Глава VI. Социальные движения в средние века

Глава VI. Социальные движения в средние века

1. Социальные движения сектантского характера

Литература: проф. Н. А. Осокии. История средних веков, т. II. Казань, 1889. Его же. История альбигойцев, I—II. Его же. Савонарола и Флоренция. Каутский и др. Общественные движения в средние века и в эпоху реформации. СПб., 1901. G. Adler. Geschichte des Socialismus und Kommunismus (c указателем литературы). П. Сабатье. Жизнь Франциска Ассизского. Проф. В. Н. Герье. Франциск, апостол нищеты и любви. М., 1908. С. А. Котляревский. Францисканский орден и римская курия. Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера. Жебар. Мистическая Италия. Циммерман. История крестьянских войн. П. Виллари. Дж. Савонарола. 1, 1913. Я. Хельчицкий. Сеть веры (в изд. «Посредника»). — Соответственные статьи в Realencyclopadie fur prot[testantische] Theol[ogie] u[nd] K[irche], herausgegebenvon Hauckund Herzog, 3–te Ausgabe.

Средневековая культура носила в себе внутреннее, разъедавшее ее противоречие, трагическое и неустранимое. Оно заключалось в том, что церковь требовала отречения от богатства, от собственности во имя церкви же, но чем в большей степени осуществлялось это отречение, тем значительнее обременялась богатством и собственностью, а потому и неизбежно обмирщалась та церковная организация, в пользу которой отрекались, т. е. правящая церковь или папская иерократия, папа и «князья церкви». Чем больше поднималось аскетическое настроение в жизни, тем больше соблазнов обмирщения создавалось для этой власти. Когда на папском престоле сидели такие исключительные люди, как Григорий VII или Иннокентий III, они предназначали эти богатства на служение своей идее, на утверждение папской власти, которая и получила в их руках зловещий оттенок. Но когда римский престол занимали люди, не находившиеся на высоте своего положения (что было, конечно, общим правилом), тогда это богатство становилось орудием злоупотреблений.

Таким образом, папская иерократия и идеалы аскетизма находились во внутреннем конфликте между собой, в постоянной жизненной борьбе[211]. Поэтому средневековый католицизм отмечен одновременным соединением обоих полюсов: он знает и таких святых, как Франциск Ассизский и его монашеский орден с полным отрешением от всего, но в то же время наблюдается роскошь римского двора и вообще высшего клира. Это противоречие, одновременно созданное и самой сущностью идеи, и слабостью человеческой природы, является постоянным источником движений протеста, направленных против римского престола. На протяжении всего средневековья мы наблюдаем духовные течения, направленные к борьбе с обмирщением Рима и церкви и стремящиеся восстановить в церковной жизни высшие нормы, которыми считается общность имуществ или хозяйственный коммунизм; этот идеал коммунизма обыкновенно усматривается в жизни иерусалимской общины, описанной в Деяниях Апостольских. Эти так называемые средневековые еретики и коммунисты появляются весьма рано, — начиная с X–XI вв. Наше знакомство с экономическими воззрениями средних веков было бы неполным, если бы мы не остановили своего внимания на этих представителях средневекового коммунизма. Внешним толчком к этому движению послужило впечатление от деятельности двух великих духовных героев эпохи, которые не имели решительно никакого отношения ни к коммунизму, ни к экономическим вопросам вообще и даже всей своей жизнью отрицали их: Франциска Ассизского и Иоакима Флорийского.

Лучезарный образ Франциска Ассизского на все времена тихой радостью светит человечеству. Этот величайший святой западной церкви «обручился» с добровольной бедностью, избрав ее своею «невестой», и своею святой жизнью настолько возвысился над обычными условиями человеческого существования, что бедность была им благодатно побеждена, а тем самым достигнута полная свобода от хозяйства, имеющего источник в бедности. Легко понять, насколько настроению «бедняка Христова» чужды были идеалы общей собственности и коммунизма: тому, кто проповедовал словом и делом полную свободу от собственности и даже от всякой хозяйственной заботы, остается совершенно чуждо стремление сделать эту собственность общим достоянием. Но подобно тому, как хозяйственный строй иерусалимской общины, далекий от всякого коммунизма, с течением времени стал пониматься как пример коммунистического устройства, так и по мере удаления от первоисточника, на историческом расстоянии, и Франциск Ассизский получил значение социального реформатора, или, по крайней мере, дал толчок такого рода движению. Это произошло чрез посредство основанного им полумонашеского ордена — миноритов, или терциариев. Франциск Ассизский основал три ордена: мужской, женский и третий орден, названный терциарии, который представлял собой не столько монашествующий орден, сколько союз мирских лиц, ремесленников, как бы городского пролетариата. Этот третий орден выделил из себя группу более строгих «фратичел–ли», называвших друг друга братьями и поддерживавших заветы Франциска Ассизского: добровольную бедность и общность жизни, а в связи с этим стоит движение беггардов[212] и др., с явно социалистическим оттенком.

Но здесь присоединяется еще влияние и другого, более раннего учения, именно аббата Иоакима из Фиори в Калабрии (1141–1201 гг. ). В истории идей Иоаким известен как родоначальник мистических учений, связанных с ожиданием нового откровения, «третьего завета». Иоаким разделял на три эпохи историю человечества. Сначала было время, когда люди служили только плоти, — от Адама до Христа, следующая эпоха, которая продолжается от Осии и Елисея до самого Иоакима, когда люда служат плоти и духу. В новую же эпоху, со времен св. Бенедикта, люди будут служить только духу. Это третье состояние есть монашество. Если до сих пор монастыри охватывают лишь часть человечества, в этом будущем царстве, царстве духа, необходимо монастыри охватят все человечество[213].

Подобно тому, как свобода от хозяйства и собственности, проповеданная Франциском, превращена была в проповедь свободы в хозяйстве или коммунизма, так и мистические идеи Иоакима о третьем царстве свободы и Духа оказались вскоре переведены на старый язык иудейской апокалиптики и социалистического хилиазма[214]. А впоследствии к этому присоединилось еще и убеждение, что наступление тысячелетнего царства или земного рая должно быть подготовляемо и ускоряемо путем политической и социальной революции[215]. Так историческая парадоксия идей приводит к тому, что мистический созерцатель, исполненный покорности церковной власти и не оставлявший монастырской кельи, оказывается родоначальником революционных общественных движений, основывающихся на идеалах совершенно ему чуждых.

И Иоаким, и Франциск, втянутые в водоворот социальной борьбы, прежде всего, получили значение живой критики господствующего порядка и особенно римской курии. Их собственные идеалы и глубочайшие настроения отбрасывались, и усвоялись лишь отрицательные выводы, которые можно было сделать для критики существующего строя. Таким образом, снова возрождается мечта о наступлении земного рая, устрояемого мессией или единоличным, или же коллективным (весь еврейский народ или же пролетариат в современном социализме).

Последователи Иоакима требуют возвращения к первым векам христианского мира, именно ввиду предполагаемой там общности имущества, и обличают римскую церковь за ее обмирщение и богатство. Отсюда выросло одно из ранних социально–революционных движений в самой Италии, почти под стенами Рима, — т[ак] наз[ывамых] патаренов (оборванцев). Это движение полусектантского, полусоциалистического характера возникло в 1158 году и исходило, как показывает и его название, из низших классов населения; оно было направлено против богатых и дворян. В XIII веке патарены получают двух замечательных вождей, первым из которых был Джерардо Сегарелли. Он сначала просился в орден францисканцев, но, получив отказ (ок. 1260 г. ), раздал все свое имущество и образовал собственную секту. Он скоро нашел многочисленных приверженцев, особенно в Ломбардии. Все они по примеру первых христиан называли друг друга сестрами и братьями, не имели личной собственности и никаких запасов на завтра. Если они были голодны, то просили милостыню у первого встречного, — и все, что им подавали, делили между всеми. Брак запрещался им, но каждый, кто этого желал, мог брать себе сестру–помощницу, что, конечно, навлекало на них нарекания со стороны лиц, враждебно настроенных к секте. Эти «апостольские братья», как они себя называли, были известны и в других странах: Италии, Франции, Германии. В этой стадии развития апостольские братья еще не становятся во враждебные отношения к папскому престолу, скорее они хотят быть верными католиками. Однако они все–таки скоро навлекли на себя его недоброжелательство, и в конце концов Сегарелли был схвачен и сожжен на костре. На его место выступил несравненно более отважный и решительный агитатор, который ввел это религиозное движение в революционное русло, именно Дольчино. Он происходил из аристократической семьи. Сначала он поступил во францисканский орден, но затем ушел оттуда и примкнул к апостольским братьям; подругой его во всех его делах и скитаниях была некая Маргарита, ранее тоже монахиня. В Ломбардии, куда он бежал после смерти Сегарелли, он быстро занял первое место. Познакомившись здесь с идеями Иоакима, он сделался его последователем, с той, однако, разницей, что уже совершенно не возлагал надежд на монастырский уклад жизни. Напротив, он считал, что монастыри уже достаточно испорчены, так же как и церковь. Поэтому, если хотят очистить церковь, нужно уничтожить монастыри. В вопросах хозяйственного строя руководящим идеалом для него является устройство иерусалимской общины, которую он, очевидно, понимает как чисто внешний хозяйственный институт. Таким образом, в действительное–ти он проповедует идеи, приближающиеся к новейшему социализму, и постольку в действительности разрывает с тем чисто этическим пониманием экономических вопросов, которое было свойственно первым векам христианства.

Подобно Платону, для осуществления своих идей искавшему удобного тирана, Дольчино сначала ищет лицо, которое было бы способно проникнуться его идеями. Он рассчитывает на Фридриха, сына Петра III, короля арагонского, надеясь, что Фридрих завоюет папский престол, умертвит всех монахов и оставит в живых лишь последователей апостольских братьев. Но, конечно, Фридрих арагонский не исполнил надежд Дольчино, ибо, помирившись с Римом, предоставил его собственным силам. В дальнейшем деятельность Дольчино поглощается крестьянским движением, тогда начинавшимся в Италии и имевшим в разных местах различные причины, которые преимущественно коренились в местных экономических нуждах. Внешние его проявления были крайне резкими и террористическими: разорение рыцарских замков, истребление имущества и т. п. Дольчино обнаружил талант полководца, сумев объединить полчища; однако при столкновении с обученными войсками, участь этого ополчения была решена: Дольчино и Маргарита попали в руки врагов и были преданы жестокой казни, а остатки их ополчения рассыпались по различным странам Западной Европы.

После поражения «апостольских братьев» и рассеяния их по Европе знамя восстания против Рима переходит в южную Францию, именно в Альбигойскую провинцию. Весьма рано, уже в X–XII вв. ереси получили здесь настоящее право гражданства, — и имя «альбигойства» становится даже нарицательным названием для течений враждебно настроенных к церкви (как теперь слово «сектанты»). Альбигойское движение дало имя опустошительным религиозным войнам, которые привели к разорению всего юга Франции. Вызванные нетерпимостью папской власти альбигойские войны продолжались 30 лет, причем в Альбигойской провинции впервые учреждена была в XIII веке инквизиция.

Под именем альбигойцев объединяются две группы еретиков совершенно различного характера: мистические катары и рационалистические вальденсы. Секта катаров (очищенных) славянского происхождения, она идет от болгарских богомилов, имеющих связь с ересью манихеев, которые наряду с добрым началом признают и злое начало, именно и сотворившее мир, или злого бога, и совершенно отвергают Ветхий Завет и ветхозаветного Иегову. В своей жизни катары отличались чрезвычайно высоким укладом и нравственной чистотой. В исследовании проф. Осокина мы находим такую их характеристику: «Катары в глазах самого строгого нравственного суда удовлетворяли тому названию, которое они возложили на себя. Только аскетическое подвижничество в католической церкви могло представлять явление, аналогичное с теми, которые составляли характеристику обыкновенных последователей альбигойства. Высшее совершенство выставлялось целью земного существования катара; тяжелый путь вел к достижению его. Смертный грех представлялся везде суровому ригористу альбигойскому. Эта секта смотрела на намерение как на преступление. Кодекс ее воспрещал под страхом исключения, вместе с убийством, нанесение кровавых ран, запрещал всякое обладание земными благами — этой ржавчиной души. Этот кодекс предписывает умудрение души возвышенным созерцанием. Отсюда закон о совершенном нищенстве. И сектанты часто себя называли “нищими во Христе”… Запрещая убийство, альбигойцы запрещали всякое кровопролитие, вообще войну. Даже убиваемые за учение “совершенные” альбигойцы должны терпеливо сносить раны и смерть и не поднимать руки в свою защиту. Хотя бы и за самое святое дело проливалась кровь, “она не угодна Богу”… Совершенные считали себя непосредственными преемниками апостолов, свое призвание они ограничивали распространением и проповедованием истинной веры, они отрешались от мира и общества, их имущества принадлежали всей церкви и шли на ее цели, так же как и вклады, которые они получали от верующих и от новообращенных, удостоенных утешения (consolamentum) во время болезни или хотя бы в минуту смерти. Их жизнь была рядом аскетических подвигов, они отрекались от семейных и родственных уз и давали обет целомудрия и нищеты…»[216]. Число «посвященных» было около 4000, но число их сторонников было гораздо больше. Можно сказать, что вся Франция была заражена ими; и понятна поэтому вражда и нетерпимость к ним папской власти, выразившаяся в опустошительной войне.

«Вальденсы» есть собирательное название для целого ряда различных сект, они были ранними предшественниками протестантизма и имели в своей среде оттенки разных рационалистических сект. Имя им дал купец Петр Вальдус, носивший название «бедняка Лионского». Он раздал все свое имущество и посвятил себя проповеди Евангелия и хозяйственного коммунизма, резкой критике римской церкви и проповеди ее улучшения в духе реформации.

Для римской церкви эти оттенки между катарами и вальденсами имели второстепенное значение, так как отношение и тех и других к римской церкви было одинаково отрицательно. В то же время в обеих группах с различной лишь интенсивностью провозглашалась общность имущества и отрицалась частная собственность.

После истребления альбигойских еретиков социально–еретические движения временно скрываются с исторической поверхности, спорадически обнаруживаясь, однако, то там, то здесь, иногда почти сливаясь с церковью, иногда непримиримо от нее обособляясь. Таковы, напр[имер], беггарды, встречающиеся на севере Германии, в Нидерландах и на юге Франции. Это были вначале братства ремесленников, преимущественно ткачей, ведущих сообща хозяйство («братья ткачи», «братья совместной жизни»). Но на севере Франции из них выделились «братья и сестры свободного духа» или «амальрикан–цы» (от имени некоего Амальрика де Бена), проповедовавшие не только общность имуществ, но и жен. Они учили, что Бог есть везде, а потому есть и в человеке, и поэтому чего хочет человек, того хочет и Бог. Поэтому всякие самоограничения должны быть откинуты, здесь проповедуется как бы полное самообожествление. Сродные течения мы наблюдаем и в Испании, южной Франции, Голландии и Нидерландах.

Своеобразное движение социального характера мы наблюдаем в Англии XIV–го в. под названием лоллардов, т. е. болтунов (данным им, очевидно, их противниками). Их движение связано с началом реформационного движения в Англии; представителем его был Уиклиф, который боролся не столько с католической церковью, сколько с папской властью. Он требовал отчуждения церковных имуществ и передачи их светской власти, но сам он отнюдь не домогался отчуждения имуществ вообще. Однако для широкого социального движения нужен был лишь толчок. Центром этого движения было графство Норфолк, которое отличалось сравнительно большим достатком, потому что в нем была развита шерстяная промышленность, агитаторами же движения явились сначала монахи, которые назывались черными и серыми монахами, а впоследствии и «бедными священниками» (poor priests). Отсюда расходилась по всей Англии проповедь демократических идей на религиозной основе, причем часто повторялось следующее двустишие: «когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянин? »

Наиболее известным из проповедников был Джон Болл из Норфолка (он был отлучен от церкви, и был отдан приказ о его аресте). О том, какого характера была его проповедь, может свидетельствовать следующий отрывок:

«Возлюбленные мои, — дела в Англии не пойдут лучше, пока все не сделается общей собственностью и пока не исчезнут как крепостные, так и дворяне; пока все мы не сделаемся равными, и господа — такими же, как и мы. Как они относятся к нам? Почему они держат нас в рабстве? Все мы происходим от одних и тех же родителей, от Адама и Евы. Как господа могут доказать, что они лучше, чем мы? Разве тем, что мы добываем и обрабатываем то, что они истребляют? Они носят бархат, шелк и меха, а мы одеты в жалкую холстину. У них — вино, пряности и пирожное, у нас отруби, и пьем мы только воду. Их доля — безделье в великолепных замках, наша — забота и труд, дождь и ветер в поле. И однако из нашей–то работы и извлекают они свою пышность! Нас называют холопами и бьют нас, если мы не без замедления предлагаем им свои услуги. И нет у нас короля, который хотел бы выслушать нас или помочь нам добиться своих прав».

Движение это с течением времени принимает все более революционный характер, утрачивая религиозный, и в дальнейшем своем развитии, как и движение Дольчино, вливается в крестьянские войны, которые тогда начинались в Англии по разным местным причинам. Во главе их и становится Дж. Болл; а когда он был арестован и устранен от управления, его место было занято другими лицами: Жаком Строу вместе с крестьянином Уотом Тайлером[217]. Это движение настолько усилилось, что им удалось овладеть Лондоном, и они были некоторое время грозой для молодого 15–летнего короля, который должен был пойти на уступки, хотя и не исполнил обещаний. Уот Тайлер был убит, Болл сожжен на костре, и движение было подавлено.

Аналогичное движение в Богемии было также связано с попытками реформации, именно его начало относится к выступлению Яна Гуса, после сожжения которого начинаются гуситские войны. При этом в движении обозначилось несколько партий: религиозная, политическая и экономическая. Более умеренная партия, к которой принадлежали горожане и рыцарство, выдвигала чисто церковные требования, именно причащение под обоими видами (утраквисты — от sub utraque, каликстинцы — от callix — чаша). Другая же группа, получившая название таборитов, требовала и общности имущества и вообще обнаруживала коммунистические тенденции. Название таборитов происходит от слова Фавор, город или укрепленный лагерь, основанный многочисленными беглецами и сторонниками этой секты. Они основали несколько городов, к числу которых относятся Пиза, Водяны и др., наибольшую известность получил именно Табор, где с 1419 г. поселилась и укрепилась группа радикальных агитаторов. Мало–помалу сюда начали собираться сектанты и беспартийные и устраивали здесь свои собрания. Таким образом, здесь создалось сектантское укрепление, где происходили крестьянские митинги и собрания.

Община, поселившаяся в городе Таборе, не только проповедовала, но и сделала попытку осуществить коммунистические начала в пределах этого города. Об общих принципах таборитов можно судить по тем пунктам, которые приводятся их противниками в качестве характеристики их мнений. Один из этих пунктов гласит: «не будет на земле ни королей, ни дворян, ни бедных; прекратятся подати и налоги; и в этом начало будущего равенства; все будут как братья и сестры»… Как в городе Таборе нет моего и твоего, но все общее, так и в будущем все должно быть общим, и ни у кого не должно быть отдельной собственности, а кто имеет таковую, повинен в смертном грехе. Из этого они делали также вывод, что не подобает впредь ни иметь короля, ни выбирать такового, ибо теперь сам Бог хочет быть королем над людьми, правление же должно быть передано в руки народа; нужно искоренять и уничтожать всех господ, благородных и рыцарей, как плевелы; должны быть уничтожены все княжеские, земские, городские и крестьянские права как изобретение людей, а не дело Божие и т. д.

Практическое применение этого учения было умереннее, чем можно было ожидать, вследствие естественных трудностей, которые встречали эти стремления. В каждой общине была совместная касса (кадь, кадка). Так как каждый член общины отдавал в ее распоряжение то, что называл своей собственностью, то и явилась необходимость в такой общей кассе. Существует упоминание о трех таких кассах: в Пизе, Водянах и Таборе, куда все братья и сестры приносили все, что выручали, к ногам главного «апостола» общины. Однако эта общность имущества все–таки не заходила дальше общности потребления или, вернее сказать, пожертвований для неимущих, но не была коллективной организацией производства.

Среди таборитов выделилась и более крайняя группа, члены которой назывались адамитами, так как они считали себя в состоянии Адама, т. е. безгрешности и невинности. Говорят, что на свои собрания они являлись без одежды, хотя это и недостоверно, и что они жили в общности жен и мужей. Их воззрения, в особенности на брак и на отношения полов, настолько не соответствовали первоначальной строгости таборитов, что возникла междоусобная война, в которой адамиты были преданы знаменитым Яном Жижкой мечу и огню.

После поражения адамитов табориты приступили к установлению известного порядка, основанного на общности имуществ. Так как табориты пользовались достатком, вследствие высокого нравственного уровня и связанного с ним трудолюбия, то нужды в чрезвычайных пожертвованиях у них не было; особые средства нужны были им только на содержание священников, избираемых из среды народа, и на устройство школ, которые, кстати сказать, были у них многочисленны, несмотря на их подозрительное отношение к школьной учености.

Но с течением времени начинается видоизменяться положение города, который являлся как бы островом в чуждой среде. Не нужно забывать, что все это время тянутся жестокие войны, и часто таборитам приходится отстаивать свой уклад жизни с оружием в руках и одновременно быть между двух огней: с одной стороны, нужно поддерживать установившийся порядок, с другой — постоянно выделять воинов для его защиты, представляя собой нечто вроде Запорожской Сечи, где всякий и всегда должен быть готов к самозащите. Благодаря этому им приходилось раскрывать ворота своего города гораздо шире, чем это соответствовало интересам процветания общины. В это время к ним начинают стекаться с разных концов Европы различные бесприютные элементы. Единомыслие, фундамент этой общины, не только ослабевает, но и исчезает совершенно, потому что здесь собираются представители всевозможных сект. Один путешественник, посетивший Табор, изумляется множеству различных сект, мирно уживающихся рядом. Они не все единой веры, — рассказывает он, — каждый в Таборе может верить во что он хочет (как в Запорожской Сечи, по известному изображению Гоголя в «Тарасе Бульбе»). Там есть также николаиты, манихеи, арминиане, несториане, лионские бедняки[218] но особенным уважением пользуются вальденсы, главные враги римского престола.

Следовательно, религиозная ценность общины уже была утрачена, а вместе с ней пришлось отказаться и от требований известного нравственного уровня от членов общины, приходилось принимать всякий сброд. «В 1430 г., — пишет Палацкий, — армия таборитов в преобладающей части состояла из всякого сброда и из подданных всех народов». Окончательно табориты были разбиты в сражении при Липанах (1436 г. ). К этому времени таборитская община была и внутренне уже окончательно надломлена. Коммунистический строй ее превратился в одно воспоминание; неравенство имуществ было вопиющее, ее постигло внутреннее саморазложение.

Другая протестантская группа в Богемии, учение которой представляет принципиальный интерес и относится к тому же времени, суть так называемые «богемские братья», которые разделялись, впрочем, на две группы: одна чисто военная организация, другая же представляет род религиозной общины. Во главе последней группы стоял Петр Хельчицкий (родился в 1390 г. близ Водян). В своих сочинениях (на русском языке имеется его «Сеть веры») он утверждает, что истинно верующие не должны принимать никакого участия в государстве, потому что оно есть греховное и языческое учреждение; он хочет вернуть общество к равенству первых веков христианства. «Общественное неравенство, — говорит он, — состояния, сословия и ранги созданы государством и исчезнуть могут только с ним. Но единственно христианский способ уничтожения государства заключается в том, чтобы его игнорировать. Истинно верующему запрещается не только принимать какую–либо должность в государстве, но и обращаться к государственной власти. Полиция и суды для него не существуют. Истинный христианин самостоятельно стремится к благу и не может принуждать к благу других, так как Бог требует блага по свободному избранию. Всякое принуждение есть зло. В существующем государстве и в существующем обществе для истинного христианина нигде нет места, кроме как среди низших слоев, которые только подчиняются и служат, а не повелевают и не господствуют. Всякое разделение на классы есть нарушение заповеди братства и равенства. Христианин не может господствовать, не может он и эксплуатировать. Поэтому всякие торговые дела запрещены для него, ибо они необходимо связаны с обманом. Города — центры торговли — суть зло. Их изобрел Каин, первоначальную простоту он превратил в лукавство, изобретя меру и вес, между тем как раньше народы вступали в обмен, не измеряя и не взвешивая. Но самым развращенным и наиболее достойным проклятия является дворянство».

Эти воззрения поразительно напоминают учение Л. Толстого, который, в свою очередь, высоко ценил Хельчицкого: тот же мирный анархизм, то же отрицание государства, городов и городской культуры.

Последователи Хельчицкого назывались по имени своего учителя хельчицкими братьями и составляли общины (наподобие толстовских). Они отличались весьма большой строгостью нравов, причем в среде их было два оттенка: одни совершенно упраздняли частную собственность, а другие не исключали ее для отдельных членов семьи, но подчеркивали сохранение равенства между братьями. Дисциплинарная власть принадлежала избираемым священникам и старшинам. Они много занимались литературном трудом; в частности, ими впервые (на католическом Западе) была напечатана Библия на родном языке.

С течением времени и эту общину постигла обычная судьба: она подверглась внешнему нападению и опустошению. После битвы на Белой горе (1620) она постепенно хиреет и делает ряд уступок, допуская участие в государстве, ограничения в общности имущества и т. д. Она продолжает свое существование в другой общине — так называемой [общине] гернгутеров, названных по имени имения графа Цинцендорфа — Гернгут (1722 г. ), где нашли прибежище остатки этой некогда могущественной организации.

⇐ Предыдущая32333435363738394041Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: