Факторы влияния на современную европейскую геополитику 5 глава

Маккиндер считал, что главной задачей англосаксонской геопо­литики является недопущение образования стратегического конти­нентального союза вокруг «географической оси истории». Следова­тельно, стратегия сил «внешнего полумесяца» состоит в том, чтобы оторвать максимальное количество береговых пространств от харт­ленда и поставить их под влияние «островной цивилизации». «Сме­щение равновесия сил в сторону «осевого государства», сопровож­дающееся его экспансией на периферийные пространства Евразии, позволит использовать огромные континентальные ресурсы для со­здания мощного морского флота: так недалеко и до мировой импе­рии. Это станет возможным, если Россия объединится с Германией. Угроза такого развития заставит Францию войти в союз с заморски­ми державами, и Франция, Италия, Египет, Индия и Корея станут береговыми базами, куда причалят флотилии внешних держав, что­бы распылить силы «осевого ареала» по всем направлениям и поме­шать им сконцентрировать все их усилия на создании мощного во­енного флота».

В 1919 г. в книге «Демократические идеалы и реальность» он писал: «Что станет с силами моря, если однажды великий континент политически объединится, чтобы стать основой непобедимой арма­ды?». Выступив против вильсоновского идеализма, на основе кото­рого США вступили в первую мировую войну, чтобы «положить конец всем войнам» и «спасти демократию для мира», Маккиндер.отмечал: «идеалисты являются солью земли», но «демократия не­совместима с организацией, необходимой для войны против авто­кратических режимов». При этом он сетовал на то, что политичес­кие моралисты вроде Вильсона «отказываются считаться с реально­стями географии и экономики». В этой книге, изданной во время его пребывания на посту верховного комиссара на Украине, Маккин­дер доказывал, что Европа, составляющая более 21 миллиона квад­ратных миль, в три раза превышает территорию Америки и что в этом пространстве безраздельно господствует Россия, якобы заме­нившая Монгольскую империю.

Маккиндера по праву можно назвать первым ученым, постули­ровавшим глобальную геополитическую модель. Он неустанно под­черкивал особое значение географических реальностей для миро­вой политики, считая, что причиной, прямо или косвенно вызы­вавшей все большие войны в истории человечества, было, помимо неравномерного развития государств, также и «неравномерное рас­пределение плодородных земель и стратегических возможностей на поверхности нашей планеты»⁷⁰.

Маккиндер считает, что весь ход истории детерминирован сле­дующими процессами. Из центра хартленда на его периферию ока­зывается постоянное давление так называемых «разбойников суши». Особенно ярко и наглядно это отразилось в монгольских завоевани­ях. Но им предшествовали скифы, гунны, аланы и т.д. Цивилиза­ции, проистекающие из «географической оси истории», из самых внутренних пространств хартленда, имеют, по мнению Маккинде­ра, «авторитарный», «иерархический», «недемократический» и «не­торговый характер». В древнем мире он воплощен в обществе, по­добном дорийской Спарте или Древнему Риму.

Согласно Маккиндеру, вначале в качестве осевой области исто­рии — срединной земли, или хартленда, — выделилась Централь­ная Азия, откуда татаро-монголы благодаря преимуществам под­вижности их конницы распространили свое влияние на Азию и зна­чительную часть Европы. Со времени Великих географических от­крытий баланс сил изменился в пользу приокеанических стран, в первую очередь в сторону Великобритании. Однако, как считал Мак­киндер в 1904 г., новые средства транспортных коммуникаций, преж­де всего железные дороги, снова изменят баланс сил в пользу сухо­путных держав. Исходя из этой постановки он сформулировал свою концепцию хартленда, каковым считал евразийское пространство, или Евразию, Маккиндер оценивал последнюю как гигантскую естественную крепость, непроницаемую для морских империй и бо­гатую природными ресурсами, и в силу этого как «ось мировой по­литики».

Извне, из регионов «островного полумесяца», на Мировой Ост­ров осуществляется давление так называемых «разбойников моря» или «островных жителей». Это — колониальные экспедиции, проис­текающие из внеевразийского центра, стремящиеся уравновесить сухопутные импульсы, проистекающие из внутренних пределов кон­тинента. Для цивилизации «внешнего полумесяца» характерны «тор­говый» характер и «демократические формы» политики. В древности таким характером отличались Афинское государство или Карфаген.

Между этими двумя полярными цивилизационно-географическими импульсами находится зона «внутреннего полумесяца», кото­рая, будучи двойственной и постоянно испытывая на себе противо­положные культурные явления, была наиболее подвижной и стала благодаря этому местом приоритетного развития цивилизации.

История, по Маккиндеру, географически вращается вокруг кон­тинентальной оси. Эта история яснее всего ощущается именно в пространстве «внутреннего полумесяца», тогда как в хартленде ца­рит «застывший» архаизм, а во «внешнем полумесяце» — некий цивилизационный хаос.

На политическом уровне это означало признание ведущей роли России в стратегическом смысле. Маккиндер писал: «Россия зани­мает в целом мире столь же центральную стратегически позицию, как Германия в отношении Европы. Она может осуществлять напа­дения во все стороны и подвергаться им со всех сторон, кроме севе­ра. Полное развитие ее железнодорожных возможностей — дело вре­мени».

Маккиндер делит всю геополитическую историю мира на три этапа:

1) Доколумбова эпоха, В ней народы, принадлежащие периферии Мирового Острова, например римляне, живут под постоянной угрозой завоевания со стороны сил «сердцевинной земли». Для римлян это были германцы, гунны, аланы, парфяне и т.д. Для средневековой ойкумены — Золотая Орда.

2) Колумбова эпоха. В этот период представители «внутреннего полумесяца» (береговых зон) отправляются на завоевание неизвест­ных территорий планеты, не встречая нигде серьезного сопротивле­ния.

3) Постколумбова эпоха. Незавоеванных земель больше не существу­ет. Динамические пульсации цивилизаций обречены на столкновение, увлекая народы земли во вселенскую гражданскую войну.

То, что Хаусхофер и его единомышленники называли «геогра­фической обусловленностью отношений между государствами и народами», Маккиндер именовал «географической инерцией». По утверждению Маккиндера, исходным пунктом в судьбе народов и государств является географическое положение занимаемых ими территорий; это географическое положение является «извечным», не зависящим от воли народов или правительств, и влияние его по мере исторического развития становится все более и более значи­тельным («gathers momentum», что означает «набирает инерцию»). Сопротивляться «требованиям», которые обусловлены географичес­ким положением, бесполезно; более того, в практической деятель­ности политик и в научной области географ и историк обязаны исходить из требований географического положения; основной те­мой географа является «заполнение географического пространства или среды», то есть колонизация; основной темой историка — про­цесс борьбы в связи с обусловленной географическим положением колонизацией.

Связь между историей и географией нужна Маккиндеру только для того, чтобы доказывать «неправомерность» возникновения та­ких государственных образований или общественных формаций, которые, по его словам, противоречат требованиям «географичес­кой инерции».

В процессе формирования современного мира, согласно теории Маккиндера, вначале выделяется Центральная Азия (как осевая область истории), из которой в свое время монголы распространили свое влияние на азиатскую и европейскую историю благодаря пре­имуществу в подвижности их конников. Однако со времен Великих географических открытий баланс сил значительно изменился в сто­рону приокеанических стран, в основном Великобритании. Тем не менее в 1904 г. Маккиндер считал, что Колумбова эра подходит к концу, что новая транспортная технология, в частности железные дороги, изменит баланс геополитических сил снова в пользу сухо­путных государств. Границы хартленда определялись им зоной, не доступной морской державе. Хартленд был очерчен «внутренним полумесяцем» на материковой Европе и Азии, «внешним полумеся­цем» островов и континентов за пределами Евразии. При этом Мак­киндер приводит исторические примеры непобедимости хартленда: морские корабли не могут вторгнуться в эту зону, а попытки окра­инных стран всегда заканчивались неудачами (например, шведско­го короля Карла XII, Наполеона).

Модель отражала желание корректировки традиционной британ­ской политики поддержания баланса сил в Европе так, чтобы ни одно континентальное государство не могло угрожать Великобрита­нии. Было стремление помешать Германии в союзе с Россией конт­ролировать хартленд и таким образом управлять ресурсами для свер­жения Британской империи.

В книге «Демократические идеалы и реальность», ставшей сразу настольной книгой каждого интересующегося геополитикой, Маккиндер развил дальше свою теорию осевого региона, видоизменив в ней некоторые прежние положения. Хартленд — так он стал называть осевой регион — был расширен им за счет включения в него Тибета и Монголии на востоке и Восточной и Центральной Европы — на западе. Новые границы хартленда определялись им с учетом прогрес­са в развитии сухопутного и воздушного транспорта, роста населения и индустриализации. В книге он вновь подтвердил свои опасения от­носительно Германии как державы, стратегически расположенной выгоднее, чем любое другое европейское государство в борьбе за до­минирование в хартленде. Овладев в нем господствующим положени­ем, Германия, по его мнению, могла бы с помощью созданной ею морской силы предпринять попытку завоевания господства над всем миром. Морская же сила, по Маккиндеру, остается, как и прежде, существенным атрибутом мировой мощи, хотя ее предпосылки и из­менились по сравнению с прошлым: в XX веке поддержание на дол­жном уровне морской мощи требует уже более разветвленной сети военно-морских баз на суше, и не каждому государству по карману иметь их. Господства над Мировым Островом могла бы добиться только великая континентальная держава, типа России или Германии, и это давало бы ей возможность стать и великой морской державой. По концепции Маккиндера, Мировой Остров — это сплошной конти­нентальный пояс, состоящий из Европы, Азии и Африки. Окружен­ный Мировым океаном, этот Остров благодаря своему географичес­кому и стратегическому положению неизбежно должен стать глав­ным местом расположения человечества на нашей планете. Отсюда логически следовал вывод, что государство, занимающее господству­ющее положение на Мировом Острове, будет также господствовать и в мире. Дорога же к господству над Мировым Островом лежит через хартленд. Один лишь он имеет достаточно прочную основу для кон­центрации силы с целью угрожать свободе мира изнутри цитадели Евразийского континента. Свои сложные геополитические построе­ния Маккиндер воплотил в ставших знаменитыми трех взаимосвя­занных максимах: «Кто правит Восточной Европой, господствует над хартлендом; Кто правит хартлендом, господствует над Мировым Ос­тровом; Кто правит Мировым Островом, господствует над миром»⁷¹. Поэтому, утверждал Маккиндер, для предотвращения следующей ми­ровой войны необходимо создать блок независимых стран, расположенных между Германией и Россией, для сохранения баланса сил на Евразийском континенте⁷².

Эти положения содержались в официальном послании Маккин­дера в Версаль, где перекраивалась карта Европы. Она была воспри­нята как идея создания полосы буферных государств в Восточной Европе для размежевания Германии и России. Эти государства были созданы путем мирных переговоров, но оказались, как показало Мюнхенское соглашение 1938 г., неэффективным буфером. И мир не избежал новой катастрофической войны.

Сам Маккиндер отождествлял свои интересы с интересами анг­лосаксонского островного мира, то есть с позицией «внешнего по­лумесяца». В такой ситуации основа геополитической ориентации «островного мира» ему виделась в максимальном ослаблении харт­ленда и в предельно возможном расширении влияния «внешнего полумесяца» на «полумесяц внутренний».

Нетрудно понять, что именно Маккиндер заложил в англосак­сонскую геополитику, ставшую через полвека геополитикой США и Североатлантического союза, основную тенденцию: любыми спо­собами препятствовать самой возможности создания Евразийского блока, созданию стратегического союза России и Германии, геопо­литическому усилению хартленда и его экспансии. Устойчивая ру­софобия Запада в XX веке имеет не столько идеологический, сколь­ко геополитический характер. Хотя, учитывая выделенную Маккиндером связь между цивилизационным типом и геополитическим ха­рактером тех или иных сил, можно получить формулу, по которой геополитические термины легко переводятся в термины идеологи­ческие. «Внешний полумесяц» — либеральная демократия; «геогра­фическая ось истории» — недемократический авторитаризм; «внут­ренний полумесяц» — промежуточная модель, сочетание обеих идео­логических систем.

Основное «практическое» положение Маккиндера заключалось в том, что островное положение Великобритании требует от нее со­противления силам, исходящим из «колыбели потрясений» — из области, находящейся на стыке Европы и Азии, между Уралом и Кавказом. Отсюда, по Маккиндеру, шли переселения народов, ис­кони угрожавшие древним цивилизациям. Объединение, или союз, народов, находящихся по обе стороны «колыбели потрясений», в частности русских и немцев, угрожает Великобритании, которая обязана поэтому объединить под своим руководством народы, рас­положенные на «краю» или «окраине» Евразии.

Подобными геополитическими соображениями Маккиндер обо­сновывает законность британских притязаний на всю «окраину» Евразии (то есть на территории Средиземноморья, Ближнего Вос­тока, Индии и Юго-Восточной Азии плюс опорные пункты в Ки­тае), а также правильность британской политики «окружения» Гер­мании и союза с Японией. Одновременно с этим Маккиндер считал основной задачей британской внешней политики предотвращение союза (объединения) России и Германии.

Маккиндер, выражая британские интересы, страшился одновре­менно и России, и Германии. Извечный страх, что Россия может захватить Дарданеллы, прибрать к рукам Османскую империю и выйти к Индии — этой «жемчужине Британской империи», — дов­лел и над английской практической политикой, и над ее теорети­ческими умами. Россия, утверждал Маккиндер, стремится к овладе­нию прибрежными странами с незамерзающим морем. Английское же господство в Британской мировой империи основано как раз на владении прибрежными странами Европы, вследствие чего всякое изменение соотношения сил в прибрежных странах должно подо­рвать позиции Англии.

Из двух зол — Россия и Германия — Маккиндер все же выбрал наименьшее — Россию и весь политический пафос своего произве­дения направил против Германии как ближайшей и непосредствен­ной угрозы британским интересам. Опасаясь движения Германии на восток, к центру хартленда, он предлагал создание «срединного яруса» независимых государств между Россией и Германией. Тако­вой, собственно, и был создан мирными договорами в 1919 г., хотя вряд ли его созданию способствовали концепции Маккиндера: в данном случае основную роль сыграли другие идеи, но об этом ниже. Как бы то ни было, «срединный ярус» был образован. Его звеньями стали Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехослова­кия и Румыния, хотя политически ему предназначалась роль, про­тивоположная маккиндеровской, а именно: защищать не Россию от Германии, а Запад от «большевистской опасности».

Причем у Маккиндера опасение вызвала не только, а быть мо­жет, и не столько угроза прямой германской военной экспансии на восток, сколько мирное и постепенное проникновение в разрушен­ную революцией Россию более экономически развитой и энергич­ной Германии. Он был убежден, что методы «экономического тро­янского коня» могут завершиться возобновлением гражданской вой­ны в России и конечной интервенцией германских «спасителей порядка», «приглашенных» отчаявшимся народом⁷³.

В связи с концепцией Маккиндера нельзя пройти мимо одной важной детали, на которую обращали внимание многие ее критики: Маккиндер нигде и никогда не давал определенного описания за­падных границ хартленда, оставляя этот вопрос на разумение своих читателей. Хотя он и ссылался в общих чертах на то обстоятельство, что стратегически хартленд включает Балтийское море, Дунай, Чер­ное море, Малую Азию и Армению, дальше этого он, однако, не шел, и, думается, не без оснований. Кто вообще может взять на себя смелость провести определенную, фиксированную линию на этой вечно бурлящей и конфликтующей части Европейского кон­тинента? Зыбкая граница, установленная после первой мировой

войны, была полностью разрушена уже в 1939 г. Вторая мировая война завершилась, казалось бы, установлением более прочной и «справедливой» разделительной линии между западной и восточной частями Европы, и ее можно было бы условно принять за западную границу хартленда. На рубеже 89—90-х гг. она также рухнула, и это новое ее разрушение сопровождалось образованием в центре Евро­пы новой буферной зоны, только еще более зыбкой, еще более чреватой конфликтами, еще более ненадежной и опасной, чем пос­ле первой мировой войны. Особенность ее образования на сей раз состояла в том, что оно было стихийным, не имеющим какой-либо определенной политической цели, а потому и будущая ее роль скрыта в полном тумане.

В 1943 г., в разгар второй мировой войны, редактор журнала «Форин афферс» пригласил престарелого Маккиндера (ему было уже 82 года) порассуждать относительно его идей в контексте поло­жения вещей в мире. В статье «Круглый мир (world) и завоевание мира (peace)»⁷⁴, написанной по этому поводу, Маккиндер утверждал, что если Советский Союз выйдет из войны победителем над Герма­нией, то он превратится в величайшую сухопутную державу на пла­нете. Вместе с тем он подверг значительной ревизии свою первона­чальную концепцию. Теперь, по его схеме, хартленд включал поми­мо громоздкого массива суши Северного полушария Сахару, пус­тыни Центральной Азии, Арктику и субарктические земли Сибири и Северной Америки. В этой схеме Северная Атлантика стала «Сре­диземным океаном». Это пространство он рассматривал как опор­ную точку Земли, отделенную от другого главного региона — муссонных территорий Индии и Китая. По мере наращивания мощи этот регион, говорил Маккиндер, может стать противовесом Се­верному полушарию. В своей версии, названной «второй географи­ческой концепцией»⁷⁵, Маккиндер отказался от прежнего жестко­го дихотомического противопоставления сухопутных и морских дер­жав. Это и не удивительно, если учесть, что в обеих мировых войнах континентальные и морские державы находились во взаимных со­юзах. Собственно говоря, англо-русская Антанта 1907 г. никак не укладывалась в рамки первоначальной концепции Маккиндера. Тем более противоречила ей тройственная ось Берлин — Рим — Токио. А пребывание океанических держав США и Великобритании в ан­тигитлеровской коалиции с континентальным Советским Союзом вовсе подрывало его конструкции.

Важно проследить эволюцию географических пределов хартлен­да в трудах Маккиндера. Если в 1904 и 1919 гг. (соответственно в статье «Географическая ось истории» и в книге «Демократические идеалы и реальность») очертания хартленда совпадали в общих чер­тах с границами Российской Империи, а позже СССР, то в 1943 г. он пересмотрел свои прежние взгляды и изъял из хартленда совет­ские территории Восточной Сибири, расположенные за Енисеем. Он назвал эту малозаселенную советскую территорию «Россией Lenaland» по названию реки Лена. «Россия Леналенда имеет 9 мил­лионов жителей, 5 из которых проживают вдоль трансконтиненталь­ной железной дороги от Иркутска до Владивостока. На остальных территориях проживает менее одного человека на 8 квадратных ки­лометров. Природные богатства этой земли — древесина, минералы и т.д. — практически нетронуты». Выведение так называемого Леналенда из географических границ хартленда означало возможность рассмотрения этой территории как зоны «внутреннего полумеся­ца», то есть как берегового пространства, которое может быть исполь­зовано «островными» державами для борьбы против «географичес­кой оси истории». Маккиндер, активно участвовавший в организа­ции интервенции Антанты и белом движении, видимо, посчитал исторический прецедент Колчака, сопротивлявшегося евразийско­му центру, достаточным основанием для рассмотрения подконтроль­ных ему территорий в качестве потенциальной «береговой зоны».

После второй мировой войны Маккиндер утверждал, что Россия во время войны против фашистской Германии была «спасена» благо­даря трем природным барьерам: 1) арктическому побережью, 2) дикой области Лены и Енисея и 3) горной цепи от Алтая до Гиндукуша плюс пустыня Гоби, пустынные области Тибета и Ирана⁷⁶.

В целом идеи Маккиндера не были приняты научным сообще­ством, несмотря на его высокое положение не только в политике, но и в самой научной среде. Даже тот факт, что почти полвека он активно и успешно участвовал в создании английской стратегии в международных вопросах на основании своей интерпретации поли­тической и географической истории мира, не мог заставить скепти­ков признать ценность и эффективность геополитики как дисцип­лины.

Вместе с тем концепция Маккиндера оказала исключительно сильное влияние на дальнейшее развитие самой геополитики. Мак­киндер пользовался широкой известностью, правда, не столько в Англии, где его концепция не получила широкого распростране­ния, сколько в США, где она была взята на вооружение американ­скими геополитиками. Концепция Маккиндера, по сути дела, по­служила одним из теоретических краеугольных камней при основа­нии знаменитой Мюнхенской школы геополитики, созданной Кар­лом Хаусхофером. Однако, хотя немецкие геополитики широко ис­пользовали теорию Маккиндера, на немецком языке не появилось ни одного его труда просто потому, что его «резко антинемецкая, несправедливая позиция исключает немецкий перевод»⁷⁷. 1 апреля 1944 г. лондонская газета «Тайме» сообщила, что посол США Уайнант в торжественной обстановке вручил британскому географу сэру Хэлфорду Маккиндеру награду Американского географического общества, заявив, что «Маккиндер является создателем науки, ко­торую другие (немцы. — Ю. Т.) распространяют в качестве геополи­тики». После войны англо-американские геополитики с «гордостью» заявляли, что не Хаусхофер оказал влияние на Маккиндера, а Мак­киндер внушил Хаусхоферу основные его идеи и что следует, от­бросив неверные выводы Хаусхофера, вернуться к рациональному зерну учения Маккиндера. В 1969 г. одна из его статей была помеще­на в сборнике статей «виднейших геополитиков», изданном в Чика­го 12 лет спустя после смерти Маккиндера.

Концепция Маккиндера, как уже отмечалось, вызвала волну кри­тики. Поводов для этого было, конечно, достаточно. Думается, од­нако, что большая часть этой критики была обусловлена тем, что концепция Маккиндера появилась несколько преждевременно. Она по сути своей глобальна, тогда как мир в момент ее появления но­сил по преимуществу европоцентристский характер. Ему соответ­ствовал и европоцентристский характер политического мышления. Но маккиндеровская концепция несла на себе отпечаток чисто бри­танских интересов: для Маккиндера хартленд — это Россия и Гер­мания, два самых опасных противника Англии. Не дать им соеди­ниться, поддержать более слабого в противовес более сильному — вот основная национальная подоплека концепции. Ее глобальность нашла свое выражение позже, после второй мировой войны, в час­тности в американской доктрине сдерживания. Какие бы идеологи­ческие мотивы ни лежали в ее основе, по своей сути она была наце­лена на нейтрализацию контролируемого Советским Союзом харт­ленда и недопущение его доминирования" над Мировым Островом. Несмотря на непрекращающуюся до сих пор критику концепции Маккиндера, она, как истинно оригинальная теория, продолжает жить и привлекать к себе внимание практиков и теоретиков между­народных отношений. Взлеты и падения интереса к ней прямо про­порциональны происходящим изменениям в мировой геополити­ческой ситуации: серьезные сдвиги и обострения тотчас вызывают повышенное внимание и к доктрине Маккиндера.

 

Вопрос

Современник и соратник К. Хаусхофера Адольф Грабовски, один из основателей немецкой геополитической школы, выступил на рубеже XIX—XX веков. С тех пор он неустанно пытался «добиться, чтобы империализм был осознан немецким народом»⁸⁴ и обосно­вать необходимость «приобретения земли»⁸⁵ для германского импе­риализма⁸⁶. Перу Грабовски принадлежит около двадцати книг и статей по геополитике⁸⁷.

В 1924 г. в Высшей политической школе в Берлине был органи­зован геополитический семинар под руководством профессора Гра­бовски. Хотя Грабовски по отдельным теоретическим вопросам при­держивался иных взглядов, чем Хаусхофер, их геополитические воззрения совпадали в основных, решающих моментах.

В предисловии к своей книге «Германия и мировая картина совре­менности» («Deutschland und das Weltbild der Geganwart», 1928), разъясняя ее цель, Грабовски писал: «Аналогично тому, как мы сегодня находим устаревшими все исторические представления, которые игнорируют экономику, так, спустя некоторое время, все исторические и политические исследования, которые не будут тес­но связаны с пространственными факторами, станут рассматриваться как отсталые... Мировая политика без взгляда на мир в его про­странственном единстве является абсурдом. Можно даже утверждать, что в каждом общеполитическом исследовании столько научности, сколько в нем находится географии»⁸⁸. В книге дается анализ исто­рического развития европейской цивилизации в прямой связи с пространственным расширением культурного мира. Автор отмечает и прямую зависимость геополитики от развития технического про­гресса. Именно пространство, согласно воззрениям Грабовски, было тем общим знаменателем, который придал единство всей империа­листической эпохе. Отсюда вполне понятна, по его мнению, необ­ходимость детального изучения пространства в его связи с полити­кой⁸⁹.

Грабовски ревностно защищал геополитическую теорию «вели­кого пространства», он даже вывел «объективные законы обществен­ного развития», которые неизбежно должны привести к образова­нию великих пространств. Грабовски писал: «В данном случае стрем­ление империализма к завоеванию великого пространства, без со­мнения, соответствует ходу мировой истории, который ведет к об­разованию все более крупных единиц вплоть до всемирного союза»⁹⁰.

Грабовски в 1928 г. говорил о геополитике как «методе». В 1930 г. он характеризовал ее как «науку»⁹¹. А в 1933 г. он категорически утвержда­ет, что «геополитика является методом, а не наукой»⁹². В связи с этим его тогда поправил критик официальной школы Хаусхофера Макс Бауман, поскольку он «в конечном счете признает» за геополитикой «только достоинство особого метода исследования», в действительно­сти же она является «особым способом понимания и особой наукой»⁹³. Рихард Хенниг, выступил, в свою очередь, за «подход»⁹⁴. Он утверж­дал, что «еще не пришло время для научной системы геополитики»⁹⁵. То же самое много раз подчеркивал и Хаусхофер.

После войны Грабовски, наряду с А. Хаусхофером, внес вклад в переосмысление многих положений геополитики и возвращение ее в академические рамки. В своей книге «Пространство, государство и история» («Raum, Staat und Geschichte», 1961), имеющей програм­мный подзаголовок «Основы геополитики», он пытается доказать, что введение социального аспекта преобразует геополитику в фун­даментальную науку. Мысль об использовании социального аспекта не была нова, мы находим ее у Челлена, который вместе с терми­ном «геополитика» ввел в научный оборот и термин «демополитика», не получивший, однако, широкого распространения в даль­нейшем.

В своем исследовании Грабовски исходит прежде всего из того, что современная геополитика, в отличие от нацистской, является «методом исторического познания»⁹⁶. Причем в совокупность путей познания истории входят, по его мнению, «как идеи, так и эконо­мика; как пространство, так и климат и народ; как историческое разделение, так и правовая система...»⁹⁷. Однако в качестве главно­го объекта геополитического исследования Грабовски выделяет из этого определения «пространство», социологический анализ кото­рого включает в себя все компоненты данного метода. С «простран­ственной» точки зрения должны рассматриваться государственное устройство, его внутренняя и внешняя политика, этнография, че­ловеческая психология, сознание и т.д. Такой широкий круг «про­странственных» вопросов дает геополитике, по мнению Грабовски, право объявить пространство «рычагом исторического происходя­щего, которому следует определить место в изучении как истори­ческих, так и политических основ, благодаря ему оно принадлежит к области философии»⁹⁸.

Книга Грабовски «Пространство, государство и история» харак­терна для послевоенной немецкой геополитики не только в смысле нового содержания, но также и выбора объекта исследования, ме­тода научного анализа и, конечно же, своей конечной целью — реабилитацией геополитики. Грабовски, признавая, что Хаусхофер создал «науку, оправдывающую любую экспансию», отмечал: «Хо­рошо, что, в конце концов, естественная смерть повлекла за собой прекращение следствия по его делу»⁹⁹. По понятным причинам Гра­бовски отрицает непосредственное, а не только идеологическое уча­стие К. Хаусхофера в нацистских преступлениях. В то же время он объявлял К. Хаусхофера «дилетантом», «неспособным связать гео­политику с всемирной историей и мировой политикой»¹⁰⁰.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: