Заключение. Проблемы социальной философии

В остающийся час не остается ничего другого, как подвести некоторые общие итоги нашего изучения в течение этих двух семестров, изучения, к сожалению, наполовину не законченного против первоначального плана, потому что оно не включило в себя развития социальных идей ни во Франции, ни в России; но все–таки мы прошли довольно длинный, ломаный и разнообразный путь.

Смысл истории вообще и смысл сравнительного исторического изучения социальных теорий, в частности, конечно, состоит не в том, чтобы перечислить факты, имена, указать противоречия и т. д., не в этом калейдоскопе заключается цель исторического изучения; его значение заключается в расширении кругозора, обогащении духовного опыта. Очень часто бывает, что человек, усвоивший какое–нибудь мировоззрение, или мало знает другие точки зрения, или чересчур успокаивается на своем воззрении, не считаясь с возможностью противоположного, или просто он не вполне может отдать себе точный отчет в том, что оно собой представляет, потому что его ценность познается в сравнении с другими. Поэтому сравнительное историческое изучение социальных теорий разбивает ограниченность какой–либо одной точки зрения и связанный с ней догматизм. При сравнительном историческом изучении теорий определеннее выступают элементы социально–философской проблемы. Обыкновенно различные теории представляют собой различные комбинации этих элементов, и аналитическую работу их выделения можно производить или путем отвлечения, теоретически анализируя элементы философской проблемы, или же путем сравнительно–историческим, при котором сопоставлением подчеркиваются те или другие стороны социально–философской проблемы. И аналитическое исследование социально–философской проблемы, на которое нас наталкивает сравнительно–историческое изучение разных теорий, приводит нас прежде всего к тому заключению, что социально–философская проблема и, в частности, проблема социализма, по своему содержанию далеко выходит за пределы социально–экономической трактовки вопроса, что она подразумевает или сознательно включает в свою постановку элементы, которые не вмещаются в пределах политико–экономического изучения, а переводят нас в другую область. Эти основные элементы намечаются сами собой при нашем изучении. Прежде всего стало ясно, что в центре современной социально–философской проблемы стоит идея человеческой личности, то или другое учение о человеке как о личности нравственной и религиозной. Каково бы ни было это учение, но во всяком случае оно или привносит, или подразумевает [такие вопросы]: представляет ли собой человек свободную личность, творческую энергию в истории, или он есть продукт социальной или исторической среды или обстоятельств? Представляет ли собой человек случайное соединение атомов, которые распадаются при изменившихся условиях, или же он есть дух, по самому своему понятию имеющий бесконечные потенции и, следовательно, бесконечный рост, есть ли, следовательно, смысл человеческой жизни в наслаждениях временных или же в стремлениях абсолютных? Мы на основании исторического знакомства видели, что разные мыслители, исходя из разных предположений, отвечали различно на эти вопросы. Мы знаем, как отвечали на эти вопросы английские мыслители религиозноэтического типа, как отвечали, с другой стороны, Роберт Оуэн или Маркс и Штирнер, но, как бы ни были различны эти ответы, проблема эта известным образом предрешалась, и то или другое ее предрешение окрашивало дальнейшие рассуждения.

В связи с природой человеческой личности социальная философия необходимо включает в себя и вопрос о свободе и необходимости, о свободе человеческой воли и о ее детерминированности, о законе причинности в применении к человеческим поступкам. Этот вопрос опять–таки вплетается во всякое социальное учение, устанавливающее ту или другую закономерность развития и в то же время призывающее к активному отношению к жизни; он может ставиться или догматически, или же сознательно, критически, но во всяком случае миновать этого вопроса в социальной философии невозможно, потому что социальная философия, с одной стороны, устанавливает закономерность человеческих действий, а с другой стороны, служит исканию социальных идеалов. Дуализм воли и познания, необходимости и долженствования, который живет в человеческой душе, воспроизводится и в теории.

В связи с вопросом о свободе и необходимости стоит и вопрос этический, известное учение о добре и долге. Сама социальная наука есть прикладная этика, хотя бы она плохо это сознавала. Ей постоянно приходится иметь дело с оценкой, с понятиями о должном, о социальном добре и зле — одним словом, с элементами морализма; это бывает сознательно или бессознательно, скрыто и открыто. Мы знаем в истории социальной философии два типа разрешения этого вопроса: их можно обозначить как морализм и аморализм, признание самостоятельности морали и ее отрицание, сведение ее к игре интересов. Большинство учений английского социализма связаны с религиозным морализмом, ряд представителей германской социальной философии связан с кантовским этическим идеализмом, напротив, Бентам, Маркс, Штирнер, Фейербах и другие суть мыслители аморалистического характера, они объявляют интерес или инстинкт естественной основой общественных отношений.

Как показывает сам предмет социальной философии, ее вопросы касаются не уединенной личности, а целого общества. Социальная философия непременно приводит к проблеме о человечестве как целом, по отношению к которому определяется роль и ценность отдельной личности. Если относительно отдельной личности ставится вопрос о смысле человеческой жизни, то по отношению к целому человечеству естественно возникает вопрос о прогрессе всего человеческого рода как целого или, так как человеческий род как целое существует и развивается в истории, то этот вопрос превращается в вопрос о смысле человеческой истории. Конечно, и эти вопросы для своего ответа предполагают целый ряд общефилософских предпосылок и получают в разных социальных теориях разные ответы. С точки зрения Штирнера, например, человечества вообще не существует, это есть призрак; для Фейербаха (и Канта) человечество есть божество земное, призванное заступить и упразднить Божество небесное, для христианской философии, например, для Владимира Соловьева, человечество есть богочеловеческое тело, развивающееся в историческом процессе, наконец, для гегелевской метафизики человечество есть воплощение идеи, для Маркса — субъект совокупного хозяйства.

В этих учениях социальной философии, которые являются более или менее полным, дается и философия истории. Я напомню Фихте, Гегеля, Маркса, Канта, Вл. Соловьева, Рёскина, Карлейля, целый ряд мыслителей разных направлений и, однако, ставящих одну и ту же проблему философии истории, и это, конечно, не случайно, потому что социальной философии приходится определять идеальный курс истории, она не ограничивается одним констатированием существующего. Ее взор устремлен в будущее. Цели же движения и идеалы определяются по тем всемирно–историческим маякам, которые, находясь на большой высоте, указывают направление исторического курса. Конечно, можно ставить вопрос о философии истории и критически, именно спрашивать, возможна ли самая философия истории вообще, и некоторые отвечают, что она вообще невозможна (школа Виндельбандта и Риккерта). Но даже при таком ответе всетаки проблема философии истории, хотя [бы] как предмет критического анализа, не устраняется. Эти перечисленные мною ее общефилософские элементы представляют собою предпосылки социальной философии.

Все эти вопросы о смысле человеческой жизни, о природе человека, о смысле человеческой истории ставились и в древнем мире, и в средние века, и в новое время, они ставятся во всякой сколько–нибудь серьезной, глубокой религии, во всяком сколько–нибудь развитом философском мировоззрении. Достаточно напомнить, что у Платона в его «Государстве» мы имеем собственно все элементы социально–философской проблемы, как мы ставим ее сейчас. Или в учении иудейской или христианской апокалиптики мы имеем начала той же философии истории; так что корни социальной философии уходят в такую общечеловеческую глубь, до которой не достигает вообще историческая рябь или волнение.

Кроме этих предпосылок, существует еще самая тема и ее разработка, рядом с общей частью — часть прикладная. Эта прикладная часть социальной философии опирается на конкретные социально–экономические данные исторической эпохи. Это есть исторически изменчивая часть социальной философии, которой она прикрепляется к современности. На учениях этой части отражаются как данные исторические условия, так и методы их изучения, способы к ним подхода. В одной и той же социальной среде, как мы видели, существуют разные учения, разные оценки, разные практические рецепты. С другой стороны, сходное положение в разные времена и в разных странах приводят к некоторым сходным, практическим социальным выводам. Поэтому и получается такое впечатление и устанавливается распространенное мнение, будто все вопросы социальной философии и ставятся, и разрешаются в пределах политической экономии, будто статистическим или эмпирическим изучением и анализом можно получить ответы на все ее вопросы. В социальной философии мы имеем своеобразный и до известной степени единственный пример соединения самых отвлеченных и самых высших элементов философской мысли и в то же время самых конкретных задач, вопросов и учений. Социальная философия ставит и разрешает вопрос, который нашей русской действительностью искони формулировался как вопрос о том, «что делать? » На основании общих предпосылок философии истории здесь обещается ответ на то, в каком отношении данное лицо должно определиться к тому или иному социальному законопроекту, к той или другой политической партии, к тому или другому практическому действию. Это соединение наиболее отвлеченных, религиозных и общефилософских элементов мысли и вместе с тем наиболее практических, конкретных, жизненных представляется мне наиболее характерным для русской души, это какая–то органическая складка ее и, благодаря этому, ни одна отрасль философии не влечет так к себе, не возбуждает у нас такого интереса, как именно социальная философия.