Этика торговли. Церковные запрещения денежного роста

Этика торговли

Натуральное хозяйство, как я сказал, стесняло денежные операции, и средневековье относилось подозрительно ко всяким формам денежной спекуляции и даже к сделкам, о которых было опасение, что в них скрывается спекуляция. Особенно тревожным для совести и много обсуждавшимся вопросом является вопрос о ценах и о торговле. То, что в настоящее время ни в ком не возбуждает вопроса, — именно позволительно ли торговать, не является ли торговля грехом, преступлением против совести и Бога, этот вопрос настойчиво и неотвязно тревожил мысль и совесть в средние века. И не только вопрос о том, благовидно ли вообще торговать, но и о том, как торговать, занимает эту эпоху. Средние века пытаются выработать некоторые теоретические и практические мерки для установления справедливых цен, которые можно брать при торговле, не принимая на душу греха. Тот принцип спроса и предложения, который в настоящее время является господствующим и считается вполне нормальным и естественным способом регулирования цен, средневековая совесть считает решительно неприемлемым. Колебания спроса и предложения, благодаря которым в голодный год цена на хлеб повышается до уровня, недоступного для бедняка, а в год урожая падает, — для того времени представляются даже недопустимым преступлением. С таким положением вещей в средние века не мирились и пытались бороться, хотя и неудачно. Напр[имер], в 1194 г. капитулярием Карла Великого определено, что нельзя повышать цену на хлеб во время нужды выше обыкновенного, а во время изобилия нельзя понижать ее. И раз навсегда была установлена цена на печеный хлеб. Конечно, эти меры при наших экономических условиях были бы смешны по своей невыполнимости. Но нужно принять во внимание ту простоту хозяйственных отношений, ограниченность и слабость обмена, при которых эти меры устанавливались. Цель и задача их была в том, чтобы соблюсти справедливость естественного права в отношении обмена.

Торговля, хотя и допускалась, но как неизбежное зло, и во всяком случае лишь в пределах удовлетворения насущных потребностей. Торговля с другими целями относится к понятию лихоимства. В середине средних веков мы наблюдаем увеличивающееся движение в борьбе с ростом капитала и вообще с денежно–хозяйственными отношениями. Мысль Аристотеля, что «pecunia pecuniam non parere est» (деньги не могут родить денег)[173], остается основным убеждением средневекового человечества.

Церковные запрещения денежного роста

Один из канонов многолюдного Латеранского собора, созванного папою Александром III в 1179 году, гласил следующее: «Так как повсюду преступное взимание роста сделалось настолько распространенным явлением, что многие оставляют другие занятие и становятся ростовщиками, как будто бы это дозволенное ремесло, причем не обращается внимания на запрещение ни Ветхого, ни Нового Завета, — мы повелеваем, чтобы заведомые ростовщики не допускались к причастию и, если они умрут, пребывая в своем грехе, чтобы их не хоронили по христианскому обычаю, а священники не принимали от них милостыни. Духовные лица, ослушавшиеся этого повеления, должны быть отрешены от должности, пока епископ не признает их исправившимися»[174]. Тот же папа в посланиях к архиепископу Салернскому и епископу Пьяченскому объявил, что ростовщиков и даже их наследников следует заставлять возвращать несправедливо нажитое богатство под угрозой подобных наказаний.

Следующий шаг в этом направлении сделала церковь на другом м ноголюдном соборе — Лионском, бывшем в 1274 году. Папа Григорий X решился здесь сделать смелый шаг. На этом соборе было постановлено, чтобы коммуны, корпорации и отдельные лица не позволяли иностранцам–ростовщикам нанимать помещения и вообще пребывать на их землях, но в течение трех месяцев изгнали бы их из своих пределов. Запрещалось также кому бы то ни было отдавать в наем дома. Ослушник, если это был прелат, навлекал на свои земли интердикт, если мирянин, — епископ должен был подвергнуть его церковному покаянию. Наконец, духовные завещания нераскаяв–шихся ростовщиков, т. е. ростовщиков, не возвративших своим должникам роста, объявлялись не имеющими силы. В 1311 году папа Климент V объявил все светское законодательство, защищающее взимание роста, не имеющим силы и уничтоженным и заклеймил названием ереси мнение, что в ростовщичестве нет греха[175] [176]. И под влиянием этого постановления в половшие XIV века в гражданское право было включено запрещение ростовщичества, а то, что составляло церковное преступление, подлежавшее церковной юрисдикции, с этого времени становится светским деликтом. Любопытно, что в восточном православии, именно в греческой церкви, вовсе нет того воинствующего отношения к росту, каким отличается западная церковь и римская курия. Греческая церковь, в согласии со светским законодательством, допускавшим взимание роста с известными ограничениями, не настаивала на запрещении роста даже для духовенства и лишь не разрешала обещания процентов при заключении займа, но дозволяла взимание их в случае промедления уплатою долга. В этом смысле высказывается Фотий в Номоканоне (lib. IX, с. 28). И к этой точки зрения присоединяются и позднейшие комментаторы, как Вальсамон.

Благодаря запрещению ростовщичества для христиан, оно становится естественной монополией евреев (к которым присоединяются еще «кагорские» и ломбардские купцы) — отсюда известная роль средневековых евреев как ростовщиков, — кто не знает шекспировского Шейлока. Их ростовщическая деятельность обставлялась особыми законами, регулировавшими как их оседлость (гетто) и организацию (кагал), так и самое совершение долговых сделок. Они составляли доходную статью для английской короны. Как говорит проф. Эшли (226), «грабя евреев, король позволял им в свою очередь грабить христианское население, евреи должны были стать орудием, при помощи которого король грабит нацию». Размер дозволенной прибыли в XIII в. в Англии определялся в 2 пенса в неделю на фунт долга, т. е. около 43 73% годовых (там же, 228).