Нормальное влияние инвалидизации

При взаимодействии с пациенткой любому психотерапевту сложно было бы заметить, что является обоснованным и нормативным в более эмоциональном поведении Мии, и особенно сложно — понять, каким образом собственные реакции психотерапевта ухудшают ситуацию. Когда за эмоциональной вспышкой Мии последовали инвалидизирующие реплики со стороны психотерапевта (вопросы о том, как Миа «толкует» ситуацию), эмоции Мии усиливаются, и она выражает их более интенсивно. Так же было бы у каждого из нас. Это естественный физиологический процесс, вызываемый инвалидизацией, который выражается усилившимся возбуждением и чувством потери контроля над собой (Shenk & Fruzzetti, 2011). Каждый из нас обнаруживал, что его эмоции усиливаются, и он начинает выражать их более интенсивно после того, как кто-то выразил сомнение в нашем понимании ситуации. Если мы довольно длительное время всесторонне сталкиваемся с таким сомнением относительно чего-либо, имеющего для нас чрезвычайно важное значение, наши эмоции и их проявление доходят до крайностей. Нам не удается усваивать новую информацию и сделать усилие, чтобы восстановить контроль над собой. Это нормально. В данном случае, психотерапевт не принял в расчет того что нормальная реакция пациентки на инвалидизацию с ее стороны повлечет за собой эмоциональное возбуждение.

Столкнувшись с инвалидизацией, в зависимости от нашего опыта и темперамента, мы можем усилить проявление эмоций или же приложить намеренное либо неосознанное усилие для того, чтобы их сдержать. Если эмоции сильны, но мы способны их контролировать, мы можем остановиться, притупить эмоции, отсрочить их, замолчать, замаскироваться, избежать, отдалиться, либо же выборочно фокусировать свое внимание. Наши собственные реакции могут вызывать у нас презрение, страх  или стыд (вторичные эмоции). Те, кто лучше владеет навыками управления эмоциями, могут испытывать очень сильные переживания, но у нас есть способность так модулировать выражение своих эмоций, чтобы соответствовать обстоятельствам, существующим в обществе. Например, психотерапевт Мии умышлено принимает более расслабленную позу и замедляет дыхание, когда замечает признаки собственной дисрегуляции.

Когда речь идет о чем-то важном (как в случае с Мией), а другие люди не реагируют на наши эмоциональные проявления, каждый может дойти до дисрегуляции и, выражаясь образно или в буквальном смысле, закричать: «Вы не понимаете! ». Очевидно, не все обращаются к умышленному нанесению себе телесных повреждений, чтобы решить проблему дисрегуляции, но основные психологические процессы одинаковы как у пациента, так и у психотерапевта. Инвалидизация провоцирует усиление эмоций, сужает наше восприятие, мышление и порывы к действиям, заставляя концентрироваться на том, чтобы как-то отреагировать на угрозу. Единственное, что для нас имеет значение — донести до сознания собеседника то, что мы хотим сказать.

Для наших пациентов дисрегулированные переживания и их выражение могут войти в привычку, стать такой реакцией, которая мгновенно возникает в первую очередь, что, в свою очередь, быстро формирует сложные паттерны в межличностных отношениях. Данный процесс может происходить так быстро и в настолько неожиданных контекстах, что как психотерапевт мы пропускаем переход от раздражителя (то есть, нашей непреднамеренной инвалидизации) к сильным эмоциям. Мы неожиданно обнаруживаем, что пациент почему-то находится в чрезвычайно дисрегулированном состоянии. Все усложняется. Процесс психотерапии превращается в минное поле для обеих сторон.

Что сложно перенести как пациенту, так и психотерапевту, так это то, что инвалидизация нужна — психотерапевту необходимо сообщать пациентке о том, что является неэффективным и нецелесообразным в реакциях Мии. Без корректирующей обратной связи со стороны психотерапевта (о том, каким образом лучше всего воспринимать поведение сотрудника, проводившего собеседование, и как реагировать на него) Миа снова окажется без работы; если не исправить ее восприятие мотивов психотерапевта, ее доверие будет подорвано. Ее эмоции слишком сильны, как нормативно, так и практично: они способны перечеркнуть усилия, которые им обеим нужно приложить, чтобы помешать ей отправить слишком резкое письмо интервьюеру. Оставить эту тему нецелесообразно. Также не принесет пользы согласие с тем, что является необоснованным («Да, этот человек ведет себя как последняя сволочь. То, что он с вами так разговаривал, не вписывается ни в какие рамки! »). Психотерапевт должен инвалидизировать (или хотя бы избегать валидации) эмоциональные реакции, когда они несоразмерны или основываются на ошибочном восприятии. Чтобы помочь пациенту измениться, часто требуется активная и повторяющаяся инвалидизация, что несовместимо с достижением его долгосрочных целей. Все же, повторяющаяся инвалидизация обычно вызывает эмоциональное возбуждение и ведет к дисрегуляции, что препятствует обучению пациента и гибкому реагированию с его стороны. Когда пациент предельно чувствителен, каким образом мы можем помочь ему достичь изменений и обучиться чему-то новому? Использование валидации наподобие того, как вы бросаете голодной собаке кость, не сработает в ситуациях подобного рода. (Просто вспомните, что было, когда вы в последний раз сказали любимому человеку, который был зол на вас «Да, дорогая, наверное, тебе было тяжело, когда я это сделал». ) Требуется нечто гораздо более сложное. Психотерапевт должен одновременно ориентироваться на цели пациента и оставаться открытым тому, что следует валидировать в его реакциях, не усиливая дисфункционального поведения, не провоцируя такую эмоциональную реактивность, которая сорвет выполнение терапевтической задачи, а также не теряя из виду изменения, которых необходимо достичь. Например, в случае с Мией психотерапевту следует оставаться открытым тому, что тон сотрудника, проводившего собеседование, действительно был неприятным; возможно, ей понадобится валидировать крайне интенсивные эмоциональные переживания (вспыхнувший гнев был настолько силен, потому что Миа, возможно, не могла достичь невероятно сложной цели), при этом не валидируя проблематичное выражение эмоций (ответный удар в виде письма вряд ли в ее интересах).