Переход начальной школы на родной язык обучения

Начало практической национализации.Несмотря на постановление Наркомпроса РСФСР, ОблОНО не изменило своего подхода к национализации осетинской школы. Переход на родной язык осуществлялся постепенно. В 1924–25 учебном году было полностью введено преподавание на родном языке в первой группе школы первой ступени, в 1925–26 учебном году — во второй группе (33:37). Облметодбюро разработало комплексные программы для первого и второго годов обучения в осетинской школе, активно занималось составлением учебников, снабжением школ наглядными и учебными пособиями (35:40–44).

15 сентября 1926 г. во Владикавказе состоялась областная методическая конференция, в которой участвовал актив осетинского учительства. Конференция обсудила наиболее принципиальные и самые насущные вопросы развития народного образования в Осетии. Два основных доклада были сделаны Г.А. Дзагуровым и Г.Г. Бекоевым. В докладе Г.А. Дзагурова «Задачи и перспективы народного образования в Осетии» обосновывалась мысль о том, что система народного образования, повторив в главных чертах общесоюзные формы, должна быть индивидуализирована в согласии с хозяйственно-экономическим и национально-культурным развитием Осетии. Докладчик высказался против национального нигилизма, свойственного определенной части студенчества, отрицательно относящейся к национальной культуре. Факт существования осетинской национальной культуры, по мнению докладчика, подтверждается наличием языка, созданием литературы на этом языке, наличием народного эпоса и памятников искусства. В прениях по докладу Г. А. Дзагурова учителя указали на отсутствие пособий на родном языке, слабые краеведческие знания учительства. Прозвучали также предостережения от слишком резкого перехода, неучета экономических возможностей. В заключительном слове докладчик выразил мнение большинства собравшихся, сказав о том, что «с национализацией школы нужно торопиться, ибо уже десятый год мы имеем свою школу» (36: 93).

Г.Г. Бекоев выступил с докладом «О русском языке в осетинской школе», обосновав в нем необходимость и возможность национализации, постепенность ее введения, а также важную роль русского языка в осетинской школе. «Если же мы будем считаться с мнением родителей, если мы будем щадить детей — мы не сможем национализировать школу, — сказал докладчик. — Наши дети с самого начала изучения русского языка привыкают думать по-русски. Они усваивают простые понятия, но сложную мысль они не могут охватить. Задача заключается в том, чтобы детей школьного возраста приучить мыслить на родном языке. У них от этого будет больше развития, им легче будет усваивать то, что преподносит им учитель, да и учителю будет легче преподносить знание таким детям при меньшей затрате времени»(36: 95).

В резолюциях конференции записано: система народного образования должна отвечать хозяйственно-экономическому уклону Северной Осетии; национализацию осетинской школы следует проводить последовательно и неуклонно; русский язык в осетинской школе необходимо вводить со второго года обучения. Важным направлением работы было признано «выявление элементов осетинской культуры» и ее изучение (35:45–48).

В 1926–27 учебном году завершилась работа по национализации третьей группы (третьего года обучения) школ первой ступени. Изданы были учебники для школ первой ступени на осетинском языке (36:12).

В 1927 г. был впервые выполнен в основном план строительства школьных зданий. Также впервые был составлен пятилетний перспективный план по народному образованию — с 1925–26 до 1929–30 учебного года (95: 1–8).

Национальный всеобуч.Важным достижением стала разработка концепции и плана введения всеобщего начального обучения к 1934 г. (35: 89–90). План начального всеобуча исходил из «естественно-исторических и политико-экономических условий» Северной Осетии. Область делилась на две части — горную и равнинную. На равнине предполагалось использовать существовавшие условия и местные ресурсы (включая помощь населения) для широкого планового строительства учебных заведений. В марте 1927 г. III съезд Советов СО АО провозгласил линию на «расширение исключительно сети школ первой ступени», дающих начальное образование (36: 8). Иное дело в горах, где природные условия, малоземелье, отсутствие коммуникаций создавали серьезные препятствия для расширения числа учебных и культурно-просветительных учреждений.

Переселение горцев на равнину завершилось в 1925 г., но привело лишь к ухудшению положения тех, кто остался в горах. Как это ни парадоксально, но даже земельный голод в горах не был смягчен, потому что оставшиеся жители горных селений не справлялись с очисткой от камней и удобрением земли. Наряду с хозяйственными неурядицами «создалось положение, исключающее возможность строить школьную сеть с фактически преодолимым радиусом. Потому что там, где раньше можно было для 5–6 отселков строить одну школу, теперь ее нужно строить для 9–10 отселков. (...) При этом радиус школьный доходит до 5–6 верст, а местами и до 10–12 верст. Между тем в условиях наших гор, не только трехверстный, но полутораверстный радиус зимой совершенно непреодолим для детей школьного возраста и опасен для взрослых» (97: 1–2). Единственным выходом признавалось устройство школ с общежитиями. Такие школы могли быть созданы только за счет государственных средств. Интернаты должны были расположиться в Кобане, Дзуарикау, Наре, Садоне и Фаснале (103: 95). Одной из главных предпосылок всеобщего обучения считалась неоднократно отмеченная в Осетии «тяга народа к школе и его готовность идти на всякие жертвы для школьного дела». Концепция всеобуча в Северной Осетии включала расчет на использование инициативы народа, который «в достаточной степени осознал свое положение и понимает, что единственное его спасение в учении — в этом предохранительном клапане, который, с одной стороны, не даст нам задохнуться в земельной тесноте, с другой — удержит наиболее здоровую и энергичную часть населения, особенно молодежь, от эмиграции, которая принимает угрожающие размеры. Таким образом, вопрос о школе в нашей действительности является вопросом жизни и смерти для народа. Это чувствуется всеми, начиная с интеллигента и кончая хлеборобом» (97:2–3).

В 1927 г. состоялось еще одно событие, имевшее отношение к строительству национальной школы. III съезд Советов СО АО, исходя из национально-культурных интересов и экономических соображений, постановил координировать культурно-просветительную работу в Северной и Южной Осетии (36:9). В сентябре 1927 г. прошел Второй Объединенный съезд Северной и Южной Осетии по вопросам культуры и просвещения.

Заслушав доклады Северо-Осетинского ОблОНО и Юго-Осетинского Наркомпроса, объединенный съезд признал необходимым наладить обмен школьными работниками, объединить несколько учебных заведений повышенного типа, установить единую систему народного образования (пятилетка для первой ступени), ускорить темпы национализации школ первой ступени (91: 1).

Главной темой обсуждения на съезде стал вопрос о едином литературном языке для всех ветвей осетинского народа (98:27; 146). В резолюции было записано, что Осетия сможет вести социалистическое строительство только на основе создания и развития национальной культуры. Общность экономических и культурных интересов и цели строительства национальной культуры требовали, по мнению съезда, скорейшего осуществления решений Первого объединенного съезда (1924 г.) о едином литературном языке. Съезд подтвердил прежние решения о сохранении дигорских школ первой ступени, признал целесообразным параллельное печатание в газете «Рæстдзинад» материалов «на иронском и дигорском языках». Съезд постановил «теперь же начать работу по установлению в школах единообразия в произношении, считая это одним из моментов в создании единого литературного языка». Были резко осуждены точка зрения о ненужности единого литературного языка и предложение держать курс на немедленную ассимиляцию осетинского языка русским (91: 2–3).

Несомненным успехом органов просвещения в 1927 г. было преодоление кризиса в издательском деле. До 1917 г. существовали только буквари Алмахсита Канукова и Бидзины Кочиева и три учебные книги Степана Мамитова. До образования Горской республики ничего не удалось более издать, и только Наркомпрос Горской республики напечатал буквари Г.К. Гуриева (иронский) и М.К. Гарданова (дигорский). Лишь с 1925 г. издательское дело пошло на лад. В 1927 г. вышло 8 учебников, второй выпуск памятников осетинского фольклора, первый том «Осетинско-русско-немецкого словаря» В. Ф. Миллера и целый ряд художественных произведений на осетинском языке (35: 89–90; 36: 12–13).

Тем не менее, в отчете о состоянии народного образования в 1928–29 учебном году отсутствие и нехватка учебников на родном языке названы «главным тормозом проведения национализации школы». Другая помеха — недостаток учителей-националов. Выполнение пятилетнего плана по народному образованию тоже задерживалось — причинами названы «слабая экономическая мощь» и дефицитность бюджета СО АО. Строительство школ было развернуто лишь в объеме 31 % от плана (38:20–25). Относительное благополучие наблюдалось в сфере методической работы и переподготовки учителей, ликвидации неграмотности.

В 1928–29 учебном году в первых трех группах школ первой ступени преподавание велось на осетинском языке. Русский язык в качестве учебного предмета вводился со второго года обучения. С этого же учебного года начался перевод на осетинский язык преподавания части предметов в Оспедтехникуме (36: 33; 38: 20).

Переход на осетинский язык обучения в четвертой группе (четвертый год в школе первой ступени) начался в 1929–30 учебном году, но не был завершен. Из-за изменений, внесенных в программу ГУСа, задержалось издание учебника для четвертого года обучения на осетинском языке (39:4).

По решению конференции учителей осетинских школ второй ступени (январь 1929 г.) Б.А. Алборовым были подготовлены учебные программы по курсам «Наблюдение над родным языком» для первых семи лет обучения, «Осетинская народная словесность» для 8 класса, «История осетинской литературы» для 8 класса, «Этнография Осетии» для 6 класса, «История осетинского народа» для 7 класса, «Введение в языкознание» для 9 класса, «Осетинский язык» для 9 класса (96:1–35).

Осетинское делопроизводство.Прямое отношение к успехам и неудачам в строительстве национальной школы имеет история перевода делопроизводства на осетинский язык. Переход на родной язык в делопроизводстве был признан ВЦИКом обязательным «в целях приспособления советского аппарата в национальных областях и республиках к быту коренного населения и привлечения последнего к активному советскому строительству» (33: 38). Для разработки практических мероприятий еще Северо-Осетинским Ревкомом (1920 г.) была создана комиссия в составе Б. Дзугаева, Г.Ф. Баракова, Б.А. Алборова и Г.А. Дзагурова. Комиссия предложила следующую программу действий:

«1) считать переход в делопроизводстве на осетинский язык обязательным для всех советских, партийных и других организаций Северной Осетии;

2) делопроизводственным языком должен быть единый литературный язык, т. е. иронское наречие; дигорский язык допустим только при сношениях с центральными органами Северной Осетии, если на этом будут настаивать дигорцы;

3) переход ввиду технической невозможности должен быть совершен постепенно; в первую очередь должен перейти ОНО, а также его учреждения;

4) организовать курсы осетинского языка для всех служащих центральных и окружных организаций Северной Осетии;

5) организовать (...) постоянную терминологическую комиссию для разработки терминов на осетинском языке» и т. д. (33:37–39). Была составлена смета необходимых расходов, но за отсутствием средств дело не сдвинулось с мертвой точки.

Положение начало меняться, когда в январе 1925 г. Первый областной съезд Советов СО АО постановил «принять меры к скорейшему переходу всего делопроизводства на осетинский язык»(3: 27). ОНО составил план и смету курсов для служащих советского аппарата (33: 37). Впервые месячные курсы были проведены в январе 1926 г., но они не достигли цели, «так как ответственные работники неаккуратно посещали курсы» (35: 28). В сентябре 1927 г. Второй объединенный съезд Северной и Южной Осетии по вопросам культуры и просвещения постановил немедленно начать подготовительные работы — создать курсы, приобрести инвентарь и т. д. (91: 3). Однако реальный переход начался в 1928 г. 24 августа 1928 г. на Президиуме Северо-Осетинского Облисполкома был заслушан доклад С. У. Косирати «Об осетинизации управленческого аппарата Особласти» и принято соответствующее постановление. Был установлен срок для перевода делопроизводства на осетинский язык —1 января 1930 г. Для отдельных звеньев аппарата намечались этапы перехода. Были установлены также различные сроки обучения осетинскому языку для разных категорий работников. Второй пункт постановления гласил: «Основным для официальных сношений в Области установить осетинский язык (иронский диалект). Признать необходимым делопроизводство в Советском аппарате Дигорского округа вести на дигорском диалекте, а в Притеречном округе (с 83 % русского населения) — на русском языке (...). В сельсовете колонии Михайловской Дзауджикауского округа, объединяющем около 1500 человек немецкого населения, установить делопроизводство на немецком языке» (36:34–36). Перевод делопроизводства на родной язык был встречен с воодушевлением.Интересно отметить, что партийно-комсомольский аппарат на местах совершил этот переход, не дожидаясь особого распоряжения от вышестоящих органов (37:24).

Первые итоги «национализации» школы.К концу 20-х гг. в Северной Осетии сложилась стабильная и разветвленная система народного образования. Общий уровень грамотности вырос с 15 % в 1920 г. до 41 % в 1930 г. (103: 165). Относительно быстро и успешно развивалась осетинская общеобразовательная школа. Сложился костяк учительских кадров. Профессионализация среднего образования отражала потребности хозяйства, культуры и государственного строительства. Каждой средней осетинской школе был придан определенный уклон — сельскохозяйственный, промышленный, педагогический, кооперативно-колхозный или административный. Осетинская школа подтвердила свою жизнеспособность, сыграв значительную роль в просвещении широких слоев населения.

В 1927–28 учебном году в Северной Осетии было 17 075 учащихся и 121 школа, в 1929–30 учебном году — 23 800 учащихся и 142 школы. Охват детей школьного возраста достиг 76 %, при этом школой были охвачены полностью дети восьмилетнего возраста. Общее число учителей к 1930 г. составило 506 человек-283 мужчины и 223 женщины (39:1–4).

Постепенно преодолевались трудности подготовки и привлечения на школьную работу квалифицированных кадров. Поданным 1928 г., высшее образование имели 50 учителей, незаконченное высшее-55 (200:44). Огромный ущерб школьному делу нанес классовый подход к формированию педагогических коллективов. По статистике 1930 г., 17,6 % учительства были признаны «антисоветским элементом». В этот разряд включали бывших офицеров, их жен и детей, бывших священников и членов их семей. При первой же возможности замены образованные педагоги из этого разряда становились жертвами «очищения учительских рядов» (39: 3–4).

Подготовкой учителей для школ первой ступени занимался Осетинский педтехникум во Владикавказе и Учительские курсы при нем. Осетиноведов для школ повышенного типа готовило Отделение осетинского языка и культуры Горского пединститута. В конце 20-х гг. Оспедтехникум постиг труднопреодолимый кризис. Низкая стипендия и непопулярность профессии учителя (тяжелые условия сельской школы, низкая оплата труда) привели к массовому бегству учащихся техникума в другие учебные заведения. «70 % не хотят быть учителями», — свидетельствует отчет ОблОНО за 1929–30 учебный год. Уйдя с третьего курса техникума, учащиеся стремились поступить в вузы (39:15).

Самым значительным достижением второй половины 1920-х гг. явился переход начальной осетинской школы на родной язык обучения. Реальные результаты национализации рассеяли сомнения учителей и недоверие некоторой части населения. Официальной точкой зрения в этот период школьного строительства был тезис о том, что «ребенка необходимо обучать на родном языке, на котором он лучше воспринимает окружающие его явления как в общественной жизни, так и в природе»(39: 4). Договор о социалистическом соревновании, подписанный 24 сентября 1929 г., включает пункт об «интенсификации проведения национализации школ» (40:1–4).

Коренизация 1930-х и 1940-х гг.

Коренизация 1930-х: признаки отступления. Движение за всеобуч и школьное строительство, определявшие главные направления развития народного образования во всей стране и в Северной Осетии 30-х гг., имели в основе закон 1930 г. о всеобщем обязательном начальном образовании. Осуществление всеобуча натолкнулось в Северной Осетии на серьезные трудности. Каждый четвертый ребенок школьного возраста находился вне школы. Для полного охвата детей не хватало более 200 учителей. Предстояло развернуть строительство школьных помещений с расчетом утроения числа ученических мест. Необходимо было издать дополнительные тиражи учебников, разработать новые эффективные программы обучения неграмотных и малограмотных. Особое внимание уделялось строительству интернатов в горной полосе, их проектирование происходило с расчетом иметь по одному интернату на Даргавское, Куртатинское, Алагирское и Дигорское ущелья (76: 2).

Значительную роль в судьбе осетинской школы сыграли постановления ЦК ВКП(б) «О начальной и средней школе», «Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе», «Об учебниках для начальной и средней школы», принятые в 1931–1933 гг. Эти решения активно проводились в жизнь и в Северной Осетии. К 1934 г. число учащихся достигло 45 291 человека, в области было уже 164 школы. Школы имели твердое расписание и единый режим работы. Успешно преодолевался дефицит учебников. В начале 1930-х гг. было завершено издание полного комплекта учебников для осетинской начальной школы. В 1932–33 учебном году был осуществлен начальный всеобуч и созданы предпосылки для перехода ко всеобщему семилетнему образованию. В городах и рабочих поселках этот переход даже состоялся (200: 54–55).

С 1930–31 учебного года начался переход на осетинский язык пятых групп (пятый год обучения) школ первой ступени (39: 4). Параллельно с осетинскими школами на родной язык обучения переходили грузинская и армянская школы во Владикавказе.

В 1930-е гг. получил распространение термин «коренизация», переход на родной язык обучения стали называть коренизацией школы. Смена терминов не была случайной. К началу 1930-х гг. сформировались основы унитарного и тоталитарного государства. В национальной политике победил принцип унификации. Началось отступление советской власти от первоначального плана обеспечить естественное национально-культурное развитие всех народов. «Национализация» и означала строительство национальной системы образования на основе национальной культуры.

«Коренизация» же подразумевает лишь облечение в национально-языковые формы единой унифицированной структуры образования.

В соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О структуре начальной и средней школы в СССР» от 16 мая 1934 г. была определена структура осетинской общеобразовательной школы. С 1934–35 учебного года существовало три подразделения — начальная, неполная средняя и средняя школа. Школа первой ступени была преобразована в начальную —первый год обучения приравнивался к приготовительному классу, второй, третий, четвертый и пятый годы —соответственно к 1, 2, 3 и 4 классам.

Введение единообразия в советской школе совпало с заменой «национализации» на «коренизацию» и привело к вытеснению из осетинской школы дисциплин осетиноведения (родиноведение, история и география Осетии). Первая половина 1930-х гг., таким образом, ознаменовалась принципиально важным поражением — отказом от изучения в школе истории своего народа и природы своей родины.

Между тем развитие системы народного образования в Северной Осетии продолжалось. В 1935 г. был создан институт усовершенствования учителей, оказывавший большое влияние на общий рост квалификации преподавателей. В 1936 г. по решению правительства повышена зарплата учителям и другим работникам просвещения. Зарплата зависела теперь от образования, квалификации и стажа работы (200: 59). В августе 1931 г. состоялось решение об организации на базе Осетинского отделения Горского пединститута самостоятельного Осетинского педагогического института. Причиной такого преобразования послужил курс на всеобуч, принятый в 1930 г. Осетинский пединститут был организован осенью 1932 г. (103: 200, 206) и сразу стал главным центром подготовки учителей для осетинской школы. В 1935 г. в Северной Осетии было 1 587 педагогов на 54 664 ученика, в 1936 г. — соответственно 1 975 и 63 720 при 173 школах. С 1935–36 учебного года на всей территории области вводилось всеобщее обязательное семилетнее обучение (103:114,124).

Школа и языковое строительство.В 1930-е гг. продолжалась традиция единства культурно-просветительной работы в Северной и Южной Осетии. Все ответственные решения принимались-совместно. 15 мая 1934 г. состоялась Объединенная конференция Южной и Северной Осетии по вопросам языкового строительства. Конференция приняла решение о своевременности и необходимости перехода на единый осетинский литературный язык. Был вновь подтвержден сделанный предшествующими объединенными съездами выбор литературной нормы — «иронский диалект с цокающим произношением, с максимальным использованием лексических богатств всех других диалектов осетинского языка». Вся последующая работа по коренизации школы и других учебных заведений должна была, по решению конференции, проводиться на едином литературном языке (93:1 —2).

Целесообразность и своевременность такой постановки вопроса, как и весь сложный комплекс последствий конференции, достойны специального изучения. Благие намерения большинства сторонников идеи «единого литературного языка» не вызывают сомнения. Хорошо известно, однако, что утвержденные на бюро обкома ВКП(б) решения конференции (120) послужили в Северной Осетии отправной точкой для наступления на дигорский диалект осетинского языка, для гонений на его защитников. На дворе было самое страшное десятилетие «культа личности».

Впрочем, конференция постановила: сохранить преподавание на дигорском диалекте в начальных школах; печатать районную газету «Сурх Дигора» на диалекте «до усвоения основной читательской массой литературного языка»; предоставить молодым литераторам, не владеющим литературным языком, публиковаться на дигорском диалекте; поручить ОблОНО ознакомление школьников-дигорцев с литературным языком, а школьников-иронцев с терминами дигорского диалекта, отсутствующими в иронском (93:1–3).

На Межобластной конференции по языковому строительству, состоявшейся через два года (1936 г.), главным вопросом повестки дня была коренизация школы. К тому времени в Северной Осетии на родном языке велось преподавание в 1–4 классах, т. е. в начальной школе. В Южной Осетии коренизация охватила 1–6 классы, а в новом учебном году предполагался переход на осетинский язык всех семи классов неполной средней школы. Конференция поставила задачу завершить коренизацию неполной средней школы в 1937–38 учебном году. Для этого предполагалось в Северной Осетии уже в 1936–37 учебном году перевести на родной язык обучения пятые и частично шестые классы. Ориентировочным сроком коренизации всей осетинской средней школы был установлен 1940–41 учебный год. В качестве условий для наилучшего усвоения русского языка конференция предложила увеличить срок его изучения, улучшить методы преподавания и расширить объем часов, отводимых на русский язык учебным планом. В полном соответствии с этими важнейшими пунктами были приняты решения о подготовке педагогических кадров, совместном издании школьных и вузовских учебников, терминологических словарей и всех учебных пособий. Вновь был поднят вопрос об издании общего педагогического журнала. На конференции обсуждались препятствия и издержки коренизации, в частности была осуждена практика преподавания «на каком-то смешанном русско-осетинском языке-жаргоне». В осетинских классах предписывалось «строго следить за чистотой литературного языка, как русского, так и осетинского» (92: 62–67).

Решения межобластной конференции о сроках не были выполнены, жизнь вносила свои коррективы в темпы коренизации осетинской школы. Между тем в осетинской глубинке именно национализация (коренизация) школы позволила покончить с неграмотностью, создать сеть культурно-просветительных учреждений — совершить подлинную культурную революцию. Сохранился отчет М.Т. Цаллагова, члена экспедиции по изучению хода и результатов языкового строительства. Он побывал в трех небольших высокогорных ущельях Центральной Осетии — Мамисонском, Зругском и Джинатском. В 1935 г. там было шесть школ с 500 учениками и 17 учителями (до 1920 г. — две школы с несколькими десятками учеников). Все предметы изучались на родном языке (в дореволюционной школе — на русском). Жители высокогорья читали книги и газеты на родном языке (90:1–3).

В 1938 г. произошло событие, оказавшее значительное влияние на развитие всей осетинской культуры и прямо отразившееся на состоянии школьного дела. С 15 августа 1938 г. осетинская письменность была переведена на новый алфавит — латинская графика заменена русской. Перевод делопроизводства на русскую графическую основу решено было завершить до 15 ноября. Все наркоматы, райисполкомы, сельсоветы и общественные организации проводили курсы по изучению нового алфавита. В школах с 1938–39 учебного года обучение осетинской грамоте и письму переведено на новый алфавит (103:117–118). Русская графика значительно облегчила параллельное обучение детей двум языкам и издание учебной литературы. В то же время сам переход, создавая перерыв в традиции, на некоторое время замедлил распространение грамотности на родном языке.

Отказ от латиницы, происходивший в конце 1930-х гг. повсеместно, не был ни случайным, ни узкокультурным явлением. Переход с латинского алфавита на русский знаменовал новый этап социально-политической истории народов СССР. Советское государство создало относительно стабильные экономическую и политическую системы. Государство это оказалось на деле унитарным, хотя и прикрывалось фиговым листком союзно-федеративной терминологии. В середине 1930-х гг. был выдвинут тезис о создании основ социализма и складывании новой исторической общности, позже получившей название «советский народ». Произошла замена «всемирного интернационализма», связанного с несбыточной идеей мировой революции, более реалистическим интернационализмом в границах СССР, для которого роль межнациональной основы была способна выполнить русская культура (русский язык, русский алфавит и т. д.). В ходе культурной революции действительно происходило распространение русского языка в качестве средства межнационального общения (171: 251–260). Переход осетинской письменности (с конца XVIII в. использовавшей кириллицу) вновь на русскую графическую основу прошел достаточно безболезненно. Но осуществили его только в Северной Осетии. Осетинской национальной культуре и культурному единству осетинского народа был нанесен удар, ощутимый еще и сегодня —в Южной Осетии письменность переводилась не на русскую, а на грузинскую основу. Тем самым было пресечено дальнейшее единое и согласованное развитие Южной и Северной Осетии.

Таким образом, отказ от латинской графической основы для письменности осетин и других народов СССР, вне зависимости от научной и практической целесообразности такого шага, следует расценивать в политическом смысле как первое проявление неизбежной и вполне объективной смены главных установок советской власти в отношении развития национальной культуры и национальной школы. Новая тенденция еще не проявилась как свертывание коренизации, но уже позволила осуществить не только административное, но и культурное разделение единого осетинского народа, тем самым выявив подлинную роль, отводимую осетинам и другим малочисленным народам, — роль материала для этнической ассимиляции.

Между тем жизнь осетинской школы шла своим чередом. В 1936 г. 14 школ-новостроек приняли учащихся. В 1938 г. 12 неполных средних школ были преобразованы в средние (103: 114, 119). В 1940–41 учебном году в Северной Осетии было 212 школ (из них 70 средних и 69 семилетних), в которых 2 978 учителей преподавали 82 400 учащимся (107:113). С 1935 по 1941 г. постоянно совершенствовались методы обучения, программы и учебные планы, были изданы учебники 147 наименований общим тиражом 741 470 экземпляров (200:59–60). Систематические обсуждения, нелицеприятная критика и постоянное совершенствование учебных пособий на родном языке, методическая помощь учителям оставались главной заботой ОблОНО и его методбюро, Оспедтехникума и Оспединститута, Института усовершенствования учителей (41:8–9).

В 1940 г. начался очередной этап национализации школьного образования в Северной Осетии. 6 декабря 1940 г. вынесено постановление Бюро обкома ВКП(б) и Совнаркома Северо-Осетинской АССР о коренизации 5–7 классов осетинской школы (53: 9). В 1940–41 учебном году на осетинский язык переведено преподавание в 5 классе. По мнению ОблОНО,

изложенному в отчете, изучение на родном языке истории, биологии, географии вызвало большой интерес учащихся и облегчило усвоение (42: 9).

Постановление от 6 декабря 1940 г. предусматривало коренизацию неполной средней (семилетней) осетинской школы в 1941–42 учебном году и обязывало вести подготовительную работу для перехода на родной язык в 8–10 классах с 1944–45 учебного года. Все планы были сорваны войной.

Осетинская школа 1940-х гг.Великая Отечественная война 1941–1945 гг. нанесла тяжелый удар по системе народного образования в Северной Осетии. Значительная часть педагогов была мобилизована в армию, оставшиеся учителя и учащиеся активно участвовали в помощи фронту и строительстве оборонительных сооружений. С1 ноября по 31 декабря 1942 г. почти половина территории Северной Осетии находилась в оккупированной зоне. Здания школ немцы превратили в казармы и склады. Часть школьных зданий была разрушена или разобрана на материал для строительства оборонительных рубежей. Убытки, понесенные учреждениями Наркомпроса СО АССР, исчислялись суммой в 27 857 734 рубля (200: 65). Занятия в годы войны продолжались в трудных условиях: помещения школ часто не отапливались, ученики испытывали острый недостаток письменных принадлежностей и учебников (43: 9).

Восстановление народного хозяйства в послевоенный период поставило перед педагогическими коллективами и органами управления народным образованием ряд специфических проблем (социальная помощь учащимся, борьба с беспризорностью, организация интернатов, недостаток помещений, мебели, одежды, книг и т. д.). По итогам первого послевоенного 1945–46 учебного года министр просвещения доложил на XI сессии Верховного Совета СО АССР 29 июля 1946 г., что в республике 230 действующих школ (84 начальные, 69 семилетних и 77 средних), в которых обучалось 67 100 учащихся. Отсев в первый послевоенный год достиг 8 850 учащихся — главной причиной была материальная необеспеченность (44:4–5). По сведениям министерства, в голодные послевоенные годы «отсутствие горячих завтраков в школах, недостаток обуви и одежды заставляет детей заниматься домашними делами или идти, особенно весной, на работу — в колхозы и на предприятия, где можно было получить хотя бы одноразовое питание» (45:13).

Из 248 школ, действовавших в Северной Осетии в 1946–47 учебном году, осетинских школ было 152 — из них 59 начальных, 48 семилетних и 45 средних школ. В 1–4 классах училось 26 283 человека, в 5–7 классах — 8 907, в 8–10 классах — 2 959. Всего в осетинских школах числилось 39 118 учеников. Общее число учащихся в Северной Осетии составляло 78 042 человека (45:11,126).

Кроме осетинских, в республике было еще четыре национальные школы: две средних — армянская (291 ученик) и грузинская (305 учеников), две семилетних — кабардинская (117 учеников) и кумыкская (226 учеников).

В начальной осетинской школе (1–4 классы) преподавание велось на родном языке. В 5–7 классах преподавание всех учебных дисциплин, кроме русского и иностранного языков, также должно было идти на осетинском языке. Однако из-за нехватки учителей, профессионально владеющих осетинским языком, и недостатка учебников физика и химия во всех школах, а в некоторых и другие предметы, преподавались на русском языке. Решающим оказалось наличие преподавателя, могущего вести обучение на осетинском языке. Были отмечены случаи, когда преподавание шло на осетинском языке, несмотря на отсутствие учебников. А в других школах даже при наличии учебников на осетинском языке преподаватели вели уроки по-русски (45: 128).

В 8–10 классах все предметы, кроме осетинского языка и литературы и иностранного языка, преподавались на русском языке. Преподавание осетинского языка и литературы было полностью обеспечено, хотя и не все учителя имели соответствующую квалификацию для работы в старших классах. В основу учебной деятельности осетинской школы был положен учебный план нерусской школы Министерства просвещения РСФСР (45:129).

В 1947–48 учебном году были открыты подготовительные классы — это имело целью улучшить условия для одновременного изучения родного и русского языков. Изучение родного языка дети теперь начинали годом раньше и русского — двумя годами раньше. Инициатива начинать изучение двух языков в подготовительном классе принадлежала ЦК партии и распространялась на все автономные республики Северного Кавказа (187:4). Широко применявшаяся в таких случаях ссылка на пожелания родителей вряд ли может скрыть политический смысл централизованного нововведения.

Во второй половине 1940-х гг. в осетинской школе было две главные проблемы, связанные с учебным процессом: окончательная коренизация семилетней школы и улучшение преподавания русского языка.

Многие учителя-осетины, не получившие в институтах подготовки на осетинском языке и не знающие осетинской терминологии, предпочитали вести уроки на русском языке. При этом министерство специально отмечало, что в школах, где полностью обеспечено преподавание на родном языке, успеваемость выше и знания учащихся менее формальны. Однако отсутствие у педагогов соответствующей подготовки (ее не давали Северо-Осетинский пединститут и Учительский институт) плохо сказывалось и на качестве уроков, даваемых на осетинском языке.«Вследствие отсутствия строго разработанной научной терминологии на осетинском языке трудно выдерживать научность изложения, —констатируется в отчете министерства. — Речь учащихся, подчас и самих преподавателей, страдает неточностями выражений. Определения и формулировки пересыпаны русскими словами, терминами, иногда целыми оборотами» (45:131). Министерство просвещения добилось того, что с 1948–49 учебного года в СОГПИ и Учительском институте началось изучение осетинской терминологии, ознакомление студентов с учебниками на осетинском языке и проведение педагогической практики в 5–7 осетинских классах (47: 95). В том же учебном году удалось в основном завершить коренизацию преподавания в 5–7 классах. Этому способствовало издание почти всех необходимых учебников на осетинском языке (кроме «Зоологии» и «Физики» для 7 класса) и укомплектование школ преподавателями, владеющими осетинским языком (47: 94).

Недостатки преподавания русского языка в осетинских школах были связаны с методической неподготовленностью учителей (104: 47–48). Из 156 учителей, в 1947–48 учебном году преподававших русский язык в осетинских школах, родным языком учащихся владело 122 человека. Однако, не владея методикой обучения русскому языку в нерусских школах, они не могли поставить свое знание осетинского языка на службу изучения русского языка. Русские учителя, за редким исключением, не владели родным языком учащихся и поэтому не могли учесть специфические особенности осетинского языка, а и

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: