Дорога в никуда

«Вещи, достигнув своего предела, начинают приходить в упа­док», — писал Сыма Цянь на бамбуковой дощечке. Он не задавал себе вопроса, который неотступно преследует современных историков: почему? Почему же вещи начинают приходить в упадок?

Первая Империя погибла от перенапряжения, вызванного ошиб­ками ее вождей, и древние прекрасно понимали это. Создатели Второй Империи стремились избежать этих ошибок; они сохранили чиновникам их кормления, примирились с конфуцианцами и по мере возможности старались щадить силы народа. Их усилия были сосре­доточены на главном: необходимо было отразить нашествия гуннов и массовым переселением снизить демографическое давление. Империя Хань добилась своей цели и полстолетия пожинала плоды побед, но в середине I века история неожиданно предъявила свой счет. Это был счет за компромисс с конфуцианцами, за то, что, решив насущные проблемы, Сюань-ди не закопал их заживо по примеру Цинь Ши-хуа-на. Это была расплата за сохранение чиновничьего землевладения которое порождало новых баронов; это была расплата за осто­рожность.

Сюань-ди понимал это и боролся с новыми баронами. Имущество опальных родов конфисковалось, а сами они переселялись на окраины империи. В 73 году на границу были высланы чиновники и лица, вла­девшие имуществом на сумму свыше миллиона монет. В 65 году в Дунлин были переселены полководцы, князья и чиновники, получав­шие оклады в две тысячи мешков зерна. Центральная нервная сис­тема еще не была задета, и Левиафан продолжал бороться со своей болезнью.

Метастазы проникли в мозг вскоре после смерти императора Сюань-ди. Новый император Юань-ди был воспитанником кон­фуцианцев, и его первым министром стал Гун Юй, тот самый восточ­ный мудрец, который советовал управлять «при помощи духовной внутренней силы». Последние социальные инженеры, тайно переда­вавшие учение Шан Яна, ушли в небытие, и у пульта управления ог­ромной империей оказался ученый маг с длинной седой бородой. Гун Юй был преисполнен конфуцианской добродетели, и все его помыслы были устремлены к тем полузабытым временам, когда люди были добрыми и сытыми, а император управлял «сидя лицом к Югу». Эпоха государственного регулирования подошла к концу. Взяв за образец древность, Гун Юй уменьшил налоги, отменил круговую Поруку, лик­видировал многие государственные предприятия, устранил монопо­лии, «вернул народу соль и железо». Благочестивый министр пытался даже упразднить деньги и запретить торговлю, но эти реформы были отменены после его смерти, в 44 году.

Гун Юй желал добра людям, но сиюминутное добро было чревато грядущими бедствиями. Ученый старец ослабил Левиафана, лишил его большей части доходов и обрек на бездействие. Империя переста­ла выполнять свои основные функции, она больше не следила за социальной справедливостью, не обеспечивала крестьян землей и не боролась с «пятью паразитами». Предоставленные сами себе, люди-клетки вернулись к обычаям периода Всеобщей Борьбы, «сильные дома» укреплялись в своих поместьях, а освободившееся от опеки

купечество снова строило дворцы и скупало крестьянские земли. Мас­совые переселения бедноты давно прекратились, сбрасывающие дав­ление клапаны вышли из строя, и Империя уподобилась неисправ­ному паровому котлу под присмотром добродетельного звездочета.

Звездочет гадал о будущем, а давление в котле быстро нарастало. До сих пор государственное регулирование сдерживало рост демог­рафического давления — теперь же наступило новое Сжатие. Крестьянские участки снова дробились между пятью сыновьями, бед­няки снова продавали своих детей в рабство, а безземельные голо­дали на дорогах. Как и сто лет назад, ростовщики и чиновники скупа­ли земли разоренных крестьян. «Жестокость сильных и богатых людей еще больше, чем при проклятой Цинь, — писал конфуцианский историк, отождествлявший Цинь с адом. — Сейчас богатые захваты­вают земли, эти захваты иногда достигают нескольких сотен и тысяч цин».

Нувориши из числа ростовщиков и купцов обзаводились воору­женными слугами, покупали титулы и противопоставляли себя госу­дарственной власти. Но помимо этих новых дворян существовала еще и потомственная аристократия: около 250 старинных княжеских ро­дов просыпались от дремоты в своих поместьях. До поры до времени эти князья выступали в одеждах государственных сановников, они создавали дворцовые партии — «вайци» и боролись за влияние на императора. Однако в конечном счете старые и новые бароны стреми­лись лишь к расширению своих поместий. Подобно раковым опухо­лям, эти поместья разрушали тело Империи, и могучий некогда ор­ганизм на глазах превращался в живой труп.

Мозг Империи в болезненном оцепенении наблюдал за разло­жением своего тела. Император Чень-ди* видел все: задрапирован­ные вышитыми шелками дворцы богачей и толпы разоренных кресть­ян на дорогах. Доведенные до отчаяния люди-клетки бунтовали и грабили, но Чень-ди чувствовал это всеобщее отчаяние и предписы­вал чиновникам оказывать народу всяческое снисхождение, «воздер­живаться от жестокостей и насилия». Находившиеся у власти конфу­цианцы видели, к чему привело прекращение государственного регулирования, они чувствовали, что нужно что-то предпринять, но не знали, что именно. После смерти Гун Юя они начали понемногу пере­нимать легистские методы управления и отчасти восстановили моно­полию на соль и железо. В конечном счете конфуцианцы отдавали должное Левиафану, оказавшись во главе огромной Империи, они стали ее опекунами и хранителями имперского духа. Подталкиваемые судьбой, конфуцианцы незаметно заступили на место легистов и вплотную столкнулись со сложной проблемой управления.

Необходимо было что-то предпринять; и вот накануне Рождения Христа ученые Поднебесной враз заговорили об одном и том же: о

__________

* Правил в 33—7 гг. до н. э.

необходимости остановить обогащение сильных и прекратить «зло скопления земель». Ограничение количества земли и рабов было древним конфуцианским принципом, однако первоначально он рас­пространялся только на простолюдинов, — это была знаменитая систе­ма «цзин-тянь». В конце I века сановники Кун Гуан и Хэ У предложи­ли единый для всех предел земельных владений — 3000 му, или при­мерно 30 крестьянских участков. Было предложено также ограни­чить число рабов; для знати — 100 или 200 человек, для простолюди­нов — тридцать.

Император Ай-ди принял предложение своих министров и издал соответствующий указ; Левиафан, казалось, очнулся от оцепенения и произнес заклятие, которое должно было излечить от болезни. «Если раньше не было зла скопления земли у частных лиц и поэтому не было необходимости ограничения полей и рабов..., — гласил указ, — то теперь собственность сильных и богатых людей из числа чиновников и простого народа исчисляется сотнями миллионов, в то время как нужда бедных и слабых все более возрастает... » Земельные владения должны быть ограничены, и число рабов не должно превышать нор­мы. «Предотвращение расточительности и излишеств является пер­вой необходимостью в управлении, — говорилось в рескрипте. — Это неизменное правило всех царей».

Заклятие было произнесено — но ничего не случилось. Аристок­раты как будто не слышали слов императора, и пробудить их слух можно было лишь силой, лишь закапыванием живьем и пробиванием темени — как во времена Цзы Чаня и Шан Яна. Однако сила нахо­дилась в руках той же аристократии, она без труда сместила авторов проекта со своих постов и сдала это дело в архив. «Указ был отложен на будущее время, а затем и вовсе оставлен и в жизнь не проводил­ся», — сообщает трактат «Ханьшу».

Заклятие не помогло, а давление внутри котла все повышалось, и оттуда доносился угрожающий гул. В правление Ай-ди численность населения Поднебесной достигла критической точки — 60-ти мил­лионов человек. Голод и смерть стали хозяевами огромной страны. За три года до рождения Христа толпы голодающих из восточных про­винций вступили на улицы столицы. Они шли бесконечным потоком, и жители Чаньани от страха взбирались на крыши домов и били в барабаны, стараясь отпугнуть тысячи костлявых привидений. Небесные знамения говорили о грядущих событиях, и события действи­тельно надвигались: в тот год, когда в Вифлееме родился Христос, в Чаньани к власти пришел Ван Ман.