Культурная единица в исследовании

специфичней эволюции. Этнос _____________________

 

Важное место в изучении общей и специфичной эволюции занимает тема отношений между традици­оналистскими и модернизационными тенденциями в современном мире. Этнос будет рассматриваться как пример построения социокультурной единицы, явля­ющейся удобным объектом анализа при изучении этой темы в аспекте специфичной эволюции. Исследова­ния можно разделить на две основных категории. Первый тип связан с изучением того, как культурные единицы, не находящиеся в центре модернизационных процессов, адаптируются к модернизационным изме­нениям, происходящим в обществе. Здесь основными категориями анализа становятся адаптация, аккульту­рация, интеграция, и анализируются те социокультур­ные группы, где обнаруживаются заметные попытки включиться в модернизационные процессы. Предмет второго типа исследований составляют процессы диф­ференциации, обусловленные модернизационными из­менениями.

Этническая группа. «Модернизация стимулирует не только классовое сознание, но и новое групповое сознание всех видов — в племени, регионе, клане и касте, а также в классе, профессиональной общности, любом социальном объединении. Модернизация означает, что все группы — старые и новые, традиционные и современные — все больше осознают себя в каче­стве группы и свои интересы и требования по отноше­нию к другим группам»[128].

Соответственно особый интерес вызывает фор­мирование этнических групп в контексте модерни­зирующегося общества. В таких исследованиях рас­сматриваются мобилизационные факторы, интенси­фицирующие процессы этнической идентификации и формирования этнических движений и групп, отста­ивающих свое особое место в условиях модернизации. Важное место в этой связи занимает выявление меха­низмов интеграции разрозненных носителей этничес­ких характеристик в социокультурную группу или движение. В частности, исследуются процессы фор­мирования и функционирования политических элит, харизматического лидерства и знаковых выражений этноидеологии — символов, ритуалов, стереотипов и т. п. Рассматриваются механизмы ускорения или торможения освоения в обществе новых социокуль­турных элементов. Так, эмпирически подтвердилось, что значимым механизмом, стимулирующим распро­странения инноваций в обществе или социокультур­ной группе, является добровольное заимствование. Это механизм, обусловливающий в основном общую эволюцию, в данном случае распространение модернизационных процессов.

Механизмы, препятствующие такому распростра­нению, связаны с конфликтами между традиционали­стскими и реформистскими группами, этноцентрист­скими и демократически ориентированными объеди­нениями и организациями. В случае значительного разрыва между обществами или социокультурными группами в уровне развития, когда его преодоление представляется затруднительным или невозможным, этническая единица остается неинтегрированной в преобразования глобального масштаба. В этом случае особый исследовательский интерес вызывает специфика процессов превращения таких сообществ либо в изоляты, либо в ресурсные придатки более развитых частей общества или мировых сообществ. В частности, изучаются факторы и механизмы, обусловливающие развитие одних и деградацию других этнических ре­гионов и групп.

Реальные исторические процессы опровергли иде-ологемы ранних теоретиков эволюции (и модерниза­ции как одной из модификаций эволюционизма) о не­избежности стирания национально-культурных разли­чий и формирования транснационального мирового сообщества, господствовавшие вплоть до 60-х гг. XX в. В 1970-е гг. стало очевидным, что не только в модерни­зующихся, но и в модернизованных странах этничес­кая идентификация отнюдь не уменьшается, но увели­чивается, а этномобилизация является важным факто­ром политической жизни. Более того, эти факторы стимулировали тенденции этнического самоопределе­ния и роста социальных напряжений и конфликтов. Сегодня этническую группу можно считать значимой динамической социокультурной единицей[129] и просле­живать её генезис и развитие по крайней мере в пре­делах одного-двух веков.

Принято считать, что класс и этничность являются двумя основными измерениями социального порядка, не сводимыми друг к другу. «Этничность — узы, сравнимые с родственными, основывающиеся на предположении об общем происхождении и связывающие сетью традиций людей, стоящих на различных уровнях социальной иерар­хии. Класс означают горизонтальную солидарность сре­ди людей, которые безотносительно к происхождению предков разделяют общие отношения к власти и приви­легиям... Для историков этничности основной вопрос — противоречие между ассимиляцией и обособлением. Для историков класса сущность дихотомии — не между «внутри» и «вне», но между «вверх» и «вниз»[130].

Обнаруживается также некоторое сходство между этнической группой и группами интересов (такого мне­ния придерживаются, например, Н. Глейзер, Д. Мойнихэн, Р. Джексон). Однако в отличие от других групп интересов, например, экономических, этнические груп­пы отличаются рядом особенностей. Во-первых, их члены руководствуются интересами общего прошлого и будущего и поэтому выражают долговременные со­циокультурные устремления, сохраняя традиционные черты культуры.

Во-вторых, такая группа является значительно бо­лее полифункциональной, удовлетворяющей многооб­разные чаяния её представителей, из разных классов и поколений. В-третьих, принадлежность к ней подра­зумевает широкие возможности для социальной и куль­турной самореализации личности, значительно более широкие, чем к любой иной группе. Отсюда, видимо, можно вывести высокую культурную ценность этничности. Т. Парсонс считает её аскриптивной категори­ей, то есть это качество приобретается не путем лич­ных усилий или заслуг, но «по рождению» или благо­даря действию ассимиляционных механизмов.

Этническая идентификация. Этническая идентич­ность в рамках каждой культуры — величина перемен­ная и ситуативная. Так, в деревне человек ощущает себя её жителем и воспринимается как таковой други­ми. В городе же его считают представителем опреде­ленной местности, для которой характерны свой диа­лект, нравы, обычаи. В ситуации войны с другим госу­дарством он прежде всего — гражданин своей страны. Иными словами, границы этнической идентичности подвижны, динамичны и культурно обусловлены.

Этническая идентичность, подобно классовой, ча­сто становится основой идеологии, а группы, порож­дающие и придерживающиеся её, возглавляют этно­центристские движения.

Этнос, следовательно, является сегодня одной из центральных категорий, обозначающих культурную единицу, которая может рассматриваться как целост­ность во взаимодействии с окружением и с другими единицами, в структурно-функциональном и динамическом, синхронном и диахронном планах. Эта катего­рия относится к людям, обладающим определенными идентификационными признаками, традиционно пере­даваемыми от поколения к поколению. «Обычно к та­ким признакам относят расовую принадлежность, цвет кожи, географическое происхождение, язык, обычаи, религию. Они имеют идентификационное значение, даже если не признаются носителями, и в этом смыс­ле носят объективный характер. Можно считать, что лица, разделяющие определенный набор подобных черт, составляют группу, разделяющую общую этни­ческую базу, подобно тому как социальный класс пред­ставляет собой группу лиц, занимающих общую пози­цию в системе материального неравенства»[131].

Этническая группа как культурная единица опре­деляется совокупностью обязательных характеристик. Во-первых, выраженностью этноспецифичных черт. Во-вторых, присутствием феномена идентификации: люди осознают и ценят обладание набором таких черт, то есть причастностью к этнической категории. В-тре­тьих, наличием определенной организационной струк­туры, то есть речь идет об ассоциации устойчиво вза­имодействующих лиц с общей этнической самоиден­тификацией.

Особенностью такого рода характеристик, как уже отмечалось, считается то, что они приобретаются не с помощью личного выбора, но через культурное насле­дование или приписывание. В то же время речь идет об общности не кровнородственных связей, но социо­культурных характеристик, которые нередко весьма трудно выделить. Этническая идентификация, или, как принято называть, «этническая категория» является весьма устойчивой культурной чертой. «Этнические группы могут подвергаться преобразованиям, регуля­ции и даже разрушению, тогда как этнические катего­рии весьма устойчивы к политическому нажиму. Од­ной из самых впечатляющих исторических ошибок в контроле над этничностью была политика ассимилирования социологически устойчивых этнических кате­горий в более широкие культуры»[132].

Таким образом, можно считать, что в дополнение к демографическим и классовым признакам этничес­кие черты составляют важную базу для «естествен­ной» и для научной дифференциации человеческих со­обществ.

Формирование этнической группы. Четкая, дока­занная концепция этногенеза в культурной антропо­логии отсутствует. Поэтому относительно ранних ста­дий формирования этнических групп и этнической ка­тегории существуют многочисленные точки зрения. В принципе все это многообразие может быть сведено к двум основным ориентациям: примординальной и культурно-детерминистской. В первом случае этнос считается примординальным (первозданным) социо­культурным образованием, основанным на общих пред­ках, принадлежности к одной расе и эволюционирую­щим на этих эндогенных (внутренних, присущих исход­ному популяционному ядру) предпосылках. Сторонники культурного детерминизма считают этносы ситуацион­ными экокультурными образованиями, организацион­ными конструктами, сложившимися для совместного решения определенного набора социально значимых проблем, вокруг чего и складываются характерные для общности «культурные темы» и соответствующие им институты.

Спор ведется также и относительно будущего эт­нической формы дифференциации человечества. Те, кто склонны считать приверженцев этноидентификации носителями пережитков более ранних стадий эво­люционного процесса, полагают, что со временем та­кие формы будут исчезать как анахронизм. Те же, кто рассматривают этносы как субстанциональную со­циокультурную единицу, полагают, что в процессе куль­турной эволюции они будут претерпевать модифика­ции, но сохранят свою функцию дифференциации че­ловеческой популяции.

Концепция культурного этногенеза может быть проверена и уточнена при изучении современных тре­бований права этнического самоопределения. На ста­дии отчетливой идентификации и в условиях напря­женных отношений с окружением члены этнических групп начинают считать, что, выделившись в самосто­ятельную экономическую, политическую, государ­ственную единицу, они получают больший выигрыш, чем в состоянии зависимости от той крупномасштаб­ной социально-политической системы, к которой они принадлежат. Для ряда групп, особенно немногочис­ленных, характерно стремление не столько к полити­ческому или экономическому, сколько к культурному самоопределению. В то же время некоторые этничес­кие группы объединяются на основе тенденции к бо­лее полной интеграции в контекст «основной» куль­туры (это особенно характерно для иммигрантских групп). Таким образом, в определенных условиях мож­но ожидать активизации этнической идентификации, усиления культурной значимости основанных на ней групп, интенсификации тенденций таких групп к са­моопределению в различных формах.

Важным социокультурным фактором, катализиру­ющим такого рода процессы, является этническая мо­билизация, то есть целенаправленная деятельность, связанная с активизацией этноидентификации, фор­мированием и распространением идеологии с этно­центристскими обертонами, институционализацией действий, направленных на самоопределение. В этом процессе значительная роль принадлежит этнолинг­вистической жизнеспособности (витальности). Речь идет о тщательном сохранении родного языка в атмос­фере общераспространенного государственного, а его носители составляют целостность во внутригрупповых, а не только во внешних отношениях.

Механизмы сохранения этнической единицы. Они становятся особенно заметными в контексте концеп­ции культурного плюрализма, которая допускает пра­вомерность сосуществования сразу нескольких идентичностей: религиозной, лингвистической, классовой, региональной, этнической и т. п. Сегодня этот термин указывает на то, что в любой культуре обнаруживают­ся не только различные основания для идентификации, но и реальные объединения людей, использующие эти основания для группового самоопределения. Соответ­ственно признается также наличие в каждой культуре плюрализма нормативных и ценностных систем, а это означает, что в отношении социокультурных образцов, ценностей, норм, образа и стиля жизни в любом обще­стве следует с большой осторожностью относиться к употреблению выражений «общество в целом», «куль­тура в целом».

В этой связи важно выявить те механизмы специ­фичной эволюции, которые в условиях культурного плюрализма выполняют для этнических групп те же селективные, стабилизирующие, и направляющие фун­кции, какие в ходе биологической эволюции выполня­ет естественный отбор.

В некоторых случаях это может быть ситуация напряженности и конфликта «...возникновение соци­альной солидарности в ответ на ситуацию стресса превращает членов этнической категории в этничес­кую группу»[133].

Однако важнейшая роль в поддержании этни­ческой единицы принадлежит традиции как процес­су трансляции и освоения специфичного культурно­го опыта. Культурная традиция представляет собой один из важнейших механизмов воспроизведения норм, ценностей, паттернов этнической культуры. Этим термином обозначается непосредственная трансляция специфичных культурных форм от по­коления к поколению и соблюдение строгого следо­вания таким формам. Благодаря действию механиз­ма традиции структурируется опыт социокультурной идентификации, упорядочиваются взаимодействия с представителями других групп в стандартных ситу­ациях. Это происходит благодаря тому, что под дей­ствием традиции в процессе социализации индивид осваивает стандартный этнично специфичный опыт.

Традиция выполняет также функцию селективно­го механизма по отношению к инновациям. Благодаря её действию из них отбираются только те, что не ока­зывают разрушительного воздействия на этноспецифичные черты, и отвергаются те, что грозят им серь­езными структурными изменениями. Известно, что ис­точником культурных инноваций всегда является индивидуальный опыт людей. Следовательно, интег­рация нового в культуру этнической группы предпо­лагает наделение такого опыта с помощью механизма традиции статусом культурно специфичной черты. Из сказанного следует, что действие этого механизма в этнической единице в известной мере уподобляется биологическому естественному отбору[134].

 

Культурная черта в изучении общей эволюции. Эволюционная универсалия _______________________

 

Важной проблемой современного эволюционизма является разграничение макро- и микроэволюцион­ного уровней социокультурных процессов и поиск за­кономерных связей между неустойчивыми и устойчи­выми культурными феноменами. Начиная с М. Мид, термин «микроэволюция» относится к процессам, происходящим на уровне непосредственного взаимо­действия индивидов и социокультурных групп; сегод­ня он связывается с концепцией специфичной эво­люции. Макроэволюция определяется как тот уровень процессов, который является интегральным резуль­татом активности больших человеческих популяций и на котором спецификация деятельности отдельных культурных единиц может не приниматься во внима­ние, то есть речь идет об общей эволюции. Рассмот­рение в современных условиях такой культурной еди­ницы, как этнос, хорошо иллюстрирует подход к изучению специфичной эволюции и микроэволюционных процессов.

Макропроцессы общей эволюции будут представ­лены через другую аналитическую единицу культур­ной антропологии — черту, — означающую устойчивую совокупность представлений, отношений, действий, предметных характеристик, традиционно существую­щую в культуре.

Концепция эволюционной универсалии. Работа Т. Парсонса «Эволюционные универсалии в обществе» представляет собой концептуальный образец неоэво­люционистского подхода к изучению механизмов об­щей социокультурной эволюции. Эволюционными уни­версалиями он называет «структурные инновации», «наделяющие их обладателей существенным улучше­нием общей адаптивной способности», настолько су­щественным, что виды, не обладающие ими, теряют преимущества в основных областях, где действует ес­тественный отбор, но не в смысле выживания, а с «точ­ки зрения возможностей инициировать дальнейшее ключевое развитие»[135]. Таким образом выявляется общая социокультурная черта, узловой центр, вокруг которого образуется область адаптационных видов активности, механизмов, институтов, то есть специфичных эволю­ционных черт, стимулирующих процесс общей эволю­ции. Правда, Т. Парсонс не объясняет, каким образом и при каких конкретных условиях формируются такие черты. Скорее всего, он считает их примерным аналогом случайных мутаций в биологической эволюции. Со­ответственно они закрепляются в обществе и культуре благодаря их возможностям в увеличении общей адап­тивной способности социокультурной системы. Это позволяет им сохраняться в качестве определенных организационных структур или институтов независимо от первоначальных причин возникновения.

Концепция Т. Парсонса базируется на более или менее общераспространенной двухстадийной эволюционной модели, разделяющей «доисторические» и «исторические» формы развития человечества. Пер­вая, стартовая стадия соответствует примитивному обществу, структура которого ограничивается семей­ными связями. Парсонс не анализирует её, но прини­мает в качестве начальной точки отсчета последующе­го развития, или эволюции. Вторая стадия, как приня­то считать, возникает тогда, когда на смену обществам, основанным на семейных связях, приходят сложноорганизованные ассоциации людей, не связанных род­ственными отношениями. Парсонс полагает, что пере­ход от одного типа социальной организации к другой происходит с того момента, когда начинают формиро­ваться социальные универсалии.

Согласно Т. Парсонсу, две из них стали побудите­лями разрушения структуры социальных связей, на ко­торых базировалась «примитивная» стадия социокуль­турной эволюции. Во-первых, это система социального признания и культурной легитимности дифференциа­ции социально значимых функций (по Э. Дюркгейму — «разделение общественного труда»), независимая от структур родства. Иными словами, речь идет о предпо­сылках для формирования системы социального рассло­ения. Во-вторых, сама система социальной стратифика­ции, то есть культурно маркированного (обозначенного) закрепления устойчивых границ между иерархически упорядоченными социокультурными группами, состав­ляющими общество. Парсонс склонен считать, что «стра­тификация появляется первой и служит условием леги­тимизации политических функций»[136].

Появление остальных эволюционных универсалий относится уже ко второй стадии социокультурного развития человечества. Это система рынка и денег, бюрократия, универсалистская правовая система, де­мократическая ассоциация.

Формирование такого рода черт происходит на оп­ределенной социокультурной базе, которую Т. Парсонс называет «предпосылками социокультурного разви­тия». К ним он относит родство, технологию, язык, религию. Эти четыре необходимых условия совмест­ного существования людей предопределяют: исходные социальные связи через структуры родства; жизне­обеспечение через использование технологий; комму­никацию через использование языка; символическую интеграцию через систему разделяемых религиозных верований. Они «маркируют» общество как человечес­кое, позволяя отличать его от социальных сообществ, свойственных другим видам.

Эволюционные универсалии и технология. Т. Парсонс проводит концептуальное различие между эволю­ционными универсалиями и технологией на основе их функциональной специфичности. Эволюционная уни­версалия в качестве культурной черты определяется как инновация, обеспечивающая увеличение адаптив­ного потенциала социокультурной системы, а техноло­гия рассматривается как обобщенный инструмент, продуцирующий его актуализации. Это позволяет трак­товать технологию как имеющую относительную фун­кциональную автономию от других и потому проявля­ющую высокую мобильность как внутри системы, так и между системами. Это одна из причин того, что диф­фузия технологических культурных черт осуществля­ется достаточно свободно в контексте социокультурных систем с различными типами экономической, полити­ческой, социальной, символической организации.

В рамках эволюционизма технологии (в любой их трактовке) рассматриваются как существенный фактор развития социокультурной системы, то есть повышения её адаптационного потенциала. Они обусловливают пре­имущества общества двумя способами. Во-первых, в «игре с природой» их применение обеспечивает чле­нам общества «не-нулевую» сумму выигрыша. Люди используют технологии по отношению к природным ресурсам, чтобы увеличить объем благ, которые они могли бы распределить между собой. С их помощью для каждого облегчается возможность получить большее вознаграждение без сокращения его величины для дру­гих. Этим способом использующим их социокультурным группам удается уменьшить давление со стороны тех, кто стремится к реорганизации имеющейся системы стратификации, а также повысить степень лояльности других к существующему социокультурному порядку. Иными словами, развитие технологий способствует поддержанию социальной стабильности. Во-вторых, такое развитие является основным источником власти над окружением. Те, кто хорошо владеет технологиями, могут контролировать изменения в использовании ре­сурсов, в количестве, качестве, вариабельности благ и услуг, предлагаемых другим членам общества в обмен на их лояльность. Соответственно социокультурные системы с более высоким уровнем технологического развития могут эффективно конкурировать с система­ми менее развитыми в этом отношении и навязывать им свои условия в ситуациях взаимодействия. Вообще говоря, повышение уровня такого развития способству­ет расширению сферы адаптационных возможностей социальной системы, то есть повышает её шансы на спе­цифичную, а, возможно, и общую эволюцию.

Технологии рассматриваются прежде всего как способ извлечения и переработки ресурсов, обеспечи­ваемых окружением и используемых людьми для под­держания жизнеспособности социокультурной систе­мы. Соответственно существование каждой культуры определяется не просто фактом физического существо­вания в определенных условиях, но и особенностями знаний, навыков, способов действия, применяемых по­пуляцией для их использования.

С этой точки зрения важным показателем культур­ной эволюции, начиная с Л. Уайта, считается качество используемой энергии. В рамках неоэволюционизма демонстрируется последовательное возрастание и ка­чественная модификация используемой обществом энергии, изменение её источника: мускульная сила че­ловека, домашние животные, энергия воды и ветра, ис­копаемое топливо, электрическая, а сегодня и атомная энергия. Здесь разработан индекс оценки уровня адап­тации, связывающей характеристики энергетической системы общества и его социальной организации[137]. Развитие технологий в этом отношении обеспечивает ус­тойчивые характеристики связи общества с окружени­ем через интегральные процессы использования людь­ми энергетических ресурсов. Иными словами, чело­веческая культура характеризуется уникальной и сложной системой извлечения из окружения, хране­ния и использования энергии, необходимой для сни­жения энтропии в процессах социальной жизни лю­дей, то есть для её эволюции.

 

Пределы роста __________________________

 

С неоэволюционистской точки зрения различия культур определяются в терминах совместной оценки следующих параметров: подчиненность окружению (от слабой до сильной); организационная структура (от простой к сложной); организация совместной жизни популяции (от сельской до городской); специализация в системе общественного разделения труда (от нерасчлененной к узкоспецифичной); модели руководства (от основанных на консенсусе до авторитарных); распре­деление благ (от уравнительного до жестко дифферен­циального); поведение элит (от ответственного до экс­плуататорского); функция войны (от мести к полити­ческим интересам)[138].

Считается, что современное модернизованное об­щество, являющееся образцом для заимствования тех культурных черт, которые обеспечивают ему оптимум адаптированности к природному и искусственному окружению, то есть эволюционно наиболее «продви­нутое», обладает следующими характеристиками. Оно в наименьшей степени зависит от окружения; облада­ет сложной и подвижной организационной структурой; имеет широко разветвленную систему общественного разделения (специализации) труда; в нем преобладает демократическая система управления; ему свойствен­но дифференциальное распределение благ; поведение его элит ответственно; оно ориентировано на предот­вращение войн. Через эти характеристики осуществ­ляется сравнительная оценка современных обществ в контексте глобализации.

Кризис роста. В то же время изучение социокуль­турных процессов, происходящих в постиндустриаль­ных обществах, свидетельствует о том, что их рост и эк­спансия не беспредельны. Этой теме посвящена науч­ная и экспертная деятельность Римского клуба. С одной стороны, эти динамические характеристики ограниче­ны социобиологическими предпосылками, антрополо­гическими инвариантами, устанавливающими внут­ренние пределы физическим, психическим, познава­тельным возможностям человека. С другой стороны, конечность размеров планеты, ограниченность жизне­обеспечивающих средств, невосполнимость некоторых существенных для человека природных ресурсов де­лают очевидными внешние пределы сегодняшней ста­дии социокультурной эволюции.

Современный кризис, связанный с существовани­ем человечества, обусловлен нерациональным исполь­зованием ресурсов и технологий, приверженностью к росту и экспансии, отсрочкой в принятии и реализа­ции социально значимых решений, краткосрочными и плохо обоснованными политическими стратегиями. Иными словами, сегодня «проблема пределов челове­ческого роста и человеческого развития является по сути своей проблемой главным образом культурной»[139]. Сегодня ясно, что необходимо ограничить человечес­кую активность по отношению к окружению, посколь­ку она может и уже начинает приносить вред самим людям, животным и растениям, планете как таковой. Однако пока неизвестно, как установить эти пределы.

Наряду с эволюционными процессами в каждом обществе, равно как и в глобальном масштабе, проис­ходят иные социокультурные события, которые можно считать не имеющими отношения к повышению адап­тационного потенциала человечества в классическом понимании этого концепта. Простое наблюдение свидетельствует о том, что люди тратят значительную часть времени и энергии на бессмысленную, неэффектив­ную работу, на необязательные напряжения и конф­ликты. Они бездумно расходуют невосполнимые при­родные ресурсы. Люди продолжают не задумываясь воспроизводить многочисленное потомство, не имея возможности обеспечить ему благоприятных условий существования, а сегодня возрастает степень риска по­явления на свет высокого процента физически и пси­хически неполноценных детей. Даже использование научного знания и технологий люди способны лишить рациональности. Так, наука сначала начинает фетиши­зироваться и рассматриваться как панацея от всех че­ловеческих проблем, что ведет к массовому распрост­ранению научной идеологии. Затем оказывается, что научное познание имеет ограничение, требует серьез­ной работы и не ведет к непосредственному измене­нию реальности. И это вызывает мощную волну анти­сциентизма, что оправдывает массовое невежество и обскурантизм. Что касается технологий, то их разра­ботка и использование в тех областях активности, ко­торые наносят вред самим же людям — войны, разру­шение природной среды, средства массового воз­действия — представляют собой обычное явление в истории культуры и в сегодняшней жизни.

Рационализация адаптационных процессов как черта общей эволюции. Сторонники идеологии «пре­делов роста» полагают, что природа современного гло­бального кризиса культуры связана с неадекватной организацией человеческой активности в условиях, когда созданная людьми жизненная среда по крайней мере выровнялась, если не возобладала по своей зна­чимости, по своей действенности в соотнесении с ес­тественной. Такое положение дел порождает пробле­мы, обусловленные особенностями искусственного окружения. Во-первых, оно, в отличие от природного, не обладает свойством самовоспроизводства, но для его поддержания в пригодном для жизни людей состоянии необходима постоянная затрата усилий. И чем оно объемнее и сложнее, тем больше усилий и времени нужно для его обслуживания и поддержания. Во-вторых, культурная среда является результатом не спон­танного возникновения, но конструктивной активнос­ти людей. Соответственно использование и поддержа­ние артефактов предполагает понимание того, что они собой представляют и как с ними следует обращаться.

Следовательно, эволюция культуры предполагает увеличение меры рациональности в отношениях чело­века не только к окружению, но и к самому себе. Об этом, в частности, свидетельствует рационализация в XX в. тех областей человеческого сущесткования, ко­торые прежде не находились под постоянным и жест­ким преднамеренным контролем: бессознательные процессы, пограничные психические состояния и от­клонения, мистические переживания и т. п.

По отношению к окружению нерациональность человеческого поведения сегодня стала очевидной. В хозяйственной сфере она проявляется в случайном размещении и структуре производства, в несвязанно­сти их ни с распределением населения, ни с разме­щением дефицитных ресурсов, ни с необходимостью обеспечения занятости людей, ни с программами со­циально-экономического развития конкретных реги­онов. В отношении к ресурсам доминирует склонность к расточительству: идеология потребительства; нера­циональные в глобальном масштабе способы произ­водства и распределения; затраты на военные про­граммы, которые не только не способствуют улучше­нию условий жизни человека, но связаны с постоянной угрозой массового разрушения и уничтожения. В от­ношении людей к самим себе доминирует попусти­тельство безотлагательному удовлетворению соб­ственных побуждений, невежеству, вульгарному гедо­низму, социальной безответственности и т. п., которое ведет к тому, что люди в социокультурном простран­стве начинают мешать друг другу проявлениями лич­ной свободы.

«По мере того как возрастало могущество совре­менного человека, все тяжелее и ощутимее станови­лось отсутствие в нем чувства ответственности, созвуч­ного его новому статусу в мире. Могущество без муд­рости сделало его современным варваром, обладающим громадной силой, но не имеющим ни малейшего пред­ставления о том, как применить её»[140].

С точки зрения самовоспроизведения человечес­кой популяции её рост, по-видимому, достиг критичес­ких пределов. «В любом случае нынешние поколения не имеют права вести себя так, будто им дана приви­легия размножаться, как заблагорассудится, лишая тем самым прав на это своих же собственных потомков, которым волей-неволей придется ввести в будущем еще более жесткий контроль над рождаемостью»[141]. Пред­ставители Римского клуба вообще считают рациональ­ный контроль над ростом численности человечества одним из важнейших механизмов современной стадии общей эволюции культуры.

Однако, по мнению сторонников концепции преде­лов роста, сегодняшние негативные явления не означа­ют движения человечества к закату, заложенного в са­мой человеческой природе. Это кризис цивилизации или культуры, причина которого кроется в несоответ­ствии массовых стереотипов социального поведения из­менившимся условиям существования человечества. А поскольку модификации этих условий зависели от ра­циональной и практической деятельности самих людей, они же в принципе могут исправить ситуацию, посколь­ку уже сейчас люди знают не только об истоках многих негативных культурных тенденций, но и о возможных путях и средствах их смягчения. Соответственно речь идет о выработке новых схем использования людьми собственного социокультурного потенциала, позволяю­щих найти новые модальности в их отношениях с при­родным и ими самими созданным окружением, то есть о формировании новых эволюционных универсалий.

 

⇐ Предыдущая26272829303132333435Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: