Представительство: отражение и погрешности в репрезентации

В демократических системах, где укоренилась идея народного су­веренитета, граждане обычно видят в правительственных чиновниках своих представителей. В той мере, в которой они склонны к такому подходу, они могут быть более либо менее удовлетворены тем типом представительства, который получают. Однако вопрос об идеальной форме связи,между гражданами и правительственными чиновниками все еще остается спорным. Одно направление политической мысли исходит из того, что правительственные чиновники должны макси­мально полно отражать характерные черты граждан. Утверждается, что использование этого принципа, известного также как атрибутивное представительство, особенно важно в отношении потенциально кон-фликтогенных расколов — расовых, классовых, этнических, тендер­ных, языковых и, возможно, возрастных.

Но беда в том, что политические элиты вряд ли когда-нибудь от­ражали представляемых ими граждан по какому-либо из этих измере­ний. Даже в таких демократиях, как Соединенные Штаты, Великобри­тания и Франция, политические лидеры обычно происходят из высших и средних классов или же относятся к хорошо образованным и подняв­шимся над своим социальным окружением выходцам из низших клас­сов. Конечно, существуют и исключения. В некоторых странах профсою­зы и левые политические партии служат каналами продвижения людей, имеющих скромную экономическую базу или невысокое образование. Однако эти люди обычно приобретают политические навыки и опыт, занимая посты в профсоюзах или иных политических группах. Так, в состав лейбористской фракции в британской палате общин или фрак­ции коммунистов во французском Национальном собрании входит не­мало рабочих. Аналогичным образом, в Норвегии ни один из лейборист­ских премьер-министров не имел даже законченного среднего обра­зования, хотя партия контролировала этот пост с 1935 по 1981 г. (с перерывом в семь лет). Но это редкие и исчезающие примеры. В боль­шинстве современных стран число лиц из рабочего класса на высших должностях невелико и постепенно еще больше сокращается.

Несмотря на свою идеологию пролетарской революции, не смогли избежать этого классового смещения в представительстве и коммунис­тические страны. В плане экономического развития они неизбежно за­висели от подготовленных специалистов. Но дело не только в этом: руко­водство эффективной партией, даже революционной, тоже требует спе­циальных навыков и серьезных знаний. В последние десятилетия своего существования Центральный Комитет КПСС состоял преимуществен­но из хорошо образованных лиц, рекрутированных из региональных партийных организаций, вооруженных сил и бюрократии. Появление в коммунистических странах образованного, обладающего специальны­ми знаниями и привилегированного правящего класса нарушило их

идеологию и привело к трениям. В результате политика рекрутйрования стала колебаться между упором на политическую компетентность и ак­центированием «правильного» классового происхождения. Кампании, направленные на усиление роли второго критерия,' часто сопровожда-йись популистскими атаками на бюрократию и привилегии. Наиболее Выраженные формы данный подход приобрел в Китае, где была объяв­лена Великая пролетарская культурная революция, призванная разру­шить полномочия и привилегии партийных и государственных лидеров и вернуть власть народу. Однако следствием этой кампании стали поли­тическая неразбериха и экономическая катастрофа. Позднее Китай вер­нулся к акценту на образование и технологическое развитие.

В большинстве стран традиционно слабо представлены на руково­дящих политических постах и женщины. Конечно, в истории есть при­меры сильных и влиятельных женщин-правительниц, скажем, анг­лийская королева Елизавета I (которая царствовала с 1558 по 1603 г.). Однако в большинстве стран женщины не имели права голоса вплоть до XX столетия (причем отнюдь не самого его начала) и не могли зани­мать многих ведущих политических постов. В 1980-1990 гг. ситуация се­рьезно изменилась. В 1980 г. в развитых индустриальных странах на долю женщин приходилось менее 10% парламентских мест. В 1990 г. этот пока­затель достиг почти 15%, а к 1997 г. доля женщин-парламентариев пре­высила 20%. Постоянно растет число стран, особенно в Европе и Азии, где женщины занимают высшие посты в исполнительной власти (см. вставку 6.3). Наибольшей известностью среди женщин — глав исполни­тельной власти пользуется, наверное, Маргарет Тэтчер, остававшаяся на посту британского премьер-министра дольше, чем кто-либо другой в новейшей истории (1979—1990) и зарекомендовавшая себя высоко­эффективным и влиятельным политическим лидером. Но политическое продвижение женщин протекает неравномерно, и в развивающемся мире их представительство остается низким. В конце 1990-х годов во многих североевропейских странах, например в Швеции, женщины состав­ляли от 30 до 40% депутатов законодательных собраний и примерно такую же долю членов кабинетов. Аналогичного успеха добились жен­щины и в некоторых штатах США, прежде всего в Аризоне, где после выборов 1998 г. они заняли пять из шести выборных постов масштаба всего штата. Однако в России, Мексике, Бразилии и Японии в 1990-е годы соотношение женщин и мужчин среди законодателей не дости­гало даже уровня одного к десяти [17].

Политические элиты также обычно непредставительны с возраст­ной точки зрения. Во многих странах значительная часть ведущих по­литиков перешагнула за нормальный пенсионный возраст; законода­тели (и в еще большей степени — главы исполнительной власти), йозраст которых не превышает 40 лет, встречаются крайне редко. Наи­более отчетливо данная тенденция проявляется в Японии. В 1990 г. на Одного парламентария, не достигшего 40 лет, там приходилось по-

ВСТАВКА 6.3

Начиная примерно с 1970 г. женщины стали занимать высшие посты в исполнительной власти все большего числа стран. Инте­ресно, что многие из этих стран — азиатские или ближневосточ­ные, где женщины традиционно играли незначительную роль в политической жизни. Сиримаво Бандаранаике в Шри-Ланке (1960-1965, 1970-1977), Индира Ганди в Индии (1966-1977) и Голда Меир в Израиле (1969-1974) были в числе первых. В 1980-х и 1990-х годах женщины пришли к власти на Филиппинах, в Паки­стане и снова в Шри-Ланке. В Бирме лауреат Нобелевской премии за защиту мира Аунг Сан Суу Кий и выиграла выборы 1990 г., но военные не дали ей вступить в должность.

Женщины начали также наступление на руководящие посты в Европе и Северной Америке, хотя их редко можно встретить среди лидеров африканских и латиноамериканских стран. Первой женщиной, вставшей во главе ведущей европейской страны, ока­залась премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер (1979— 1990). Ее энергичное и решительное руководство сделало ее одним из влиятельнейших европейских политиков 1980-х годов. Однако Тэтчер, которая ныне заседает в палате лордов, не была феминист­кой в общепринятом смысле. Она выказывала мало интереса к ген-дерным проблемам, и в ее кабинете было очень немного женщин. Женщины приходили к власти и в других западных странах. Жен­щины-президенты были в Ирландии и Исландии. В Канаде, во Фран­ции и в Швейцарии были, хотя и недолгое время, женщины-пре­мьер-министры. В Норвегии Гру Харлем Брундтланд в целом зани­мала пост премьер-министра где-то около 10 лет в период между 1981 и 1999 гг. В настоящее время врач и ученый Г. X. Брундтланд, разрабатывающая средства борьбы с загрязнением окружающей среды, возглавляет Всемирную организацию здравоохранения.

Азиатские женщины-руководители обычно приходят в поли­тику иными путями, нежели европейские. Многие из них проис­ходят из известных политических семей, таких, как семья Ганди в Индии и Бхутто в Пакистане. В некоторых случаях они являются вдовами или дочерьми влиятельных политических лидеров. Что же касается европейских женщин-лидеров, то они гораздо чаще де­лают независимую политическую карьеру и могут опереться на сильные женские группы интересов.

погрешности в репрезентации глубоки и многочисленны. И хотя пред­ставительство женщин растет, диспропорции в классовом представи­тельстве становятся все более резкими,