Народное образование в XVIII — середине XIX в.

Предыстория осетинской школы

Образование — необходимая и естественная форма жизнедеятельности любого сколько-нибудь развитого общества. Наивное представление об Осетии XVIII в. как о стране бесписьменного и сплошь неграмотного народа происходит из идеологического арсенала имперской политической школы, создавшей эффективные историографические штампы и целостную систему денационализированного образования. В действительности же в горной Осетии, как и в некоторых других странах Кавказа, из-за крайней бедности природных ресурсов сложились специфические условия культурной, в том числе образовательной, деятельности.

Осетинская культура не была исключительно традиционной уже в силу необходимости обслуживать достаточно развитые формы феодальных отношений и религиозных институтов. Несмотря на перерыв в собственной письменной традиции, которую некому было поддерживать после событий конца XIV в., осетины продолжали пользоваться письмом — прежде всего грузинским и арабским. Представители высших сословий (у некоторых территориальных групп — и средних слоев) имели возможность получать образование. Чаще всего для этого приходилось выезжать за пределы Осетии. Потомки средневековой аристократии из Центральной и Южной Осетии, например, могли получать образование при дворе картлийских царей: пожалуй, самые блестящие примеры такой образовательной траектории — Зураб Магкаев и Иван Габараев. Эпиграфика XVI-XVIII вв. из Северной Осетии не оставляет сомнений в наличии знатоков арабского письма. Интересно, что в последней трети XVI11 в., то есть сразу же после приближения к Осетии российских пределов, появились и широко известные — по причине их экзотической редкости — знатоки русской грамоты: вспомним достославного Карадзау Мамиева, прочитавшего куртатинцам приглашение, присланное Екатериной II.

Известные сегодня источники позволяют предполагать, что с особой интенсивностью культурно-образовательные инициативы вырабатывались в первой половине и середине XVIII в., когда на фоне резкого обострения хозяйственных, социальных, политических проблем, феодальных междоусобиц и внешнеполитических конфликтов достигло апогея объединительное движение осетинских обществ (одним из его следствий стало присоединение к России). Напомню лишь о христианской проповеди и «апостольской» школе дигорского подвижника Петра-Парфения.

В таком историческом контексте провозглашенная осетинским посольством в Петербурге цель-создание системы образования в Осетии — не может показаться ни удивительной, ни случайной, ни тем более утопической. За ней стояла всего лишь объективная и грамотная оценка культурного состояния и политических перспектив Осетии.

Моздокская осетинская школа.Официальная история народного образования в Осетии нового времени начинается с Моздокской осетинской школы, открытой по императорскому указу от 27 сентября 1764 г. и просуществовавшей до 1790-х гг. (105:34; 173:207–208). Впервые вопрос об открытии государственной осетинской школы был поднят в ходе русско-осетинских переговоров 1749–1752 гг. в Петербурге (109: 341–347). Открытию Моздокской школы предшествовали также попытки обучения осетинских детей, предпринятые отдельными членами Осетинской духовной комиссии.

Занятия в Моздокской школе открылись в 1766 г. Организация учебно-воспитательной работы возлагалась на Осетинскую духовную комиссию. Учащиеся жили на государственном пансионе, занятия с ними велись индивидуально. Число учеников в разные годы было различным и доходило до полусотни (157: 184; 200: 4). Начальный курс обучения проходил на родном языке. В инструкции Святейшего Синода специально подчеркивалось: «...стараться, чтобы ученики этой школы никогда не забывали своего природного языка» (196:157).

Создание осетинской школы в Моздоке, начавшееся за целое десятилетие до международно-правового оформления присоединения Осетии к России, имело крупное политическое значение. Высшая российская власть, демонстрируя последовательное выполнение договоренностей, достигнутых в 1749–1752 гг., одновременно приступала к образовательной (а значит — идеологической) подготовке политической элиты для новой имперской территории.

Вместе с тем, по утвердившейся в литературе оценке, Моздокская школа сыграла значительную роль в культурной жизни Осетии, «дав толчок дальнейшему развитию национального просвещения», в том числе —восстановлению письменности (173:208). Необходимость преподавания осетинского языка привела к созданию осетинской азбуки. Моздокский епископ Гай и священник Павел Кесаев (Генцауров) разработали систему осетинского письма на основе церковнославянской графики. Первопечатная осетинская книга — краткий катехизис — вышла в Москве в 1798 г.

Духовные учебные заведения.В первой четверти XIX в. осетинский язык преподавался в Тифлисской духовной семинарии, где готовили священников и для осетинских приходов. Семинарский преподаватель осетинского языка Иван Габараев (Ялгузидзе) в 1802 г. разработал осетинскую азбуку на основе грузинской графики и составил осетинский букварь, изданный в Тифлисе в 1821 г. Тем самым были учтены как интересы большинства учащихся — этнических грузин, так и возможности семинаристов-осетин, изучавших грузинский язык и потому хорошо знакомых с грузинским письмом. За отсутствием иной учебной литературы по этому букварю начали учить детей и в церковных школах, созданных в Осетии в 1820-е гг. (173:262). Однако Осетия присоединилась к Российской империи в том числе для того, чтобы оградить себя от военно-политической и культурной экспансии со стороны Картли. Поэтому букварь Ялгузидзе был обречен, его использовали в течение 15 лет, на этом эксперимент по внедрению грузинской графики завершился с отрицательным результатом. Важнейшие социально-политические и культурные тенденции в жизни Осетии XIX в. предопределили выбор кириллической системы письма.

В сентябре 1836 г. открылось Владикавказское духовное училище для детей «осетинских владельцев, старшин и некоторых сирот», из которых предполагалось подготовить «священнослужителей для осетинских приходов, чтобы до некоторой степени образованные священнослужители вместе с тем могли быть и учителями в приходских училищах» (182: 6). Предполагавшееся первоначально обучение детей с использованием грузинской графики было отменено уже в 1836 г. Осетинский язык в училище изучали, пользуясь новым алфавитом, разработанным А. М. Шегреном на основе русской гражданской графики. Конечно, совсем не случайно деятельность выдающегося языковеда была связана с Владикавказским духовным училищем, преподаватели которого оказали ученому большую помощь в скорейшем освоении осетинского языка. В 1844 г. из печати вышла «Осетинская грамматика» А. М. Шегрена с кратким осетино-русским и русско-осетинским словарем (172:178–179). В течение всей своей последующей жизни академик А. М. Шегрен был крупнейшим экспертом по осетинскому языку, рецензентом-редактором осетинских текстов.

Учебные занятия во Владикавказском духовном училище проводились утром с 8 до 11 часов, днем с 14 до 16 часов. По сохранившемуся «Расписанию учебных часов», в понедельник утренние занятия посвящались «чтению по-русски», а дневные — «чистописанию по-русски». Соответственно, во вторник изучали «чтение по-осетински» и «чистописание по-осетински», в среду: «чтение по-русски» и «начала арифметики», в четверг: «чтение по-осетински» и «чистописание по-русски», в пятницу: «чтение по-русски» и «чистописание по-осетински», в субботу утром: «чтение по-осетински». Сугубо практические цели изучения осетинского языка явствуют из записи в том же расписании, предписывающей чтение по-осетински заменить законом Божьим, «когда усмотрено будет, что ученики удобно могут читать осетинские книги» (182:10). Владикавказское духовное училище закрылось в 1863 г. (160). За четверть века из его стен вышла целая плеяда деятелей осетинской культуры, подвижников народного просвещения.

Светские школы.Посетив Кавказ в 1837 г., Николай I высказал мысль о создании школ «при штабах полковых и при линейных батальонах» (183: 24). Пожелание императора было исполнено в ходе дальнейшего расширения государственных школ на Кавказе. В мае 1848 г. во Владикавказе при Навагинском пехотном полку открылась школа военных воспитанников для детей из почетных сословий кавказских народов. Школе полагалось иметь «воспитанников из туземцев 30 и из русских 20» (182:46). Из тридцати горцев около двадцати составляли обычно дети из знатных осетинских фамилий (172:179). Учебная программа школы неизвестна. Вряд ли она противоречила общей тенденции, возобладавшей в школьном деле на Кавказе с середины 1840-х гг.

В 1845 г. было создано Кавказское наместничество. Назначенный наместником М.С. Воронцов был сторонником региональной обособленности в развитии народного образования на Кавказе. Кавказский учебный округ, учрежденный в 1847 г., не был передан в ведение Министерства народного просвещения. Администрация наместника стремилась контролировать и школьную деятельность духовного ведомства (165:18–20). М. С. Воронцов считал необходимым преподавание местных языков и даже «непременное и безусловное обучение всех учащихся русских, по крайней мере, одному из туземных языков» (102: 126). В духе воронцовского регионализма выдержано и принятое в 1853 г. «Положение о военных школах при войсках Кавказской армии».

В 1857 г. школу военных воспитанников передали Тенгинскому полку, который был расквартирован во Владикавказе взамен Навагинского. В 1861 г. школа Тенгинского полка влилась во Владикавказское горское окружное училище (182: 50–51), организованное в 1860 г. Основанные в годы окончания Кавказской войны и широких административных реформ на Кавказе, горские школы (их Устав принят в 1859 г.) были призваны готовить подрастающее поколение горцев к мирному служению российскому государству. На 1 января 1869 г. во Владикавказском горском училище было 167 пансионеров, в том числе русских — 75. Из 81 горца 68 были осетинами (167:11–12). Хотя по Уставу преподавание родного языка не предусматривалось, в 1864 г. в план учебных занятий ввели изучение осетинского языка. Сохранившаяся программа по осетинскому языку построена на изучении религиозных текстов, заучивании и переводе молитв и Библии (167: 14–24).

В 1867 г. горское училище было преобразовано в реальную прогимназию. Преподавание осетинского языка, исключенное из общего учебного плана, продолжалось лишь для пансионеров-осетин до 1874 г., когда прогимназия стала реальным училищем.

Все названные школы были доступны в первую очередь детям из аристократических и буржуазных семей. Развитие массового школьного образования в Осетии начинается с 1820-х гг. — тогда были организованы первые церковноприходские школы. К 1860-м гг. на территории Северной Осетии было 7 церковноприходских школ со 107 учащимися (200: 5; 172:180).

В 1850-е гг. сделаны первые попытки организации женских школ, предпринятые параллельно двумя самоотверженными женщинами, женами офицеров — Кубатиевой и Ревазовой. Каждая из них открыла у себя на дому небольшой пансион для девочек — но действовали эти пансионы недолго (105:84–85; 173:264). В1862 г. священник Владикавказского Осетинского прихода и инспектор Владикавказского духовного училища Аксо Колиев на собственные средства открыл в своем доме начальную школу для осетинских девочек, просуществовавшую в реформированном виде до 1918 г. (87: 31–36). Через десятилетие после А. В. Колиева его опыт повторил в селении Салугардан (ныне город Алагир) священник А. Г. Гатуев (172: 180).