Религиозный путь духовного совершенствования 6 глава

И сказал Иисус: "Все несчастья - частичная выплата прежних долгов. Есть непреложный закон воздаяния, который отражен в этом истинном правиле жизни: То, что человек сделал другому человеку, кто-нибудь сделает ему. В этом смысл иудейского закона, гласящего: "Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь".

Тот, кто повредит кому-либо в мыслях, словах или делах, осуждается, как должник по закону, и кто-нибудь так же повредит ему в мыслях, словах или делах. И для того, кто пролил кровь человека, придет время, когда его кровь будет пролита кем-то. Несчастья - это тюрьма, в которой человек должен оставаться, покуда он не уплатит свои долги, если хозяин не отпустит его, чтобы дать ему лучшую возможность выплатить долги. Несчастья есть некоторый знак того, что человек должник.

Вот человек! Когда-то в прошлой жизни он был жесток и повредил глаза одному юноше. Родители этого человека когда-то отвернулись от слепого и беспомощного и выгнали его за дверь.

Тогда Петр спросил: "Уплачиваем ли мы долги других людей, когда исцеляем их Словом, изгоняем нечистых духов и спасаем от какого-то несчастья?".

И сказал Иисус: "Мы не можем уплатить долги другого, но с помощью Слова мы можем избавить человека от несчастий и уныния и освободить его, чтобы он мог уплатить свои долги, отдав свою жизнь в добровольную жертву за людей и других существ. Да, мы можем освободить этого человека, чтобы он мог послужить людям и уплатить свои долги".

Затем Иисус подозвал того человека и сказал: "Хочешь освободиться? Хочешь получить зрение?". Человек ответил: "Я бы все отдал за то, чтобы видеть". Иисус сделал мазь из глины со смолой и помазал ею глаза слепого. Он молвил Слово, а потом сказал: "Иди к Силоаму и омойся, и когда будешь омываться, скажи "Иахевахе". Сделай это семь раз и ты будешь видеть. Человека этого привели к Силоаму. Он омыл глаза свои и произнес слово, и тотчас же его глаза открылись, и он прозрел" [ЛВ. 17.138.1-22]. Я не хочу дальше продолжать. В этом отрывке важно не само чудо, а рассуждения о "законе воздания". С моей точки зрения это и есть закон кармического долга.

Мне не хочется пересказывать Тайную Вечерю. У меня нет основания сомневаться в подлинности свидетельств данных Евангелистами. Я постараюсь лишь осветить некоторые нюансы тех событий.

Прежде всего, хотелось бы высветить главную, "темную лошадку" в заговоре против Иисуса. У нас, знающих Евангелие, что говорится на слуху, имя первосвященника Каиафы. Но было все иначе.

"Кто Господа предал - Иуда? Нет, первосвященник Анна. Кто распял Господа - Пилат? Нет, первосвященник Анна. Иуда повесится; руки на себя наложит Пилат, хотя и по другому поводу, а первосвященник Анна мирно отойдет к отцам своим, насыщенный днями, "один из счастливейших людей" на земле, по свидетельству Иосифа Флавия, и не усомнится, вероятно, до конца, что спас Израиль, а может быть и все человечество от великого Обманщика. И посмертную память сына своего возлюбленного дьявол сохранит чудесно: в голову никому не придет за две тысячи лет христианства, что настоящий убийца Христа, первосвященник Анна.

"Анна и Каиафа, - говорили в те дни о двух первосвященниках, хотя Анна (по-еврейски Ганан) давно уже не был первосвященником; так называли его и даже всегда впереди Каифы, в Синедрионе властью обладал он один; зять же его Каиафа, действительный первосвященник, был только слепым и послушным орудием Ганана.

