Мейясу и критика корреляционизма с точки зрения доисторического

В книге «После конечности» Мейясу провокационно утверждает, что истина корреляциониста может быть найдена в недобросовестном научном скептике. [75] Рассмотрим библейского креациониста, который верит в буквальную истину Книги Бытия. Когда библейскому буквалисту предъявляют радиометрические свидетельства (радиоактивное датирование) древности Земли, он может либо утверждать, что научные свидетельства его не интересуют, либо, если он хочет избежать обвинений в иррациональности, утверждать, что такие свидетельства не заставляют его в них верить.

Вера в древность Земли, казалось бы, хорошо подтверждается радиоактивным датированием. Но, по мнению скептика, эта вера не заслуживает того доверия, которое ей оказывают ученые. Мы должны верить, что наличие стабильных «дочерей» аргона, которые мы сегодня проверяем и используем для расчета возраста пород, не присутствовало в породе во время ее аккреции, а является исключительно результатом очень длительного процесса радиоактивного распада (период полураспада калия-40 составляет около 1, 250 миллиарда лет). Софистический скептик обезоруживающе согласится, что это разумное предположение, исходя из тех условий, которые мы наблюдаем сегодня. Но как мы можем быть уверены, что те же самые условия существовали тогда, в момент возникновения?

Это правда: мы не можем быть уверены в начальных условиях в момент генезиса Земли, т. е. до того, как появились возможные свидетели. Научный поиск пытается получить знания об этих условиях, исследуя следы этих событий, сохранившиеся в настоящем, например, в геологической летописи. Скептик напоминает нам, однако, что свидетельство — это реляционная игра между исследователем и миром; и эта игра не распространяется на мир, который не соотносится с исследователем. Ученые должны предполагать непрерывность и единообразие (природы), что условия, которые мы находим и наблюдаем сегодня, можно перенести на древнее прошлое. Но, утверждает скептик, эта вера необоснованна научными стандартами доказательств. Мы не можем подтвердить, что те же условия, которые мы наблюдаем сегодня, преобладали тогда, во времена Великого Непостижимого. Выходит, наука тоже опирается на веру.

Скептик с плохой верой подчеркивает центральную роль свидетеля для установления не только «начальных условий», но и сохраняющегося единообразия природных законов. Наличие подтвержденных свидетельств этих условий подтверждает цепочку умозаключений от начальных условий до настоящего времени исследователя. Однако, если в этой цепи есть явный разрыв, эпистемическое обоснование научных выводов не работает. Аргумент скептика предполагает, что (идеальным) стандартом свидетельства является то, что видно собственными глазами — или иным образом дано органам чувств, — и что такая данность также является основанием для всех умозаключений. Чтобы свидетельство какого-либо процесса или события было достаточным, оно должно быть в некотором смысле одновременным с наблюдателем или, по крайней мере, с возможным наблюдателем.

Мейясу утверждает, что недобросовестные научные скептики используют все лучшие ресурсы, которые может предложить корреляционистская философия. Из этого следует, что сопротивление нынешней волне иррационализма не потребует сражения с библейскими буквалистами во имя научной рациональности. Это потребует сражения с внешне ответственным и институционально уважаемым философом-корреляционистом, который невольно дает скептику науки так много средств к существованию. Изощренный библейский буквалист позволяет нам сделать явным корреляционистское убеждение в том, что свидетельство в отрыве от свидетелей, от возможного способа данности, вообще не является свидетельством.

Если изображенный выше научный скептик является недобросовестным, так это потому, что его основной интерес заключается не в том, чтобы рассматривать свидетельства науки с безразличной точки зрения, а в том, чтобы защищать свои собственные догматические взгляды как в равной степени рациональные и обоснованные. Мейясу не считает корреляциониста в целом недобросовестным скептиком; более того, он полагает, что корреляционисты обычно даже не осознают, что они являются научными скептиками. Таким образом, указание на то, что корреляционист делит эпистемическое ложе с библейским буквалистом, должно послужить сигналом к пробуждению.

Здесь стоит подчеркнуть, что аргумент Мейясу не направлен на так называемых постструктуралистских корреляционистов, которые сомневаются в том, что даже наши лучшие (подтвержденные свидетелями) свидетельства когда-либо могут быть (буквально) свидетельствами о мире. Корреляционист, считающий, что то, что мы называем «свидетельствами», на самом деле является опытом, поскольку он соответствует условным понятийным или языковым схемам, вряд ли будет тронут обвинениями в том, что он подрывает научные претензии на объективность. Зачастую его аргументы требуют радикального пересмотра представлений о научной объективности. Мейясу нацелен скорее на тех корреляционистов, которые считают, что их эпистемические обязательства не ставят под вопрос обоснованность научных положений. Другими словами, он метит в совместимые с реализмом разновидности корреляционизма и делает ставку на то, что эксплицирование связи между корреляционизмом и формами современной иррациональности заставит этих корреляционистов пересмотреть свои взгляды в пользу реализма, который радикально снизит роль конечного наблюдателя.

Стратегия Мейясу предполагает, что по крайней мере некоторые корреляционисты — реалисты — заблуждаются относительно своих собственных убеждений. Но как корреляционисты могут так заблуждаться относительно своих взглядов — в частности, эпистемических последствий своих взглядов? По мнению Мейясу, корреляционист заблуждается относительно своей способности утверждать буквальное значение научных положений. Это заблуждение проясняется, когда мы рассматриваем научные утверждения о далеком — дочеловеческом, доуглеродном — прошлом. Примером таких утверждений является «Земля сформировалась 4, 5 миллиарда лет назад». Он называет такие утверждения утверждениями о доисторическом. В свою очередь, они основаны на утверждениях об «архи-ископаемых» и «ископаемой материи». Как пишет Леви Брайант:

Мейясу говорит об «архи-ископаемых» и «ископаемом веществе» не просто как о материалах, указывающих на следы прошлой жизни в привычном для нас смысле слова «ископаемое», но и как о материалах, указывающих на существование доисторических реальностей или событий, предшествовавших всякой жизни. Таким образом, архи-ископаемое — это не исконное существо, подобное Большому взрыву «во плоти», а скорее нечто подобное радиоактивному распаду изотопов, который позволяет нам сделать вывод о доисторическом или о том, что предшествовало всей жизни. Вопрос Мейясу, таким образом, двоякий: С одной стороны, он спрашивает, при каких условиях эти утверждения имеют смысл? То есть, что должно быть, чтобы утверждения о доисторическом имели какой бы то ни было смысл? С другой стороны, и это важнее, каким образом корреляционист эти утверждения должен интерпретировать? [76]

На первый вопрос, который Брайант приписывает Мейясу — «что должно быть, чтобы утверждения о доисторическом имели какой бы то ни было смысл? » — кажется, легко ответить. Согласно определенной точке зрения, смысл фразы «Земля сформировалась 4, 5 миллиарда лет назад» известен, когда известны условия ее истинности. «Земля сформировалась 4, 5 миллиарда лет назад» истинно тогда и только тогда, когда Земля сформировалась 4, 5 миллиарда лет назад.

Второй вопрос, о том, каким образом корреляционист должен это утверждение интерпретировать, ясен меньше. Как поясняет Брайант, корреляционист может без проблем согласиться с тем, что ископаемые в целом указывают на существование прошлой жизни. Он может это утверждать, потому что прошлая жизнь, на которую указывают эти ископаемые, (предположительно) коррелятивна — она есть то, что в принципе может быть дано «во плоти» свидетелю. Однако архи-ископаемые — это материальные свидетельства (в настоящем), которые позволяют нам ссылаться на то, что в принципе не может быть дано.

В этом и заключается сложность для корреляциониста. Для него не может быть свидетельств, будь то указательных или каких-то иных, того, что в принципе не может быть дано. Корреляционист должен настаивать на том, что архи-ископаемые, в отличие от ископаемых, современных жизни на Земле, ни о чем не свидетельствуют. Они не могут быть свидетельствами, они не могут функционировать как свидетельства. Корреляционист рассуждает так: мы воспринимаем указательные свидетельства как свидетельства события, которое, если бы были свидетели, было бы явлено бы «во плоти» таким-то и таким-то образом.

Условия данности ретроактивно переносятся назад. Действительно, как подчеркивает Мейясу, именно так корреляционист понимает смысл любых и всех апелляций к событиям, произошедшим без свидетелей. Однако различие между лишенным свидетельств и доисторическим — причина, по которой последнее представляет для корреляциониста проблему, а первое нет — заключается в том, что в случае с доисторическим эта ретроекция нарушает основную точку зрения корреляционистов, согласно которой объект, который в принципе не может быть дан «во плоти», не может быть мыслим. Таким образом, Мейясу утверждает, что любое утверждение, эквивалентное «у нас есть указательные свидетельства доисторических событий», для корреляциониста не может быть осмысленным. В противном случае, корреляционист должен признать, что существуют свидетельства некоррелированного.