История Берты Паппенгейм, рассказанная Фрейду Брейером еще до женитьбыпервого, произвела на него очень большое впечатление. Именно Фрейд убедилБрейера опубликовать этот случай - это произошло значительно позже, в 1895году, - когда они совместно писали книгу "Этюды по истерии", с которойначалась карьера Фрейда. Паппенгейм упоминалась там под вымышленным именем"Анна О.", вскоре приобретшим известность. Предполагают, что Брейер еевылечил и тем самым навел Фрейда на мысль о создании психоанализа. Ее настоящее имя стало известно лишь тогда, когда Эрнест Джонс написалбиографию Фрейда в 1950-х годах. Это вызвало негодование семьи, потому чтоБерта Паппенгейм впоследствии стала известной феминисткой и общественнымдеятелем, и они хотели запомнить ее именно такой. С тех пор обнаруживаютсявсе новые сведения об этом случае, о которых Фрейд мог знать, а мог и неподозревать. Существует целая школа, занимающаяся научным описанием жизниАнны О. В работах приверженцев этого направления показано, как Фрейдиспользует ее болезнь в своих целях: так он и работал. Впервые Брейер упомянул о Берте 18 ноября 1882 года: это зафиксированов письме Фрейда Марте, написанном на следующий день. Как ни странно, Мартабыла с ней знакома. После того как Берман Бернейс упал мертвым на улице в1879 году, Зигмунд Паппенгейм - отец Берты - стал опекуном Марты. Паппенгеймы были известным семейством евреев-ортодоксов. Берта родиласьв Леопольдштадте в феврале 1859 года, приблизительно в то время, когдаФрейды приехали туда вместе с трехлетним Зигмундом. Правда, Фрейды снималиквартиру, а Паппенгеймы жили в особняке. Позднее Паппенгеймы переехали надругую сторону канала, в Девятый округ. Что знал Фрейд об их прошлом, намнеизвестно. Берта не интересовалась религией, но активно сопротивляться решениямсемьи в религиозных вопросах не могла. Наверняка она получила обычноерелигиозное образование, включавшее в себя подготовку к браку, в том числеправила приготовления пищи и многочисленные инструкции, касающиеся женскойгигиены. Ее светское образование, которое, скорее всего, продолжалось дошестнадцати лет, включало современные языки, потому что кроме немецкого оназнала английский, французский и итальянский. Она ездила верхом, играла нафортепиано, посещала концерты и театр и в общем вела светский образ жизни,про который впоследствии говорила, что он состоял из скучных пустяков,служащих для того, чтобы "убить время". Ни лечение, которое она получала, ни психологические наблюдения,сделанные Брейером по ее поводу, похоже, ни в малейшей степени не учитывают,что она могла быть умной и своевольной женщиной, страстной натурой, котораяпыталась с помощью болезни изменить ненавистную ей жизнь. Подобный диагнозмог бы быть поставлен в двадцатом веке, но никак не в девятнадцатом. Ближевсего к нему приближалось замечание Брейера о "монотонной семейной жизни",из-за которой у нее оставались излишки энергии, способствующие развитиючрезмерно сильного воображения. Ее болезнь, описанная Брейером в книге "Этюды по истерии", выражаласьдовольно странно. Все началось в июле 1880 года, когда ей был двадцать одингод, с усталости и галлюцинаций. Семья проводила то лето в Ишле, курорте сгрязевыми и серными ваннами, которые так любил император и его семейство.Отец Берты серьезно заболел (у него была инфекция легких), и Берта каклюбящая дочь настояла на том, чтобы провести у его постели всю ночь. Симптомы заболевания Берты начали проявляться в то же время, что иболезнь ее отца. Одна из ее галлюцинаций заключалась в том, что вместо егоголовы она увидела череп. Когда к ним должен был приехать хирург из Вены иБерта поздним вечером ждала его возле отца, она увидела, как ее пальцыпревращаются в змей, и ее руку парализовало. Галлюцинация исчезла, когдараздался гудок поезда, на котором приехал хирург. Она рассказывала Брейеру об этих галлюцинациях, и попытки их вспомнитьстали частью лечения. Ее история осложняется тем, что почти все события вней относятся к личной жизни Берты. Она испытывала все новые перепадынастроения, видела грезы, которые, в свою очередь, становились частьюистории болезни. В 1380 роду у Берты появился заметный симптом - тяжелыйкашель, - и именно поэтому в ноябре этого года семья обратилась к Брейеру. С 11 декабря по 1 апреля 1881 года она лежала в постели с головнымиболями, нарушениями зрения, параличом и странными периодами изменениясознания, когда она не могла выражаться грамматически правильно иобъяснялась на смеси из