 |
Отсутствует часть книги: Радищев - поэт-переводчик 15 глава
|
|
|
|
чительной степени отдалены от канонических образцов
крестьянской лирики. Они несут на себе черты влияния
городского романса и, возможно, подверглись литератур-
ной обработке. Мерзляков снимает то, что противоречило
его представлению о народной песне (например, стих "Со
письмом пошлю лакея"), и сгущает элементы народно-поэ-
тической лексики: "грусть-злодейка", "забавушки - алы
цветики", "сыр-бор", "печальная, победная головушка мо-
лодецкая". Литературное "письмо" убрано, зато в "Сель-
ской элегии" встречаем просторечный синоним: "Нет ни
грамотки, ни вестки никакой..." (ср. у Сумарокова
"Письмо, что грамоткой простой народ зовет...").
В том же направлении идет и дальнейшая работа Мерз-
лякова над текстом песен. В письме к Кайсарову (1803)
находим:
Всяк изведал грусть-злодейку по себе,
Но не всякий, ах, жалеет обо мне.
Во второй части "Собраний образцовых русских сочине-
ний и переводов" (1815) Мерзляков заменил книжное "жа-
леет" фольклорным "погорюет", но сохранил еще междоме-
тие "ах", придающее стиху типично-романсное звучание:
"Ах, не всякий погорюет обо мне". И только в издании
1830 г. стих приобрел окончательный вид: "А не всякий
погорюет обо мне".
Работая над песней, Мерзляков подошел к проблеме
рифмы и стихотворного размера - вопросу, который на ру-
беже XVIII и XIX вв. волновал многих русских поэтов.
Уже в предшествующий период обнаружилась характерная
черта творческого дарования Мерзлякова: рифмы у него,
как правило, бедны, часто встречаются рифмы неточные, а
также морфологические (особенно глагольные). Бедность
рифм была следствием не ограниченности мастерства, а
|
|
|
особенностей творческой позиции. Еще А. Н. Радищев жа-
ловался, что "Парнас окружен Ямбами, и Рифмы стоят вез-
де на карауле"'.
Предпочтение неточных, "приглушенных" рифм приводило
к ослаблению ритмической роли клаузул, что, в свою оче-
редь, требовало поисков определенной ритмической ком-
пенсации. В период создания цикла политических стихот-
ворений, связанных с Дружеским литературным обществом,
излюбленным приемом Мерзлякова делаются смысловые и
звуковые повторы. Поэтическая строка строится на логи-
ческом противопоставлении или сопоставлении понятий,
выраженных сходно звучащими словами, омонимами. Это по-
могает раскрыть внутреннюю диалектику понятия. Стих
оказывается связанным не формальным единством ритмичес-
ких интонаций, а смысловой связью, подчеркнутой средс-
твами звуковой организации. Так, логическое противопос-
Радищев А. Н. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 353.
тавление "братья делаются врагами" выражается посредс-
твом подбора тавтологической лексики: "Брат не видит в
брате брата" ("Слава"). По такому же принципу построе-
ны: "Тиран погиб тиранства жертвой", "Скончался в муках
наш мучитель" ("Ода на разрушение Вавилона"), "Да по-
гибнут брани бранью" ("Слава").
Как пример случая, когда понятия не противопоставля-
ются, а логически вытекают одно из другого, можно при-
вести: "Благость, благом увенчайся" ("Слава"), "Я вижу
в мире мир" ("Тень Кукова на острове Овгиги").
Другим характерным для ранней лирики Мерзлякова
средством подчеркивания ритмического рисунка являлось
бессоюзное соединение однотипных в синтаксическом и ин-
тонационном отношении предложений, причем пропуск ска-
зуемого способствовал созданию Особой динамической нап-
ряженности:
Огнь во взорах, в сердце камень, -
Человечество, прости! (с. 211)
|
|
|
Эти ритмические опыты Мерзлякова позже были учтены
Жуковским:
Мы села - в пепел; грады - в прах,
В мечи - серпы и плуги.
Народная песня, обладая иными интонациями, чем внут-
ренне напряженная, динамичная, рассчитанная на ораторс-
кие приемы декламации политическая лирика, требовала
иных стилистических приемов. Построения типа:
Птичка пугана пугается всего,
Горько мучиться для горя одного - (курсив мой. - Ю.Л.)
встречаются сравнительно редко. В песне "Ах, девица,
красавица!.." Мерзляков сделал опыт сочетания бедных
рифм типа: "губить - топить", "сушить - морить", "мной
- слезой" с очень четкой внутренней рифмой пословичного
типа. В текст, близко воспроизводящий запись Кашина,
Мерзляков вставил:
Не знала ль ты, что рвут цветы
Не круглый год, - мороз придет...
Не знала ль ты, что счастья цвет
Сегодня есть, а завтра нет!
Любовь - роса на полчаса
Ах, век живут, а в миг умрут.
Любовь, как пух, взовьется вдруг:
Тоска - свинец внутри сердец
(с. 67-68; курсив мой. - Ю. Л.).
Однако доминирующим в стилистической системе песен
Мерзлякова сделалось не это, а приемы, свойственные на-
родной песне, и в первую очередь параллелизмы (часто в
форме отрицательных сравнений):
Нельзя солнцу быть холодным,
Светлому погаснуть;
Нельзя сердцу жить на свете
И не жить любовью! (с. 63)
Общая тенденция развития стиха в песнях Мерзлякова
заключалась в упрощении ритмического рисунка, что соп-
ровождалось одновременно отказом от четких рифм и широ-
ким использованием образов народной поэзии. На этом пу-
ти Мерзляков выработал тот простой, безыскусственный
стиль, который характерен для самой популярной из его
песен - "Среди долины ровныя...".
Поэзия конца XVIII в. узаконила представление о че-
тырехстопном безрифменном хорее с дактилическими окон-
чаниями как о якобы специфически народном "русском раз-
мере". Мерзляков и в этой области искал новых путей. И
в данном отношении существенную роль в метрической сис-
теме песен Мерзлякова играло то обстоятельство, что они
создавались как произведения для пения: ритмика мелодии
в значительной степени определяла и метрический рисунок
текста.
При всей относительности связей песен Мерзлякова с
|
|
|
подлинным народным творчеством на современников, не
только в начале XIX в., когда они писались, но и в мо-
мент появления в 1830 г. сборника "Песни и романсы",
они производили впечатление именно своей фольклор-
ностью. И Надеждин, и Белинский настойчиво противопос-
тавляли песни Мерзлякова дворянской поэтической тради-
ции. "Весьма понятно, - писал Надеждин, - почему песни
Мерзлякова перешли немедленно в уста народные: они
возвратились к своему началу"'.
Песни Мерзлякова в самом деле широко исполнялись в
концертах русских песен (например, Сандуновой) и быстро
усваивались народом. А. Н. Островский в драме "Гроза"
не случайно вложил песню "Среди долины ровныя..." в ус-
та Кулигина. Песни Мерзлякова, писал один из критиков в
1831 г., "поют от Москвы до Енисея"2. О популярности
песен Мерзлякова красноречиво свидетельствует такой,
например, факт, сообщенный декабристом А. Е. Розеном в
его воспоминаниях: "Фейерверке? Соколов и сторож Шибаев
(караульные в Петропавловской крепости. - Ю. Л.) были
хуже немых: немой хоть горлом гулит или руками и паль-
цами делает знаки, а эти молодцы были движущиеся исту-
каны... Однажды запел я "Среди долины ровныя на глад-
кой высоте...", при втором куплете слышу, что мне вто-
рит другой голос в коридоре за бревенчатой перегород-
кой; я узнал в нем голос моего фейерверкера. Добрый
знак, - подумал я, - запел со мною, так и заговорит.
Еще раз повторил песню, и он на славу вторит ей с нача-
ла до конца. Когда он через час принес мой ужин, оло-
вянную мисочку, то я поблагодарил его за пение, и он
решился мне ответить вполголоса: "Слава богу, что вы не
скучаете, что у вас сердце веселое". С тех пор мало-по-
малу начался разговор с ним, и он охотно отвечал на мои
вопросы"3.
Телескоп. 1831. № 5. С. 89.
2 Гирлянда, журнал словесности, музыки, мод и това-
ров. 1831. № 1. С. 21. Заметка за подписью "С-въ", воз-
можно, написана О. Сомовым.
3 Розен А. Е. Записки декабриста. СПб., 1907. С. 86.
Одновременно с песнями Мерзляков создает цикл стихотво-
|
|
|
рений (таких, как "Пир", "Что есть жизнь?", "Надгробная
песнь 3..... A...-.чу Буринскому"), в которых условные
штампы элегической и романсной поэзии наполняются ре-
альным, глубоко прочувствованным содержанием. Если ли-
рика молодого Мерзлякова создает образ героя-борца, то
теперь на смену ему приходит идеал труженика, обеспечи-
вающего себе своими руками материальную независимость и
ревниво оберегающего свое человеческое достоинство.
Традиционный и уже банальный в эту эпоху образ "людей",
от которых убегает автор, неожиданно приобретает чер-
ты вполне реального московского "света", в котором по-
эт-разночинец чувствует себя чужим.
Там, в кружке младых зевак,
В камнях, золоте дурак
Анекдоты повествует,
Как он зайцев атакует.
Тамо старый дуралей,
Сняв очки с своих очей,
Объявляет в важном тоне
Все грехи в Наполеоне... (с. 98)
Уже совсем конкретен "ученых шумный круг" - общество
коллег Мерзлякова по Московскому университету:
Все мудрые вольности дети;
А в них-то и низость, и бой,
Друг другу коварство и сети!.. (с. 96)
Тема одиночества, горькой участи, столь сильно проз-
вучавшая в песне "Среди долины ровныя...", присутствует
и в стихотворении "К несчастию" и в "Надгробной песне
3..... А.....чу Буринскому".
Ты страдал - ты, жертва бедствия,
При друзьях, как без друзей, страдал!
Родом, ближними оставленный... (с. 255)
Лучшим комментарием к этим стихотворениям является
отрывок из письма самого Буринского к Гнедичу: "...люди
нашего состояния живут в рабстве обстоятельств и воли
других. Сколько чувств и идей должны мы у себя
отнять! Как должны переиначить и образ мыслей и волю
желаний и требований своих самых невинных, даже благо-
родных склонностей! - Мы должны исказить самих себя,
если хотим хорошо жить в этой свободной тюрьме, которую
называют светом. У турок есть обыкновение тех невольни-
ков, которым удается понравиться господину, заставлять
в саду садить цветы! О! если бы судьба доставляла нам
хотя такую неволю!"
1 РО РНБ. Ф. 197. Ед. хр. 39. Л. 4.
Близкий друг Мерзлякова, введенный им в литературу,
Ф. Ф. Иванов создал в статье "К несчастным" впечатляю-
щий образ бедняка, страдающего от нищеты и попранного
человеческого достоинства. "Несчастливец есть предмет
весьма любопытный для людей. Его рассматривают, любят
дотрагиваться до струн его страдания, дабы иметь удо-
вольствие изучать сердце в минуту судорожного терза-
ния". От праздных богачей бедняку "не должно ожидать
ничего, кроме оскорбительного сожаления, кроме подаяний
и вежливостей, тысячекратно более отяготительных, неже-
|
|
|
ли самая обида". Единственное оружие в руках гонимого
бедняка - "гордость, непреклонная гордость". Она "есть
добродетель злополучия; чем более фортуна нас унижает,
тем более возноситься должно; надобно помнить, что вез-
де уважают наряд, а не человека. Какая нужда, что ты
бездельник, когда ты богат? Какая польза, что ты чес-
тен, когда беден? Легко забываются с несчастными, и он
беспрерывно видит себя в горестной необходимости припо-
минать о самом себе, о личном достоинстве, как челове-
ка, ежели не хочет, чтобы другие о том забыли"'. Как и
в лирике Мерзлякова (а позже - Кольцова), речь идет не
о традиционных элегических жалобах на "злых людей", а о
горестях вполне реальных, об унизительной зависимости,
нужде действительной, в первую очередь материальной: "N
говорил мне: истинное несчастье терпит тот, кто не име-
ет насущного хлеба. Когда человек имеет пропитание,
одежду и под кровом скромный огонек, - тогда все прочие
бедствия исчезают"2.
Требование материальной обеспеченности человека,
входя в общую систему прогрессивных идей, могло сде-
латься мощным орудием протеста. Однако оно же могло
быть в иных условиях истолковано как оправдание бегства
от общественных вопросов. Новый идеал Мерзлякова, хотя
и сохранил антидворянский характер, но, утратив боевое
звучание, окрасился в тона мещанской ограниченности.
Мерзляков проповедует:
...спокойство и скромность,
И маленький ум для себя.
В этом отношении показателен переход Мерзлякова от
переводов из Тиртея к одам Горация с их проповедью "зо-
лотой середины". Такое истолкование Горация характерно
было именно для недворянской литературы, не поднявшейся
еще до революционного протеста.
В конце 1804 - начале 1805 г. в жизни Мерзлякова
произошло заметное событие. Он был вызван в Петербург.
Жизнь в столице оставила глубокий след в памяти писате-
ля: "Это драгоценнейшее время всегда вспоминает он", -
писал Мерзляков в автобиографии3. Пребывание в Петер-
бурге не способствовало служебному продвижению. В за-
писной книжке В. Г. Анастасевича
1 Иванов Ф. Ф. Соч. и переводы. М., 1824. Ч. 1. С.
26-28. Составителем и редактором этого посмертного из-
дания был Мерзляков.
2 Там же. С. 29. По характеру высказывания можно
предположить, что "N" - это Мерзляков.
3 РО РГБ. Фонд Погодина. (II. 8) 22. Л. 2.
находим любопытную запись: "Мерзляков рекомендован
был в учители великих князей. Не показался".
"Драгоценнейшим" время петербургской жизни, видимо,
было по тем дружеским и литературным связям, которые
завязались в этот период. В доме М. Н. Муравьева Мерз-
ляков познакомился с передовым литератором В. В. Попу-
гаевым и был представлен последним в Вольное общество
любителей словесности, наук и художеств - объединение
свободолюбиво настроенных писателей-демократов. В архи-
ве общества сохранилась копия письма В. В. Попугаева, в
котором автор его от имени М. Н. Муравьева рекомендовал
Мерзлякова "президенту" общества2. 3 октября 1804 г.
Мерзляков был принят корреспондентом в Вольное общест-
во. На собраниях общества он, как можно полагать, поз-
накомился с Востоковым. Об укреплении литературных свя-
зей Мерзлякова свидетельствует опубликование одной из
песен в связанном с Вольным обществом "Журнале российс-
кой словесности" Брусилова. В Петербурге же в 1805 г.
отдельной брошюрой было опубликовано программное для
Мерзлякова стихотворение "Тень Кукова на острове Ов-
ги-ги". В это же время, очевидно, укрепились его дру-
жеские связи с Н. И. Гнедичем.
Знакомство Мерзлякова с Гнедичем, вероятно, завяза-
лось еще в бытность последнего в университетском панси-
оне. Письмо Буринского Гнедичу в 1803 г. свидетельству-
ет о близких дружеских отношениях и единстве воззрений
политических и литературных кружка Мерзлякова и будуще-
го переводчика "Илиады"3. Позже, когда ходом литератур-
ного развития Мерзляков был отодвинут в рады второсте-
пенных литераторов, а за Гнедичем утвердилась слава от-
ца русского гекзаметра, обиженный Мерзляков писал М. П.
Погодину: "Гекзаметрами и амфибрахиями я начал писать
тогда, когда еще Гнедич был у нас в университете учени-
ком и не знал ни гекзаметров, ни пентаметров и даже не
писал стихами, свидетель этому "Вестник Европы" и гос-
подин Востоков, который именно приписывает мне первую
попытку в своем "Рассуждении о стихосложении", так как
песни мои русские в этой же мере были петы в Москве и
Петербурге прежде, нежели Дельвиг существовал на све-
те". Если отвлечься от общего обиженного тона письма,
то интересно указание Мерзлякова на то, что Гнедич "се-
бя называет моим первым почитателем и другом"4. В одном
из писем Жуковскому Мерзляков просил передать Гнедичу
"поклон усердный".
1 РО РНБ. Ф. 18. Ед. хр. 4. С. 81. Запись сделана в
1811 г., однако рассмотрение заметок в книжке показыва-
ет, что владелец фиксировал в ней не события текущего
времени, а любопытные литературные известия, порой
большой давности. Изучение биографии Мерзлякова указы-
вает на пребывание в Петербурге как наиболее вероятное
время "рекомендации". Последняя, вероятно, исходила от
М. Н. Муравьева.
2 Рукоп. собр. б-ки СПбГУ. Архив Вольн. об-ва люби-
телей словесности, наук и художеств. № 151. Дело о при-
нятии в корреспонденты г. Мерзлякова. Л. 1.
3 Письмо интересно тем, что воссоздает атмосферу
кружка Мерзлякова 1803 г.:
"Досадую на себя, что не читал еще Вашего Дон-Корра-
да; правда, я не виноват, ибо все усилия и старания,
какие только можно, употребил для того, чтобы достать
это творение, которое покажет немцам, что не у них од-
них писали порой Мейснеры, Лессинги и Шиллеры. Слава
нам и языку русскому!" (Отчет Имп. Публ. б-ки за 1895
год. СПб., 1898. Прил. С. 46-47).
4 Старина и новизна. М., 1905. Кн. 10. С. 512.
Гнедича и Мерзлякова сближала общность интереса к ан-
тичной литературе. Белинский высоко оценивал переводы
Мерзлякова с латинского и греческого, ставил их имена
рядом. В статье о стихотворениях Ивана Козлова он гово-
рит о поэтах, которые "умерли, еще не сделав всего, что
можно было ожидать от их дарований, как например. Мерз-
ляков и Гнедич"2. Современники склонны были даже под-
черкивать приоритет Мерзлякова в деле разработки русс-
кого гекзаметра. М. А. Дмитриев писал: "Гекзаметры на-
чал у нас вводить Мерзляков, а не Гнедич Мерзля-
ков и Гнедич - это Колумб и Америк-Веспуций русского
гекзаметра"3. То же подчеркивали Надеждин и Погодин.
Дело в данном случае, конечно, не в том, у кого из двух
поэтов прежде определился интерес к гекзаметру, а в
том, что оба они продолжали традицию, которая шла от
Тредиаковского и Радищева в обход господствующего нап-
равления дворянской поэзии.
Интерес к античной поэзии, отчетливо проявившийся в
русской литературе конца XVIII - начала XIX в., был
связан с общим направлением литературного развития. Об-
разцы древнегреческой и римской поэзии, привлекавшие
внимание Мерзлякова в предшествующий период как источ-
ник героических образов, удобный материал для выражения
гражданственных, свободолюбивых идей, теперь получают
для него новый смысл. Неоднократно отмечалась связь
между интересом к белому безрифменному стиху и стремле-
нием к преодолению ломоносовской поэтической системы
как характерная черта в развитии русской поэзии конца
XVIII - начала XIX в. Однако необходимо иметь в виду,
что само это "преодоление" могло приобретать различный
смысл в зависимости от того, имело ли оно целью отка-
заться от придворной оды во имя медитативной элегии и
дружеского послания или же имелось в виду создание "вы-
сокой", гражданственной лирики, эпических произведений,
воплощающих идеи народности.
Понятно, что белый стих в элегиях Хераскова и посла-
ниях карамзинистов выполнял не ту роль, что в стихотво-
рениях Радищева или переводах из античных авторов Вос-
токова и Гнедича. В данном случае существенно не только
то, что отделяло оба эти направления от предшествующего
периода - эпохи Ломоносова, но и то, что разделяло их
между собой.
Требование белого стиха в системе Радищева и его
последователей означало перенесение внимания на содер-
жание, объект поэтического воспроизведения. Содержа-
тельность делалась критерием художественности. Харак-
терно, что Радищев, для того чтобы узнать, "стихотворен
ли стих", предлагал пересказывать его прозой. Идеи бе-
лого стиха, ритмов, прямо подчиненных
1 В статье "Разделение поэзии на роды и виды" он
иронически отзывается о "торжественных и казенных лиро-
пениях" Мерзлякова, имея в виду заказные оды, которые
Мерзляков писал как университетский профессор, но тут
же оговаривается: "Здесь разумеются только оды Мерзля-
кова, а не его переводы из древних и русские песни,
большая часть которых превосходна" (Белинский В. Г.
Полн. собр. соч. Т. 5. С. 47).
2 Там же. С. 68.
3 См.: Дмитриев М. А. Мелочи из запаса моей памяти.
М., 1869. С. 166-167;
Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб.,
1890. Т. 3. С. 170.
содержанию, и звукоподражания как средства достижения
"изразительной" гармонии (выражение Радищева) и призва-
ны были создать художественную систему, обеспечивающую
наибольшую содержательность произведения'. Вслед за Ра-
дищевым в конце 1790-х гг. против рифмы выступил С.
Бобров, писавший с характерной ссылкой на авторитет
Мильтона, Клопштока и Тредиаковского: "Рифма часто слу-
жит будто некиим отводом прекраснейших чувств, убивает
душу сочинения". Как и Радищев, Бобров считал, что
"до-брогласие" состоит "не в рифмах, но в искусном и
правильном подборе гласных или согласных, употребленных
кстати"2, то есть связанных с содержанием. Для поэтов
карамзинистского лагеря, в творчестве которых объект
изображения заслоняется субъектом, личностью изображаю-
щего, главным критерием художественности делалась не
"содержательность", а проблема слога. Отказ от рифмы
связан был здесь с противопоставлением "надутой" оде -
простоты и изящества слога, избавленного от архаизмов и
тяжелых конструкций. С этим связано и двоякое восприя-
тие античной поэтической традиции.
Для Радищева, Востокова, Гнедича, Мерзлякова перево-
ды из древних поэтов, наряду с изучением народной пес-
ни, были одним из путей, по которому шли поиски решения
проблемы системы русского стиха. Гекзаметры Радищева и
его "Сафические строфы" (они представляют собой, что не
было отмечено комментаторами, вольный перевод 15-го
эпода Горация: "Nox erat et caelo fulgabat luna sere-
no...") неразрывно связаны с его интересом к русскому
народному стиху и с опытом ритмической реформы на осно-
ве своеобразно истолкованного "Слова о полку Игореве" в
"Песнях, петых на состязании...". Подобная связь приме-
нительно к Востокову уже отмечалась3.
Необходимо также иметь в виду, что возникавший таким
образом интерес к античности был связан не с утвержде-
нием классицизма, а с его разрушением, поскольку в
древней поэзии видели не воплощение вечных норм абс-
трактного разума, а реальную, исторически сложившуюся
форму человеческой культуры, притом форму наиболее на-
родную. С этим связано, в частности, стремление обра-
титься к античной поэзии прямо в оригиналах, а не через
французские переводы. Борьба вокруг белого стиха явля-
лась лишь составной частью общего столкновения двух те-
чений в поэзии - так называемой "легкой поэзии", субъ-
ективистской лирики, с ее культом изящного слога, с од-
ной стороны, и "поэзией содержания", с ее ориентацией
на эпические жанры и высокую гражданственную тематику -
с другой.
Интерес к античности возникал в творчестве Мерзляко-
ва как ответ на стремление создать высокое искусство,
противостоящее в этом смысле "легкой
1 О позиции Радищева в этом вопросе и о борьбе вок-
руг его наследства см.:
Берков П. Н. А. Н. Радищев как критик // Вестник
ЛГУ. 1949. № 9; Орлов В. Н. Из истории гражданской поэ-
зии 1800-х годов // Орлов В. Н. Русские просветители
1790- 1800-х годов, 2-е изд. М., 1953; Лотман Ю. М. О
некоторых вопросах эстетики А. Н. Радищева // Науч.
труды, посвящ. 150-летию Тарт. гос. ун-та. Таллин,
1952.
2 Бобров С. Таврида, или Мои летний день в Тавричес-
ком Херсонесе. Николаев, 1798 (страницы не нумерованы).
3 См. вступ. ст. и коммент. В. Н. Орлова к кн.: Вос-
токов А. X. Стихотворения. Л., 1935.
поэзии" карамзинистов. Вместе с тем античный эпос восп-
ринимался им как произведение простонародное, фольклор-
ное. Мерзляков разделял требование обращаться к антич-
ной литературе прямо, а не через посредство французской
поэзии, требование, которое под пером немецких писате-
лей конца XVIII в. и Радищева (фактически на том же пу-
ти стоял еще Тредиаковский, обратившийся не только к
роману Фенелона, но и к гомеровскому эпосу) связано бь-
шо с преодолением классицизма. "В рассуждении образцов,
- писал Мерзляков, - должно признаться, что мы не там
их ищем, где должно. Французы сами подражали. По-
чему нам для сохранения собственного своего характера и
своей чести не почерпать сокровищ чистых, неизменных из
той же первой сокровищницы, из которой они почерпали? -
Почему нам так же беспосредственно не пользоваться нас-
тавлениями их учителей, греков и римлян?"'
Приблизительно около 1806 г. в отношении Мерзлякова
к античной культуре намечаются перемены. Если в период
создания переводов из Тиртея Мерзлякова интересовала
главным образом политическая заостренность, гражданская
направленность произведения, античный мир воспринимался
сквозь призму условных героических представлений в духе
XVIII в. (поэтому он и мог, зная греческий язык, пере-
водить с немецкого), то теперь позиция его меняется.
Интерес к подлинной жизни древнего мира заставляет изу-
чать систему стиха античных поэтов и искать пути ее
адекватной передачи средствами русской поэзии. Внося в
интерес к античности требование этнографической и исто-
рической точности, Мерзляков расходился с классицизмом.
Античность не была для него в этот период условным ми-
ром общих понятий, противостоящим зримой действитель-
ности как абстрактное конкретному. Античный мир в сис-
теме классицизма не мог иметь конкретных примет дейс-
твительности. Это был мир "вообще", мир общеобязатель-
ных, отвлеченных идей, реальных именно потому, что "на-
ши идеи, или понятия, представляя собой нечто реальное,
исходящее от бога, поскольку они ясны и отчетливы"2,
противостоят "нереальному" и "неистинному" миру эмпири-
ческой действительности.
Глубоко отлично понимание Мерзляковым античности и
от решения этого вопроса в творчестве Батюшкова. Для
Батюшкова это был условный гармонический мир, созданный
воображением поэта, - не царство вечных истин, но и не
мир действительности. Поэтому, как ни различны были по
|
|
|
