Начало партийных организаций 7 глава

VI

Консервативная партия действительно попала не в очень хо­рошее положение в конце этой четверти века, хотя она и всту­пала в него при самых блестящих ауспициях⁷³.

Кризис гомруля вместо того, чтобы поколебать ее, как ее со­перника — либеральную партию, наоборот, только укрепил. По­пытка Гладстона предоставить Ирландии гомруль позволила тори выступить в роли защитников единства империи, вернуться к своей обычной роли консерваторов. Партии больше не нужно было гальванизации при помощи героических приемов демо­кратии партии тори, соперничающей с радикалами. Не смелостью можно было теперь ее увлечь, эффектные выступ­ления, пронунциаменто на время, были во всяком случае неуме­стны. Лорд Рандольф Черчилль⁷⁴ этого не понял, и он заплатил своим положением за ошибку. В министерстве Солсбери, став­шем у власти в результате выборов 1886 г., лорд Рандольф занял второе место как благодаря своим личным качествам, так и из внимания к тому, что он был признанным главой городской де­мократии тори, столь усиленно способствовавшей избирательной победе. Но едва прошло несколько месяцев, как он внезапно ушел из министерства под предлогом, что оно мало считалось в своей финансовой политике с интересами налогоплательщика. Эта отставка вызвала в стране сильное волнение, но и только. Народные организации, которые несколько лет назад встали на защиту Черчилля, на этот раз остались спокойными. В настоящий момент под угрозой было не столько дело народа, угрожаемое аристократическими лидерами, сколько интересы Союза, за ко­торые эти самые лидеры сражались так блестяще и успешно.

Лидеры вышли победителями из этого инцидента, который на миг показался чем-то вроде серьезного кризиса, и благодаря правительственным успехам они в течение нескольких лет отражали бешеные нападки оппозиции и видели, как их авторитет и пре­стиж в партии вырастали изо дня в день. Их блестящий успех и затмение демократического торизма естественно привели к тому, что побледнела звезда народной организации, поднявшаяся на го­ризонте консерватизма против партийных вождей. Вместо того чтобы быть, как того хотели Р.Черчилль и его друзья, солнцем в планетной системе партии, представительная организация стано­вилась почти спутником лидеров. Она участвовала во всех дви­жениях, ежегодно торжественно выступала на конференциях де­легатов объединенных ассоциаций, но далеко не являлась регу­лятором даже с внешней стороны, как радикальный Кокус, дви­жения партии. Голосовавшиеся на этих конференциях резолюции не становились тем самым и даже не должны были стать пунк­тами программы тори. Традиционные влияния, носителем кото­рых являлась партия тори, были еще чересчур живы в англий­ском политическом обществе.

Как бы то ни было, борозда, проведенная демократическим торизмом, была чересчур глубока для того, чтобы эти влияния могли ее стереть. Несомненно, прогрессивная политика мини­стерства Солсбери в большой мере была обязана тому факту, что она держалась у власти поддержкой либералов-унионистов. Од­нако, прислушиваясь к советам своих союзников либералов, ми­нистерство Солсбери⁷⁵ с неменьшей готовностью подчинялось побуждениям, исходящим от его собственной партии, в которой оказывало действие введенное в нее демократическое начало. Эта работа не совершалась сама по себе, она встречала много препятствий и в классовых предрассудках, и в иерархических тенденциях общества, и в безразличии и невежестве масс; одна­ко она продолжала развиваться медленными, но верными шагами. Благодаря ей в местных Кокусах накоплялась скрытая сила, ко­торая должна была сказаться при первом крупном событии.

VII

После короткого междуцарствия либералов, от 1892 до 1895 года, унионистская партия вышла победительницей из вы­боров 1895 г., на которых, как казалось, навсегда было покон­чено с гомрулем. Но, несмотря на свое громадное большинство, она с первого же дня стала приходить в упадок. Угроза гомруля, отныне устраненная, не могла больше держать в напряжении весьма разрозненную унионистскую коалицию, образованную против ирландской автономии. Известная апатия, только усилен­ная растущим экономическим благосостоянием, охватила правя щую партию. Организация партии в стране ослабела. Воспользо­вавшись этим моральным умалением, аристократические влияния, не завоевав и не вернув утраченного ими значения в стране, ут­вердились у кормила правления, главным образом, в деле распре­деления постов и государственных доходов; они сказались также в более высокомерной позиции Палаты лордов, получившей но­вую поддержку в богатой или разбогатевшей буржуазии. Поли­тическое обращение последней, начавшееся после 1886 г., сказывалось все сильнее. Для того, чтобы получить более легкий доступ в «общество», или просто для того, чтобы подняться в своем собственном мнении, разбогатевшие лорды стремились, как никог­да, попасть в традиционную партию лиц высокого происхождения, не привнося в нее ни интеллектуальных, ни моральных сил. Толь­ко партийная касса выигрывала от этого.

В основных идеях, если таковые существовали в партии, вы­являлись отклонения и расхождения, которые делали затрудни­тельной какую бы то ни было последовательную законодатель­ную работу. Поэтому министерство Солсбери тщательно избега­ло всяких трудных проблем и обрекало себя умышленно на почти полную законодательную бесплодность, едва рискуя для уплаты избирательных долгов проводить мероприятия в пользу особых интересов, как, например, о земельной собственности, господст­вующей церкви. Жили со дня на день. В качестве единого идеала обществу предлагался культ империализма. Чемберлэн сымпрови­зировал роль великого жреца этого культа и обрек общество на его логические последствия: кровь и слезы. Война с бурами по­могла унионистской партии оправиться, она подавила все подта­чивавшие ее несогласия, все соединилось в общем стремлении к победе с тем большим жаром, что она долго не давалась англи­чанам. Под знаком пробужденных и разжигаемых войной патри­отических страстей в массах прошли новые выборы 1900 г,, и унионистская партия возобновила свой мандат на управление страной. Она добилась вотума доверия, чтобы кончить во что бы то ни стало к славе Англии войну. Как только был восстановлен мир, унионистская партия лишилась власти и оказалась дискре­дитированной в общественном мнении из-за вреда, причиненного войной. Как оправится партия на этот раз? У нее нет больше про­граммы. Тогда Чемберлэн появляется, как йеиз ех тасшпа, чтобы вовлечь унионистскую партию в экономическую революцию, что­бы установить протекционизм на место свободной торговли. Ан­глийская политическая жизнь партии, организация партий вступи­ли тогда в новую фазу, в высокой мере драматическую и весьма поучительную.

VIII

Свобода торговли, установившаяся уже шестьдесят лет назад, настолько прочно вошла в жизнь Англии, что стала как бы частью естественного порядка вещей. Даже те, которые сражались за протекционизм до 1846 г. и некоторое время после, настолько долго жили, что могли заявить: «Протекционизм не только умер, но он осужден». Чемберлэн старался воскресить его и реабили­тировать утверждениями, что свобода торговли ведет Англию к гибели, хотя при этом экономическом режиме благосостояние Англии неуклонно росло в неслыханных размерах. Протекцио­низму предназначено было, по мнению его нового провозвестни­ка, обеспечить навсегда благосостояние Англии и закрепить единство и могущество ее мировой власти. Унионистская партия, под знаменем которой должна была протекать эта крупная «фи­скальная реформа», почерпнет в ней новый источник жизни. Чемберлэн приносил спасение этой гибнущей партии. Но вся партия была далека от энтузиазма по отношению к протекцио­низму, а страна — и еще меньше. Надо было их завоевать. В Чем-берлэне снова сказался деятель бирмингемского Кокуса, но на гораздо более обширной арене и со значительно более могучими моральными и материальными средствами. Проводя в стране ожесточенную пропаганду за идею протекционизма при помощи особой созданной им организации, особенно ярко выявившей в нем художника в искусстве политической рекламы, Чемберлэн постарался овладеть постоянными партийными организациями -либерально-унионистской и консервативной, чтобы с их по­мощью повести за собой представляемые ими партии.

Либерально-унионистская организация была «захвачена» пер­вая. Основанная в 1886г. отделившимися от Гладстона либера­лами, не вполне слившимися с тори, эта организация сильно под­держивала унионистскую партию, ставившую во главу угла оппо­зицию ирландскому гомрулю. Когда Чемберлэн попытался напра­вить эту партию по другому пути и включить в нее всех членов коалиции 1886 г., великий либерал-унионистский лидер, герцог Девонширский (бывший лорд Гартингтон), постарался сохранить для либерал-унионистской организации нейтральную позицию в новом столкновении. Но это не устраивало Чемберлэна и его сто­ронников. Тогда герцог заметил, что организация не могла боль­ше включать одновременно сторонников и противников протек­ционизма и что оставалось только распустить ее, тем более что бывший причиной ее образования гомруль потерял актуальность. Чемберлэн не согласился на ее роспуск и противопоставил пред­ложению выражение из басни: дом — мой, это вам следует из него выйти. Выразив уверенность, что большинство либералов-унионистов с ним, и предлагая установить это путем голосования в партийных ассоциациях, он заявил, что меньшинство не имеет права разрушать организацию, что у отколовшихся есть одно только право — уйти. Напрасно герцог Девонширский указывал на то, что как большинство, так и меньшинство не имели права присваивать себе наименование и общественные капиталы в пользу новой программы, возбуждавшей неустранимые разногла сия среди тех, кто основал эту партию с совсем другими целями. Чемберлэн не обратил на это внимания, своей собственной вла­стью созвал центральный комитет (председателем которого был герцог Девонширский) и добился от него резолюции о сохране­нии организации и одобрении протекционистской пропаганды. Члены партии — сторонники свободы торговли — тем самым вы­нуждены были уйти. Тот же трюк был проделан в организации женщин либерал-унионисток.

Этот конфликт между герцогом Девонширским и Чемберлэ-ном и его исход, может быть, в первый раз вскрыли так наглядно крупное противоречие, кроющееся в самой нынешней системе партий. Партия призвана быть союзом граждан, имеющим целью реализацию некоторых политических идей, и, однако, когда но­вая жизненная программа вызывает разногласия, опрокидываю­щие старые разграничения, партия все-таки требует от своих чле­нов верности своей общественной фирме, которую она сохраня­ет без изменений и оспаривает у отколовшихся, как у мошенни­ков. Вся аргументация герцога Девонширского против Чемберлэна была только протестом против системы застывших партий, проте­стом, особенно красноречивым в устах знаменитого парламентско­го деятеля, выросшего и состарившегося при этой системе.

IX

Завладение организацией тори потребовало от Чемберлэна больших усилий. Экономическая перемена фронта этого государ­ственного деятеля ввергла консервативную партию в сильнейшее волнение. Его проекты встретили упорную оппозицию, и прежде всего в кабинете министров. Раскол в партии представлялся не­избежным. Разногласия росли с каждым днем. Лидер партии, Ар­тур Бальфур⁷⁶, рисковал остаться только с частью войск и уви­деть, как большая часть вознесет Чемберлэна на своем щите. Он тогда задался целью во что бы то ни стало поддержать единство в партии и проявил чудеса диалектической ловкости, доказывая, что хотя он и разнится от Чемберлэна, но он с ним согласен. Бальфуру удалось в течение некоторого времени держать орга­низацию партии в этом двусмысленном положении. Сеп1га1 СопзегуаНуе ОШсе придерживался полного нейтралитета как в отношении сторонников Чемберлэна, так и его противников, сто­явших за свободу торговли. На годичном собрании Союза кон­сервативных организаций, открывшемся осенью 1903 г. в Шеф­филде, обнаруживалось сильное течение в пользу Чемберлэна, но Бальфур, приехав на следующий день, вернул свое влияние. Он высказался за изменение фискальной политики, не дав, одна­ко, своим слушателям возможности даже слегка предвидеть ха­рактер этих изменений. Собрание выразило готовность удовлет­вориться этими заявлениями.

Тогда Чемберлэн направил свою деятельность на местные консервативные Кокусы. Там его успех был более определен­ным, и вскоре он их всех покорил. Консервативные Кокусы, со­стоявшие из воинствующих людей, естественно, были располо­жены, совершенно так же, как и радикальные Кокусы, прини­мать всегда наиболее крайние решения. Больше того, в протек­ционизме — этой старой вере тори, для многих консерваторов крылся как бы огонь под пеплом. Таким образом, на местные Ко­кусы не пришлось даже оказывать особенного давления, чтобы они бросились вслед за Чемберлэном. Это было повторением представления, исполненного в 1886 г. радикальными Кокусами, бросившимися с закрытыми глазами в кампанию гомруля вслед за Гладстоном. Некоторые видные консерваторы, не будучи в со­стоянии следовать за Кокусом в его эволюции, предпочли стуше­ваться, продолжая все же из партийной лояльности голосовать за партию. Но некоторые совершили над собой насилие, во многих случаях это были местные лидеры, стоявшие во главе унионист-ских организаций, перед которыми встала альтернатива отказать­ся от своего положения или от своих симпатий к свободе торг­овли, и они дали себя переубедить. Освободившись от препятст­вий внутри партии, унионистские Кокусы, следуя и в этом также примеру радикальных Кокусов в 1886г., сделали все возможное для того, чтобы усилить разногласия, поднятые в стране фискаль­ными вопросами, и напрасно лидеры тори молили их о терпимо­сти. Вопреки Бальфуру, заявление о безоговорочном принятии протекционизма стало доказательством ортодоксальности в пар­тии, и Кокусы пользовались этим против депутатов, равнодушных или враждебных фискальной реформе Чемберлэна. Приобретен­ное ими право указывать кандидата партии на парламентских вы­борах давало Кокусам власть над жизнью и смертью всех унио-нистских депутатов,-желавших быть переизбранными. Некоторые из консервативных депутатов, сторонников свободы торговли, или Ггее Гооёегя, как они себя называли, получили формальную отставку; другим угрожало соперничество кандидатов-протекцио­нистов. Многие консервативные депутаты перепугались и дали себя обратить в новую веру. Наиболее храбрые расточали тщет­ные протесты в парламенте и в других местах. К концу 1905 г. завоевание местных Кокусов было Чемберлэном закончено. На следующем годичном собрании Союз консервативных ассоциа­ций не согласился уже на неопределенную формулировку, он яс­но высказался за Чемберлэна и таким образом приложил печать партийной ортодоксальности к его фискальной реформе. Сеп1га1 СопзепгаЦуе ОШсе, эта лидерская организация, которая до сих пор сохраняла нейтральное положение между протекционистами и сторонниками свободы торговли, должна была склониться пе­ред совершившимся фактом и перейти со всем своим оружием и багажом в лагерь протекционистов. Место консервативной пар­тии незаметно заняла протекционистская партия. Однако Баль фур и его сторонники настаивали на намерении сохранить жизнь «унионистской партии». Их усилия едва задерживали распадение партии и глубоко дискредитировали не только партию, но и всю традиционную партийную систему и даже само парламентское правительство. Враждебное отношение страны к восстановлению протекционизма все больше усиливалось, и в течение двух лет, во всех почти дополнительных выборах, кандидаты-унионисты, более или менее запятнанные протекционизмом, терпели пора­жение. Ясно было, что министерство Бальфура потеряло доверие страны, но оно предпочитало оставаться у власти, открыто игно­рируя общественное мнение и укрываясь за большинством, кото­рое у него было в Палате. Парламентская жизнь свелась к ряду сражений кондотьеров или к диалектической эквилибристике по поводу серьезных запросов, в которой Бальфур превосходил са­мого себя. Большинство, из боязни вызвать неудовольствие в стране, слепо следовало за министерством, лишь бы оно продли­ло свое существование на несколько месяцев. Всякое достоинст­во и искренность исчезли из парламентской ограды. Никакая мо­ральная жертва не казалась чересчур великой для поддержания единства партии, «этого орудия добра».

Однако это положение вещей не могло долго длиться. Насту­пила развязка. На выборах 1906 г. унионистская партия была вы­метена. Незначительное унионистское меньшинство, вернувшее­ся в парламент, было на три четверти протекционистским, осталь­ные все еще проявляли более или менее еретические тенденции. Сообща начали искать средства, чтобы придать партии силу и единство, Чемберлэн принес свое, на которое он, так сказать, взял уже патент в Бирмингеме, — более демократическую орга­низацию партии. Немедленно приступили к пересмотру в этом смысле структуры партийного центра, и пересмотр был произве­ден так добросовестно, что в результате главные «дергатели ве­ревок» стали могущественны, как никогда. Рецепт Бальфура гла­сил: оппортунизм и еще оппортунизм; признаем, что фискальная реформа является «первым пунктом» унионистской программы, но в данное время отставим ее на задний план, лишь бы был мир в партии. Убежденные протекционисты смотрели на дело иначе. По их мнению, было только одно средство для искоренения ере­си: уничтожить еретиков. Некоторые унионисты, сторонники сво­боды торговли, зашли так далеко, что поддерживали на выборах кандидатов-либералов, сторонников свободы торговли, против кандидатов унионистских Кокусов. Во главе их был даже преж­ний министр тори, лорд Бальфур оф Бэрлей. На нем показали пример: его изгнали из Конституционного клу­ба, предоставив ему, как простому радикалу (прежних времен), требовать свободы личного мнения и протестовать против этого, наблюдавшегося сравнительно недавно в британской политике, роста значения и власти «партийной машины». Вслед за лордом Бальфур оф Бэрлей несколько других еретиков были изгнаны тем же способом. Артур Бальфур, официальный глава партии, по­пытался предостеречь неумолимых стражей веры, напоминая им следующий факт в истории религии: христианские секты, не по­желавшие отказаться от раздоров перед лицом мусульманского наступления в Европе, добились-таки исчезновения ереси, но с нею исчезло и христианство. Эти увещевания показались недо­статочно убедительными, и, чтобы покончить с ересью, в самой партии образовалась инквизиция в форме секретной организа­ции, прозванной Клуб конфедератов. Конфедераты принялись из­гонять из общественной жизни всех депутатов-унионистов, кото­рые открыто не перейдут к протекционизму. Это делалось при посредстве местных Кокусов. Последние охотно брали на себя задачу очищения партии и выполняли ее так хорошо, что канди­даты из сторонников свободы торговли почти совсем исчезли с лица избирательной земли.

В конце концов сам Бальфур в сущности капитулировал перед протекционизмом. Перед ним встала та же альтернатива, что и перед местными лидерами: подчиниться или уйти в отставку. И в данном случае вопрос шел не только об его личном положении: на нем лежала ответственность за большую партию, которая не была уже соединена общностью взглядов и стремлений, но тра­диционную организацию которой необходимо было сохранить, так как партии конституируются в некотором роде навеки. Отсю­да проистекали эти бесконечные диалектические ухищрения, эта политическая эквилибристика, в которых охотно упражнялся Бальфур, в то время как они резко шли вразрез с возвышенным характером этого государственного деятеля. После того как мест­ные Кокусы перешли к протекционизму и их лидерская органи­зация, была вынуждена следовать за ними, верховный лидер партии должен был в свою очередь пойти по ее следам. Эволюция закончилась.

Партия могла встретить следующие выборы в 1 9 10 г. в луч­шем боевом порядке. Больше того, вызванные бюджетом Ллойд-Джорджа течения и объявление либералами войны Палате лор-аов подняли шансы унионистов. Последние вернулись в Палату опять в меньшинстве, но значительно численно увеличившемся; по меньшей мере настолько же важно было то, что хотя в их среде и были разногласия относительно некоторых проблем, как, например, социальная политика, но они освободились от антипро­текционистов. Лорд Юз Сесиль был чуть ли не единственным ан­типротекционистом, проникшим в Палату. Сын маркиза Солсбе­ри, знаменитый лидер партии последней четверти девятнадцатого века, человек большой цельности и консерватор до кончика ног­тей, лорд Юз не мог снискать благосклонность консервативного Кокуса благодаря своим антипротекционистским убеждениям, но ему посчастливилось найти прибежище в избирательной колле­гии Оксфордского университета, сохранившего, вместе с тремя другими старыми университетами, архаическое право на предста­вительство в парламенте. Последний могиканин старого консер­ватизма, лорд Юз был сохранен на парламентской поверхности, как будто бы он был предназначен воплощать в своем одиноче­стве аномалию нынешней системы, которую он так красноречиво сам охарактеризовал: сторонники свободы торговли, которых он представляет (со своим братом лордом Робертом, изгнанным из парламента Кокусом), не могут покинуть унионистской партии, не потеряв; они не могут перейти в либераль­ную партию, так как в ней не один только параграф веры — сво­бода торговли, но еще и несколько других, как, например, ир­ландский гомруль или антиклерикальное обучение, которые сто­ронникам свободы торговли консервативного происхождения внушают только ужас, и либеральная партия навряд ли проявила бы больше терпимости к этим их взглядам, чем унионистская пар­тия в отношении их ереси по вопросу о свободе торговли. И те и другие заключены в порочный круг, который делает особенно рельефными недостатки системы двух определившихся партий с программами омнибус.

XI

Энергичная попытка прорвать этот круг была сделана людьми, для которых это не было непосредственной целью, — они требо­вали социальных реформ от имени рабочих масс. Чтобы добиться торжества этих идей, они сочли необходимым отделиться, начать в их пользу независимое партийное воздействие путем специаль­ной организации, свободной как от либерализма, так и от унио­низма. Из этой концепции и родилась в 1900 г. рабочая партия, которая через несколько лет заняла большое место в политиче­ской жизни Англии. Сейчас же после расширения избирательно­го права на городские массы Биллем о реформе 1868 г. ими бы­ли приложены усилия к тому, чтобы ввести в парламент прямых представителей рабочего класса, причем в этом намерении совер­шенно не было враждебности к ортодоксальным партиям. С этой целью была основана лига, так же как и некоторые другие избирательные организации, не смогла упрочиться⁷⁷. Громадное большинство рабочих оставалось равнодушным, в то время как некоторые из наиболее авторитет­ных их представителей, проникших в парламент под флагом ли­беральной партии, как, например, углекоп Томас Бэрт, относились определенно враждебно к специальному представительству от рабочих. Они считали, что именно рабочим не следовало ос­новывать народное представительство на почве различия классов, что они больше, чем кто бы то ни было, были заинтересованы в исчезновении этих различий. Повторные попытки вовлечь тред-юнионы в политическую деятельность встретили упорное сопро­тивление со стороны их лидеров, озабоченных тем, чтобы сохра­нить рабочие организации в первоначальном виде органов эконо­мической защиты.

В 1890 г. произошло некоторое оживление в рабочем движе­нии, о чем уже выше упоминалось, и течение за рабочее пред­ставительство получило новый толчок. Во главе движения стали молодые пылкие люди, захваченные новой еще для Англии ве­рой — социализмом. Отчаявшись увлечь тред-юнионы, они осно­вали, помимо них, в 1893г. «Независимую рабочую партию», ко­торая должна была вступить в парламент не только для того, что­бы ввести туда людей, по опыту знающих потребности масс, не только для того, чтобы в их пользу добиваться той или иной ме­ры, но чтобы произвести конституционным путем социальную ре­волюцию в направлении законченного абсолютного коллективиз­ма. