Созерцательная сила суждения

Франс Карлгрен

Антропософский Путь Познания

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Одноэтажный светлый домик Франса Карлгрена стоит на окраине небольшого шведского городка Иерна; это в полусотне километров от Стокгольма. На небольшом огороженном участ­ке около дома гуляют козы и курицы. Дом стоит фасадом к уз­кой дороге, а сзади к нему почти вплотную подступает лес. По дороге время от времени проедет одинокая «Вольво» или «Сааб», а за просветами перелесков вдали проблескивает серебри­стая гладь Балтики. — Хозяин дома (высокий, в брезентовой штормовке, ему уже за шестьдесят пять) похож на крестьяни­на. У него широкое открытое лицо, с русым чубом, большие рабочие руки, неторопливая и раздельная речь. Франс Карл­грен, как и многие антропософы, немало работает руками. А еще он учитель, много лет преподает в стокгольмской «Кри­стофер-школе», в Йернском «Рудольф Штейнер Семинаре». И он один из наиболее известных шведских антропософов, автор целого ряда книг об антропософском движении, о вальдорфской педагогике, об истории.

Общепризнанно, что его книгам удается сочетать в себе ос­новательность, глубину, научность подхода — с простотой и про­зрачностью изложения. Его друзья иногда говорят: «Франс тратит массу времени на то, чтобы придти в результате к че­му-то «простецкому». Но все понимают, что это добрая шутка; придти к простоте — это как раз самое сложное.

Так и эта книга. В ней автор попытался обрисовать суть современного антропософского пути внутреннего развития чело­века. По словам Рудольфа Штейнера, основателя антропософии, «это путь познания, на котором духовное в отдельном человеке может придти к духовному во вселенной». Один из главных принципов здесь — это принцип осознанности. И поэтому Франс Карлгрен попытался — компактно и разносторонне — развернуть широкий «контекст осознания».

В книге дана широкая духовно-историческая панорама воп­роса. Читатель узнает о гётеанизме, как о важнейшей предпо­сылке антропософии; о фундаментальной проблеме «живого познания жизни»; о духовно-душевном существе человека, о его бессмертном и неуклонно развивающемся ядре; о различ­ных путях внутреннего развития, отвечающих различным исто­рическим эпохам, различным «возрастам человечества» (о по­священиях в древности, о йоге, об античных ритуалах и т. д.).

В центре книги — антропософский внутренний праксис: кон­центрация, медитация, моральные упражнения, ступени сверх­чувственного познания. Показан современный, научный харак­тер этого пути — решительно отличающийся от различных, вновь всплывающих ныне направлений атавистического яснови­дения, транса и медиумизма. Антропософская духовность ясно отличена от нарастающей ныне, порой мутноватой, волны мис­тицизма.

Завершает книгу тема культурно-обновляющего импульса антропософии (духовная наука в вальдорфских школах, на биолого-динамических фермах, в лечебно-педагогических заве­дениях, в искусстве и банковском деле и т. д.). Читатель, осо­бенно наш, российский, имеет возможность задуматься: много ли сейчас резона бесконечно говорить и спорить о «духовности» как таковой (о бесконечных философских и эзотерических «системах», «программах», «концепциях» самих по себе, на уровне «духовных идеологий»), — или же здесь, и особенно сей­час, весьма уместно вспомнить добрый совет Гёте: «Лишь плодотворное цени»

... Нам осталось менее десяти лет до конца столетия. И сей­час целые народы, может быть всё человечество в целом, пы­таются осознать кошмар этого столетия (тоталитаризм, мировые войны, экологическое безумие, этическая деградация и т. д., и т. п), пытаются как бы очнуться от его ужасов, стряхнуть их с себя и придти к чему-то новому. Наивно было бы думать, что силы, вызывавшие всё это, более не действуют. Эти силы, ко­ренящиеся в нашем сознании, весьма активны, — и вспышки чудовищного национализма или же безудержной политической агрессивности суть лишь некоторые из их проявлений. Но мож­но почувствовать, что появляются и новые, нежданные и свежие силы. С конца 80-х годов над Землей провеял дух свободы. Рудольф Штайнер главную свою философскую книгу назвал «Философия Свободы». Современная антропософия, в своем живом и постоянно обновляющемся существе, имеет глубокую внутреннюю связь с этим духом Свободы конца столетия. (А. Пинский)

 

ВЗГЛЯД НА ЖИВОЕ

Лето. Мы идем по лугу и собираем растения; скорее всего это маргаритки лютики и молочный бодяк. Мы особенно обра­щаем внимание на то, чтобы взять целиком стебель, все листья и, по возможности, часть корневой системы.

Если мы рассмотрим теперь листья на стебле по порядку, снизу вверх, то мы обнаружим, что нижние листья по форме отличаются от верхних. Все вместе они образуют ряд, в кото­ром каждый лист представляет собой новую стадию некоторо­го процесса развития. Все три вида растений являются хоро­шими примерами этого феномена.

Ряд начинается с маленьких простых листовых структур, ко­торые постепенно становятся больше и все сильнее дифферен­цируются. Соответствующие черенки листьев также постепенно преобразуются и появляется дольчатая форма листа. Постепен­но опять наступает уменьшение и упрощение, в особенности у листьев, которые находятся непосредственно под цветком.

Такой ряд, в котором каждый член по своей форме является преобразованием предыдущего, называют закономерным мета­морфозом (преобразованием).

ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ

Одним из первых исследователей природы, который система­тически изучал подобные метаморфозы в мире организмов, был Иоганн Вольфганг Гете.

Метод наблюдения Гете опирался на его изучение искусст­ва. Проникнуть в язык форм, который выражается в произве­дениях художника, скульптора и архитектора — эта потребность сопровождала его всю жизнь. Гете был глубоко убежден в том что тот, кто хочет понять язык форм природы, должен идти аналогичным путем.

Во времена Гете, а также позднее, было много людей, ко­торые думали, что творческая фантазия и занятия естественно­научными наблюдениями должны противостоять друг другу. Сам Гете утверждал иное. Он считал, что художник работает по творческим принципам, выраженным в творениях природы, и что художественная деятельность — важная и необходимая предпосылка для каждого, кто хочет проникнуть в «раскрытые тайны» органического мира. Последнюю формулировку он сам охотно использовал.

(Рис. 1, 2)

 

Гете взялся за большую работу. Он изучал растения в своем саду в Веймаре в Швейцарских Альпах и в ботаническом саду в Риме, Неаполе и Палермо. Он писал, чертил, рисовал и мо­делировал.

Постепенно его изучение организмов охватило самые разно­образные виды. Он сам пришел к важным и отчасти новым ре­зультатам. Он изучал черепа из одного анатомического инсти­тута и установил что межчелюстная кость существует не только у млекопитающих, но и у человека. До этого среди ученых было распространено мнение, что она служит анатомическим призна­ком, безусловно, отличающим человека от других млекопитаю­щих.

Когда Гете исследовал разбитый череп овцы, найденный им в Венеции, подтвердилось то, о чем он уже догадывался, а именно, что голова (с анатомической точки зрения) — это, в некотором роде, продолжение спинного хребта; кость затылка по своей форме является «преобразованным позвоночником».

Но свой самый важный вклад в биологию он сделал в обла­сти ботаники.

МЕТАМОРФОЗЫ РАСТЕНИЙ

Гете изучал листья на стебле по вышеописанному принципу. Он установил что они образуют закономерный ряд, который начинается с маленьких простых листьев (сердцевидных листь­ев) и постепенно приобретают все большую и дифференциро­ванную формы, чтобы к концу, когда они приблизятся к буду­щему соцветию, опять стать меньше по размеру и менее слож­ными.

Со временем он обнаружил, что и цветок является членом того же ряда развития. В его самом главном ботаническом труде «Метаморфозы растений» (1790) говорится:

«Родственные отношения между венчиком и листьями на стебле открываются нам также у многих видов; ибо у многих растений на стебле появляются более или менее окрашенные листья гораздо раньше, чем они приближаются к соцветию; другие же окрашиваются полностью вблизи соцветия. А иног­да природа, словно перескакивая орган чашечки, непосредст­венно переходит к венчику, и мы имеем возможность точно так же наблюдать в этом случае, что листья на стебле становятся лепестками венчика. И еще более удивительный случай, когда такой лист наполовину зеленый, одной своей половиной входит в состав стебля, держится на нем, в то время как его другая окрашенная часть поднимается вверх вместе с венчиком и тог­да лист разрывается на две части».

(Рис. 3, 4)

 

Гете так обобщил свои наблюдения: «От семене до наивыс­шего развития листа на стебле мы сначала наблюдали расширение; затем мы видели, как, благодаря сужению, возникает чашечка; лепестки венчика появляются благодаря расширению; и затем мы вскоре замечаем наибольшее расширение в плоде и наибольшую концентрацию в семени. Этими щестью стадиями природа из раза в раз завершает вечную работу размножения растений при помощи двух полов».

СОЗЕРЦАТЕЛЬНАЯ СИЛА СУЖДЕНИЯ

То, что проявляется в этих метаморфозах, является всегда одним и тем же органом — листом. Чем больше Гёте углублял­ся в различные виды с их бесконечным множеством вариантов, тем острее становился его взгляд также и на общее — на закон метаморфоза, как таковой.

Дневник итальянского путешествия (1786-1788) показыва­ет, каким образом представление о «пра-растении" как осно­вополагающем принципе развития растений постепенно форми­ровалось в сознании Гете. В течение некоторого времени он считал, что прарастение следует рассматривать как реально су­ществующее наряду с другими растениями. Однако он скоро понял, что оно не может появиться в чувственно постижимом конкретном образе.

Несмотря на это, Гете воспринимал перворастение как ре­альность. Он считал, что открыл «управляющую функцию» в мире растений.

Важнейшее значение научного творчества Гёте заключает­ся не в его конкретных открытиях. Такие же результаты могли бы быть, без сомнения, достигнуты в течение некоторого вре­мени и другими исследователями. Важным является способ рас­смотрения как таковой. Гете считал, что он сам у себя выра­ботал способность, которая у всех людей существует в скрытом состоянии, но может полностью проявиться только путем посто­янного, терпеливого упражнения.

Его ботанические исследования состояли не только в том, чтобы вновь и вновь наблюдать и зарисовывать растения и фор­мы листьев, но также внутренне представлять различные мета­морфозы. Чувственное восприятие и мышление были при этом тесно связаны друг с другом. Способность, которую он развил, он назвал «созерцательной силой суждения».

(Рис. 5)

 

ГЕТЕ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ

Гете, без сомнения, был одной из самых влиятельных лич­ностей культурной жизни своего времени. То, что он писал, — а также в широком понимании то, что он говорил и делал, — со­провождалось неиссякаемым потоком комментариев. Само со­бой разумеется, его естественнонаучные исследования приво­дили ко множеству дискуссий. Некоторые положения о «мета­морфозах растений» быстро были включены в общеупотреби­тельный научный понятийный аппарат. Но его идеи о «созер­цательной силе суждения» не смогли добиться признания.

Исследователи природы того времени, в первую очередь, бы­ли собирателями материала. Их работы содержали массу де­тальных наблюдений, которые часто группировались и система­тизировались по довольно механическому принципу. Сама по себе грандиозная система Карла Линнея с бесконечными пере­числениями пестиков, тычинок и лепестков венчика во многом была дитя своего времени.

Но даже у исследователей и мыслителей, которые были глу­боко не удовлетворены этой формой науки, Гете не встретил большего понимания.

Характерным примером является рассказ Гете о разговоре, который состоялся в июле 1794 года с Фридрихом Шиллером, его будущим другом. Они оба пришли на доклад по ботанике в естественнонаучном обществе в Йене. Затем, после доклада, когда они заговорили, Шиллер выразил сожаление по поводу разделенного на части мышления, недостаточного охвата мате­риала в целом, что было присуще методам работы современных им исследователей природы. Гете показалось, что он встретил единомышленника. Он проводил Шиллера домой и рассказал о своих собственных исследованиях. При помощи «некоторых характерных росчерков пера» он описал символическое прарастение.

Однако Шиллер реагировал примерно так, как и можно бы­ло ожидать от философски образованного человека того време­ни, — и, как скорее всего, реагировали бы все. Он ответил: «Это не опыт, это идея».

Гете был поражен, но взял себя в руки и скрыл недовольст­во. Вместо этого он ответил: «Что ж, мне очень приятно, что я имею идеи, не зная об этом, и даже вижу их глазами».

Здесь может возникнуть впечатление, что Гете понимал «со­зерцательную силу суждения» так же, как нормальное чувст­венное зрение. Однако он едва ли так думал. Он, правда, писал, что «праобразное» у растений может быть постигнуто только, если «глаза духа» будут постоянно и живо связаны с глазами тела. Но что, собственно говоря, он хотел этим сказать? Извест­но, что Гете было трудно непосредственно описать достигнутые им познавательные возможности. Он не был квалифицирован­ным мыслителем. Философия и теория познания принадлежали к тем немногим теоретическим областям, к которым он отно­сился как посторонний.

Среди широкого круга друзей, специалистов и любознатель­ных посетителей, с которыми он постоянно контактировал, Гете часто чувствовал себя очень одиноко. Многие мысли и инициа­тивы, которые были для него важнее всего — а к ним, без сом­нения, принадлежали его естественнонаучные основополагаю­щие идеи, — дискутировались, однако они были и остались не­понятыми.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: