Принцип относительности. Вопрос о частной собственности

Принцип относительности

Однако нужно заметить что, провозглашая аскетический идеал в его максимальных требованиях, средневековая церковь умела считаться и с принципом относительности оценок (что так настойчиво подчеркивает в своем исследовании А. Трёльч [170]). Без этого принципа была бы невозможна та духовно единая средневековая культура, которая развивалась под покровительством церкви. В соответствии своему приближению или удалению от идеала, разные области жизни находили и различную расценку, причем получали санкцию и разные мирские интересы. В основном лишь принципе не было и не могло быть уступок, — в признании верховного значение религиозной этики над политикой и экономикой. В этой расценке по относительным критериям средневековой доктрине помогла воспринятая ею от стоиков теория естественного права и естественного состояния, причем принципиально считалось не греховным и дозволительным все, что рассматривалось как естественное. Этим воззрением вносится в средневековую этику существенный корректив против одностороннего аскетизма. Указанная выше патриархальность и устойчивость социального быта средних веков, преобладание в нем личных отношений, взаимных услуг и обязанностей, облегчали как вообще этизирование хозяйственной жизни, так и сравнительную этическую расценку разных ее проявлений. Благодаря всему этому, хозяйственная жизнь средних веков, вообще говоря, пропитана этикой в несравненно большей степени, нежели современная, она гетерономна в своей зависимости от религиозно–этических критериев, теперешняя же автономна, т. е. зачастую этически вовсе беспринципна.

Вопрос о частной собственности

В отношении к частной собственности в средневековом мировоззрении продолжается та же традиция, которая была установлена в раннюю эпоху христианства, именно критической подозрительности. Подобно Амвросию Медиоланскому и другим церковным писателям, папа Григорий I учит относительно земельной собственности, что «земля принадлежит всем людям вообще, и потому она приносит плоды для общего потребления всех людей». На церковном соборе 1267 г. это положение даже было высказано в качестве введения к постановлением этого собора. Общая собственность или общее пользование ею считались естественным состоянием человека, причем под ним понимались идеальные формы жизни первобытного безгрешного состояния. Лишь вместе с грехопадением появилась частная собственность, а с нею — корысть и вражда. Отдельные средневековые писатели аскетического направления приближаются к современным социалистам в критике частной собственности. Цезарий фон Гейстербах, например, в одной из своих проповедей говорит: «Всякий богатый есть или вор, или наследник вора», — мысль, дословно повторенная Прудоном, который свой памфлет о собственности озаглавил: «собственность есть воровство» [171].

Конечный вывод из такого отношения к собственности и богатству может быть сделан только один: полное совершенство, следование Христу, требует полнейшего отречения от собственности. В своих посланиях Бернард Клервосский постоянно напоминает о необходимости глубоко презирать земные богатства, чтобы приобрести небесные. И этот завет получает полное осуществление у духовных вождей и аскетических героев средних веков. В особенности известно движение, направленное в сторону добровольного нищенства, связанное с именем св. Франциска Ассизского (1182–1226), апостола добровольной бедности. Св. Екатерина Сиенская непрестанно молила Бога, чтобы Он лишил богатства ее и ее близких, и сама делала все возможное для исполнение этой молитвы.

В этом смысле можно сказать, что идеалы лучших людей эпохи средневековья, ее героев, прямо противоположны идеалам современного социализма. Как и представители социализма, они враждуют с собственностью и стремятся к равенству, но социалисты ставят идеалом общее богатство, равенство в пользовании общей собственностью; средневековые же вожди человечества ставят идеалом равенство в бедности, притом добровольной.

В отношении к деньгам мы, естественно, замечаем особенную подозрительность и враждебность: один средневековый писатель выражает прямо такую мысль, что деньги для служителей Божьих это — дьявол. Это отвращение или недоверие к деньгам налагает свою печать на всю средневековую историю, на весь экономический и хозяйственный быт ее. Конечно, не надо забывать, что при преобладающем натуральном хозяйстве деньги играют второстепенную роль.

Наилучшим назначением для денег является не накопление, не превращение их в капитал, не растрачивание их для себя, но употребление для бедных, на дела благотворительности.

При господстве натурального хозяйства для экономической предприимчивости вообще устанавливаются весьма узкие границы. Приобретение имущества ограничивается удовлетворением насущных потребностей. Промышленность имеет форму производства на заказ, в виде ремесла, организованного в цехи. Кроме того, сами потребности были на низком уровне развития. Частные жилища в средние века отличались бедностью и грубостью как внешнего, так и внутреннего устройства. Только в постройке соборов и некоторых общественных зданий проявила средневековая техника свои лучшие думы, свое вдохновение и полет. Таким образом возникли те величавые соборы, которые и до сих пор составляют непревзойденное чудо архитектурного искусства Западной Европы. Эти соборы созидались веками и строились анонимно: никто не оставил на них своего имени, никто не связывал своего личного тщеславия или своих личных интересов с этими зданиями. Это были в буквальном смысле слова коллективные создания церкви[172].