Начало партийных организаций 9 глава

Правда, члены Кокуса извлекают из своего положения не только удовлетворение самолюбия или сознание исполненного долга. Некоторым из них это положение служит благоприятной рекламой в их делах, в торговле; благодаря своей деятельности в Кокусе они приобретают полезные связи, которых не могли бы получить иным путем, Некоторые из них извлекают более пря­мые и ощутимые доходы, получая чрезвычайно скромные суммы за р а б о т у для ассоциации и партии. Но во всяком случае, члены английского Кокуса, получающие материальные доходы в той или другой форме, составляют незначительное меньшинство. Большинство членов «сотен» и их сотрудники в кварталах пови­нуются соображениям скорее сентиментального порядка.

Этим многочисленным удовлетворениям, доставляемым Коку-сом, соответствует обязательство абсолютной преданности орга­низации или, выражаясь точнее, дисциплины. Как только человек попадает в ряды Кокуса, он должен подчиняться и точно выполнять возложенную на него задачу, если же он этого не сде­лает, то с ним будет покончено, и он будет тогда брошен обратно в толпу, из которой Кокус его вытянул. Однако дисциплина не всегда строго соблюдается. Часто в Кокусе бывают угрюмые лю­ди, которые инстинктивно враждебны общему мнению, или люди действительно независимого ума, которые проникают, хотя и в виде исключения, в «сотни» и иногда оказываются даже в испол­нительных комитетах. В том случае, если нельзя договориться с этими смутьянами или заставить их замолчать, обычно стараются от них избавиться, и это уже дело изобретательности - - выдумать для этого средства. Кроме того, в Кокусе имеется чересчур значительный запас зависти, мелких оскорб­ленных самолюбий, простого тщеславия, чтобы все это не высту­пало наружу. Поэтому в Кокусе часто бывают небольшие восста­ния, происходящие время от времени в кварталах даже среди то­ри, где дух подчинения весьма силен.

Этот интеллектуальный и моральный уклад большинства лиц, состоящих в Кокусе, и необходимость сообразоваться с ними, понятно, не делает Кокус особенно привлекательным для лиц тонкой чувствительности, так же как его приемне очень притягателен для независимых умов. Многие из наиболее видных членов Кокуса понемногу от него отдалились, и в то же время приток маленьких людей непрерывно поднимался на по­верхность, а вместе с ними проникал узкий, мелкий мещанский дух, меряющий все - - и людей и вещи — своей меркой.

VI

В предыдущем описании организации партий речь шла о гос­подствующем типе, таком, как он развился особенно в «парла­ментских городах». Именуемые так города образуют, как уже из­вестно, категорию избирательных округов, отличных от «графств». Эта двойственность избирательных коллегий, создан­ная особыми условиями, в которых народное представительство было установлено в Англии, сохранилась и до наших дней. При­зывая «для службы в парламент» представителей графств, которые с незапамятных времен представляли местную крупную политико-административную единицу, короли, кроме того, наме­чали некоторые города, которые должны были на равных осно­ваниях с графствами посылать своих депутатов. Города, пользо­вавшиеся этой королевской милостью, становились, на время парламентских выборов, независимыми от графств, часть кото­рых они географически составляли. Когда реформа 1832 г. за­несла заступ на старое избирательное здание, она не только из­менила избирательный ценз, но произвела новое уравнение по­литической власти между городами, имеющими прямое предста­вительство в парламенте и не имеющими его. Путем нового «рас­пределения мест» она предоставила специальное представитель­ство некоторым городам, приобретшим крупное значение, глав­ным образом, из-за грандиозного подъема промышленности, и ли­шила его незначительные или пришедшие в упадок местечки, гни­лые местечки (Ьоигдз роигпз), которые пользовались парламент­ским избирательным правом только по историческим основаниям. Лишенные своего права представительства, эти местечки были «потоплены» (тегдео!) в графствах, т.е. присоединены к избира­тельным округам графств. Продолженное последующими рефор­мами 1867 и 1884—1885 гг, расширение избирательного права производилось всегда тем же способом. Таким образом, несмот­ря на нивелирующий характер реформ, сохранился двойной тип избирательных коллегий: «города», т.е. округа исключительно го­родские, и «графства», т.е. сельские округа с более или менее значительным привеском городских наслоений. Даже введение в 1885 г. системы округов с одним депутатом не привело к исчез­новению этой двойственности. Она сохранилась фактически не только благодаря различию экономических и социальных усло­вий в «городах» и «графствах», но также и вследствие закона, который не обставлял одинаковыми условиями право голосова­ния тех и других. Большая территория округов «графств» в ком­бинации с очень неравномерно распределенными местами, ре­дким населением, разнородный состав избирательного корпуса и необычная политическая молодость сельской его части — были мало благоприятны для расцвета мощной политической внепарла­ментской организации. Однако Кокус попытался ввести в «граф­ства» «Бирмингемский план» уже с 1885 г., но успех был незна­чителен. Учрежденная в каждом графстве ассоциация на базе, так сказать, представительной сводилась часто к комитету, нахо­дившемуся в главном географическом пункте графства, и члены которого были джентльмены (депИетеп), земельные собственни­ки, люди либеральных профессий с небольшим придатком ком­мерсантов. Вместо избирательных секций, которые ассоциация по плану должна была иметь в каждой местности, часто бывало только одно лицо, которое из преданности соглашалось занимать­ся партийными делами. Организация консерваторов была еще ме­нее демократической. Они, правда, имели в крупных деревнях «рабочие ассоциации» со адшге в качестве председателя и его (управляющим) в качестве секретаря. Но их политическая деятельность проявлялась, главным образом, в ежегодном обеде, который соглашалось почтить своим присутствием местное джен­три. В маленьких деревнях священник и школьный учитель или кто-нибудь из них являлись представителями всей организации партии тори. Ведение дел, связанных с избирательными списка­ми, было в руках стряпчего (зоПсИог), который поручал их своему клерку.

1885 год открыл новую политическую эру в «графствах». По­нижение ценза, благодаря реформе, создало около двух миллио­нов новых сельских избирателей; всякий, занимающий коттедж, получал право голоса. Понятно, крестьянин, получивший звание члена Суверена, сразу становился объектом нежной заботы пар­тийных организаций. Либералы, которые провели избирательное право в отношении сельских масс, поспешили предложить, через посредство Кокуса, дополнить это расширение предоставлением голоса в партийных делах через представительные ассоциации. Но не было людей, из кого составить эти ассоциации, и положе­ние до сих пор таково. Во многих приходах не только нет воз­можности составить избирательную ассоциацию, но едва хватает людей для образования небольшого комитета. В частности, либе­ралы попадают в трудное положение в чисто земледельческих местностях сельской страны. Эти местности, в особенности на юге, всегда проникнуты феодальными традициями. Видные лица все принадлежат там к партии тори, и крестьянин либеральной окраски может часто вызвать к себе враждебность. Экономиче­ское положение мелкого землевладельца или батрака чересчур шатко, чтобы он мог им с легким сердцем рисковать, игнорируя землевладельца и священника. Часто у него нет даже собствен­ного жилища, все коттеджи принадлежат лэндлорду, который сдает их без договора и может во всякое время выбросить жиль­цов за дверь. Впрочем, нет даже надобности в запугивании, что­бы лишить независимости крестьянина и задержать развитие пуб­личной жизни в деревнях. Феодальная атмосфера, окутывающая южные районы страны, так же как и недостаток просвещения, чересчур часто вполне для этого достаточны, разве что какое-ни­будь чрезвычайное обстоятельство, касающееся насущного хлеба деревенского населения, как, например, вопрос о протекционном законе относительно предметов питания, послужит для крестьян ударом хлыста.

Партийная организация, ввиду невозможности по той или дру­гой причине иметь деревенские комитеты, удовлетворяется сек­ретарями, добровольными корреспондентами в каждой местно­сти. В либеральной организации деревенским корреспондентом обыкновенно бывает сапожник, портной, местный кузнец или прогрессивный земледелец, иногда почтальон. Как человек из на­рода, он пользуется доверием своих соседей. Корреспондент то­ри, наоборот, обычно «высокопоставленное» лицо, священник, школьный учитель, фермер. На севере организация тори более демократическая. Если приход не может служить базой партий­ной организации, несколько приходов группируются в местные «центры», которые обычно являются ассоциациями или окружны­ми комитетами. Их делегаты часто получают мандаты от самих себя. Часто вместо ассоциаций в некоторых деревнях бывают не­большие комитеты или иногда партийные клубы. В городских фракциях районов графств этих трудностей почти не встречается; так, в районных ассоциациях обычно бывают секции во всех городах. Кроме того, есть деревни, которые ни в чем не уступают городам в отношении развития партийных организаций: это именно сельские, не землевладельческие округа (Й181пс18). На севере Англии, так же как в Шотландии, бывают сельские агло­мерации, которые являются, главным образом, фабричными и промышленными. В некоторых из этих деревень население чис­лится тысячами, и, в сущности, это скорее города. Впрочем, ор­ганизация партии все больше завоевывает себе место в земле­дельческих округах.

В организациях графств плутократический элемент - - круп­ные вкладчики — играет еще большую роль, чем в городских Кокусах. Таким образом, там уже заранее предрешено и почти узаконено. Деятельность проявляется гораздо более откровенно, более патриархально, можно было бы сказать, для нее не требуется всех форм, обрядов настоящих городских Коку сов.

Как ни далека от теоретического совершенства организация графств, она все-таки своими многочисленными секциями, коми­тетами, добровольными корреспондентами произвела в графствах известную децентрализацию в управлении партийными делами. И, что не менее важно, эта организация состоит, главным обра­зом, из маленьких людей, начиная с деревенского сапожника до городского лавочника, которые раньше сами держались или ко­торых держали в стороне, для того чтобы предоставить место джентльменам. В организациях тори это было достигнуто в мень­шей степени; консервативные ассоциации графств не испытыва­ют в той же мере потребности быть демократическими, потому что тори, наследники или легатарии прежнего строя, со своими традиционными социальными связями, естественно, знают все в деревне вдоль и поперек. священник, а также, кабатчик, составляют там живое ядро политической ор­ганизации, в которую непосредственно входят все сельские жи­тели, которые не эмансипировались благодаря своему развитию, интересам или честолюбию. Понятно, в очень многих местах по­чва вскоре будет вырвана из-под ног адшге и рагзоп, но на по­верхности она еще не тронута. За лэндлордом, сумевшим запа­стись хорошей репутацией, и сейчас, как в прежние времена, следуют все без различия личных политических симпатий.

Глава вторая ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КОКУСА

Как ни обеспечивает порядок и дисциплину изученная нами организация партий, она простирается только на горсточку лю­дей. Как может она взять громадную крепость почти всеобщего избирательного права? Иначе говоря, каковы способы проникно­вения и приемы действий Кокуса на совокупность избирателей?

Мы уже видели, как избирательная регистрация, изготовление избирательных списков, почти целиком переданное публичной властью частной инициативе, достались партиям. Эта брешь, уже давно проделанная в конституционном строе и никогда не заде­ланная, первая открыла свободный доступ Кокусу, С расширени­ем избирательного права заботы частных лиц о регистрации стали еще более настоятельной политической потребностью, и ассоци­ации Кокуса, заменившие прежние общества регистрации, поспешили взяться за продолжение дея­тельности и источник влияния.

Для того чтобы отдать себе отчет в этой деятельности и в ро­ли, которую занимает Ко кус, необходимо углубиться в детали трудной задачи, какую представляет из себя регистрация. Зако­нодательные положения по этому вопросу содержатся более чем в ста текстах, к каковым надо еще прибавить комментарии к од­ному из самых обширных и путаных законодательств. Одни толь­ко избирательные категории, т.е. условия ценза и местожитель­ства, обусловливающие право быть занесенными в избиратель­ный список и вотировать, отличаются необычайной многочислен­ностью и путаностью. Следуя обычному методу английского за­конодательства, которое не создает чего-либо целиком, не стира­ет всего старого, но подправляет его или добавляет к нему, каж­дый новый билль о реформе, расширявший избирательное право, устанавливал новую группу избирателей с особенными условия­ми ценза. Так, к избирателям, пользовавшимся правами до 1832 г., великая реформа прибавила в городах нанимателей недвижимостей с основной наемной платой в десять ливров стер­лингов, а в графствах, т.е. в сельских округах, собственников недвижимостей с ежегодным доходом в десять ливров, а также че­тыре категории субарендаторов. Актом 1867 г. был понижен для собственников в графствах минимальный ценз в 10 ливров до 5 ливров и введены новые избирательные категории, предоста­вившие право вотума всем нанимателям недвижимостей с еже­годной минимальной наемной платой в 1 2 ливров в графствах, а в городах всем нанимателям особняка, безразлично, какой цен­ности, так же как и комнатным жильцам с ежегодной квартир­ной платой не менее 10 ливров. Реформой 1885 г. были установлены две последние категории избирателей также и в графст­вах. На основании того же акта, распространительно истолкованно­го в юриспруденции, право вотума было предоставлено людям, на­ходящимся в услужении, таким, как кучера, садовники, мальчики при магазинах и т.д., не живущим под одной крышей со своими хо­зяевами. Таким же путем было признано право вотума за субарен­даторами сдаваемого целиком, частями или по отдельным комнатам дома, без ограничения какой-либо минимальной арендной платой.

Кроме этих условий, предоставляющих избирательное право, закон ставит также условиями для пользования этим правом уп­лату налога в пользу бедных за недвижимость, владение или аренда которой составляет избирательный ценз, а также прожива­ние в данной местности в течение известного периода, до годичного закрытия списков, обыкновенно двенадцати месяцев (исключение сделано для собственников в графствах, которые не связаны ника­кими условиями проживания). Избиратель, который в течение этих двенадцати месяцев переменил местожительство, оставшись в том же местечке, или, если речь идет о графстве, в том же избиратель­ном округе, сохраняет право быть внесенным в список, если он квартиронаниматель; но он теряет это право, если он только ком­натный жилец, ему достаточно переехать в следующий дом по той же улице, чтобы лишиться права вотума до истечения требуемых двенадцати месяцев проживания в новом помещении.

Таким образом, для того чтобы занести избирателя в список и отстаивать его, если его право оспаривается, нужно констати­ровать в отношении его многочисленные обстоятельства, как фактические, так и юридические, которые часто бывают источ­ником весьма сложных вопросов. На какого рода собственности или занятии может он основывать свое право? Может ли он тре­бовать его согласно тому или другому биллю? Занимает ли он «дом» или нет? Это зависит от обстоятельств. Если в доме не­сколько квартир или комнат, нанятых непосредственно или от на­нимателя таким образом, что наниматель никаким образом не мо­жет располагать ни комнатами, ни лестницами, каждый из зани­мающих эти квартиры или комнаты «живет в доме». Но если на­ниматель каким бы то ни было образом может располагать ими, то они уже только его «жильцы» и могут требовать избиратель­ного права только в качестве комнатных жильцов, имеющих тре­буемый ценз. Титул «жильца», в свою очередь, не так ясен, как это могло бы казаться. Разделяет ли жилец свою комнату еще с кем-нибудь, отделена ли его кровать от других кроватей перего­родкой, предоставлена ли комната только в его исключительное распоряжение? Например, сын, проживающий со своим отцом, может требовать избирательного права как комнатный жилец, но, если в двери комнаты нет замка или если он разделяет свою спальню с гостем семьи, он не имеет избирательного права, так как комната не в его исключительном распоряжении. При усло­вии, если от избирателя требуется проживание в «доме» в течение двенадцати месяцев, он может, однако, в течение этого вре­мени переменить несколько квартир; но если это происходит в Лондоне, нужно установить, входит ли соседняя улица, куда он перебрался, в тот же «бург»; если нет, он теряет свое избира­тельное право; в то время как Бирмингеме или Ливерпуле он мо­жет переехать с одного конца города на другой, не повредив сво­ему избирательному праву, потому что Бирмингем или Ливерпуль хотя и разделены на несколько избирательных округов, но со­ставляют каждый один город. Вспомоществование, получаемое избирателем, его женой или детьми от общественного призрения, лишает его избирательного права. Это как будто просто. Но вот избиратель, измученный женой-алкоголичкой, выведенный из терпения, выгоняет ее; впавши в нужду, голодая, она просит о по­собии из прихода и получает его; должен ли или нет ее муж быть вычеркнут из избирательного списка? Избиратель заболевает ос­пой, и его, по распоряжению властей, помещают в специальный госпиталь, где за ним ухаживают и кормят его. Он получил, зна­чит, вспомоществование в продуктах, но, с другой стороны, что­бы поправиться, нужно было, чтобы он ел. Можно ли сохранить его имя в избирательном списке?

К этим вопросам и многочисленным трудностям, относящимся к применению законов об избирательном праве, из которых мы здесь привели только несколько примеров, прибавляются фор­мальности, установленные для изготовления и корректирования списков избирателей всех категорий; эти формальности на прак­тике создают, в свою очередь, необходимость прибегать к мно­гочисленным установлениям факта, к оспариванию права или по­просту к шиканам. При нынешнем положении вещей, ког­да почти вся работа, связанная с изготовлением списков, переда­на партиям, тройная функция установления факта, оспаривания права и шикан выпала на долю ассоциаций Кокуса.

II

Для того чтобы о каждом избирателе знать все особенности, в силу которых включение или исключение его может быть по­требовано или в нем может быть отказано, ассоциация прибегает к сапуазз, к общему обходу округа из дома в дом. Этот обход требует много труда. Комнатные жильцы особенно затрудняют задачу вербовки в больших городах. Представляя из себя чрез­вычайно текучее население, они очень часто меняют адрес, и их надо непременно найти, потому что, даже если они давнишние избиратели, они должны ежегодно вновь записываться, в то вре­мя как прочие избиратели вписываются помимо них. В бюро Ко­куса собираются сведения, доставляемые, так же как сведения, поступающие из прихода относительно избира­телей, опоздавших уплатить налог, и тех, кто получал вспомоще­ствование от общественного призрения. Снабженные этими сведениями, ассоциации прилагают все усилия, чтобы внести в спи­ски, путем гес1ата1юп5, возможно большее число своих сторон­ников и вычеркнуть, путем рго1ез1а1юп5, возможно больше своих противников. Различие между друзьями и врагами было установ­лено во время анкеты гес1ата11опз сатгазз, с помощью которой особенно стараются узнать, какова «политика» избирателя, т.е. с какой партией он склонен вотировать. Весьма часто «политика» нескольких избирателей остается тайной или загадочной, что вы­нуждает занести их в разряд «сомнительных» и рассматривать их, вплоть до доказательства противного, как врагов.

Заботами ассоциации протесты и заявления направляются к инспектору над бедными, приставленному к избирательным спи­скам. Он вносит их, не устанавливая их правильности. Оконча­тельное решение принадлежит представителю публичной власти, известному уже нам геллзшд Ъагпз1ег, который ежегодно в каж­дом округе открывает свой соиг ее гед1з1га1юп. Здесь-то Кокусы-соперники вступают в настоящий бой по вопросу об избирате­лях, внесенных в избирательный список или пропущенных в нем. Из весьма краткого нашего обзора по вопросу о соответствую­щем законодательстве можно убедиться, как легко возбуждать спорные вопросы. Агенты партии пускают в ход все ресурсы сво­его профессионального знания, чтобы их умножить, с целью ли­шить права голосования возможно большее количество сторонни­ков противной партии. Кеу1зтд Ъатз1ег обычно только арбитр при сражении соперничающих партий. То обстоятельство, что из­бирательное право долго было личной привилегией, благом, до­ступным единицам, оставило в тени, затушевало истинный харак­тер вотума, представляющего из себя публичное право, отправ­ляемое в общих интересах. Вмешательство политических партий, которые набросились на пользование избирательным правом для того, чтобы заставить его служить своим особым целям, оконча­тельно сделало из вотума частное право в смысле, употребляе­мом Гражданским кодексом (Сойе сМ1е), особенностью, однако, не в пользу индивида, у которого есть на то соответствующий статус, а в пользу «партии». В судах по регистрации партии и яв­ляются настоящими спорящими сторонами, оспаривающими друг у друга избирательные за'писи; для них это так же предмет торга, как это случается в отношении каждой собственности, дающей повод к спорам и мировой сделке. Таким образом, часто случа­ется, что агенты одного и другого Кокуса, чтобы очистить почву, после предварительного соглашения отказываются от одинаково­го количества заявлений и протестов (ра!г ой~). Не посоветовав­шись с заинтересованными избирателями, они жертвуют их пра­вами, более или менее обоснованными, учитывая исключительно равенство шансов партий. Если избирательный судья напоминает им, что, действуя таким путем, они могут внести в регистр лиц, которые не имеют на то права, или ласе уегза, агенты Кокуса не­изменно, в свою очередь, напоминают ему об освященном обычаем правиле, согласно которому удовлетворяются все требова­ния, по которым партии согласны. Безусловно, без вмешательства ассоциаций многие избиратели, предоставленные своим собст­венным силам, не могли бы выбраться из густого леса, который представляет собою законодательство и юридическая практика по избирательному вопросу. Но не менее верно и то, что это вме­шательство — источник «плутовства и ловких проделок партий» (как говорил один секретарь Кокуса тори), которыми отличается процедура регистрации. Во всяком случае, ассоциации черпают в этом источник влияния для своих партий и оправдание их собст­венного существования. Под предлогом помочь избирателю от­стоять свое право вотума, Кокусы проникают к нему и намечают вехи для своей последующей деятельности, для того момента, когда наступят выборы. Избиратели, завоевавшие свое место в регистре или защищавшие его при помощи ассоциации, естест­венно, связываются с ней узами благодарности. Другие избира­тели, хотя и уверенные в своем праве, признательны ассоциации за то, что она позаботилась об их включении в регистр, и таким образом они привыкают смотреть на нее доброжелательно и от­носиться внимательно к ее предложениям.

III

По внесении в избирательный регистр политических друзей, ассоциации, чтобы закрепить их и завербовать других, принима­ются за пропаганду в пользу партии или, как говорят, за поли­тическое воспитание избирательного корпуса. Организации проводят его в трех формах: митинги, доклады и партийная литература.

Митинги с первого же момента стали излюбленным способом действия Кокусов. Они соответствовали представлению Кокуса о том, что политический прогресс осуществим только путем посто­янной агитации и что вести агитацию значит воспитывать страну, Во всяком случае, митинги должны поддерживать шум вокруг партии для того, чтобы показать, что она жива и сильна. Чтобы обеспечить успех, они должны организовать «влиятельную плат­форму», объединить на эстраде многих местных выдающихся лиц и, прежде всего, прекрасных ораторов. В прежние времена вовсе не нужно было быть оратором, чтобы произвести впечатление на английскую аудиторию; все, чего слушатели требовали, были ис­кренность выражения и здравый смысл (соттоп зепзе), который прямо достигал не только их простого ума, но и сердца. Форма не имела значения; если она была хоть сколько-нибудь блестя­щей, она даже возбуждала сомнения в честности оратора; в нем подозревали комедианта, который выучил свою роль и хочет оду­рачить честных людей. Но прогресс этой социальной утонченно­сти, который из эвфемизма называют культурой, а с другой сто­роны, пришествие демократии — все это изменили. Благодаря по верхностной цивилизации, воспитывающей народное эстетиче­ское чувство в любви к шумихе и броским цветам, и в результате усилий, затраченных, чтобы пленить нового господина — суве­ренный народ — искусственными приемами речи, риторика по­литиков скоро стала забавой толпы, и хороший оратор стал геро­ем дня. В то же время жажда политического красноречия не­обычайно выросла в стране. Кокус вовремя пришел, чтобы удов­летворить эту жажду и в то же время возбудить ее. Одним, охваченным зудом слова, он доставил способ излить свое крас­норечие в интимных собраниях организации, потом в публичных митингах. Другим он доставил случай послушать хороших орато­ров, знаменитых ораторов, выступавших по просьбе ассоциации. Обычные ораторы ассоциации — это ее собственные члены, председатель и другие сановники. За ними следует местный М.Р., т.е. член парламента округа, который должен возможно чаще по­казываться перед своими доверителями и произносить им речи. Но самой большой приманкой являются импортированные из Лондона ораторы, «тяжелое орудие», получаемое при посредстве центральной партийной организации. Местные ассо­циации всегда требуют, чтобы им послали, по меньшей мере, од­ного известного М.Р., если они не могут претендовать на получе­ние министра или бывшего министра. Последние отпускаются провинциальным народным аудиториям в ограниченном количест­ве. Но простые М.Р. доставляются весьма щедро. Прежде член парламента редко говорил даже в своем собственном округе, для этого нужен был какой-нибудь особый случай: годичное собра­ние сельскохозяйственного общества или аналогичное событие. Теперь М.Р. только это и делают: вне сессии, во время сессии, — они говорят всегда; их не оставляют в покое. Прежде всего они коммивояжеры своей партии, а потом уже законодатели.

IV

За редким исключением, их речи носят боевой характер, тон их полемический, и они изобильно уснащены эпиграммами. Че­ресчур велика у ораторов жажда аплодисментов, чтобы они мог­ли устоять перед соблазном стать в уровень со своими аудитори­ями, приспособиться к их новым понятиям красоты и добра. В то самое время, как полукультура развивала в толпе новые эстети­ческие вкусы в указанном нами направлении, рост просвещения способствовал повышению их морального чувства. Их сердца на­чинали сильнее вибрировать в стремлении к справедливости и до­бру, благородные побуждения находили в них все более громкий отклик; одним словом, способность к возвышенным душевным движениям приняла в массах размеры, дотоле неизвестные. Но в том состоянии полукультурности, которое явилось следствием роста просвещения, их энтузиазм лишен был сдерживающих мо­ментов, обусловливаемых суждением. Митинговые ораторы не только не способствуют появлению их, но далеки от того, чтобы взять на себя неблагодарную задачу воспитать их в массах, они просто стараются использовать новые тенденции в настроении толпы. Их речь, как бы оживленная веянием, воспламеняющим сердце испещренная пикантными замечаниями по адресу против­ников, представляет собой пряное рагу, приятно щекочущее эс­тетический и моральный вкус аудитории. Ораторы платформы их забавляют и поучают в то же время. Политическое красноречие в полном смысле этого слова, предполагающее всегда известную изысканность формы и глубину, больше не существует. Число людей, умеющих говорить, и хорошо говорить, значительно воз­росло, но продуманность, достойная форма речи и выбор выра­жений — явления, почти не наблюдающиеся на платформе. Ора­торы, на обязанности которых лежит постоянно доказывать, что их партия неизменно права, и во что бы то ни стало обвинять противную партию, вынуждены рубить с плеча.

Не очень отличаясь в основных чертах, красноречие платфор­мы заключает оттенки и вариации не только в зависимости от вы­ступающих ораторов, но, главным образом, сообразно местности и аудитории. На севере, с его населением, отличающимся вдум­чивым умом, чистая риторика не произвела бы впечатления. Там оратор должен обосновать свою мысль, и серьезно обосновать. Сельские округа требуют красноречия простого и довольно серь­езного по тону. Лондонские аудитории настроены фривольно, и им нужно, чтобы речь изобиловала эпиграммами, язвительными намеками. Но каков бы ни был характер красноречия на митин­гах, присутствующие, принадлежа обыкновенно к одной и той же партии, слышат звон одной колокольни. Партийные собрания проходят без прений. До последнего времени очень редко ораторам ставились вопросы. Проводившаяся в течение последней декады специальными организациями пропаганда свободной торговли и протекционизма ввела обычай задавать вопросы ораторам и доклад­чикам. На партийных митингах это тоже наблюдается, но в боль­шинстве случаев вопросы задают политические противники с целью обструкции. Уже издавна на выборных собраниях, в особенности в Шотландии, выступали лица, прозванные ЬесЫеге, специальностью которых было задавать кандидатам коварные вопросы. НесЫеге можно видеть теперь на всех политических собраниях. В конце концов выходит так, что на митингах проповедуют перед уже об­ращенными в веру и что эти митинги преследуют только цель рас­пространить на слушателей магнетический партийный ток или, пользуясь словом, при помощи которого лидеры Кокусов любят выразить свое излюбленное понятие, возбудить энтузиазм.