Свидетельство абсолюта как «абсолютное свидетельство»

Как мы видели выше, Мейясу стремится ослабить интуицию корреляционистов в том, что они могут оправдать реалистический смысл научных положений. Он утверждает, что слабость корреляционизма как удовлетворительной интерпретации научных данных проявляется в неспособности корреляционистов признать доисторические события. Доисторические события предшествуют возможности самоочевидности, поэтому их нельзя приравнивать к какой-либо форме (прямой) данности. Но на доисторические события также нельзя, собственно говоря, и указать, поскольку, как мы только что видели, указание должно относиться к возможному присутствию или форме данности. Следовательно, корреляционист не может утверждать того, что утверждает ученый, признавая свидетельства о древней Земле — не потому, что события, о которых идет речь, некоррелированы, а потому, что не может быть свидетельств некоррелированности.

Мейясу фокусируется на различии между смыслом утверждения ученого для ученого и его смыслом для корреляциониста. К сожалению, он не обсуждает вопрос, одобрил бы ученый трансцендентный для познания статус своего свидетельства. Верно, что для ученого архи-ископаемое будет считаться свидетельством (действительным основанием для вывода о доисторическом событии), тогда как для корреляциониста оно таковым считаться не может. Но почему для ученого архе-свидетельство остается действительным основанием для умозаключения? Наверное, потому, что ученый, по крайней мере неявно, имеет иной взгляд на указательные свидетельства, чем корреляционист. Ученый не верит (или не должен верить) в то, что указательное свидетельство в основном связано с данностью. Может существовать свидетельство некоррелируемого, потому что свидетельство некоррелируемо.

Любопытно, что Мейясу, похоже, сохраняет тот самый корреляционный подход к свидетельству, который он ставит под вопрос. Перефразируя Мейясу, корреляционист не может принять, что «архи-ископаемое может быть манифестацией [свидетельством] предшествования сущности по отношению к манифестации [данности]». [82] Но может ли архи-ископаемое также манифестировать это предшествование, не манифестируя его кому-то? По-видимому, нет, ведь непосредственно перед процитированной строкой Мейясу пишет, что «ископаемая материя — это данность в настоящем сущего, которое предшествует данности». Строго говоря, ему следовало бы написать: «Ископаемая материя является свидетельством (в настоящем) сущего, предшествующего данности». Это то, во что не может поверить корреляционист, но во что должен поверить ученый, поскольку для обоих ископаемая материя всегда будет следом предшествующего бытия, а не данности как самоочевидности. Вопрос для Мейясу заключается в том, почему он вообще принимает корреляционистское описание свидетельствующих следов?

Учитывая, что архи-ископаемое датируется миллиардами лет — мы снова говорим здесь о таких вещах, как радиоактивный распад, о периоде полураспада калия-40 в 1, 2 миллиарда лет — какое значение имеет его «данность в настоящем» для ценности архи-ископаемого как свидетельства? Если только мы не склонны согласиться с нашим библейским буквалистом, мы хотели бы сказать, что «часы» распада калия-40 продолжают тикать независимо от того, явлен он (для кого-то) в настоящем или нет, что и делает его таким хорошим свидетельством отдаленного прошлого. Мы хотели бы сказать просто — чтобы воспринимать ученого буквально, — что у нас есть свидетельства доисторического, потому что свидетельства сами по себе являются доисторическими. Свидетельство свидетельствует о доисторическом, оно указывает на это событие, даже при отсутствии какой-либо возможной корреляции.

Иначе говоря, если свидетельство может быть свидетельством о доисторическом, если это свидетельство само может быть доисторическим, то указательное свидетельство не должно больше определяться инференциальной деятельностью ученого, как и доисторическое событие не должно определяться учреждающей деятельностью познающего. Само свидетельство должно мыслиться в некорреляционных терминах.

Я предположила, что аргумент Мейясу от доисторического мотивирует, в первую очередь, некорреляционное или трансцендентное для познания описание свидетельств (или, как он выражается, «следов»), а не некорреляционное описание события. Это задает антикорреляционисту путь и повестку дня, отличные от тех, которые он предвидит — поскольку он заинтересован в отсоединении мысли о событии от мысли о свидетельстве, а также онтологической мысли от эпистемологической. Однако, если бы свидетельство было «абсолютным» в этом смысле, то эти различия больше не означали бы того, что они означают для корреляциониста. Абсолютное свидетельство деконструирует эти различия, поскольку оно подразумевает идею свидетельства как независимого от трансцендентальной деятельности. Для такого взгляда мы находим удивительные ресурсы в понятии текстуальности Деррида, к которому мы сейчас и обратимся.