нескольких языков. Брейеру пришло в голову, чтопричиной может являться какое-то органическое заболевание, и он предположил,что это может быть туберкулезный менингит. Этот диагноз он не смогподтвердить и предпочел отнести случай к универсальной истерии. Некоторыеученые все еще утверждают, что она могла страдать от физическогозаболевания, возможно, заразившись от отца. Брейер посещал пациентку каждый день и обнаружил, что после обеда онастановится сонной и впадает в некое подобие транса, который он назвалсамогипнозом. В этом состоянии она рассказывала ему о своих фантазиях -"печальных историях", часто о больной девушке. Она называла эти встречи"прочисткой дымовой трубы" и утверждала, что это ее "лечение разговорами".Состояние Берты улучшалось. Мы не знаем, почему Брейер не занимался своими многочисленнымипациентами, а проводил долгие часы у кровати Берты и слушал ее, или почемуон решил, что ей необходимо уделить так много внимания. Один исследовательрассчитал, что Брейер провел с Бертой тысячу часов. В 1880-х годах, когдацарило научное мировоззрение, к психическим болезням обычно относилисьгораздо пренебрежительнее. Подобный неторопливый "психологический" подходбыл чужд западной медицине, согласно которой человек может быть либосумасшедшим, либо нормальным. Паппенгейм побывала не в одной частнойклинике, но эти бесконечные разговоры оказались самым главнымтерапевтическим средством. Если бы ее родители не могли оплачивать лечение иБрейер не был заинтересован в проведении эксперимента, ее болезнь выгляделабы совсем по-другому. Течение болезни Берты зависело от лечения, которое онаполучала. 1 апреля 1881 года (в день дураков - совпадение или важная деталь) онавстала с постели, но 5 апреля, после смерти отца, состояние Берты резкоухудшилось. Наступил очередной кризис с новыми галлюцинациями в виде черепови скелетов. Берта не могла говорить по-немецки (вместо этого онаиспользовала английский) и в течение периодов "отсутствия" не узнаваланикого, кроме Брейера. В какой-то момент ему даже пришлось кормить ее.Анорексия, приступы гнева и галлюцинации усугубились, к ним добавилисьпопытки самоубийства. Дважды Брейер отправлял Берту в санаторий "Инценсдорф"под Веной. Метод лечения разговорами применял только Брейер, и когда тот навремя уезжал, она отказывалась слушаться других врачей. Берта получала явное облегчение от рассказов обо всем, что с нейпроисходило, но Брейер заметил, что можно добиться более явноготерапевтического воздействия. Одним из многочисленных симптомов еезаболевания была затрудненность глотания воды. Под самогипнозом Бертавспомнила, что видела, как ее "спутница", англичанка, позволяла своей собаке("отвратительному существу!") пить из стакана. Рассказав про это Брейеру,Берта избавилась от симптома. Это заинтересовало Брейера, и он стал уделятьбольше внимания ее воспоминаниям. Зимой 1881-1882 годов болезнь перешла в критическое состояние. Бертастрадала от психического расстройства, при котором она как будтосуществовала в двух измерениях: в настоящем и в прошлом. В "прошлом" онамогла заново со всеми подробностями переживать события, происходившие с нейза год до того. Предположительно, ее мать находила подтверждения этихвоспоминаний в своем дневнике. Брейер целые месяцы разбирался внагромождении историй и прослеживал каждый симптом в обратномхронологическом порядке. Это означало, что он шел от каждого проявлениясимптома к предыдущему, пока не достигал момента, когда симптом появился впервый раз. После этого симптом исчезал. Все они были связаны с отцом Берты.По-видимому, его болезнь или отношения с Бертой были первопричинойзаболевания. Объяснение этому так и не было найдено. Возможно, истерия Бертыбыла способом избежать неприятной обязанности ухода за отцом. "Симптомы" нельзя назвать очень разнообразными. Один из них - "глухота,вызванная испугом от шума". Брейер обнаружил тридцать семь повторенийсимптома, который, как выяснилось, был вызван приступом удушья у отца Берты."Пациентка не слышит, как кто-то входит, будучи поглощена своими мыслями" -этот симптом встретился сто восемь раз, а появился тогда, когда ее отецвошел в комнату, а Берта этого не услышала. Какое бы подтверждение ни давалдневник матери, едва ли в нем содержалось сто восемь записей об этомсимптоме. Лечение продолжалось до июня 1882 года, когда Берта достигла моментапоявления болезни, видения черепа. После этого (как сообщает Брейер вподробном описании случая, вошедшем тринадцать лет спустя в книгу "Этюды поистерии", написанную совместно с Фрейдом) она освободилась от"многочисленных проблем", хотя "полное психическое равновесие восстановилосьзначительно позже. Но после этого она стала совершенно здорова". Если бы не Фрейд, Брейер мог бы и не рассказать об этом случае. Он неимел привычки публиковать психологические истории болезни. Именно Фрейдубедил его сделать это, потому что видел в болезни Берты Паппенгейм важнуютему: влияние памяти и возможность ее использования для понимания и леченияистерии. Его фраза из книги "Этюды по истерии" стала знаменитой и то и деловстречалась в других его работах, пусть и рядом с более подробнымивыкладками: истерики преимущественно страдают от воспоминаний. Случай Паппенгейм можно назвать очень необычным, у него нет аналогов.Ни у одного человека ни до этого, ни после не наблюдалось подобныхсимптомов. И тем не менее историю Анны О. считали классическим случаемистерии, а ее саму невротичкой, управляемой бессознательными силами, которыеманипулировали ею и всеми, кто ее окружал (именно она потребовала назначения"лечения разговорами", а не Брейер). Этот случай явно уникален во всейлитературе по истерии. Почему-то очень немногие задумываются о том, что этаисключительность сводит на нет его полезность для теории*. * Миккель Борч-Якобсен (1996) отрицает истинность всей этой истории,считая ее частью "обширной антологии небылиц", созданных психоаналитиками.Источником идей он считает Карла Гансена, популярного артиста-гипнотизера,который выступал в Вене в 1880 году. Паппенгейм и Брейер использовали этиидеи для болезни Берты и ее лечения. Фрейд же со своим богатым воображениемиспользовал эту запутанную историю в собственных целях. Без сомнения, оба исследователя, но особенно Фрейд, видели в этомслучае то, что хотели видеть. В 1882 году, когда лечение якобы подошло кконцу, Фрейд знал от Брейера, что Паппенгейм далеко не в хорошем состоянии.В августе 1883 года он писал невесте, что, по словам Брейера, та "совсемплоха" и Брейер надеется, что она умрет и "бедняжка избавится от страданий". Говоря о том, что ее выздоровление заняло "значительное время", Брейерв какой-то степени прикрывает себя и в то же время создает впечатлениеустойчивого улучшения. На самом деле у Паппенгейм образовалась зависимостьот лекарств, которые использовались немецкими психиатрами в 1860-х годах, -хлоралгидрата и морфия. Их Брейер изначально прописал пациентке для леченияневралгии. Этот факт, равно как и многие другие, не был опубликован. После того как в июне 1882 года Берта была избавлена от "многочисленныхпроблем", как писал Брейер, она "уехала из Вены и некоторое времяпутешествовала". В действительности она просто была в Швейцарии, в клинике"Бельвю" в Кройцлингене, куда устроил ее Брейер. Она пробыла там до октября,почти все время страдая от невралгии и почти тех же психологических проблем- перепадов настроения, неспособности говорить по-немецки, периодов"отсутствия". Все это начало открываться после 1970-х годов, когда на однойфотографии Берты были найдены остатки адреса фотографа и определили город,рядом с которым была расположена клиника в Кройцлингене. Главный врач клиники, Роберт Бинсвангер, подозревал, что Паппенгеймпритворяется. Брейер настаивал, что это не так, "даже если отдельные моментыневерны". В объемной (хотя и очевидно незаконченной) истории болезни,которую он приготовил для Бинсвангера, нет ни слова о воспоминаниях Бертыгодичной давности. Он рассказал об этом Бинсвангеру на отдельной бумаге ("ееповедение изо дня в день зависело от событий, происходивших в тот же деньровно год назад"), не придавая этому особого значения. Возможно, именноФрейд с его всепоглощающим интересом к памяти, подтолкнул Брейера к тому,чтобы подчеркнуть важность этого явления в "Этюдах по истерии" двенадцатьлет спустя. После Кройцлингена в течение следующих пяти лет Паппенгейм не менеетрех раз была в санатории "Инценсдорф". Каждый раз ее выписывали с одним итем же диагнозом: "истерия". Брейер явно был очень увлечен процессом лечения Берты. Позднее Фрейд вчастных беседах говорил, что Брейер был неравнодушен к своей пациентке. Егожена начала ревновать, и Брейер решил завершить лечение. Еще до этого, какпредполагают, у Паппенгейм начались воображаемые "истерические" схватки, чтовызвало у Брейера панику, и тот повез жену в Венецию на второй медовыймесяц, где была зачата их дочь Дора. Несомненно, Брейер нравился Паппенгейм. Фрейд писал Марте в октябре1883 года, что это угрожает браку Брейера, а Марта испугалась, что такое жеможет случиться с ней и Зигмундом. (Он успокоил ее, отвечая: "Для того чтобытакое случилось, нужно быть Брейером".) Но история о беременности женыБрейера не может быть истинной, потому что Дора родилась в марте 1882 года,за три месяца до того, как закончилось лечение Паппенгейм в Вене. Это даетнекоторым исследователям возможность предположить, что вся история об"истерических родах" фальшива, а Фрейд рассказывал ее лишь для того, чтобыпоказать, что Брейер не мог справиться с сексуально подавленной молодойженщиной. Брейер писал, что в сексуальном смысле Паппенгейм "удивительнонеразвита" и, по его мнению, в ее галлюцинациях секс не играет никакой роли.У Фрейда была другая точка зрения. В "Этюдах по истерии" он выражает легкуюдосаду, что этот случай "совершенно не был рассмотрен наблюдателем[Брейером] с точки зрения сексуального невроза, и теперь его невозможноиспользовать в этих целях". Фрейд намекает (и это ему выгодно), что Брейерне смог достичь успеха с Анной О., потому что не хотел браться засексуальную сторону болезни. Без сомнения, Фрейд придерживался именно такого мнения, если не в тотмомент, то позднее. Вполне вероятно и то, что некоторые проблемы в жизниПаппенгейм имели сексуальный характер. В 1895 году Фрейд ничего не могсделать. Когда книга вышла в свет, его идеи о неразделимости секса и психикиеще не оформились, и в любом случае Брейер занимал доминирующее положение,что не позволяло Фрейду углубиться в любимую тему. Впрочем, Брейер заметил,как показывают записи из Кройцлингена, что Паппенгейм "никогда не любиланастолько, чтобы это могло вытеснить ее чувство к отцу. Скорее, ее чувство котцу вытесняло все остальное". Такая страстная привязанность к отцу сегодня кажется болеезначительной, чем в то время. Есть предположения, что Берта, в детстве быласовращена и в результате страдала от раздвоения личности (это считаютраспространенным последствием). Доказательств этому не найдено. Что касается Фрейда, болезнь Берты Паппенгейм помогла ему собратьданные, которые можно было истолковать, используя всю силу воображения. Еслипозже он и подгонял факты под свои идеи, так же он поступал и в любых другихслучаях, убедив себя, что цель оправдывает средства. Двадцать лет спустяФрейд описал этот случай. В его описании говорилось, как "однажды [Брейер]обнаружил, что патологические симптомы некоторых невротиков имеют смысл. Наэтом открытии основан метод лечения с помощью психоанализа". Этоподразумевало, что лечение Анны О. было успешным. Фрейд, зная, что это нетак, возможно, тем не менее возразил бы, что важно не то, вылечилась БертаПаппенгейм или нет, а то, какой это вклад внесло в изучение невроза. У Фрейда была яркая точка зрения на человеческую природу. Его мысльпостоянно озарялась вспышками интуиции, догадками о том, почему мыстановимся такими, какие мы есть, и как нам лучше справиться со своиминедостатками и измениться. Он не позволял никаким фактам становиться на путисвоих откровений и хотел, чтобы в нем видели провидца. Он достиг своей цели.Его видение мира во многом повлияло на весь образ мысли человечества. Ноданные, которые он использовал, особенно в ранний период работы, вызываютудивление. История с Анной О. довольно подозрительна. Йозеф Брейер, осторожный и методичный, сделал не такие далеко идущиевыводы из этого случая. Для него тесные отношения с пациенткой, необходимыедля такого лечения, а также понимание того, что лечение не удалось,означали, что он не собирается больше повторять подобных экспериментов.Брейеру (оставившему слабый след в истории) не хватало страсти кприключениям. У Фрейда (известного большинству людей) ее было более чемдостаточно. Для него и для движения, которое он намеревался создать, Анна О.стала важнейшим мифом. Ее история, свидетельство о том, в какие игры можетиграть с человеком его разум, стала для Фрейда подарком судьбы. Он даже могутверждать, что она вылечилась. Это не более чем романтическая ложь, потомучто Берта сама выбрала путь общественного деятеля и занималась (что,возможно, показательно) девочками-сиротами и вопросами международнойпроституции. И все же трогательная история об измученной молодой женщине и очудесном излечении разговорами (предшествовавшем веку психотерапии) живет посей день.
Глава 10. Истерички
Идеи Фрейда о сексуальном происхождении всех неврозов началиоформляться к 1890-м годам. Первые случаи истерии, с которыми он работал,приходятся на период с 1888 по 1893 год. Самые яркие вошли в книгу "Этюды поистерии", опубликованную в 1895 году. В ней Фрейд написал меньше, чем знал.Он все еще считался новичком, а Брейера, соавтора, беспокоили егонетрадиционные идеи. Тем не менее он не мог не признавать, что Фрейдпрекрасно умеет ставить диагнозы. Одной из пациенток, переданных ему Брейером, стала "Эмми фон Н.",богатая дама, страдающая от фобий. Экипаж Фрейда отвозил его к ней домой,где он проводил долгие часы. Сначала он назначал теплые ванны и массаж,затем перешел к гипнозу. Вдова немногим больше сорока, мать двоих дочерей,Эмми страдала от своих фантазий не меньше, чем Берта Паппенгейм: то по ееруке пробегала огромная мышь, то ее пыталось сожрать чудовище с клювомстервятника, то ей виделись окровавленные головы, плавающие в море. Описывая этот случай в "Этюдах по истерии", Фрейд упоминает физическиесимптомы, включавшие в себя боли в ногах и желудке, тик лица инепроизвольный щелкающий звук, который она издавала ртом. Женщина постояннодумала о сумасшествии и домах для умалишенных. Она к тому же сама решила,что некоторые из ее страхов связаны с детскими воспоминаниями. Фрейдисследовал ее прошлое под гипнозом, и, как он утверждает, ему удалосьизбавить ее от многих страхов, проследив их до изначального события и"наведя ее на мысль", что эти страхи ничем не оправданы. Ряд неприятных воспоминаний касался ее покойного мужа, промышленника,который был значительно старше ее и умер от удара в 1874 году, после чегоего родственники обвинили Эмми в том, что она его отравила. Фрейд вроде быстремился быть сдержанным, когда речь шла об истинном имени пациентов, новключил эти подробности в книгу. Любой, кто помнил события пятнадцатилетнейдавности, мог догадаться, о ком идет речь. Фрейд жаждал ярких примеров,чего-то подобного случаю Берты Паппенгейм. Эмми фон Н. не стала второйПаппенгейм, но ее драматическая история пришлась кстати исследователю,который знал, что поведение истериков редко описывают с такой тщательностью.Фрейд исходил из того, что клинический материал можно найти в самыхневероятных местах - и в том, что люда говорили в состоянии эмоциональноговозбуждения. Ее настоящее имя, обнародованное недавно, было Фанни Мозер. Онародилась в 1848 году и в двадцать три года вышла замуж за русско-шведскогопромышленника шестидесяти пяти лет. Он заработал целое состояние на продажедешевых часов в России и Центральной Азии. Вдову Мозер называли "самойбогатой женщиной Европы". История об "отравлении" началась с ее пасынка,который нашел в спальне, где умер отец, крысиный яд. Сделали вскрытие,завещание было оспорено, и с тех пор вдову не принимали в аристократическихкругах, куда она так стремилась попасть. Так события выглядели со стороны (Фрейд упоминает лишь о немногих изних). Его хроника того, что происходило во внутреннем мире пациентки,отличается от этой истории, но не намного. Фрейд упоминает об "истории сядом", но не придает ей того значения, которое она могла иметь для госпожиМозер. Обе версии свидетельствуют об одном: у этой женщины был сильныйхарактер. Она настаивала на том, чтобы он позволил ей рассказывать обо всемтак, как она сама хочет, и не прерывал ее. Она сказала: молчите и слушайтеменя, и не нужно "задавать вопросы о том, откуда взялось то или другое". Еемладшая дочь, Ментона, которая в то время была подростком (впоследствии онастала писательницей и коммунисткой, а умерла в Восточном Берлине в 1971 годув очень преклонном возрасте), вспоминала, как он приходил к ее матери. Онбыл "невысокого роста и худой", "с иссиня-черными волосами и большимичерными глазами", застенчивый и очень молодой. Вот такой непохожий на себя Фрейд, подчинившийся властной пациентке,позволял госпоже Мозер говорить и говорить, иногда без гипноза. Он слушал инакапливал знания, как в этом случае, так и с другими пациентами, находил вбеспорядочных мыслях спонтанные воспоминания и впечатления, которые говорилиему о большем, чем подозревали пациенты, и привели к созданию методапсихоанализа, "свободных ассоциаций". Фрейд не стал утверждать, что вылечил Фанни, хотя полагал, что еесостояние улучшилось. В 1924 году, за год до ее смерти, он сделал припискуна полях книги о том, что теперь ни один аналитик не может читать этуисторию без "снисходительной улыбки", но это был "первый случай, когда, яприменил процедуру катарсиса". Фанни была для него экспериментом. Как и всеостальные. Фрейд видел во всех своих ранних пациентах материал для написаниянаучных работ. Мозер-Эмми была одной из четырех пациенток, каждой из которыхв "Этюдах по истерии" он посвятил одну главу. Еще одна глава была отведенана описание Брейером случая Паппенгейм под именем Анны О. Другие случаизаняли меньше места. Среди них история женщины, которую Фрейд назвал ЦецилияМ. Он подчеркнул, что случай очень важный, и добавил, что "соображенияличного характера" не позволяют дать более подробное описание, несмотря нато, что он познакомился с ее историей "гораздо ближе", чем во всех остальныхслучаях этого периода. Личность Цецилии тоже установлена*. Это Анна фон Либен, жена банкира,еще одна богатая женщина, которая могла быть узнана, если бы Фрейд сообщилслишком много подробностей. Она была не только богата и известна, но иучаствовала в медицинско-социальной организации, поставлявшей Фрейдупациентов. Фон Либены, еврейское семейство как по линии Анны, так и состороны ее мужа, страдали от неврозов и психической неустойчивости. Она былааристократкой - баронессой с собственным титулом, к тому же замужем забароном - и умной, образованной женщиной. Сохранилась фотография, на которойвидно ее волевое лицо с крупным носом. * Это сделал ушедший из психоанализа Питер Суэйлз. Исследование жизни иработы Фрейда в историческом аспекте в основном проводилось непсихоаналитиками. Фон Либены и их окружение имели слишком большое значение для Фрейда,чтобы рисковать их расположением. В истории фигурировала и фамилия Гомперц.С этим влиятельным семейством Фрейд имел профессиональные и личные связи, аАнна была их родственницей. Утверждают, что бывший университетский профессорФрейда Теодор Мейнерт вылечил тетю Анны, которая устраивала модные вечера водворце семейства. На эти вечера иногда приглашали Мейнерта с Брейером идругих известных врачей. Начиная с 1888 года Фрейд исследовал случай Анны вместе с Брейером.Самую трудоемкую работу выполнял Фрейд как младший партнер, а Брейернаблюдал за лечением. Начав лечить ее от невралгии, Фрейд обнаружил целый"букет" истерических симптомов: "галлюцинации, боли, спазмы и долгиенапыщенные речи". Он прослеживал вместе с ней возникновение психологическихтравм, а значит, был с ней во время многочисленных приступов. Фрейд говорил,что она посылала за ним "сотни" раз. Возможно, Брейер передал эту пациенткудругу, потому что боялся повторения истории с Бертой Паппенгейм. Суэйлзсчитает, что Анна фон Либен помогла ему в создании метода свободныхассоциаций гораздо больше, чем любые другие из его пациентов. Фрейд явно установил с ней гораздо лучший контакт, чем с госпожойМозер, но подробностей он не приводит. Единственная галлюцинация, которую онописывает, не связана с ее прошлым. После того как Брейер и он самотказались выписать ей одно лекарство (возможно, морфий), она увидела, как"они оба висят рядом на двух деревьях в саду". Фрейд нашел яркое сравнение для описания фон Либен и ее истерии. Ееповедение, сказал он, было "истерическим психозом, которым она платила засвои старые долги". Это значит, что она переживала заново травмы, которыенакапливались в течение всей ее жизни, и избавлялась от них. В 1888 году ейбыл сорок один год, а богатство, удачный брак и дети не сделали еесчастливой. Фрейд не упоминает о ее сексуальной жизни, но он навернякачто-то об этом знал. Многие исследователи задумываются над историей этой жительницы Вены,пытаясь найти объяснение в том, в каком городе она жила. Вену считалигородом чувственности, скрытой за фасадом габсбургской бюрократии,зарабатывавшей деньги цензурой и секретностью. Могло ли вызванное этимнапряжение не сказываться на частной жизни людей?* * Ярчайшим свидетельством морального разложения в столице многиесчитали "Мейерлингскую трагедию" - крупный австрийский скандал того времени.Наследник престала, крон-принц Рудольф, и его любовница, семнадцатилетняябаронесса Мария Вечера, в январе 1889 были найдены застреленными вохотничьей избушке за городом. (Принц иногда останавливался в "Бельвю", домепод Каленбергом. Если бы трагедия разыгралась там, это здание стало бы болееизвестным, чем сейчас, когда его упоминают в связи со сном Фрейда обинъекции Ирме). Возможно, они сами покончили с собой, но есть предположения,что это было убийство. Аналогичные проблемы существовали и в Лондоне, где такой политическойцензуры не было, но зато царило сексуальное лицемерие. О лондонскихпроститутках, принимавших множество обеспеченных клиентов, говорили справедным гневом. Вена была не так добродетельна, и Артур Шницлер могбеспрепятственно описывать падших женщин в своих рассказах, что было быневозможно в Англии. Что касается Фрейда, он считал, что невроз не зависит от того, гдечеловек живет. Правда, иногда говорят, что евреи особенно подверженызаболеваниям нервной системы. Поскольку многие пациенты Фрейда были евреями,равно как и он сам, возможно, это повлияло на его практику в Вене и на всюпсихоаналитическую теорию. Сами евреи задумывались над этой психопатологией. Обычно ее объяснялисложной историей народа, борьбой за существование среди всеобщей ненависти,которая во времена Фрейда в Вене означала и борьбу за то же положение вобществе, что у остальных. Упоминают в связи с этим и иудаизм. Фрейд в концеконцов пришел к заключению, что религию можно назвать коллективнымнавязчивым неврозом. Возможно, евреи как религиозный народ действительноболее подвержены неврозам. В этих рассуждениях больше предположений, чем фактов, да и те легкоподдаются искажению. Называть психоанализ "еврейской наукой" - еще не значитуничижительно о нем отзываться, но это выражение действительно можнопонимать по-разному. О евреях до сих пор иногда говорят, что они больны иопасны. Такое мнение было широко распространено в Вене времен Фрейда, апозже оно оказалось очень выгодным для нацистов. Фрейд прилагал все усилия для лечения своих еврейских и нееврейскихпациентов. Сначала, кроме выслушивания их рассказов, он мог толькогипнотизировать больных, если у них была к этому восприимчивость. В этовремя он находил "чрезвычайно приятным иметь репутацию мага". Гипноз былчем-то вроде колдовства, и Фрейд с готовностью принялся его использовать,как и в случае с кокаином. Некоторое время Фрейд был убежден, что с помощью гипноза можно нетолько заглянуть в прошлое пациента, но и что-то ему внушить. Хотя идею"внушаемости" он воспринял неохотно, возможно, потому, что она принадлежаладругому человеку. В 1880-х годах в сельской местности под Нанси возниклашкола гипноза. Деревенский врач Амброуз Либо прославился тем, чтогипнотизировал людей так, как это делают до сих пор по телевидению или втеатре: пристально смотрел в глаза, вводил их в транс и заставлялподчиняться своим приказаниям. Амброуз Либо говорил пациентам, что ихсимптомы исчезли. Он лечил так головную боль, артрит, туберкулез. Этот простой врач (он не брал платы) или опасный шарлатан (он был родомиз крестьянской семьи, а его объяснения были совершенно абсурдны) произвелвпечатление на профессора медицины из Нанси Ипполита Бернгейма. Ониспользовал принцип Либо снятия симптомов с помощью внушения и поставил егона более профессиональную основу. В конце концов он отказался от гипноза изанялся внушением пациентов в состоянии бодрствования. Он назвал этот метод"психотерапией". Либо и Бернгейм были чужаками. Одно упоминание этих именприводило Шарко, владельца роскошного особняка и врача известнейших людейЕвропы, в ярость. Но метод из Нанси продолжал распространяться. Это был одиниз неверных поворотов в развитии медицины. В 1888 году Фрейд перевел книгу Бернгейма "О внушении" и написал Флису,что она не произвела на него большого впечатления. Он по-прежнемупридерживался взглядов Шарко. На следующий год Фрейд отправился в Нанси иизменил свое мнение. Там была и Анна фон Либен. Фрейд ехал туда черезШвейцарию, где навестил Фанни Мозер, у которой было имение под Цюрихом.Незадолго до того она уехала туда после курса лечения с Фрейдом, так что,возможно, визит был скорее светским, чем профессиональным. (Сколькопациентов Фрейда стали его друзьями и насколько тесна была эта дружба, никтоне знает. Возможно, ему пришлись по душе только Мозер и фон Либен, но и тутне было дружбы как таковой. Он был молодым врачом, полезным им, а они былиполезны ему.) Из Цюриха Фрейд отправился в Нанси, куда поехала и Анна фон Либен.Возможно, он пригласил ее, или она сделала это сама, поскольку решила, чтоэто будет интересно. В Нанси бывали десятки врачей, но мало кто мог такуспешно добиваться своих целей, как известный нам невропатолог из Вены. Онувидел "трогательный спектакль, в котором старый Либо работает с беднымиженщинами и детьми рабочих". Он увидел, как Бернгейм гипнотизирует пациента,заставляя его делать идиотские вещи, например открывать зонтик, когда врачзаходит в палату (снова трюк артиста-гипнотизера). Фрейд писал, что "получилсильнейшее впечатление о том, что в человеке могут скрываться мощныепсихические процессы, которые тем не менее остаются не замеченнымисознанием". Правда, он не видел, как Бернгейм гипнотизирует Анну фон Либен. Французне смог усыпить ее. Есть сведения, что Фрейд тоже считал ее плохоподдающейся гипнозу. Во время пребывания в Нанси (неделю или две) он, повсей видимости, каждый день бывал в ее гостиничном номере для проведениялечения. Отрывки из двух писем, которые он написал своей свояченице Минне,показывают, что ему было не менее одиноко, чем когда-то в Париже. Хотя не онодин, будучи за границей, мог рисовать оставшимся дома друзьям мрачныекартины, чтобы скрыть более приятную действительность. Ему становилось плохоот одной мысли о том, чтобы задержаться там, как он пишет из Нанси в концеиюля 1889 года. "Да, мое утро проходит очень приятно, потому что, если я непросыпаю, я позволяю себе окунуться в чудеса внушения. Но дни здесь скучны". По утверждению Суэйлза, которому удалось узнать содержание одногописьма, Фрейд сообщил Минне Бернейс, что если она хочет знать, как он лечитфон Либен, ей следует прочитать роман американского писателя Эдварда Беллами"Процесс доктора Гайденхоффа". Эта футуристическая история, опубликованная в1880 году, описывает "опороченную" развратителем молодую женщину которуюпреследует ее прошлое. У доктора Гайденхоффа из Бостона есть электрическиймеханизм, который может искоренять неприятные воспоминания. (Оказывается,что и он, и его машина - всего лишь сон, вызванный морфием, но от этогоизобретательность автора не уменьшается.) Цель "Процесса катарсиса" Фрейдабыла практически той же. В провидческой книге Беллами содержится дажеаргумент, который впоследствии выдвигали против фрейдизма: что Гайденхоффизобрел способ "разрушения совести" и тем самым "подрывает устои общества". После Нанси Фрейд был в Париже на летних конференциях по гипнозу ипсихологии. Возможно, он отправился туда в компании Бернгейма и Либо. СШарко он не виделся. Фрейд уже начал путешествовать, хотя средстваограничивали его возможности. Вскоре он уже проводил два летних месяца вгорах и у озер. В 1890 году он встретился в Зальцбурге с Флисом, и они гуляли возлеБерхтесгадена. У Фрейда начался приступ фобии путешественника, котораязаставляла его приезжать на станцию задолго до отправления поезда. Наследующий год он отправился в район Земмеринга, где в горах (особенно вокруггор Ракс и Шнееберг) можно было прогуливаться бесконечно. Там есть тропинки,которые ведут через леса к пустынным плато, где каждый цветок в расщелинекак будто светится на сером фоне камня. Некоторое время в 1891 году Фрейдбыл там с семьей и останавливался в селении Рейхенау, расположенном в долинеу подножия гор. В Вене он жил почти все время и зарабатывал деньги. Если не считатьнескольких знаменитых имен или псевдонимов, почти все имена его пациентов,ходивших к нему на Мария-Терезиенштрассе, забыты. Некоторые из нихпопадаются на глаза историкам, как, например, "Матильда С.", которуюобнаружили в записях частной клиники Светлина, второго уважаемого заведенияпосле клиники Оберштейна. Фрейд устроил ее туда в октябре 1889 года.Матильда была незамужней еврейкой двадцати семи лет. Неудачная помолвка со"слабохарактерным" мужчиной оставила ее неудовлетворенной в сексуальномплане, и она отказалась от мужчин в пользу "блестящей карьеры", что ее семья(а возможно, и Фрейд) сочла свидетельством "мании", и поэтому ее отправили вклинику. В клинике отмечали, что "она сотворила культ из своего врача,который лечил ее гипнозом во время депрессии". Это была еще одна пациентка,влюбленная во Фрейда. История Матильды С. не вошла в "Этюды по истерии". Не стала героиней иПолина Тейлер, жена школьного друга и наперсника Фрейда ЭдуардаЗильберштейна, которая пошла (или была отправлена) к нему на прием весной1891 года из-за "меланхолии". Ей был двадцать один год, и она пробылазамужем совсем недолго. Придя в дом, она сказала своей служанке подождатьвнизу, поднялась на четвертый этаж и прыгнула вниз. Еще одна несчастнаяженщина с тайной, так и оставшейся неразгаданной. Позже в том же году Фрейды решили переехать из Дома искупления. К томувремени у них было уже трое детей: Матильда, Мартин (родившийся в декабре1889 года) и Оливер (февраль 1891 года), а с лета 1891 года Марта носила ужечетвертого, Эрнста, который появился на свет в апреле 1892 года. Новаяквартира в доме 19 на улице Берггассе была выбрана Фрейдом. Дом был больше илучше, чем первый, но немного дальше от центра. Марта не была довольнапереездом и считала, что они опустились на ступеньку ниже. На том кон
