Религиозный путь духовного совершенствования 5 глава
Как бы мы не судили об этом, здесь могло сохраниться исторически-подлинное воспоминание о том, что, по слову Иоанна, - вероятно, "ученика, которого любил Иисус", - было от начала, что мы слышали, что осязали руки наши (Иоан. 1,1), - о сыне Божием, пришедшем в "подобии" плоти человеческой. "Часто бывало, идучи за Ним, искал я следов Его на земле, но не находил, и мне казалось, что Он идет, земли не касаясь," - вспомним и этот рассказ того же неизвестного в "Деяниях Иоанна". Очень показательно, что хождение Петра по водам, эта жемчужина первого Евангелия (от Матфея); из Маркова-Петрова свидетельства выпала, а кому бы, кажется, и помнить об этом, как не самому Петру. Но вот забыл, а если и помнит, то молчит, "из смирения", как хотят нас уверить апологеты. Так ли это? Многим мог бы гордиться Петр, но меньше всего, - этим неудавшимся чудом". Надо сказать, что ученики увидели кого-то, идущего к ним по воде и закричали в ужасе: "Призрак!". Он же тотчас заговорил с ними, и сказал им: "Мужайтесь, это Я, не бойтесь" (Map. 6,48-51). "Равви, если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде". Сразу весь, как живой в этом слове: в первой половине его, только что услышав: "Это Я", и поверив, опять сомневается, слабеет, искушает Его и себя: "... если это Ты", а во второй половине - "повели мне прийти к Тебе", -крепнет, верит опять. Слышит: "иди", - "и, вышедши из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу". В силе и славе нечеловеческой, победитель утишенных, точно еле-еле углаженных волн идет по ним, не мокрою стопой, как сам Господь. "Но видя сильный ветер, - (слово рыбачье Петра рыбака, соединяющее два впечатления - осязательное - силу ветра, и зрительное - вышину волн), - "видя сильный ветер, испугался, " - в третий раз усомнился - ослабел. И только что утишенные волны забушевали вновь; только что твердая, как лед, вода растаяла, и стопа не мокрая бесславно мокнет, тяжелеет, угрузает. Начал тонуть и закричал: "Господи, спаси меня!". Плачет, кричит, жалко, страшно и смешно, как наказанный маленький мальчик - шалун.
"Руку тотчас протянул (к нему) Иисус, поддержал его и говорит: "Маловерный! Зачем ты усомнился?" (Мат. 14, 28-31). Смелый и робкий, сильный и слабый, великий и малый, Петр, в этом странном приключении, так похож на всех нас, так нам братски близок и мил, как может быть, никто из Апостолов". Между одним берегом моря, от Горы Хлебов, где фактически реализовалось Царство Божие и народ провозгласил Иисуса царем Израиля, и другим берегом Геннисаретским по словам Мережковского: "Надвое переламывается служение Господне от Вифсаидского вечера до Капернаумского утра" [40]. Вернемся снова к откровению от Леви. "Вскоре по долине Геннисарета разнеслась весть о том, что прибыли Иисус с двенадцатью, и много народа пришло смотреть на них. Они приносили больных, клали их к ногам Учителя, и целый день он учил и исцелял. Множество народа с другой стороны, которые ели накануне, и многие другие пошли смотреть на Господа, не найдя его стали искать его в Капернауме. И не найдя его дома, они пошли в Геннисарет и нашли его там и сказали: "Равви, когда ты пришел в Геннисарет". И сказал Иисус: "Зачем вы пересекли море? Вы пришли не за хлебом жизни; вы пришли для услады плоти; все вы ели на днях за морем, и вы здесь за тем, чтобы получить еще хлеба и рыбы ("Равви! Подавай нам всегда такой хлеб") (Иоан. 6, 33-34). Пища, что вы ели, питала плоть, которая скоро должна прийти. Вы, люди Галилеи, не ищите пищи преходящей, а ищите пищи для души, я же принесу вам пищу с небес.
Вы ели плоть рыбы и насытились, а теперь я принесу вам плоть Христа, чтобы, вкусив ее, вы смогли жить вечно" [ЛВ. 15.125.1-9]. А вот свидетельство Иоанна. "Плоть Мою ядущий и кровь Мою пиющий имеет жизнь вечную, Я воскрешу Его в последний день. Ибо плоть Моя истинно есть пища, и кровь Моя истинное есть питие. Плоть Мою ядущий и кровь Мою пиющий во Мне пребывает, и Я в нем. Как послал Меня живой Отец, и Я живу с Отцом, так и ядущий Меня жить будет Мной. Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. (Иоан. 6, 54-58). Слушают иудеи в синагоге, слушает все человечество до пределов земли и до конца времен; слушает - не слышит, видит - не узнает: "Не Иисус ли это, сын Иосифов, которого отца и мать мы знаем? ...Как же он говорит: "Я сшел с небес"... какое жестокое слово! Кто может это слушать? (Иоан. 6, 42; 52; 60) [40]. И слова откровения Леви: "Иисус узнал их мысли; он сказал: зачем шепчетесь и рассуждаете так между собой? Христос есть жизнь вечная; он пришел с неба, у него ключи от неба, и ни один человек не войдет на небеса, если не преисполнится Христом. Я воплотился, чтобы исполнить волю Бога; и это тело и кровь преисполнены Христа; и значит Я - живой хлеб, который нисходит с неба. И если вы будете есть эту плоть и пить эту кровь, то будете иметь жизнь вечную, и если вы захотите, вы можете стать хлебом жизни" (ЛВ. 17.125.19-22]. Как трудно логическим разумом принять эту речь Христа. Я уже давно понял, что, говоря притчами, Иисус говорит как бы метаязыком. Все же люди воспринимают его речь на языке объектовом, то есть дословно. За десятилетия царствования "научного атеизма" мы разучились мыслить метаязыком. Именно по этому неким Ярославским удалось написать "Забавную библию", где восприятие метаязыка Христа доводилось до объектового уровня и выглядело полнейшим абсурдом. Но и в те далекие времена Иисус не был ни понят, ни принят. "...Жестокое", "жестокое", как бы надменное, слово, непонятное, нерастворимое ни в разуме, ни в сердце человеческом. Плоть человечью есть, кровь человечью пить, чтобы спастись, - не надо ли "сойти с ума", не только для близких, но и для всего Израиля - всего человечества. Здесь же, в Капернаумской синагоге, год назад, тоже в день субботний, первый день служения Своего, исцелил Он бесноватого, и вот теперь кажется Сам бесноватым.
"Теперь узнали мы, что бес в Тебе (Иоан. 8,52) - думает, может быть, уже не только иуда Дьявол. "Бесом Он одержим и безумствует; что слушаете Его (Иоан. 10,20) - может быть, тогда уже говорят, в Капернаумской синагоге, шепотом, как потом скажут громко, во всем Израиле - во всем человечестве. "Кто может это слушать?" - ропщут, а все-таки слушают. Будь он просто сумасшедший, бесноватый, - руки на него наложили бы, как некогда хотели это сделать близкие Его. Но это не так просто: все еще помнят, как вчера, а, может быть, и сегодня, только что надеялись, что Он - Мессия, царь Израиля. Чем пристальней вглядываются в Него, тем больше недоумевают: "Кто это? Что это?". В том-то и ужас их, что не могут решить, кто Он - сын Божий или "сын дьявола", только жмутся друг к другу, глядя на Него, дрожат как овцы в загоне, пустившие к себе нечаянно льва; только чувствуют, что пахнет от Него миром нездешним, как от человека, вошедшего прямо с крещенской стужи в теплую комнату, пахнет морозом. Так же и у них, как у Двенадцати в лодке, когда они увидели Его, идущего по водам, волосы на голове дыбом встают от неземного ужаса: так же и они готовы закричать "Призрак!" и бежать от Него, как от страшилища. Знает ли Он это? И если знает, то зачем выбирает, как будто нарочно, самые для них "жестокие", невыносимые, непонятные слова: как будто не может насытиться соблазном их, возмущением и ужасом? Видит, что каждое слово Его - острый нож для них, и все глубже вонзает его в сердца их и переворачивает в нем. Вместо обычных для еды человеческих слов, и без того уже страшных в этом сочетании "есть плоть Мою", "есть Меня", употребляет еще страшнее, только для еды звериной обычное слово: "пожирать". Так в греческом подлиннике, так же, конечно, и в арамейском. Кто бы ни был творец Евангелия от Иоанна, в этом не мог ослышаться, неверно запомнить или сочинить от себя: слишком это страшно, соблазнительно, и потому незабвенно памятно, подлинно. И уж, конечно, тоже неслучайно слово это повторяется в четырех стихах (54-58) четыре раза, один за другим:
"Плоть Мою пожирающий... имеет жизнь вечную... Плоть Мою пожирающий... пребывает во Мне, и Я в нем... Пожирающий Меня, жить будет Мною... Пожирающий хлеб сей, жить будет вовеки". Что это значит? "Господь Бог твой (Израиль) есть огнь пожирающий (Исх. 4,24). Огонь Божий - любовь. Огнем пожирается все что горит, а любовью - все, что любит. Всей плотью и кровью своей любящий хочет соединиться с любимым, как огонь соединяется с тем, что горит, пожирающий - с пожираемым. Кто знает, какое блаженство больше - любить или быть любимым, пожирать или быть пожранным? Не лютее ненависти кажется любовь тому, кто не любит; самые нежные слова любви - самые жестокие; и бежит не любящий от любви, как от огня. Вот неизвестнейшая мука Иисуса неизвестного; казаться не тем - обратным тому, что Он есть; любящему казаться ненавидящим, пожираемому - пожирающим, это и значит: "В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не узнал". "Ядущий меня, жить будет Мною", - "Кто это может слушать?". Слушаем, но уже не слышим; так привыкли - оглохли за две тысячи лет. Дальше иудеев, дальше язычников, мы, христиане, оттого жесточайше-нежнейшего слова любви. В скольких беспечных причастников, как в Иуду на Тайной Вечере, вошел сатана! "Вы сегодня причащались?" - "Да, сподобился". - "Поздравляю". И дело с концом, а завтра, может быть, вторая всемирная война. "Все будут убивать друг друга" - это вавилонское пророчество исполняется над нами так, как ни одно из пророчеств. Слово о вкушаемой Плоти Господней - одно из тех слов Его, которые кажутся обращенными к нам больше, чем к кому-либо другому, за две тысячи лет христианства. Хотим, не хотим, мы сделаем выбор между спасением и гибелью, поймем, что значит: "Ядущий Меня, жить будет Мною", - или себя пожрем. Что произошло тогда в Капернаумской синагоге, мы не знаем с точностью, знаем только, по свидетельству Иоанна, что "...с того времени, многие из учеников отошли от Него, и уже не ходили с ним" (6, 66). Вышли из Капернаума - городка на большую дорогу двенадцать нищих бродяг, а впереди них - Тринадцатый. Сам, должно быть, не знал, куда идет, - только бы прочь от Своих - от Израиля. Может быть не знали и они; шли этим первым, для них еще неведомым, крестным путем, с таким же недоумением и ужасом, с каким пойдут тем путем, в Иерусалиме. "Шел Иисус впереди них, а они недоумевали, и следуя за ним, ужасались (Map. 10. 32). Вдруг остановился, обернулся к ним и, когда они подошли, заглянул в глаза им всем, от Петра до Иуды, таким глубоким взглядом, каким еще никогда не заглядывал. И сделалась такая тишина.
Тогда Иисус сказал Двенадцати: "Не хотите ли и вы отойти от Меня?" (Иоан. 6,67). Но Симон Петр ответил: "Господи, к кому же нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни... и мы уверовали и узнали, что Ты - Христос, Сын Бога Живого" (Иоан. 6, 68-69). Это значит: "Мир тебя не узнал - узнали мы". И дальше пошли, куда глаза глядят, по грязной дороге, под скучным и злым дождем, двенадцать нищих бродяг, а впереди - Тринадцатый, все, кроме Иуды Дьявола, с такой радостью в сердце, как будто уже наступило царство Божие" [40]. Я восхищаюсь Мережковским и прошу прощения, что так много цитирую, но понимаю, что немногие смогут достать подлинник. Это относится и к другим книгам о Христе. Но с их помощью, я надеюсь, удастся создать более полное представление о служении Иисуса. Почему же Иисус прибегает все время к мета языку притч. Вот как Он объясняет это. "...Я обучал Своих учеников, как пользоваться Святым Духом. Я усадил их вокруг Себя и объяснил им эти принципы. Конечно, в то время часть из них излагалась языком притч, так, чтобы обычный человек не мог их понять, поскольку нельзя было позволить людям пользоваться этими удивительными знаниями безответственно, подобно тому, как они не пользуют новые знания сегодня" [33]. Как бесконечно прав Иисус. Когда в начале века в Америку приехали многие Гуру из Индии и стали выплескивать свои эзотерические знания на потребительскую публику Америки того времени, это не привело к развитию духовности, а скорее вызвало всплески демонизма. Недаром великий православный мученик той Америки - Серафим Роуз, написал в своей книге "Православие и религия будущего", что "индуизм - это учение Антихриста". Надо сказать, что ученики всегда ниже Учителя. Они так и не поняли по сути эзотерическую глубину притч Иисуса. Еще один пример из Евангелия эпохи Водолея. "Группа книжников и фарисеев прибыла из Иерусалима, чтобы узнать, в чем заключается сила Иисуса. Но когда они узнали, что он и двенадцать не умывают рук перед едой, как принято у иудеев, они удивились. И сказал Иисус: "Лицемерие - царица ваша, книжники и фарисеи. О вас Исайя писал: "Эти люди почитают меня устами; их сердца далеки; тщетно они поклоняются мне; их учения-догмы и верования людей". Вы - люди, выдающие себя за Божьих людей и все же отвергающие Божьи законы, чтобы учить людей законам человеческим, выступите и скажите, когда Бог дал людям обрядовые законы, которые вы соблюдаете, и скажите людям, как запятнается дух жизни, если не умыть рук перед едой. Его противники не отвечали, и тогда он сказал: "Слушайте меня, вы, люди Израиля! Осквернение порождается сердцем. Плотский ум завладевает мыслью и создает чудовищные узы; эти узы есть грех; грех есть порождение ума. Не пища, которую есть человек, оскверняет его; хлеб, рыба и другая пища, которую мы едим, суть чаши, в которых доставляется клеткам тела материал для построения человеческого жилища и, когда работа выполнена, они выбрасываются как мусор. Жизнь растения и плоти, которая строит дом человеческий, иногда не служит пищей для души. Дух не питается остовами животного и растения. Бог питает душу прямо с неба; хлеб жизни приходит свыше. Воздух, который мы вдыхаем, наполнен Духом Святым, и тот, кто хочет-может принять этот Святой Дух. Душа умеет распознавать, и тот, кто желает Христовой жизни, может вдохнуть ее. По вашей вере, да будет вам. Человек не есть часть его жилища; дом не есть человек. Низкий мир строит жилище из плоти и содержит его в исправности; высший мир дает Хлеб духовной жизни. Прекраснейшие лилии вырастают из гнилых прудов и отвратительной жижи. Закон плоти требует, чтобы человек содержал тело в чистоте. Закон духа призывает к чистоте в мыслях, словах и делах. "Когда же наступил вечер, и они были дома, двенадцать захотели многое сказать и о многом спросить. Нафанаил спросил: "Было ли то, что ты сказал о плотском жилище притчей? Если так, то что она значит?". И спросил Иисус: "Вы еще не можете распознавать? Вы еще не осознали, что оскверняет человека, не то, что входит в его уста? Его пища не попадает в душу; она суть материал для плоти, костей и мышц. Для духа все чисто. То, что оскверняет человека, исходит из плотских мыслей, а плотские мысли изливаются из сердца и создают много дурного. Из сердца исходят убийства, злодеяния и глупость. Все корыстные поступки исходят из сердца. От еды немытыми руками не оскверняется человек". И Петр сказал: "Господь, то, что ты говорил сегодня, сильно оскорбило книжников и фарисеев". И сказал Иисус: "Эти книжники и фарисеи не есть побеги дерева жизни; это не Божие растения; это растения человеческие, а каждое чужеродное растение будет вырвано. Оставьте этих людей; они - слепые поводыри; они ведут тех, которые слепы. Поводыри и ведомые идут вместе; вместе они упадут в зияющие пропасти" [ЛВ. 17.126.1-31]. Я не могу не поделиться впечатлениями о своем пребывании в Израиле. Бесконечные споры о кошерной и не кошерной пище. Спрашиваю датишников, с которыми хоть беседовать и дискуссировать можно: "Почему Корова кошерная, а свинья - нет". Отвечают: "Корова - парнокопытная". "Но и свинья парнокопытная". "Но корова жвачная, а свинья -нет". Ну, конечно, можно найти отличие свиньи от коровы, но абсурдность израильских установок, якобы соответствующих закону, продолжение все того же конфликта между Иисусом и книжниками. После того как Израиль отринул Иисуса, Иисус сам отринул Израиль. "После первого Умножения хлебов, - "отправившись оттуда - (из Капернаума) - пришел в пределы Тирские и Сидонские" (Map. 7,24). Значит, от Израиля уходит к язычникам, от своих - к чужим. "Вышедши из пределов Тирских через Сидон, пошел опять к морю (озеру) Галилейскому, через пределы Десятиградия (Map. 7, 31), - на восточном берегу озера, в земле язычников; снова, значит, приближается к Израилю, от чужих к своим; но не надолго. После требования знамения с неба фарисеями, - "оставив их, опять вошел в лодку и отправился на ту сторону" (озера) (Map. 8, 13), - в Вифсаиду Юлию. После исцеления слепого в Вифсаиде, - "пошел... в селение Кесарии Филипповой (Map. 8,27). Значит опять от Израиля уходит к язычникам. После исповедания Петра и Преображения, - "вышедшие оттуда" (из Кесарии), проходили через Галилею (Map. 9, 30). Значит опять от язычников - к Израилю. И наконец - последний путь в Иерусалим (Map. 10, 1). Сам остерегает учеников Своих, посылая их на проповедь: "В путь к язычникам не ходите" (Мат. 10, 3). И Сам же к ним идет. Но и покинув, отвергнув Израиль, как будто навсегда, вдруг вспоминает: "Послан только к погибшим овцам дома Израилева... Не хорошо взять хлеб у детей и бросить псам" (Мат. 10, 25-26). Вот человек Иисус, в человеческой немощи своей, в сомнении, в борении с самим Собою. "Мечется, прячется, как насмерть раненый зверь", - могли бы сказать о Нем враги Его; мог бы сказать Иуда, враг, тоже спутник Его неразлучный. "Норы имеют шакалы, и птица небесные - гнезда, а Сын человеческий не имеет, где приложить голову" (Лук. 9, 57). То бежит от Израиля к язычникам, то возвращается к нему, как будто подходит к порогу его, с надеждой заглядывает в него, и тотчас опять отходит с безнадежностью; хочет и не может покинуть его навсегда - "слишком любил - перелюбил Израиля". "Сколько раз я хотел собрать детей твоих... и вы не захотели!" (Лук. 13, 34). Медленно великое светило Конца, солнце царства Божия, отходит от земли, медленно понимает Иисус, что время еще не исполнилось, брачный пир не готов; Агнец еще не заклан. С медленно в сердце проникающей горечью видит он, как поворачиваются люди спиной к царству Божию: "... звать послал... на брачный пир... и не хотели прийти... но пренебрегши то, пошли кто на поле свое, а кто на торговлю свою" (Мат. 22. 3-5). Косность и тупость людей бесконечную так испытал на Себе Иисус, как никто. "Мертвым мертвецов своих погребать предоставь" (Мат. 8, 22), - вот страшное слово Живого в царстве мертвых. Понял Он, что все человечество - поле мертвых костей. "Сын человеческий придет, найдет ли веру на земле?". Весь труд Его жизни не даром ли? Мир пришел спасти, и не спас? Вот рана в сердце Его, источающая кровь. Все это, может быть, уже предвидел Иисус на Хораинских высотах: может быть, тогда уже плакал о том, кого проклинал, - и только о "злом роде сем", Израиле, как о всем роде человеческом: "Сколько раз Я хотел... и вы не захотели (Лук. 13, 34). И окинув последним взором Землю Святую - Проклятую, пошел. Днем и ночью, в зной и стужу, в дождь и ведро, идут-идут двенадцать нищих бродяг, а впереди Тринадцатый. Куда идут, сами не знают, знает Он один - на Крест" [40]. Да, Иисус метался со своими учениками и нигде не находил понимания. Если уж и ученики его постоянно переспрашивают, ужасаются, сомневаются, что же говорить о других. Бесконечно ученики задаются вопросом: "Если ты мессия, так и скажи?" и постоянный ответ Иисуса: "Вы по словам и делам моим узнайте Меня". "Кто ты?" - на этот вопрос отвечает Иисус всегда и не может ответить иначе, как только одним словом, "Я" - "Я есмь". Два у него человеческих имени "Иисус" и "Христос"; Божеское имя только одно - "Я". Каждый человек говорит: "Я", но никто никогда не говорил и не скажет этого так, как Он. Все наши "я" человеческие, - временны, частны, дробны, мнимы; только Его - цельно, едино, истинно, вечно, - "Я" всего человечества. Тот еще не исповедовал Его, кто сказал о Нем: "Христос", а только тот, кто сказал Ему самому: "Ты - Христос" - "Это Я" говорит Иисус, и Петр отвечает: "Это воистину Ты" - "Я есть", - говорит Иисус, и Петр отвечает: "Ты еси". Это произошло в Кесарии Филипповой. Что произошло после исповедания Петра? В ответе на этот вопрос между Марком, с одной стороны, и Лукой и Матфеем с другой, - противоречие как будто неразрешимое. "Иисус сказал ему в ответ: "Блажен ты, Симон, сын Ионин, ибо не плоть и кровь открыли тебе это, а Отец Мой, сущий на небесах. И я говорю тебе: Ты - Петр ("камень" - по-арамейски) и на сем камне Я созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее. И дам тебе ключи царства небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах" (Мат. 16, 15-19). Против исторической подлинности этих слов говорит многое. Прежде всего, их отсутствие в свидетельстве не только Луки, но и Марка-Петра. Если слова эти помнят, другие - те, от кого узнал их Матфей, могли забыть их именно тот, кому они сказаны? А если помнит, то почему скрывает, молчит? Все из-за того же "смирения", заставившего его, будто бы, скрыть и хождение по водам? Это также невероятно, как если бы Петр умолчал из смирения о том, что удостоился первым увидеть воскресшего Господа. Да и нечем было слишком "гордится" Петру в Кесарии Филипповой: противовес гордыне дан ему тотчас, так же низко пал, как высоко вознесся. Тотчас же за тем словом Господним: "Блажен ты, Симон Ионин", - услышит другое: "Отойди от Меня, сатана!" Подлинным для него смирением было бы не умолчание, а признание того, с какой высоты он пал. Это во-первых, а во-вторых, более чем вероятно, что говорить о "Церкви", в смысле позднейшего греческого слова ekklesia, Иисус не мог уже потому, что не только этого слово, но и самого понятия не было тогда в Израиле. Он мог произнести, на языке арамейском, только слово kahal, что значит "собрание", "община" иудеев, - по крови и по закону "обрезанных". Кроме них никто не входит в kahal; в будущую же Церковь, Экклезию, "войдут и язычники, "необрезанные" - "псы". Между Кагалом и Церковью, - такая же разница, как между Иудейским Мессией и христианским Христом. В третьих, наконец, слова "Церковь" нет нигде в Евангелии, кроме двух Матфеевых свидетельств, - этого, Кесарийского и другого, где Иисус уже на пути в Иерусалим, повторяет слово освязующей и разрешающей власти Церкви, говоря уже не только Петру: "Свяжешь - разрешишь, но и всем верующим "разрешите - свяжете": ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Мат. 18, 18-20). В том, Кесарийском, слове "камень", положенный в основание Церкви - Петр, а в этом - сам Христос; в том Петр один над всеми, а в этом Христос - один во всех, путь от Церкви ко Христу в том, а в этом - от Христа к Церкви. Между этими двумя словами - такое противоречие, что если одно было, то другое не могло быть сказано. Вернее же всего, по нашим трем доводам, что ни одно не было сказано, потому что Иисус о Церкви говорить совсем не мог, и что слово это вложено в уста Его самой Церковью, уже возникавшей в лице первохристианской общины. Будущее здесь перенесено в прошлое, внутренний опыт, религиозный, - во внешний, исторический, мистерия - в историю. "Ты - Петр "Камень", - говорит не Иисус, а сама Церковь - о своем Верховном Апостоле. В слове этом как бы уже слышится римских и византийских колоколов далекий благовест" [40]. Я уже давно предполагал, что Иисус не учреждал Церкви, как некоего социального института. По моему разумению, религиозность - это ощущение внутреннее, интимное чего-то Вышнего над нами. Царство Божие внутри нас "тоже говорит о том, что нет посредников между человеком и Богом". Если человек духовен, то он теистичен, то есть религиозен. Религиозные, церковные же люди очень редко бывают по-настоящему духовны. Но вернемся к Мережковскому. "Знает (Иисус), что будет Церковь, и "врата адовы не одолеют ее", но если в этом здании - торжество, то лишь Надгробное, - над царством Божим. Будет Церковь, значит, Царства не будет сейчас; могло быть, но вот отсрочено; мимо человечества прошло, как чаша мимо уст. Думает Иисус о Церкви, но не говорит о ней, как любящий думает, но не говорит о смерти любимого. Знает, что Церковь, вместо Царства, - путь в чужую сторону, вместо отчего дома; пост вместо пира, плач вместо песни; разлука вместо свидания; время вместо вечности. Церковь - Его и наше на земле сокровище, но Церковь вместо Царства Божия - пепел вместо огня. Знает Иисус, что "мерзость запустения станет на месте святом". "Будет великая скорбь, какой не было от начала мира... И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть (Мат. 24, 15-22). Вот что значит Церковь вместо Царства Божия: вот о чем душа Его скорбит до смерти". Более 200 дней Иисус и Двенадцать проводят в молитвах и учении, укрывшись в уединенном месте в горах. Именно там Иисус открывает ученикам неизбежность крестного исхода. "Двести дней - двести ночей, как бы уже Гефсиманских, учит Иисус учеников своих, все там же в Кесарии Филипповой. "Но они ничего из этого не поняли: слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного". То ужасаются, то надеются, что крест как-нибудь мимо пройдет; то "спят в печали". Самые, может быть, страшные для них, потому что самые точные и все решающие слова: "В Иерусалим!". Тотчас по исповеданию Петра, - "...начал Иисус открывать ученикам Своим, что должно Ему идти в Иерусалим" (Мат. 16, 21). "... Потому, что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима (Лук. 13,33). Когда же наступили дни взятия Его (от мира). Он устремил лицо Свое, на путь в Иерусалим (Лук. 9, 51). "Вышедши оттуда, проходили они через Галилею (Map. 9.30). Если он "устремил лицо свое" на путь в Иерусалим, то возвращался, вероятно, тем же кратчайшим, двухдневным путем, каким шел туда, - через Хоразинские высоты, откуда снова мог видеть расстилавшееся у ног Его, Геннисаретское озеро, все место Блаженной Вести, от ее начала до конца, от горы Блаженств над Капернаумом, до горы Хлебов над Вифсаидой". "И чей-то тихий зов был во всем, сердце надрывающая жалоба: "Брачный пир готов, и никто не пришел". "Вспомнили, может быть, учение, снова увидев с Хоразинских высот гору Хлебов, как год тому назад хотел народ сделать Иисуса "царем Израиля", Мессией, и вспомнив, подумали: "Царство Божие не наступило тогда, не наступит ли теперь? "И начали спорить, кто из них больше" (Лук. 9.46); кому какое место достанется в Царстве; кто "сядет по правую и по левую сторону" Царя (Map. 10, 37). "И пришел (Иисус) в Капернаум. И когда были в доме", - вероятно, Симона Петра, там же, где в первые дни служения, - "спросил их, о чем вы дорогою спорили? Они же молчали...". Вспомнив, должно быть, забытый Крест, и устыдились. "И севши, подозвал Двенадцать, и сказал им: "Кто хочет быть первым, будь последним из всех и слугою всем". И, взяв дитя, поставил его посреди них и, обняв его, сказал им: "Истинно говорю вам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное". (Map. 9, 33-37, Мат. 18, 3) [40]. (Я не могу не выразить своего чувства от этих слов Христа. Я все время говорю родителям "Будьте как дети, ибо дети Боголюди"). "К детям ближе Он, чем к взрослым. Взрослые Ему удивляются, ужасаются, а дети радуются, как будто глядя в глаза Его, все еще узнают - вспоминают то, что взрослые уже забыли, - тихое райское небо, тихое райское солнце. Вечная юность мира, детство - бывший рай, будущее Царство Божие. "...Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных, и открыл то младенцам" (Мат. 11,25) [40]. До последнего входа Иисуса в Иерусалим, я хочу еще раз обратиться к Евангелию Эпохи Водолея, и откровению через Леви, чтобы познакомить вас с еще одним днем служения Господня. "Господь с Петром, Иаковом и Иоанном были в Иерусалиме, была суббота. И когда они шли по дороге, то увидели слепого от рождения. И Петр сказал: "Господи, если все болезни и увечья вызваны грехами, кто грешник в этом случае - родители или сам человек?".
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|