Ликвидация осетинской школы

Последние учебные годы.В 1956–57 учебном году в Северной Осетии было 29 начальных осетинских школ, в которых обучался 1 241 ученик. В смешанных осетино-русских школах, которых было 107 (4 начальные, 52 семилетние и 51 средняя), на осетинском языке обучались 12 390 учеников 1–4 классов (57: 12). Число осетинских школ быстро уменьшалось в 1953 г. их было 66 (учащихся в них-6 641), в 1955 г. — уже 35 (58:17; 57: 18). Престиж осетинского языка и осетинской школы в 1950-е гг. резко снизился. Получил распространение (в том числе и в учительской среде) тезис о том, что осетинский язык «нужен только до Эльхотово (пограничная железнодорожная станция при движении в сторону Москвы. —Р. Б.)». На отделение осетинского языка в пединституте не удавалось набрать абитуриентов с хорошей подготовкой по осетинскому языку (65:17).

Между тем последовательная подготовка к полному отказу от обучения на родном языке в осетинской школе продолжалась. Совет по народному образованию при Минпросе СО АССР 1 февраля 1957 г. принял постановление, в котором вновь отмечен низкий уровень преподавания и неудовлетворительные знания учащихся начальных осетинских классов, в особенности — по русскому языку. «Начальная школа по-прежнему не дает необходимых знаний учащимся по русскому языку для успешного продолжения обучения в старших классах», — сказано в постановлении (67:1).

Состоявшийся 23 августа 1957 г. II съезд работников народного образования СО АССР коснулся самых разных проблем (104:71–72). В материалах съезда вы найдете рассуждения о классных собраниях и дежурстве по школе, о развитии эстетического чувства, о шпаргалках и пьянстве учителей... И только в конце, при ответах министра А.Г. Тотрова на вопросы, возникает тема родного языка и языка обучения в школе. На вопрос о праве детей, владеющих осетинским языком, отказываться от его изучения в школе — следует ответ министра: «Насильно заставлять мы не можем, но если это желание родителей и детей, то мы обязаны знакомить детей с осетинской литературой, языком». Дипломатичного министра дополняет Б. Е. Кабалоев, первый секретарь обкома КПСС: «У нас есть школы со смешанным составом классов. Дети вместе играют, все время находятся вместе, а мы их искусственно расщемляем по национальным классам. В этих школах есть смысл сливать классы и переводить их на русскую программу». Министр спешит поддержать: «Мы это уже делаем в некоторых населенных пунктах, где это возможно» (101: 31). В материалах следующих съездов нет вообще ни слова об осетинской школе. О ней учат забывать.

С 1957–58 учебного года некоторые осетинские классы участвовали в общероссийском эксперименте по переводу школ на новый учебный план (66:23–24). В этом и следующем учебном году активно обсуждался проект новой системы среднего общего политехнического и профессионального образования, предложенный Минпросом РСФСР и Академией педагогических наук. Было поддержано предложение «в качестве первого этапа среднего образования ввести 8-летнюю общеобразовательную политехническую трудовую школу» (69: 1). Иными словами, семилетнюю неполную среднюю школу заменяли восьмилетней. Можно ли было упустить такой повод? Обком КПСС и Совмин СО АССР тут же выдвинули предложение переходить в осетинской школе на русский язык с 4 класса (69: 23). Имея стабильную и развитую систему народного образования (68:6–9; 70: 7–8), Северная Осетия приняла план полного перехода на восьмилетнее образование за три учебных года — с 1959–60 по 1961–62 (71:1 —6).

В соответствии с законом «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР» и решениями высших органов партии и государства, новая система среднего образования делилась на два этапа. Первым этапом становилась обязательная для всех детей восьмилетняя школа. Полное среднее образование можно было получить в вечерней (сменной) средней общеобразовательной школе или общеобразовательной трудовой политехнической средней школе с производственным обучением.

В тезисах ЦК КПСС и Совета Министров СССР, посвященных перестройке народного образования, было сказано о праве родителей решать, на каком языке должны обучаться их дети. Это право было включено и в новый «Закон о школе». В тезисах высказывалась также мысль о том, что «в нерусских школах существует большая перегрузка учащихся, так как изучаются одновременно три языка — родной, русский и иностранный» (100:16). Обе идеи (о праве родителей и перегрузке) были с энтузиазмом подхвачены в Северной Осетии. «Во избежание перегрузки» в учебном плане осетинской восьмилетней школы оставалось изучение родного и русского языков, в одиннадцатилетней школе с девятого класса изучали русский и иностранный языки. С 1 сентября 1959 г. в 5 классе осетинских школ иностранный язык уже не изучался. В восьмилетней школе с 1 по 4 класс сохранялось обучение на родном языке, а с 5 класса — на русском, при этом осетинский язык оставался предметом изучения до 8 класса (100: 17).

В 1962–63 учебном году все классы осетинской восьмилетней школы перешли на новые учебные планы и программы (72: 3; см. Приложение, таблица 4). В осетинских школах уже не было подготовительного класса. По основам наук, в том числе и по русскому языку, в план осетинской школы было заложено одинаковое с русскими школами количество часов. Во избежание перегрузки учащихся было сокращено число часов на трудовое обучение и физкультуру (100: 17–18). В итоге всех нововведений количество часов на изучение родного языка сократилось, число часов русского языка увеличилось.

Для полной ликвидации системы национального образования оставалось нанести последний удар —перевести на русский язык обучения начальные классы осетинской школы. Условия для этого были подготовлены в первой половине 1960-х гг. К 1963–64 учебному году на русский язык обучения перешли все учащиеся 5–11 классов и около 10 % учащихся начальных классов. Основанием для такого перехода было объявлено желание родителей, поскольку «Закон о школе», принятый Верховным Советом РСФСР, предоставил родителям право свободного выбора языка обучения для своих детей. Переход на русский язык обучения происходил по всей Российской Федерации. По официальным данным, в 1962–63 учебном году «из общего числа учащихся нерусских школ РСФСР на русском языке по желанию родителей обучалось 27 % учащихся начальных классов, 53 % учащихся 5–8 классов и 66 % — 9–10 классов» (75: 7).

Одной из первых в Советском Союзе Северная Осетия поставила вопрос о переводе преподавания на русский язык с 5 класса. Заявляя об этом с гордостью, министр просвещения СО АССР в 1956 г. не вспоминал о том, что в 1952 г. 5–7 классы были переведены на русский язык обучения в порядке исключения и временно — «до подготовки необходимых условий для успешного проведения коренизации» (53:10; 65: 13). В новой политической конъюнктуре отказ от родного языка обучения выглядел уже естественным и необходимым. Северная Осетия не упустила лидерства и в переводе на русский язык начальной осетинской школы, то есть в полном отказе от родного языка обучения в национальной школе.

Последний удар.7–9 мая 1964 г. в столице Северной Осетии состоялась Научно-практическая конференция по вопросу перехода на русский язык обучения в осетинской начальной школе. Радикальный сторонник русского языка обучения, ярко выступивший на конференции 1956 г., хумалагский учитель Г. к этому времени стал министром просвещения СО АССР. В его докладе было дано всестороннее обоснование отказу от родного языка преподавания в осетинской школе. Министр заявил, что русский язык звучит на всех континентах и несет с собой свет научных и технических знаний, идеи мира и коммунизма, поле деятельности советского человека развивается до всесоюзных масштабов и поэтому «по-новому встает вопрос о соотношении русского и национальных языков в культурной и хозяйственной жизни каждой национальной республики и области» (75: 4–5). Далее министр сообщил, что русский язык «добровольно избран осетинским народом языком деловых и производственных взаимоотношений, языком преподавания в средних специальных и высших учебных заведениях», и сослался на Программу КПСС, обещающую «обеспечивать и в дальнейшем свободное развитие языков народов СССР, полную свободу для каждого гражданина СССР говорить, воспитывать и обучать своих детей на любом языке, не допуская никаких привилегий, ограничений или принуждений в употреблении тех или иных языков» (75: 5–6).

Научно-практическая конференция послужила удобной «демократической» формой для принятия уже готовых решений. Министр изложил официальную линию руководства республики. «При разъяснении Закона о школе родители в нашей республике высказали свое желание и потребовали обучать их детей на русском языке с 1 класса, — сообщил министр и нашел это вполне естественным. — Каждый родитель думает о будущем своего ребенка, желает видеть его в числе активных строителей коммунизма. (...) Глубокий анализ сложившейся системы обучения в осетинской школе подтверждает правоту мнения родителей». В чем же состояли выводы, полученные в результате глубокого анализа? А в том, что «мы встали перед фактом двуязычной, а в Дигорском районе и трехъязычной основы обучения в школе, которая при современных требованиях к уровню общеобразовательных знаний молодежи дальше нетерпима» (75: 7–9).

Весьма характерна прозвучавшая в докладе критика: «Некоторые товарищи категорически возражают против этого (отказа от родного языка. — Р. Б.), оперируя трудами и высказываниями классиков педагогики о роли родного языка в изучении основ наук. Видимо, нет необходимости оспаривать ту истину, что на родном языке наука понятнее и осваивается легче. Но надо каждый вопрос рассматривать в конкретной обстановке. В наших условиях русский язык стал вторым родным языком осетин, а в практической жизни народа он играет первостепенную роль, поэтому родители и требуют обучать своих детей на русском языке с 1 класса» (75:10–11).

Позиция министра (читай: обкома КПСС) была поддержана представителями психолого-педагогической науки. Научный сотрудник СОГПИ X., прочитав доклад «К психологическим основам изучения русского языка в осетинской школе», сделал следующий вывод: «Для успешного овладения русским языком целесообразно все обучение в осетинской школе, начиная с 1-го класса, осуществлять на этом языке» (75: 66). Научный сотрудник Института национальных школ АПН Г. выступила с докладом на тему «Изучение родного языка в классах с русским языком обучения (из опыта работы)». Ее вывод: «Изучение родного языка в первом классе со второго полугодия, вслед за усвоением русской грамоты, является более целесообразным» (75:82). В конференции приняли участие и гости из других автономных республик (75:182–238).

Решения конференции послужили отправной точкой для быстрого перехода на русский язык преподавания в 1–4 классах осетинской школы. В школах, где имелись необходимые условия, переход на русский язык произошел в 1964–65 учебном году. В остальных школах создавались кружки по изучению русского языка для учителей начальных классов. Постоянно действовали кустовые и районные семинары для учителей, перешедших на русский язык обучения. Каждый учитель должен был пройти двухгодичные очно-заочные курсы усовершенствования (75:22).

Предложенный конференцией учебный план восьмилетней осетинской школы с русским языком обучения (см. Приложение, таблица 5) сократил курс родного языка во 2–8 классах до 3 часов в неделю, а начало изучения родного языка отнес на второе полугодие 1 класса (75:30–33). В планах работы Министерства просвещения СО АССР в 1960-е гг. основное внимание было уделено мероприятиям, связанным с закреплением достигнутой высоты, — проводились летние учительские курсы, по радио транслировались разговорные уроки по русскому языку для детей-осетин шестилетнего возраста, издавались методические указания для работы в «осетинской школе с русским языком обучения» (73:1–2; 74: 5).

Денационализация (фактическая ликвидация) осетинской школы была завершена.

Судьба, постигшая осетинскую школу, была почти всеобщей для национального образования в России. По точной характеристике М. Н. Кузьмина, национальная школа «полностью утрачивает качества национальной, сохраняя лишь преподавание родного языка и литературы как предмета. По существу она превращается в гигантскую машину перевода национальных меньшинств в русло русского языка и (в известной степени) культуры» (179:13).

В 1970-е — 1980-е гг. в так называемой «осетинской школе» сохранялось лишь преподавание родного языка и литературы как предмета. Изучение осетинского языка превратилось в формальную дань статусу национальной школы и воспринималось как дополнительная нагрузка. Изучение «бесполезного», по мнению учеников, учителей и родителей, предмета было поверхностным. Этому немало способствовал низкий уровень программ и учебников, составленных без учета языковой ситуации в республике, вне всякой связи с культурной и общественной жизнью народа. Проникавшие в печать отзывы о состоянии изучения родного языка, о качестве учебных программ отразили печальную картину (175).

На фоне деградации осетинской школы продолжалась идеологическая кампания по пропаганде двуязычия, понимаемого как фактический отказ от родного языка. Русский язык был объявлен вторым родным языком. «Осетинская школа» с преподаванием на русском языке отстаивалась как достижение культурного развития осетинского народа (161; 162; 163; 176). Переход на русский язык сделался официальным условием и гарантией интернационализма (110).

Лишь в 1991–1992 гг. Министерство народного образования Северной Осетии предложило первый проект реформы национальной школы и приступило к его осуществлению. Вне зависимости от результатов (полномасштабный успех был в те годы недостижим по объективным политическим и экономическим причинам) именно эти начинания открывают новую эпоху в истории осетинской школы — эру возрождения.