 |
Текст № 2. Нить Ариадны
|
|
|
|
Текст № 2
АНЧАР
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит – один во всей вселенной.
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.
Яд каплет сквозь его кору,
К полудню растопясь от зною,
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.
К нему и птица не летит,
И тигр нейдет – лишь вихорь черный
На древо смерти набежит
И мчится прочь, уже тлетворный.
И если туча оросит,
Блуждая, лист его дремучий,
С его ветвей, уж ядовит,
Стекает дождь в песок горючий.
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;
Принес – и ослабел и лег
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.
А князь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
А. Пушкин
Стихотворение «Анчар» согласно традиционному идейно-тематическому подходу к творчеству А. С. Пушкина принадлежит к вольнолюбивой лирике. Это не противоречит отнесению его к лирике философской. Тема свободы как таковая в нем преломлена – речь идет о внутренней несвободе человека и ее последствиях.
В стихотворении девять строф – катренов, написанных четырехстопным ямбом с пиррихиями и удлиненными клаузулами в четных стихах. Рифмовка перекрестная, с упорядоченным чередованием мужской (в нечетных строках) и женской (в четных) рифмы, которая всегда точная. Данный стихотворный размер позволяет включить в строку слова разных слогоударных типов, доказывая свою гармоничность, богатые возможности. Автор «Анчара» мог описывать таким размером явления природы, передавать переживания человека, создавать динамичную картину, рассказывать об исторических катаклизмах. Недаром его иногда называют «пушкинский ямб».
|
|
|
В этом стихотворнии четко выделяются две композиционные части. Первая (первые пять строф) – лирическое изображение пустыни с одиноким древом яда анчаром в центре. Вторая (строфы шестая-девятая) – лирическое повествование о рабе и владыке. Таким образом, стихотворение может быть отнесено к жанру описательно-повествовательной лирики. Возможно также выделить две микротемы – отношения в мире природы и отношения в мире людей, соответствующие двум частям текста.
Первая часть последовательно разворачивает картину смерти. Это достигается эпитетами – «в пустыне чахлой и скупой», «жаждущих степей», «зелень мертвую», «вихорь черный, тлетворный», «лист дремучий», «песок горючий» – ничто не способствует жизни, не несет ее признаков. Центральный образ – анчар – символичен. В первой строфе древо яда рисуется через сравнение с «грозным часовым» и воспринимается прежде всего как одинокий, лишенный каких-либо связей пейзажный образ. Затем выясняется, что анчар враждебен всему живому, потому что напитан ядом и яд источает. Здесь важно развернутое олицетворение: «Природа… в день гнева породила, / И зелень… ветвей, / И корни ядом напоила». Анчар – порождение гнева – становится древом смерти.
Но животные и птицы вольны не приближаться к анчару, вблизи него даже нет других деревьев, туча орошает его – «блуждая», «вихорь» – «мчится прочь».
Иные отношения в мире людей. Вторая часть позволяет считать, что главный композиционный принцип – контраст. В отличие от птицы и зверя, человек отправляется к анчару за ядом, но не по собственной воле, а по велению другого человека. Не случайно шестая строфа начинается строкой «Но человека человек». Здесь вместо четырех ударений – два. Мелодика стиха от такого сокращения только выиграла, он стал более звучным, убедительным. Безусловно важно, что действуют два человека, равные по своим изначальным правам и возможностям. В восьмой строфе они названы уже рабом и владыкой, потому что первый второго «послал к анчару властным взглядом», а второй «послушно в путь потек».
|
|
|
В последней строке восьмой строфы – «Непобедимого владыку» – ритм не совпадает с метром также с разницей в два ударных слога. Сбой ритма выделяет ее, делает более звучной, значимой.
В описании действий раба заметно многосоюзие – союз и соединяет глаголы-сказуемые: «потек», «возвратился», «принес», «ослабел», «лег», «умер». Так подчеркнуты абсолютная покорность, безропотность человека-раба. Но его смерть не завершение истории, а в определенном смысле начало.
Другой человек, «владыка», князь (в заключительной строфе указана уже социально-политическая характеристика) «гибель разослал к соседям», напитав ядом стрелы. Анчар становится средоточием зла, человек-владыка и человек-раб (его социальный статус как раз ослаблен) его проводниками.
Идея стихотворения заключается в последствии несвободы и причинах зла. Зло является последствием несвободы, несвобода – причиной зла.
Текст № 3
Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной;
Придет ли вестник избавленья
Открыть мне жизни назначенье,
Цель упований и страстей,
Поведать – что мне бы готовил,
Зачем так горько прекословил
Надеждам юности моей.
Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов и жизнь другую,
Молчу и жду: пора пришла;
Я в мире не оставлю брата,
И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишенный сока,
Она увяла в бурях рока,
Под знойным солнцем бытия.
М. Лермонтов
В основе содержания стихотворения – ощущения лирического героя. Их изменение отражено строфикой. Обе строфы имеют по 10 строк, каждая является сложной синтаксической конструкцией, смысловым целым.
|
|
|
Первая строфа передает состояние боязни, тоски, поиска. Герой с тоской оглядывается на прошлое, испытывает боязнь перед будущим. Но эти чувства возникают не оттого, что прошлое было прекрасно, а будущее герою неведомо. И прошлое и будущее, в представлении героя, побуждают к поиску родства с миром. Анафора «гляжу на» и одинаковая интонационно-синтаксическая схема двух первых строк подтверждают эту связь, сходство прошлого и будущего.
Перифраз в пятой строке указывает на объект ожиданий лирического героя. Кто или что явится в образе «вестника избавленья», в этой строфе не указано. Важно, что его приход герой связывает с открытием «жизни назначенья». Правда, глаголы «готовил», «прекословил» в прошедшем времени, упоминание юности убеждают: герой стремится осмыслить прежде всего прошедшее, ощущая, что достиг некой грани.
Вторая строфа, представляя собой одно предложение, дробится на четыре довольно самостоятельные части (границы обозначены точкой с запятой). Каждая заключает своеобразную констатацию ответов на сомнения предыдущей строфы.
Герой утверждает, что земная жизнь завершена (1-я, 2-я строки); заявляет о своей готовности к уходу из жизни (3-я, 4-я строки). Упоминание «жизни другой» отсылает к 1-й строфе: видимо, «вестником избавления» является предчувствие этого ухода. Любовь, надежды, добро и зло – категории земной жизни, цель которой остается не ясна, поэтому они воспринимаются как «дань» перед уходом и ради ухода.
5-я, 6-я, 7-я строки (3-й смысловой блок строфы) – это новая попытка героя оценить свой след на земле через поиск родства. Оказывается, что ни двойника, ни похожего героя, ни продолжения (именно так, неоднозначно, можно истолковать понятие «брат») он не оставляет. Это открытие заставляет заглянуть вглубь души. «Тьма» и «холод» – слова, определяющие внутреннее состояние лирического героя и тональность стихотворения в целом.
|
|
|
В заключительных трех строках автор прибегает к специфическому сравнению – развернутому, метафорическому. «Бури рока» и «солнце бытия» – метафоры, призванные объяснить причину душевной усталости. «Душа усталая» – доминирующий образ и тема стихотворения. Ему сопутствуют мотивы одиночества героя, непонимания им своего назначения – устойчивые черты художественного мира Лермонтова. Авторская идея сложна, так как стихотворение соединяет свойства чистой лирики и философской лирики. Мысль рождается благодаря переживанию. Неутоленная жажда осмысленной жизни приводит к душевному смятению, осознанию предстоящего ухода.
Динамика переживания передается ритмом – 4-стопным ямбом с женской и мужской рифмой. В каждой из строф в первых 4-х строках рифма перекрестная, далее же шесть строк построены как трехстишия: пятая-шестая и восьмая-девятая строки рифмуются последовательно, а седьмая рифмуется с десятой, образуя кольцевую рифму. В лирическом отображении чувств и внутренних суждений автор достигает единства и цельности поэтического высказывания, благодаря изобразительным средствам различных уровней.
Текст № 4
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная! »
Н. Некрасов
Стихотворение представляет собой яркий пример гражданской лирики. Некрасов выступает здесь как поэт-реалист и гуманист. Энергия художника направлена на воспроизведение факта окружающей действительности. В основе содержания – конкретная ситуация: на Сенной площади в Петербурге, где в числе прочих наказывали провинившихся крепостных, бьют кнутом молодую женщину. Место и время события указаны точно – «вчерашний день, часу в шестом» на Сенной площади. Это довольно редкий случай даже для повествовательной лирики, к которой следует отнести стихотворение. Благодаря этому не остается сомнений в подлинности, невымышленности описываемого. Автор не прибегает к развернутому описанию. В первой строфе единственный эпитет – «молодую» – изобразительный, указывает лишь на возраст женщины и не несет оценочности. Избранному способу художественного воссоздания картины реальной жизни – немногословность, предельная сжатость, четкость – отвечает и ритм.
Стихотворение написано разностопным ямбом. Нечетные стихи обеих строф – четырехстопный ямб с цезурой после второй стопы в первой строке, после третьей – в седьмой строке. Четные стихи – трехстопный ямб. Стихотворение осложнено удлиненными клаузулами в четных стихах и пиррихиями во второй, третьей, четвертой, пятой и седьмой строках.
|
|
|
Поэт прибегает к точной рифме, которая способствует более четкому ритмическому рисунку. В четных стихах рифма женская (Сенную – молодую), в нечетных – мужская (груди – гляди). В первой и третьей строках рифма богатая (в шес том – кну том ). Рифмовка перекрестная.
В первой строфе запечатлен и литературный факт, на который указывал сам Некрасов: «…Я увеличил материал, обрабатывающийся поэзией, личностями крестьян…». Образ крестьянки создан лишь штрихами. Помимо того, что она молода, сообщается лишь о ее реакции на боль наказания: «Ни звука из ее груди». Героиня терпелива, горда. В восприятии лирического героя она возвышается. Недаром вторая строфа, передающая его переживания по поводу увиденного, эмоционально более насыщенна, более пафосна. Это достигается благодаря употреблению слова «бич» вместо «кнут», передающего звук удара, благодаря обращению к Музе, восклицаниям, инверсии «сестра твоя родная».
Некрасовскую поэзию называют «поэзией стона». Немаловажно обратить внимание, как озвучена стихотворная картина. Стона конкретного здесь не слышно: «Ни звука из ее груди», но этот стон подразумевается – внутренний стон души избиваемой женщины, всех страдающих на Руси. Звук присутствует в виде свиста бича. Именно этот размеренный звук, контрастирующий с молчанием героини, вызывает боль и сострадание и лирического героя, и читателя стихотворения.
Лирический герой, таким образом, аккумулирует страдание. «Страстным к страданию поэтом» называл Н. Некрасова Ф. Достоевский. В стихотворении нет прямого указания на переживание, но оно прочитывается, так как образ лирического героя сближается с образом автора. Лирическое Я принадлежит поэту, потому что рядом оказывается Муза. Она, пребывающая среди людской толпы на площади большого города, призывается в свидетели трагической сцены, наделяется не свойственным небесной посланнице, небожительнице, вдохновительнице заданием – ощутить родство со страдающей, несчастной безмолвствующей женщиной из народа («Гляди! Сестра твоя родная! »).
Характер поэзии определяется отношениями поэта с его Музой, которая в конечном итоге превращается в «Музу мести и печали». У Некрасова они были особенные и обозначены именно в этом стихотворении. Некрасовской Музе, в данном произведении пока лишь созерцающей, предстоит претерпеть земные страдания, стать «кнутом иссеченной», открытой всем противоречиям эпохи, пытаемой ими, искалеченной: «…Нет больше песен, мрак в очах; Сказать: умрем! конец надежде! Я прибрела на костылях! ».
Таким образом, стихотворение, написанное в начале творческого пути и воспринимается как начало – начало тернистого пути, избранного поэтом и его Музой: через множество картин, подобных увиденной на Сенной, ради отображения их. Стихотворение может быть истолковано как запечатление момента избрания этого пути, решения «лиру посвятить народу своему».
Текст №5
Стихи растут, как звезды и как розы,
Как красота – ненужная в семье.
А на венцы и на апофеозы –
Один ответ: – Откуда мне сие?
Мы спим – и вот, сквозь каменные плиты,
Небесный гость в четыре лепестка.
О мир, пойми! Певцом – во сне – открыты
Закон звезды и формулы цветка.
М. Цветаева
Стихотворение может быть отнесено к лирике мысли. Весь текст воспринимается как итог размышлений об одной из тайн мастерства поэта. Извечная тема «поэт и поэзия» скорректирована и может быть определена как «происхождение и механизм рождения стиха». На философский и резюмирующий характер указывает предельная сжатость поэтической речи, стремление к афористической четкости. В первой строфе звучит лаконичный вопрос («Откуда мне сие? ), во второй – ответ на него: поэт способен познать непознаваемое и разгадать не поддающееся разгадке, то есть «закон звезды», «формулу цветка». Происходит это «во сне», который традиционно связан с отрешением от земного и косного, где оказывается ненужной красота. Не случайно в первой же строке содержится сравнение стихов со звездами – самым притягательным образом, символизирующим вечное, незыблемое и недосягаемое. Сравнение, однако, здесь троекратное – многосоюзие (три «как») соответствует трем названным предметам, которым возможно уподобить стихи. Наряду со звездами это «красота» – понятие цельное, не получившее, да и не требующее в стихотворении дальнейшей расшифровки, и розы. Последние во второй строфе становятся «цветком», обобщение происходит вследствие этого, что в представлении поэта цветок интересен не своей ботанической сущностью (поэтому конкретизация излишня), а связью со звездой. Он – земное воплощение звезды или, возможно, ее отражение, или, скорее, явление звезды среди прозаических вещей – «сквозь каменные плиты». На эту загадочную связь указано через перифраз – «небесный гость в четыре лепестка», через метафору – «растут» (и звезды, и розы растут). Стихи, в первой строфе сопоставленные со звездой и цветком благодаря той же метафоре, во второй оказываются средоточием «открытого» поэтом родства красоты небесной и земной. «Стихи заключают «законы» и «формулы» красоты. Это прекрасное, понятое абсолютно, объективированное. Такова идея стихотворения. Ее значимость подчеркнута риторическим обращением – восклицанием: «О мир, пойми! »
Размер стихотворения – пятистопный ямб с пиррихием во всех строках, кроме четвертой и седьмой, осложнен удлиненными клаузулами в нечетных стихах.
Обе строфы – четверостишия имеют перекрестную рифмовку. Рифма точная, за исключением рифмующихся «семье – сие»; в первых и третьих строках – женская, во вторых и четвертых – мужская.
Текст №6
Нить Ариадны
Меж прошлым и будущим нить
Я тку неустанной, проворной рукою:
Хочу для грядущих столетий покорно и честно служить
Борьбой, и трудом, и тоскою, –
Тоскою о том, чего нет,
Что дремлет пока, как цветок под водою,
О том, что когда-то проснется чрез многие тысячи
лет,
Чтоб вспыхнуть падучей звездою.
Есть много не сказанных слов
И много созданий, не созданных ныне, –
Их столько же, сколько песчинок среди бесконечных
песков
В немой аравийской пустыне
К. Бальмонт
Стихотворение содержит признаки символистской поэзии. Лирический герой постигает настоящее как поиск связи прошлого с будущим. Причем будущее для него – неведомый, но притягательный мир, которому и посвящены все усилия, старания в мире действительном. Определяющим настроением становится тоска – неосознанная устремленность навстречу этому миру, а вовсе не синонимичные ей грусть или скука. Это постижение происходит не рациональным способом. Поэтому «грядущие столетия» не представляются в реалистических деталях. Они то – «чего нет», но угадывается в образах-символах – «цветка под водой», «падучей звезды», содержание которых тут же приоткрывается. Цветок под водой якобы «дремлет» и должен «проснуться», его пробуждение будет сопровождено вспышкой, подобной пламени падающей звезды, которая кратко, но ярко озаряет небосклон. Все неосуществленное символизирует пустыня, которая пока поэтому «нема», а каждое отдельное деяние, предстоящее в грядущем, – песчинка.
Приближение к символам происходит через метафоры («цветок дремлет», «проснется»; «немая пустыня»), сравнения (о том, что дремлет, как цветок под водою; вспыхнуть падучей звездою; столько, сколько песчинок в немой аравийской пустыне), эпитеты: устойчивый – «падучей звездой», изобразительный – «бесконечных песков», лирические – «неустанной, проворной рукою».
Стихотворение состоит из трех строф разностопного амфибрахия. Пиррихии отсутствуют. Причем количественная схема стоп соблюдена безупречно. В первых стихах каждой строфы их три, с усеченной последней. Во вторых – 4, в третьих – 6 с усеченной последней, в четырех – 3.
Такое чередование создает впечатление мерности, но не прямолинейности жизненного пути. Это отображает графическое расположение стихотворных строк. Это подтверждает обобщающий символ – нити, которой и уподоблена человеческая жизнь. Заглавие указывает именно на «нить Ариадны», то есть нить путеводную.
Идею стихотворения формулировать трудно.
Возможно, это утверждение непрерывных «борьбы и труда» во имя самоосуществления в незримом грядущем, сосредоточенное именно в образе-символе нити.
Подчеркнуть особую значимость отдельных явлений, сосредоточить внимание на них помогают повторения. Стык: словоформа «тоскою» завершает первую строфу и начинает вторую. Повтор однокоренных слов: «созданий, не созданных ныне», «песчинок среди песков…»
Создать раздельность поэтической речи, особую мерную интонацию и снова усилить смысловую нагрузку некоторых слов позволяет многосоюзие. «…Покорно и честно служить / Борьбой, и трудом, и тоскою…» Каждое, отделенное союзом и слово в данном примере воспринимается самодостаточно, несмотря на то, что стоит в ряду. Этот же эффект достигается благодаря повторению союзного слова что во второй строфе.
Рифмовка в каждой строфе перекрестная. Рифма мужская только в строках с усеченной последней стопой, то есть в нечетных каждой строфы. В четных женская. Все рифмы точные.
|
|
|
