Заключение

В 1994 году в интервью Маурицио Феррарису Деррида с сожалением заметил, что его понятие текста чаще всего интерпретируется как замена вычеркнутому или дискредитированному понятию реальности. При таком (неправильном) прочтении «текст» является аббревиацией утверждения о том, что конституирующая роль языка в производстве нашего чувства реальности делает язык «авторитетом в последней инстанции». Однако, как настаивает Деррида:

Деконструкция… была протестом против «лингвистического поворота», который под именем структурализма уже был хорошо развит. Ирония – зачастую болезненная – этой истории заключается в том, что нередко, в особенности в США, из-за того что я написал «il n’y a pas de hors-texte» («за пределами текста ничего нет»), из-за того что я разворачивал мысль о «следе», некоторые уверены, что это можно истолковать как мысль о языке – а всё ровно наоборот… Как вам известно, меня крайне интересуют вопросы языка и риторики, которые, на мой взгляд, заслуживают огромного внимания. Однако есть пункт, где авторитет в последней инстанции не является ни риторическим, ни языковым, ни даже дискурсивным. Понятие следа или текста были введены для того, чтобы отметить предел лингвистического поворота. Это еще одна причина, почему я предпочитаю говорить о «мете», а не о языке. Во-первых, мета не является чем-то антропологическим: она относится к до-языковому – это возможность языка, и она везде, где есть отношение к чему-то другому или отношение к кому-то другому. Для таких отношений мета не нуждается в языке. [64].

Здесь, возможно, более решительно, чем в других местах, Деррида отличает свое понятие текстуальности от понятия абсолютной дискурсивности, с которым его путают. В той мере, в какой она связана с отношением — в частности, с отношением к другому — она является более общей, чем язык, и ее не следует путать с человеком — ни в трансцендентном, ни в антропологическом смысле.

Тем не менее, деконструкция не просто порывает с философией доступа или отворачивается от нее. Деррида, как я утверждаю, считает феноменологическую критику наивного реализма («естественной установки») необходимой отправной точкой. [65] Если Деррида согласится с корреляционистской критикой, согласно которой философская традиция погрязла в эпистемологических вопросах доступа, то корни этой одержимости должны быть тщательно изучены и диагностированы.

В «О грамматологии» Деррида пишет:

Именно для того, чтобы избежать этого наивного объективизма, мы и обращаемся здесь к трансцендентальности, которую в иных случаях подвергаем сомнению. Как мы полагаем, можно остаться по сю сторону трансцендентальной критики, а можно выйти и по ту ее сторону. Сделать так, чтобы потустороннее не возвращалось в посюстороннее, значит признать в изгибах этой дороги необходимость траектории [parcours]. Эта траектория должна оставить свою борозду в тексте. Без этого следа самый что ни на есть ультра-трансцендентальный текст сведется к простому содержанию своих выводов и станет до неразличимости похож на докритический текст. (ОГ, 187)

Деконструктивная критика не вернет нас в мирской, докритический мир и не позволит нам сохранить использование многих наших понятий, поскольку последние структурированы теми самыми метафизическими оппозициями, которые порождают трансцендентальную проблематику. Деконструктивный или ультра-трансцендентальный текст позволяет нам переписать термины метафизики таким образом, чтобы не повторять старые оппозиции. Не «пройдя» через критику наивного объективизма (или реализма), «посткритическая» или «посткорреляционистская» философия рискует не выйти за рамки корреляционистской позиции, примером которой является трансцендентальная философия.

В последующих главах я характеризую деконструкцию с точки зрения ее смещения корреляционизма и объясняю, в чем это смещение состоит. В частности, я утверждаю, что смещение Деррида корреляционистской проблематики приводит нас к метафизически-реалистической интерпретации текста и письма. Если это антикорреляционистское, реалистическое прочтение верно, то спекулятивный реализм ошибается, противопоставляя или отвергая деконструктивную философию. Скорее, деконструкцию следует рассматривать как мощного философского союзника[66].

Предлагаемое мною прочтение позволяет интегрировать реалистические утверждения, которые делает Деррида, но которые часто выносятся за скобки или недооцениваются, в последовательную интерпретацию деконструкции. Деррида отрицательно утверждает, что его понятие текста никогда не предназначалось для обоснования антиреализма, который распространял «обнадеживающее» понятие книги на «внешний мир». [67] Мир не должен рассматриваться как текст в этом смысле. [68]

Часа чтения, начиная с любой страницы любого из текстов, которые я опубликовал за последние двадцать лет, должно быть достаточно, чтобы понять, что текст, как я использую это слово, — это не книга. Не более, чем письмо или след, он не ограничивается бумагой, которую вы покрываете своим графизмом… В интересах как одной, так и другой стороны представить деконструкцию как поворот вовнутрь, к замкнутости в границах языка, тогда как на самом деле деконструкция начинается с деконструкции логоцентризма, лингвистики слова и самой этой замкнутости.

Интересно, что Деррида предполагает здесь, что и реалистическая, и антиреалистическая позиции заинтересованы в прочтении деконструкции как «обращения вовнутрь к ограждению со стороны… языка». Такая характеристика позволила не прекращать дебаты между различными видами корреляционизма.