Мудрый политик, потому что скептик и циник совершенный, как и все вообще саддукеи не веровавший "ни в духа, ни в Ангела", а может быть, ни в Бога, ни в дьявола, - веровавший только в закон Моисеев и Кесарев, пуще же всего - в золотой римский динарий, - на все остальное смотрел Ганан с вечной усмешкой мертвого черепа, как царь Соломон -Екклесиаст: "Кружится, кружится ветер на ходу своем и возвращается на круги свои. Все что было, то и будет; все суета и томление духа... Вышло из праха и в прах отойдет" (Ек. 2, 11; 3, 20) [40]. Господи, как история многократно повторяется уже в наше время. Так за спиной дьявольского первосвященника нашего века В. И. Ленина, так возвеличенного в современной истории, стояла "тихая лошадка", международный авантюрист Парвус, вступивший в тайный сговор с германским генштабом и позволивший большевикам совершить Октябрьский переворот, который после 30-го года был назван Великой Октябрьской революцией. Я прошу прощения за это отвлечение от темы, но уж очень сильны ассоциации.

После Тайной Вечери произошло еще одно событие, проливающее свет на роль Понтия Пилата в страстях Господних. "Когда Иисус с одиннадцатью (Иуда уже ушел) вышли, подошел римский стражник и сказал: "Мир вам! Нет ли среди вас человека из Галилеи?". А Петр сказал: "Мы все из Галилеи, кого ты ищешь?". И стражник ответил: "Я ищу Иисуса, которого называют Христом". И сказал Иисус: "Это Я". Стражник заговорил и сказал: "Я пришел не по служебному долгу. Я принес весть от правителя. Весь Иерусалим взволнован мстительными иудеями, которые клянутся, что лишат тебя жизни, и Пилат хочет говорить с тобой, и тебе нужно прийти к нему без промедления". И сказал Иисус Петру и остальным: "Идите в долину и у Кедрона ждите меня, а я пойду один и повидаю правителя".

И Иисус пошел со стражником, и когда подошел ко дворцу, Пилат встретил его у ворот и сказал: "Молодой человек, у меня есть слово к тебе, которое послужит тебе добром. Я наблюдал за твоими делами и словами три года и больше. И я часто вставал на твою защиту, когда твои соотечественники были готовы побить тебя камнями, как преступника. Но сейчас священники, книжники и фарисеи возбудили простой народ до состояния бешеного неистовства и жестокости, и они намереваются лишить тебя жизни за то, что, как они говорят, ты клялся снести их храм, изменить законы Моисея, свергнуть фарисеев и священников и самому занять престол. И они утверждают, что ты в союзе с Римом. Сейчас все улицы Иерусалима заполнены ордой обезумевших людей, которые жаждут пролить твою кровь.

Для тебя нет иного спасения, как побег; не дожидайся рассвета, ты знаешь дорогу к границе этой проклятой страны. У меня есть небольшой отряд конных стражников, хорошо вооруженных, и они увезут тебя от опасности. Ты не должен оставаться здесь, молодой человек, но должен подниматься и идти".

И сказал Иисус: "Благородного князя имеет кесарь в Понтии Пилате, и по рассуждению мирского человека в твоих словах - соль мудрости человеческой. Но по рассуждению Христа твои слова неразумны. Трус бежит, когда приходит опасность. Но тот, кто пришел отыскать и спасти потерянных, должен отдать свою жизнь в добровольную жертву за тех, кого он пришел найти и спасти.

Прежде, чем закончится Пасха, весь этот народ осквернится пролитием невинной крови, уже теперь убийцы у дверей".

Пилат сказал: "Этого не будет, меч Рима обнажится для спасения твоей жизни".

И сказал Иисус: "Нет, Пилат, нет. Во всем мире нет воинства столь большого, чтобы спасти мою жизнь".

И Иисус простился с правителем и пошел своим путем. Но Пилат послал с ним двух стражников, чтобы Он не лопал в руки тех, кто хочет лишить его жизни.

Но в тот же момент Иисус исчез. Стражники больше его не видели. И вскоре он достиг ручья в Кедроне, где были Одиннадцать. Там сразу же за ручьем, был фруктовый сад и дом массалийца, в котором часто бывал Иисус. Массалиец был его другом, и он верил, что Иисус есть Христос, о приходе которого задолго до того возвестили пророки Иудеи.

Во фруктовом саду был священный холм. Массалиец называл это место Гефсимания.

Ночь была темна, а во фруктовом саду было вдвойне темно, и Иисус велел восьми ученикам ждать внизу у ручья". Я упускаю эпизод "моления о Чаше" [ЛВ. 18.163.1-28]. Это одно из самых глубоких переживаний Иисуса. Ниже я выскажу свое понимание миссии Христа. А пока вернемся в Гефсиманский сад.

"Господь с одиннадцатью были во фруктовом саду массалийца, и когда они разговаривали, они увидели множество людей с фонарями, мечами и кольями, приближавшихся к ним.

И сказал Иисус: "Вот посланцы злодея! А Иуда указывает путь".

И ученики сказали: "Господь, бежим, чтобы спасти наши жизни".

И Иисус сказал: "Зачем мы будем спасать наши жизни бегством, если это исполнение слов пророков и провидцев?". И Иисус вышел один навстречу тем людям. И когда они подошли. Он сказал: "Зачем вы здесь, люди? Кого вы ищете?".

И они ответили: "Мы ищем человека из Галилеи. Мы ищем Иисуса, который называет себя Христом".

И Иисус ответил: "Это Я".

И он поднял руки и могущественной мыслью привел эфир в состояние света, и весь фруктовый сад озарился светом.

Обезумевшие люди отпрянули, и многие побежали и не останавливались до самого Иерусалима, а другие пали ниц на землю. Самые храбрые и жестокие остались. И когда свет ослабел. Господь спросил опять: "Кого вы ищите?" И Анания сказал: "Мы ищем человека из Галилеи, мы ищем Иисуса, того, кто называет себя Христом".

И ответил Иисус: "Я уже раз сказал вам, а теперь говорю снова, что это Я".

Иуда стоял возле Анании, но потом отошел и, подойдя к Господу сзади, сказал: "Мой Господь". И поцеловал его в знак того, что это Иисус, которого они ищут.

И сказал Иисус: "Ты, Искариот, поцелуем ли предаешь своего Учителя? Это должно свершиться, но горе тому, кто предает Господа своего. Твоя плотская алчность притупила совесть твою, и ты не знаешь, что делаешь. Но скоро совесть твоя заявит о себе, и в раскаянии ты завершишь свой срок и лишишь себя жизни".

Тогда подошли его одиннадцать, схватили Иуду и хотели наказать его, но Иисус сказал: "Вы не должны причинять вреда этому человеку, не вам судить его, совесть - судья его, она приговорит его и он сам казнит себя".

А потом толпа под предводительством Малха, слуги Каиафы, схватила Иисуса, и его заковали в цепи.

И сказал Иисус: "Почему вы пришли во мраке ночи с мечами и кольями взять меня в этом священном месте? Разве не говорил я в открытых местах Иерусалима? Разве я не исцелял ваших больных, не открывал глаза слепым, не избавлял хромых и глухих? Вы могли найти меня в любой день. И теперь хотите сковать меня цепями. Что эти цепи, как не связка соломы?". И он поднял руки, цепи сломались и упали на землю.

И Малха подумал, что Господь побежит, спасая свою жизнь, и колом хотел ударить его в лицо. У Петра был меч, и, подбежав, он ударил этого человека и ранил его.

Но Иисус сказал: "Стой, Петр, стой, положи свой меч, вы не призваны биться с мечами и кольями. Взявшийся за меч от меча и погибнет. Я не нуждаюсь в защите сынов человеческих, ибо я мог бы призвать и более того, двенадцать легионов посланцев Божиих, которые пришли бы и встали на мою защиту, но это было бы нехорошо".

А потом Он сказал Малху: "Человек, я не хотел, чтобы тебе повредили". И он возложил свою руку, и исцелил рану, нанесенную Петром. И сказал Иисус: "Не беспокойтесь, я не вырвусь от вас и не сбегу, спасая свою жизнь. Я не желаю спасать свою жизнь, делайте со мной, что хотите".

И тогда они кинулись, чтобы схватить одиннадцать учеников, отвести их и представить перед судом, как сообщников Иисуса в его преступлениях.

Но все ученики покинули Иисуса, и убежали, спасая свои жизни.

Иоанн был последним из убегавших. Его схватили и изорвали в клочья его одежду, но он спасся нагим.

Массалиец увидел этого человека, взял его в свой дом и дал ему другую одежду. И тогда он последовал за теми, кто увел Господа. И Петр устыдился своей слабости и, придя в себя, присоединился к Иоанну, последовал за толпой и пришел в Иерусалим" [ЛВ. 18.164.1-33].

Суд над Иисусом подробно изложен в Евангельских свидетельствах. И все-таки я хочу дать еще раз слово Мережковскому: "В верхней части города, близ храма, в доме-дворце Каиафы собралось по второму пению петухов семьдесят членов Синедриона - нужное по закону число для Верховного суда над "богохульником".

В доме этом, как во всех иудейских старых, почтенных домах, пахло кипарисовым деревом, розовой водой, чесночно-рыбьей кухней и ладаном. Голые белые стены, отражавшие свет множества ярко пламенеющих лампад и восковых свечей, украшены были только наверху, под самым потолком, сделанной красноватым золотом вязью тех самых священных письмен, которыми издревле Господь начертал на Скрижалях Моисея, слова Закона: "Слушай, Израиль. Я есть Бог Твой Единый".

Сидя с поджатыми ногами на коврах и низких ложах, полукругом, так, чтобы видеть друг друга в лицо и нелицеприятно судить, семьдесят членов Синедриона ждали Узника: знали, что Он уже схвачен.

Здесь ли, между ними, первосвященник Ганан или не здесь - никто не знал, но то, что, может быть, невидимо присутствует, еще грознее было для них, чем если бы присутствовал видимо. Чудилось всем между складок тяжелой завесы в глубине палаты всеслышащее ухо, всевидящий глаз. Узника ввели и поставили на возвышении в середине полукруга между двух ярко пламенеющих в уровень лица Его восковых свечей в высоких серебряных свечниках. Туго связанные на руках веревки развязали; красные от них, вдавились запястья на смугло-бледной коже рук. Прямо повисли руки; складки одежд легли прямо; кисточки голубой шерсти, капаффы, по краям одежды могли бы напомнить судьям, что учителя Израиля судят Учителя. Тихое лицо Его спокойно, просто такое же точно, с каким Он, сидя с ними, каждый день учил народ в храме; точно такое же лицо и совсем другое, новое, страшное, ни на одно из человеческих лиц не похожее. Веки на глаза опустились так тяжело, что, казалось, уже никогда не подымутся; так крепко сомкнулись уста, что казалось, не разомкнутся уже никогда.

Тихо сделалось от этого лица и страшно; камнем навалилось молчание на всех; вспомнился, может быть, "камень, который отвергли строители: на кого упадет, того раздавит" (Лук. 20, 17-18). Все вздохнули с облегчением, когда начался допрос свидетелей.

"Первосвященники же, и старейшины, и весь Синедрион искали свидетельства против Иисуса... и не находили (Мат. 26,59-60). Ибо многие свидетельствовали на Него, но свидетельства эти были между собою не согласны (Map. 14,56).... Но наконец, пришли два свидетеля и сказали (Мат. 27,60-61).; "Мы слышали как Он говорил: "Я разрушу храм сей, рукотворный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворный".

Но и их свидетельства были между собою не согласны (Map. 14,59). "Правду ли он говорит или неправду?" - спрашивал Иисуса после каждого свидетеля председатель суда, первосвященник Каиафа. Но Иисус молчал, и снова наваливалась камнем тяжесть молчания на всех.

Понял, наконец, Каиафа; поняли все: могут убить Его, но осудить не могут. Сильно было некогда слово Его, неодолимо, а теперь еще неодолимее молчание. Вспомнили, может быть: "Никогда человек не говорил так, как этот Человек" (Иоан. 7, 46). Никогда человек не молчал так, как молчал этот Человек. А если подслушивал Гапан, то понял и он, что семьдесят судий - мудрецов - семьдесят глупцов и он сам - глупец, предал истину на поругание Лжецу, закон - Беззаконнику. Что же делать, мудрый не знал; знал тот, кого Гапан считал "дураком", слепым орудием воли своей, в кукольном театре пляшущей на невидимых ниточках куколкой. Снова и теперь, на явном допросе, как на тайном, мудрого спас дурак.

Медленно вышел Каиафа на середину полукруга, молча поднял глаза на Иисуса и начал ласково, вкрадчиво, с мольбой бесконечной, бесконечной мукой в лице и голосе: "Ты ли Мессия? Скажи нам" (Лук. 22, 67). Что он говорил, никто уже потом вспомнить не мог, не помнил Он сам. Но смысл этих слов, должно быть, был тот же, что в словах иудеев, обступивших некогда Иисуса в храме: "Кто же Ты (Иоан. 8, 25.) - Долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты - Мессия, скажи нам прямо" (Иоан. 10, 24). Начал и не кончил; вдруг изменился в лице, побледнел, задрожал и возопил не своим голосом так, как будто не он сам, а кто-то из него вопил; дух Израиля, народа Божия вошел, в первосвященника Божия вошел, и в вопле его послышался вопль всего народа - всего человечества.

"Богом живым заклинаю Тебя, скажи нам. Ты ли Мессия Христос, Сын Бога Живого?" (Мат. 26, 63).

Этого никто никогда Иисусу не говорил; никто никогда - ни даже Петр, ни Иоанн - Его об этом не спрашивал так. Тот же, как будто вопрос давеча задал Ганан, но не так, потому что он говорил правду; сам того не сознавая, может быть, - обнажил тайную муку всего человечества перед Сыном человеческим: "Ты ли Сын Божий?".

Медленно тяжело опущенные веки поднялись, замкнутые уста разомкнулись медленно, и тихий голос проговорил самое обыкновенное, человеческое, и самое необычное, неимоверное из всех человеческих слов: "Это Я - Я есмь".

То же слово, что там, на белой стене, в красноватом золоте древних, перстом Божиим начертанных слов: "Я есть Бог твой, Израиль", - "Я есмь - это Я, - говорит Иисус, - и узрите отныне (сейчас) Сына человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных" (Map. 14, 61). Может быть, и здесь, в Верховном суде, так же, как там, в Гефсимании, в толпе Ганановской челяди, - была такая минута, секунда, миг, почти геометрическая точка времени, когда, видя перед собой Человека с тихим лицом, с тихим словом: "Это Я", - все вдруг отшатнулись от Него в нечеловеческом ужасе. И если бы миг тот продлился, точка протянулась в линию, пали бы все на лица свои, неимоверным видением, как громом, пораженные: "Это Он!". Но миг не продлился и все исчезло: было, как бы не было.

В ту минуту наполнил всю палату раздираемых тканей оглушительно трещащий звук. Первый знак подал Каиафа: легкую, белую, тончайшего льна, виссона, верхнюю одежду свою разорвал сверху донизу, а потом и обе нижние, соблюдая с точностью все, по Закону установленные правила: драть не по шву, а по цельному месту, так, чтобы нельзя было зашить и до самого сердца обнажилась бы грудь, и лохмотья висели бы до пола. Первый начал Каиафа, а за ним все остальные. Смертным приговором Подсудимому был этот зловещий треск раздираемых тканей.

"Первосвященник же, разодрав одежды свои, сказал: "Он богохульствует; на что еще нам свидетели? Вот теперь вы слышали богохульство Его? Как вам кажется?". Они же сказали: "Повинен смерти". (Мат. 26, 65-66) [40]. Мне не хочется подробно описывать страдания Христа, суд Пилата, бичевание. Единственное, о чем хочу сказать, что Пилат пытался Его спасти. Но чернь требовала "Распни!". Тогда "...Пилат взял чашу с водой и перед народом умыл руки и сказал: "Я не виновен в крови праведника сего. Если вы (иудеи) прольете Его кровь, кровь Его будет на ваших руках, а не на моих" [ЛВ. 12.168.12]. Чем дольше живу, чем глубже пытаюсь вникнуть в суть жизни и смерти Иисуса "Неизвестного", тем больше укрепляюсь в ощущении, что Иисус действовал, поступал в строгом соответствии с пророчеством Исаии, причем до малейших деталей. Главная задача этой программы - воскресение, но чтобы воскреснуть, надо умереть. В воскресении и суть всего христианства, ибо воскреснуть мог только Бог. Именно поэтому жесткая запрограммированность всех событий совершенно по иному высвечивает саму суть Христианства, где нет места жертвенности во имя искупления грехов человечества.

Иисус - человек восклицал: "Да минует Меня чаша сия" (Мат. 26, 39), а Христос в Иисусе смиренно произносит: "Впрочем не Моя, но Твоя да будет воля" (Лук. 22, 42).

На Голгофе никого из учеников нет, но есть женщины. Мережковский задается вопросом "не было ли среди этих Галилейских жен и Той Марии Неизвестной, кто "приготовила Тело Господне к погребению", умастив его миром на Вифаниевской вечере, - другой Марии, упоминаемой в Евангелии дважды: сначала при Погребении "там была Мария Магдалина и другая Мария, сидевшие против гроба (Мат. 27, 61) - и потом, при Воскресении "на рассвете первого дня недели пришла Магдалина и другая Мария посмотреть гроб" (Мат. 28, 1).

Все ученики бежали - "отреклись" от Него, верными Ему остались ученицы. Слабые жены сильнее мужей: вера Камня-Петра песком рассыпалась, а вера Марии - камень. Мужественность в любви казалась бессильной; сильною - женственность. Солнце мужской любви заходит в смерти; солнце женской - взойдет в Воскресении.

Только любящая знает, как умирает Возлюбленный, знает Иисуса умирающего, только Мария, Неизвестного - Неизвестная" [40].

Неизвестная для Мережковского Мария - это Мириам, уже известная нам, по предыдущему повествованию.

Все, что касается самой процедуры распятия, то она происходила в точном соответствии с пророчествами, до малейших деталей, что, как бы кощунственно это не звучало, напоминало спектакль по написанному давно сценарию. Так, может быть, и не было страдания на Кресте, ведь нигде не написано, что Иисус стонал, когда его прибивали к кресту. Вслушайтесь в то, что говорит Иисус в Своей Книге: "Пусть станет совершенно ясным: Я не страдал. Я хочу, чтобы Моя Книга полностью развеяла это, в высшей степени ошибочное заключение. Задумайтесь ненадолго.

Если Я умел избавлять других людей от страданий, вызванных любыми болезнями, известными человеку в то время, то, должен вам сказать, ту же самую силу Я использовал в Моем собственном теле" [33]. И еще на эту тему. "Да, Я был распят. Но Я не испускал Дух, пока не приготовился. И Я не страдал, поскольку призвал ту Силу, которой пользовался на протяжении трех лет Своего служения и при обучении Моих учеников. Силу, благодаря которой возможно сохранил абсолютную невосприимчивость к боли и страданию. Я оставался на кресте, и Я говорил. Я разговаривал с двумя ворами, и спокойным тоном отвечал Своей Матери" [33].

После знаменитого возгласа: "Свершилось!" все на Голгофе решили, что Иисус умер.

"Член Синедриона, но в деле Иисусовых врагов участие не принимавший, "человек добрый и праведный" (Лук. 23, 50-51), "ученик Господень, но тайный из страха от Иудеев" (И. 19, 38), "царства Божия дожидавший и сам", Иосиф Аримафейский (по Еванегилии от Леви Иисус был его родственником, внучатым племянником) "осмелившись войти к Пилату, просил у него тело Иисусова" (Map. 15, 43) [40].

Для подтверждения факта смерти на Голгофу был послан личный врач Пилата, сириец по национальности, Ейшу. Выдающийся медик и натуралист. Ейшу относился к числу наиболее значительных людей своего времени - его называли арабским Гиппократом. Когда он в сопровождении римских стражников пришел на Голгофу, он, осмотрев Иисуса, посчитал, что Он уже мертв. На всякий случай один из стражников пробил бок Иисуса копьем.

А вот как об этом говорит Иисус в своей книге: "Когда подумали, что Я мертв, один из римских солдат воткнул мне в правый бок копье. Я не вздрогнул, хотя по-прежнему оставался живым" [33]. Одновременно Ейшу приказал солдатам перебить колени двум другим распятым, чтобы ускорить их смерть и не оставлять их висящими на крестах в течение праздника Пасхи.

Что человек испытывает при распятии на кресте, исследовали фашисты на узниках лагеря смерти в Дахау, где эта пытка была крайней формой истязания. Сначала человек страдает от страшных судорог мышц рук и боков - при этом зажимаются те мускулы, при помощи которых человек дышит. Человек может сделать вдох, но не может выдохнуть. Единственный способ избежать удушения - это упираться ногами и освобождать руки. Если опоры на ноги нет, человек задыхается.

"Иосиф пошел и снял тело с креста" (Иоан. 19, 38). Сделал это, конечно, не один, а с помощью таких же смелых и добрых людей, как Он" [40]. Вторым, как минимум, был еще один член Синедриона - Никодим. Простым смертным тело Иисуса не отдали бы. "Знают, что надо спешить. Чтобы до конца погребения не зашло бы предсубботнее солнце и какой-либо новой хитростью не отняли бы Тело враги, а все-таки медленно, бережно... вынимают клещами из рук длинные крестные гвозди, чувствуют также, что это мертвое Тело - такое сокровище, какого мир не видал и уже не увидит.

Давеча вдали стоявшие жены теперь подошли, на руки приняли Тело: хотели бы облить его слезами, но слез давно уже нет, и черные от запекшейся крови на бледном теле уста зияющих ран будут целовать так страстно, как уст умершего сына - мать и любящая уст любимого не целовала никогда. "Пришел и Никодим - миртовой смолы и алое состав принес литров около ста" - пуда два с половиной, для царского погребения хватило бы.

И взявши тело Иисуса, обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают в Иудеи" [40].

Пеленами этими, очевидно, была знаменитая Плащаница. Длинная полоса ткани, от ног протянувшаяся к голове, и вокруг головы обратно к ногам. У ног и у скрещенных рук Плащаница была перевязана лентами, а подбородок был подвязан платком, а на глаза положены монеты. Вот что значит чин погребения по иудейским правилам того времени. О Плащанице я поговорю ниже подробно.

"Был же на месте том... сад, а в саду гроб новый, в который никто еще не был положен.

Там положили тело Иисуса... потому, что гроб был близко" (Иоан. 19, 39-42).

"Судя по нынешним, близ Иерусалима найденным гробам, а также по свидетельству древнейших паломников, видевших, если не тот самый гроб, то подобный тому, где положен был Иисус, - он состоял из двух в толще скалы вырубленных келий, внешней и внутренней, с такой низкою дверцею, что надо было нагнуться, чтобы войти в нее по двум-трем ступенькам. Там внутри, в гробовой пещере вырублена была тоже в скале под аркой узкая длинная, в рост человека, скамья или ковчегообразное ложе, как бы "ясли" вторые, смертные, подобные тем, первым, Рождественским".

Все это действие происходило в саду Иосифа Аримафейского. "Они положили Его в новую гробницу, которая была высечена в твердой скале для Иосифа. А потом они подкатили камень ко входу в гробницу.

Священники боялись, как бы друзья Иисуса не пришли ночью и не забрали бы тело Назаретянина, что бы потом объявить, что он восстал из мертвых, как он говорил, и они попросили, чтобы правитель послал своих солдат к гробнице охранять тело умершего" [40].

Римляне тоже боялись фальсификаций, ибо все знали о предсказании восстания Иисуса на третий день.

В субботу к Телу был допущен лишь Ейшу. Он же настоял, чтобы "... Пилат послал своего писаря, который (бы) поставил печать Рима - так, чтобы нельзя было его сдвинуть, не сломав печать. Сломать же печать - значило умереть" [ЛВ. 20.172.4].

В ночь на воскресение Иерусалим не спал. Более 200 человек пришли к месту погребения, ожидали чуда, и их ожидания оправдались.

Тридцать свидетелей оставили описания воскресения Христа. Наиболее значительные из них - грек Гормизий, занимавший пост биографа правителей Иудеи, в том числе и Понтийского Пилата и уже упоминавшийся врач Ейшу. Показания Гормизия ценны тем, что в момент исчезновения тела Христа из раки он находился поблизости, сопровождая одного из помощников Пилата. Очень важно учесть, что Гормизий вначале был сильно настроен против Христа и, как сам он говорил, признавал Христа обманщиком. Он по собственной инициативе отправился в ночь на воскресенье к раке, надеясь убедиться в том, что Иисус никогда не воскреснет, а тело его будет навсегда предано земле. "Приблизившись к гробу, находясь в шагах полтораста от него, - пишет Гормизий, - мы видели в слабом свете зари стражу у гроба: два человека сидели, остальные лежали на земле у костра. Было очень тихо. Мы шли медленно, нас обогнала стража, шедшая сменить ту, которая находилась там с вечера.

Вдруг стало очень светло. Мы не могли сразу понять, откуда этот свет, но вскоре увидели, что он исходит от движущегося сияющего облака. Оно опустилось над гробом и там, над землею, показался человек, как бы весь состоящий из света. Затем раздался удар грома, но не с небес, а на земле. От этого стража в ужасе вскочила, а затем упала... В этот момент справа от нас по тропинке спускалась женщина. Она вдруг закричала:

"Открылась! Открылась! Открылась!" В тот же миг стало ясно, что очень большой камень, закрывавший вход в гробницу, как бы сам поднялся, открыв вход. Мы очень испугались. Через некоторое время свет исчез, и все стало таким, как обычно. Когда мы приблизились к гробу, оказалось, что там нет тела погребенного в нем человека" [22].

Ейшу, по поручению Пилата, с вечера накануне воскресенья находился у гроба с пятью своими помощниками - сирийцами, всегда сопутствующими ему. Зная о пророчествах относительно Христа, Ейшу и его помощники-медики интересовались этим, с точки зрения естествоиспытателей, поэтому все, связанное с жизнью и смертью Христа, тщательно исследовали.

В ночь под воскресенье они бодрствовали по очереди. С вечера помощники Ейшу легли спать, но незадолго до воскресения Христа проснулись и возобновили свои наблюдения за происходившим.

"Мы все - врачи, стража и остальные, пишет Ейшу, - были здоровы, бодры и чувствовали себя как всегда: у нас не было никаких предчувствий. Мы совершенно не верили, что умерший может воскреснуть. Но... он действительно воскрес и все мы видели это собственными глазами" [22].

Если рассматривать описанные события с позиции наших современных воззрений, то можно с уверенностью предположить, что все свидетели видели классический НЛО, полностью соответствующий классификационным описаниям, приведенным в книгах Джона А. Килла и Жака Валле. Это смелое предположение я сделал еще в 1985 году в процессе написания книги "Исповедимый путь". Но каково же было мое изумление, когда пришедшая ко мне в 1998 году "Книга Иисуса" мне полностью подтвердила мою догадку.

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: