Неконтролируемые территории можно разделить на несколько типов.
• Квазигосударства, обладающие всеми атрибутами нормального государства, власти которых полностью контролируют свою территорию. Это, например, Приднестровская Молдавская Республика, Абхазия, Нагорный Карабах, Турецкая Республика Северного Кипра. Многие квазигосударства уделяют большое внимание государственному строительству и, в частности, созданию своей особой идентичности, необходимой для легитимации их территории и границ. Квазигосударства стремятся к полному международному признанию и вступлению в ООН, обычно обосновывая свои требования этнокультурной спецификой населения, правом народов на самоопределение, относительной экономической самостоятельностью, длительностью существования де-факто в нынешних границах. • Неконтролируемые территории, представляющие собой мозаику районов с неустойчивыми границами, находящихся под контролем местных князьков – крупных земельных собственников, полевых командиров, криминальных лидеров и т.п. Если у них в течение какого-то времени есть общие интересы, эти лидеры могут сотрудничать между собой, но могут и вести войну всех против всех. Примеры таких геополитических «черных дыр» – Гарм, Северный Афганистан, Шан, северные районы Камбоджи, юг Судана, юг Анголы, Сьерра-Леоне, значительная часть Колумбии и др. НТ могут быть классифицированы и по другим основаниям, например происхождению и функциям. Так, выделяются НТ, возникшие в результате: • самоопределения региона с особой этнической или этнокультурной структурой населения (Северный Кипр, Палестина); • распада многонационального государства (Абхазия, Приднестровье и др.); • гражданской войны и/или иностранного вооруженного вмешательства (Северный Афганистан, Босния);
• деятельности криминальных и террористических группировок («Золотой треугольник», часть Колумбии). Можно также классифицировать НТ по времени существования, числу и характеру субъектов политической деятельности, экономической основе, геополитической роли и т.п. Число непризнанных государств растет, несмотря на сопротивление существующих стран. Ведь многие законные государства – многонациональные, а следовательно, и сами подвержены риску сепаратизма. В этом – свидетельство явного разрыва между масштабами нивелирующих культурные особенности стран и регионов мирохозяйственных процессов, давно переросших рамки отдельных государств, и социокультурного разнообразия мира. Большинство НТ расположено вдоль геополитических «разломов» – на рубежах между цивилизациями: западно- и восточно-христианской, между христианскими цивилизациями и исламским миром. Однако причины событий вокруг НТ никоим образом не могут быть сведены к «столкновению между цивилизациями», в терминах. С. Хантингтона. Цивилизации основываются не только на религиозной общности, но и на сложном комплексе идей и представлений, лежащих в основе культуры, социальной практики и международных отношений. Непризнанные государства и другие неконтролируемые центральными властями территории появляются чаще всего в районах с этнически смешанным населением, самосознание (идентичность) которого носит сложный и переменчивый характер. Такие районы типичны для бывшего порубежья между империями, рассматривавшими их как стратегические плацдармы. На протяжении веков они находились под контролем то одной, то другой стороны, что приводило к возникновению сложных смешанных иден-тичностей, которые, в свою очередь, становились объектом манипуляций заинтересованных политических сил и держав.
Эти районы назвают лимитрофами. По мере удаления от ядра цивилизации ее признаки постепенно ослабевают, и наоборот, все более заметными становятся свойства соседней цивилизации. Районы, в которых сочетаются признаки обеих или даже нескольких цивилизаций, уподобляются проливам между островами. Народы, проживающие в этих проливах, постоянно вынуждены защищать свою идентичность против «наступающей суши» – ядер соседних цивилизаций, вследствие чего «проливы» отличаются особой конфликтностью [Цымбурский, 2000]. Подобный «пролив» отделяет российское цивилизационное ядро от центра западно-христианской, или европейской, и мусульманской цивилизаций. Распад СССР и фактический уход России из большей части лимитрофа и связан с возникновением на ее рубежах ареала геополитической нестабильности и нескольких непризнанных государств. Однако попытки геополитического прогноза на основе концепции лимитрофа возвращают нас к традиционной геополитике силы. Безусловно, возникновение НТ нельзя объяснить только соперничеством между крупными державами: международное сообщество в принципе всегда выступает против сепаратизма. Одним из непризнанных государств до недавнего времени была Чечня. Восстановление конституционного порядка в Чеченской Республике еще далеко не завершено и стоило стране двух войн. Россия глубоко вовлечена в конфликты, связанные и с остальными четырьмя непризнанными республиками на территории бывшего СССР. Это – Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах, Приднестровская Молдавская Республика – ПМР. Абхазия и Южная Осетия непосредственно примыкают к российским границам, а события в других прямо затрагивают российские интересы. В непризнанных республиках проживает немало граждан РФ. Больше всего их в Приднестровье, где российское гражданство имеют около 75 тыс. человек. Россия – главный, а в некоторых случаях и единственный участник политического уре- гулирования конфликтов вокруг непризнанных республик и гарант прекращения огня. Сценарии эволюции мировой системы границ Неолиберальный сценарий предусматривает линейную эволюцию всех границ – от отчуждающих до интеграционных – благодаря влиянию процессов интернационализации и либерализации экономики, новым технологиям и развитию коммуникаций, растущему благосостоянию населения по обе стороны каждой пары соседних стран. Кроме того, осознание людьми опасностей обострения глобальной экологической, энергетической и других проблем стимулирует развитие международного сотрудничества, в том числе мирное разрешение территориальных споров на основе международного права между соседними странами или, по крайней мере, преодоление противоречий на основе отделения экономических и идеологических функций границы. Неолиберальные теоретики склонны полагать, что эксцессы национализма и абсолютизации права наций на самоопределение удастся преодолеть путем демократизации политической жизни «вширь» (в «новых» странах) и «вглубь».
Реалистический сценарий основывается на убеждении, что враждебные отношения между соседними странами могут быть улучшены и «замороженные» приграничные зоны оттают, поскольку объективные эгоистические интересы каждой страны будут диктовать более широкое использование для решения пограничных проблем рациональных переговорных механизмов. Но делать чрезмерно оптимистические выводы явно преждевременно. Национализм остается ключевым элементом иерархии территориальных идентичностей, и таким образом, отношения между населением и территорией далеки от рациональных, основанных преимущественно на экономических принципах и соображениях безопасности. Территория и границы сохраняют свою символическую, эмоциональную роль для многих людей. Недавние события в бывшей Югославии показали, что еще рано списывать в архив чисто территориальные мотивы в духе традиционной геополитики силы в политическом и военно-стратегическом планировании ведущих государств. Поскольку применение ядерного оружия невозможно, старые геополитические аргументы о важности контроля над стратегическими коридорами и горными перевалами, проходимыми для тяжелой военной техники, сохраняют определенную значимость и даже были подтверждены в ходе
войн в бывшей Югославии, между Грузией и Абхазией, когда абхазские части получили по горным тропам подкрепления с Северного Кавказа. Территория сохраняет определенную роль как ресурс, как экологический резерв (например, для размещения «грязных» производств или военных полигонов, которые должны быть удалены от районов с плотным расселением), а также как вместилище потенциальных запасов полезных ископаемых и как резерв сельскохозяйственных земель, в которых многие страны, особенно горные и находящиеся в аридном поясе, испытывают острый дефицит. Нельзя забывать и о том, что теоретические дискуссии, увы, касаются главным образом «интеграционных», открытых, мирных и хорошо делимити-рованных и признанных международным сообществом границ, которые пролегают в основном в Европе и Северной Америке и составляют всего 8% общей протяженности сухопутных государственных границ в мире. Только на страны Азии и Африки приходится около 2/3 их протяженности (табл. 19), и именно в странах этих континентов при проведении границ нужды и чаяния населения были проигнорированы. Даже в Европе только 2% протяженности сухопутных Таблица 19 География государственных границ в мире
Примечание: таблица составлена до распада СССР, Чехословакии, Югославии и Эфиопии. Источник: Foucher, 1991. границ до распада социалистической системы были легитимированы голосованием избирателей на референдумах. Около 42% всей длины сухопутных границ в Африке – астрономические и геометрические, т.е. проведены по параллелям и меридианам, равноудаленным линиям и т.п., без какого-либо соответствия социальным реалиям. Границы на Черном континенте были навязаны африканцам колониальными властями: около 20% нынешних сухопутных границ проведены британской администрацией, около 17% – французской, как правило, при полном игнорировании этнического, экономического и социально-культурного пространства [Foucher, 1991]. Если до настоящего времени насилие относительно редко применялось в Африке для решения территориальных споров, то только потому, что большинство правительств признало мудрость знаменитого решения Организации Африканского Единства о нерушимости постколониальных границ, принятого в 1964 г.
Пессимистический сценарий предусматривает дезинтеграцию многих нынешних государств по этническому принципу. Самая апокалиптическая версия пессимистического сценария- борьба за самоопределение «большинства меньшинств» в странах Азии и Африки. Например, в ряде стран насчитывается по несколько сотен народов (см. табл. 7). Можно себе представить, что произойдет, если вес они начнутся бороться за самоопределение. К сожалению, в пользу пессимистического сценария говорит то, что социальная модернизация (индустриализация, урбанизация, повышение среднего уровня образования) нередко ведет, как во многих бывших республиках Советского Союза и автономиях самой России, к повышению конкуренции между титульными группами и «мигрантами» за власть, контроль над ресурсами, престижные и лучше оплачиваемые рабочие места, жилье, землю. Эта конкуренция порождает вспышки радикального национализма, так как «титульные» политические и интеллектуальные элиты используют в борьбе за экономические блага групповую солидарность и идентичность как средство политической мобилизации этнических групп. Похожей была траектория развития фундаменталистских движений в Иране, Алжире и некоторых других арабских странах. Риск распада государств зависит от многих факторов: • геополитических (расколу способствует расположение районов с преобладанием меньшинств на периферии государственной территории, вблизи ареала, заселенного родственной этнической группой); • демографических (абсолютной численности меньшинства и его доли в населении страны в целом и административного района, в котором оно проживает, степени его территориальной концентрации, доли среди городских жителей); • исторических (наличия у меньшинства опыта собственной государственности или автономии, «стажа» вхождения в нынешнее государство и др.); • экономических (уровня урбанизации, валового дохода надушу населения относительно среднего по стране, сальдо миграций как показателя экономического положения: значительное сальдо миграций – как положительное, так и отрицательное – обычно ведет к усилению этнополитической напряженности); • культурных (доли меньшинства, говорящей на родном языке, различий в вероисповедании с большинством); • политических (уровня политической мобилизации меньшинства, в том числе наличия и влиятельности националистических партий и движений, других проявлений национализма). Оценка риска дезинтеграции современных европейских государств на основе количественных и качественных показателей, отражающих перечисленные факторы, показала, что он наиболее велик в порубежье между наиболее и наименее развитыми, между мусульманскими и православными странами и регионами бывшего СССР [см.: Колосов и Трейвиш, 1996]. Распад де-юре даже одного государства чреват, как еще раз показали события в бывшей Югославии, тотальным пересмотром всей территориально-политической организации и системы границ в Европе. Остаются политической реальностью территориальные споры, и вызванные ими вооруженные конфликты не могут быть исключены в ближайшем будущем. Хотя эффективность принятых международным сообществом правовых процедур урегулирования территориальных конфликтов, установления и поддержания мира там, где было применено насилие, возрастает, они явно недостаточны, чтобы положить конец кровопролитным приграничным войнам. В то же время применение силы для принуждения участников территориальных конфликтов выполнять решения международных организаций остается исключительно острой и противоречивой проблемой в международной политике. Границы как таковые редко служат причиной войны – чаще всего они определяют факторы, способствующие возникновению конфликта. Слабые государства с небольшой государственной тер- риторией обычно имеют более протяженные границы по отношению к своей площади и имеют меньше возможностей оказывать влияние на своих соседей. Так, партизанские движения в Южной Африке в 1970-1980-х годах имели базы на территории соседних стран, названных «прифронтовыми», увеличивая тем самым риск распространения военных действий. Националистические движения остаются мощной силой во многих регионах мира. Принцип ничем не ограниченного права наций на самоопределение находится в очевидном противоречии с другим основополагающим принципом международного права – недопустимостью нарушения территориальной целостности и нерушимости границ суверенных государств. Это главные факторы, заставляющие сомневаться в осуществимости неолиберального и даже реалистического сценариев эволюции системы мировых границ. Поэтому важно определить районы наиболее высокого риска дестабилизации, в том числе обострения территориальных и пограничных конфликтов, особенно в зонах контакта между наиболее развитыми и развивающимися странами, и в целом – сильных экономических, социальных и культурных градиентов. Как измерить эти градиенты и оценить риски – предмет дальнейших актуальных исследований. Использованная литература Географические границы/Под ред. Б. М. Эккеля. М., 1982. Гумилев Л. Н. От Руси до России. М., 1989. ДробижеваЛ., Акаев А., Коротеева В., Солдатова Г. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х гг. М., 1996. Колосов В. А., ТрейвишА. И. Этнические ареалы современной России: сравнительный анализ риска национальных конфликтов//Полис. 1996. № 2. С.47-55. Колосов В. А., Туровский Р. Ф. Типология новых российских границ//Изве-стия РАН, сер. Географическая, 1999. № 5. С. 40-48. Кудияров В. Пограничные пространства России//Границы России. 1996. № 2. С.77-83. Миллер А. И. О дискурсивной природе национализма//Рго et Contra. 1997. Vol. 2. № 14. С. 141-152. Мироненко Н. С., Вардомский Л. Б. К проблеме изучения границ экономико-географических систему/Географические границы/Под ред. Б. М. Эккеля. М., 1982. С. 38-46. Неклесса А. И. Крах истории или контуры Нового мира?//Мировая экономика и международные отношения. 1995. № 12. Тишков В. А. Идентичность и культурные границы//Идентичность и кон- фликт в постсоветских государствах/Под ред. М. Олкотт, В. Тишкова и А. Малашенко. М., 1997. С. 15-43. Украинская государственность в XX веке. Киев, 1996. Цымбурский В. Л. Россия – Земля за Великим Лимитрофом. М., 2000. Anderson В. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London, 1983. Foucher М. Fronts et frontieres. Un tour du monde geopolitiquc. Paris, 1991. Galtung J. Coexistence in Spite of Borders: On the Borders in the Mind// W. Galluser, ed. Political Boundaries and Coexistence. Bern, 1994. P. 5-14. Goerfz G., Diehl P. F. Territorial Changes and International Conflicts. N.Y., 1992. Harvey D. The Condition of Post-Modernity: An Enquiry into the Origins of Cultural Change. Oxford, 1989. House J. W. Frontier on the Rio Grande: A Political Geogrpahy of Development and Social Deprivation. Oxford, 1982. Kolossov V., O'Loughlin J. New Borders for New World Orders. Territorialities at the fin-de-siecle//GeoJournal, 1998. Vol. 44. № 3. P. 259-273. Kolossov V., O'Loughlin J. Pseudo-States as Harbingers of a New Geopolitics: The Example of the Trans-Dniestr Moldovan Republic (TMR)//D. Newman, ed. Boundaries, Territories and Postmodernity. London, 1999. P. 151-176. Minghi J. V. Boundary Studies in Political Geography. Annals, Association of American Geographers. 1963. Vol. 53. P. 407-428. Paasi A. Territories, Boundaries and Conciousness: The Changing Geographies of the Finnish-Russian Border. Chichester, 1996. Pine P. S. National Identity and Politics in Southern and Eastern Ukraine// Europe-Asia Studies. 1996. Vol. 48. P. 1079-1104. Prescott J. R. V. Political Frontiers and Boundaries. London, 1987. Raffestin C. Autour de la fonction sociale de la frontiere//ldentites, Espaces, Frontieres. Paris, 1993. P. 157-164. Sahlins P. Boundaries: The Making of France and Spain in the Pyrenees. Berkeley, CA., 1989. Starr H., Most В. Inquiry, Logic, and International Politics. Columbia, 1989. Глава З
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|