меня и миссис Малвейни было что‑то общее.
Кроме того, что МОЯ подруга умела говорить.
А когда прозвенел звонок, и мы с Триной, собрав учебники, двинулись в кафетерий, нас остановила библиотекарша.
– Извини меня, Дженни, – сказала она, словно оправдываясь. Она знала меня, поскольку я очень часто меняла книги. Я прочитала всю научную фантастику, которая стояла у нее на полках. – Я должна спросить… есть ли у тебя и твоей подруги пропуска? Если нет, мне, к сожалению, придется сообщить, что вы прогуляли урок.
Вот оно. Попались!
– Давайте, записывайте нас, – возбужденно сказала Трина. Правда. Она была так ВОЗБУЖДЕНА тем, что ее поймали, когда она прогуливала урок. – Катрин Ларссен, с двумя «С». А Джен вы, конечно, знаете. Мы ушли с «Трубадуров». Знаете этот хор? Думаю, они будут пытаться вернуть нас обратно. Но если они это сделают, то я попрошу маму позвонить в дирекцию, потому что мистер Холл воздействовал на психику этой бедной девочки. – Трина показала на меня рукой. – Это же нехорошо, правда? Нехорошо, когда учитель оскорбляет ученицу только потому, что она не может правильно двигать руками? Ведь Джен ничего не может поделать с тем, что ей не даются танцы. Она талантлива в другом.
Библиотекарша, приоткрыв рот, уставилась на нас. Затем она сказала:
– Понятно. Почему бы вам сейчас не отправиться на ланч, и я думаю… мы разберемся со всем этим в понедельник.
– Спасибо, – сказала Трина с такой широченной улыбкой, что ее можно было бы увидеть из другого конца зала. – Увидимся.
Я была так рада, так рада, что мы с Триной снова друзья.
Особенно когда позже, после уроков, я шла по стоянке к автомобилю Скотта не только с ним. С нами была и Трина, поскольку Скотт сказал: «Разумеется», когда я спросила, можно ли подбросить домой и ее, ведь они со Стивом разошлись и к тому же он был на «Бишоп Люерсе».
Трина не очень удивилась, когда я рассказала ей, что всю неделю Скотт отвозил меня домой. Она, казалось, приняла это как должное, будто в этом не было ничего особенного.
Я подумала, что Трина, вероятно, не осознавала, что в этом БЫЛО нечто особенное. Очень даже особенное. Потому что Скотт и Джери расстались. Так что в машине были только Скотт и я. НАЕДИНЕ.
Но я подозревала, что Трина считает меня и Скотта просто друзьями. Кем мы и являлись. И при этом было очень, очень приятно быть наедине с ним в его машине.
Тогда почему я испытала такое облегчение от того, что Трина шла с нами? Облегчение и все‑таки… некоторое разочарование?
Тем не менее. Я решила пока и не пытаться анализировать свои ощущения. По некоторым причинам следовало все обдумать позже.
Мы шли к машине Скотта втроем, разговаривая о том, что не можем дождаться летних каникул и том, что каждый из нас собирается делать – Трина будет в театральном лагере, Скотт – на практике в местной газете, я – работать приходящей няней (конечно же), – когда произошло нечто совершенно невообразимое. На стоянку въехал тот гигантский автобус. Не школьный автобус, а именно туристический автобус. Он подъехал к школе, и мотор заглох.
Трина при виде автобуса окаменела.
– Боже мой! – сказала она, уставившись на автобус. – Они так рано вернулись? Они не должны были так рано возвращаться. Только если…
Мы услышали, как открываются двери автобуса. Через секунду, я различила голос мистера Холла, который кричал, чтобы никто не выходил из автобуса, пока не возьмет все свои вещи.
– … только если они не вышли в финал, – закончила Трина.
Одним из первых из‑за автобуса вышел экс‑бойфренд Трины, Стив, с перекинутым через плечо пакетом со смокингом. Стив не сразу увидел Трину, которая стояла, уставившись на него, поскольку искал в кармане джинсов ключи от машины,
Затем, пока мы со Скоттом наблюдали за всем этим, Трина сделала самую удивительную вещь. Понимаете, ведь надо принять во внимание, что они со Стивом расстались и все такое, и она несколько минут назад рассказывала мне, как ужасно она на него злилась из‑за того, что он ее бросил за несколько дней до такого важного школьного танцевального вечера. Но, разумеется, именно потому, что он бросил ее, она осознала: Стив ей по душе и она никогда никого не полюбит так сильно, как любит его. Даже Люка Страйкера. Трина сказала:
– Стив.
Вот и все. Просто произнесла его имя.
Но это донеслось до Стива. Через всю стоянку. Потому что Трина по вечерам у себя в комнате долгое время тренировала свой голос.
Стив поднял голову и от изумления, казалось, потерял способность двигаться. Именно Трину он меньше всего ожидал встретить.
При этом по нему не было видно, что он очень обрадовался.
– Ой, здорово, – сказал он. У Стива тоже был неплохо поставленный голос. Ну, он же играл главные роли в школьном театре. – Это ты?
– Стив, – снова сказала Трина. Но Стив не дал ей докончить.
– О нет, – сказал он, подняв руку – ту, в которой были ключи, – чтобы остановить Трину, шагнувшую к нему. – Не надо. Можешь себе представить, через что я прошел за последние десять часов? Я погрузился в этот автобус в шесть утра. В шесть утра, Трина. С кучей сопрано, поющих «Девяносто девять бутылок пива на стене». В два голоса. НА РАССВЕТЕ.
Мы со Скотом зачарованно смотрели, как Стив выставил указательный палец в направлении Трины. Я решила, что это хорошо. Я никогда еще не видела, чтобы кадык Стива прыгал с такой скоростью.
– И почему? – требовательно сказал Стив, не обращаясь ни к кому особенно. А может быть, ко всем нам вместе. – А потому что моя ЭКС‑ГЕРЛФРЕНД умоляла меня. Умоляла меня присоединиться к ней в этом идиотском, ненормальном хоре. Я это сделал. И потом обнаружил – разумеется, слишком поздно, поскольку уже сидел в этом ненормальном автобусе – обнаружил, что моя ЭКС‑ГЕРЛФРЕНД даже не удосужилась там появиться. Так что я просидел целых ТРИ ЧАСА в этом автобусе прежде, чем мы вышли на сцену и как законченные идиоты стояли там во взятых напрокат смокингах и пели о СВОИХ БОТИНКАХ С ПРЯЖКАМИ перед ненормальной МИСС КЕНТУККИ. Знаешь что, Трина? Я УХОЖУ.
И чтобы подчеркнуть свои слова, Стив бросил пакет со смокингом на асфальт. Затем пихнул его ногой.
– Я ухожу! – завопил Стив. Несколько участников хора вышли из автобуса. Услышав эти крики, они остановилась и, как и мы, уставились на Трину и Стива. Я увидела Куанга с его фотоаппаратом,
Джейка Манкини с тубой, Карен Сью Уолтерс с ее свисающим с вешалки красным платьем, – она выглядела слегка обескураженной.
Там был и мистер Холл, на лице которого изобразился неприкрытый ужас, когда он увидел, что его лучший баритон топчет взятый напрокат смокинг.
– Я УХОЖУ! – снова завопил Стив. – Больше
никаких выступлений. Никакой музыки. И никакого хора, Трина. Все кончено. Меня тошнит от того, что я должен петь с этой компанией ради твоего удовольствия. Теперь я буду делать только то, что мне хочется. – Он перестал топтать смокинг и, тяжело дыша, посмотрел на Трину. – В будущем году поступлю в бейсбольную команду.
Все головы на стоянке, включая мою, обернулись к Трине, чтобы увидеть ее реакцию.
Выступление Трины никого не разочаровало. Она не упустила момента. Она отбросила на спину свои длинные шелковистые волосы и подняла руки.
Затем сказала:
– Как хочешь, детка. Я тебя люблю.
И Стив с оглушительным криком, в котором было столько же разочарования, сколько и обожания, схватил Трину и залепил ее рот своим…
…к удовольствию всех присутствующих… за исключением, вероятно, мистера Холла, который развернулся и помчался к своей машине, не сказав никому ни слова.
После всего этого стало ясно, что Трина не поедет домой вместе со мной и Скоттом. Меня слегка ошеломило зрелище вырвавшейся на свободу страсти. Я еще не видела таких поцелуев,, ну, никогда.
Полагаю, что Скотта это не так шокировало. Знаете, все эти сердечки в книжечке Джери Линн… Потому что он, похоже, не потерял дара речи.
– Итак, Джен, – сказал он, когда мы свернули на мою улицу. – По поводу тебя и Люка…
– Мы просто друзья. – Я наконец смогла заговорить. То есть у меня уже была большая практика в ответах на этот вопрос.
– Ага, – сказал Скотт. – Знаю. Вернее, слышал, что ты говорила прессе. Но сейчас спрашиваю я.
– Мы просто друзья, – снова сказала я. Но в этот раз я произнесла это по‑другому. Потому что повернула голову, чтобы смотреть на Скотта. Уверена, что вопрос этот был задан не случайно. Скотт действительно хотел знать правду.
– Я ПОНИМАЮ, – сказал Скотт. Он смотрел… не знаю. На какую‑то секунду я подумала, что он… разозлился.
Только почему бы Скотту злиться на меня? Что я сделала?
– Но… это правда, – сказал я, не зная, что еще сказать.
– Ага, – сказал Скотт другим голосом. – Понимаю.
В этот момент мы подъехали к моему дому. И привычная уже стая репортеров окружила машину Скотта, и все они стали просовывать микрофоны к пассажирскому окошку… к моему окну.
– Мисс Гриинли? Мисс Гриинли, это правда, что вы будете играть с Люком Страйкером в его следующем фильме?
– Скотт, – огорченно сказала я. Что с ним такое?
Но может, я только вообразила что‑то неладное. Потому что через секунду Скотт улыбнулся мне и сказал:
– Тебе лучше поскорее убежать, пока их здесь всего лишь тридцать или сорок.
Я рассмеялась. Как‑то неуверенно.
– Хорошо, – сказала я. – Хм‑м. Увидимся.
– Хорошо, – ответил Скотт. – Увидимся в понедельник.
Увидимся в понедельник. Правильно. Потому что завтра вечером я собираюсь идти на «Весенние танцы» с Люком Страйкером. А Скотт и вовсе туда не идет. Так что до понедельника я его не увижу. Почему при этой мысли мне показалось, что кто‑то забрался лапой ко мне в грудь и вырвал оттуда сердце?
Это ощущение не проходило до вечера, когда раздался телефонный звонок. Это была Трина, которая стала изливать свои чувства по поводу того, как ей после всего случившегося идти на «Весенние танцы», и что я должна увидеть ее платье, и что она, в конце концов, уговорила маму, чтобы ей позволили надеть черное.
– Ух, – только и сказала я в ответ.
Трина была не в том состоянии, чтобы заметить, что мне не хочется болтать.
– Так что происходит со Скоттом? – пожелала она узнать.
В груди все сжалось. Она заметила. Трина заметила, что мне нравится…
– Что ты имеешь в виду? – с тревогой спросила я.
– Ну, кто та девушка, которая нравится Скопу, как говорит Джери?
Сердце подпрыгнуло у меня в груди, доказав тем самым, что его не вырвали.
– Девушка? Какая девушка?
– Ну, ты знаешь. Та самая таинственная девушка, которая, по мнению Джери, нравится Скотту. Ты же слышала, как она об этом говорила.
Правда, я слышала. Но я бы хотела этого не слышать. Я не хочу слушать о том, что Скопу нравится какая‑то девушка.
Какая‑то девушка – а не я.
– Боже, – сказала Трина. – Вот будет забавно, если окажется, что девушка, в которую влюблен Скотт, это ТЫ!
– Ага, – сказала я и так крепко сжала телефонную трубку, что не удивилась бы, если бы она вырвалась из моих рук и перелетела через всю комнату.
– Нет, я серьезно, – продолжала Трина. – Смотри, он каждый день отвозит тебя домой. Вы оба любите одни и те же книги – эти самые, о конце света, Что же в этом такого дикого, что Скотт тайно влюблен в тебя?
– Скотт в меня не влюблен, – печально сказала я. – УВИДИМСЯ В ПОНЕДЕЛЬНИК. Вот, парень, который в тебя влюблен, так не говорит.
– Ага, наверное, ты права, – сдалась Трина. – Кроме того, у тебя есть Люк.
– Люк и я просто…
– О господи, я представляю себе, – сказала Трина.
Но она ничего не могла себе представить. И никто не мог.
Я и сама не могла себе это представить!
Спросите Энни
Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!
|
|
|
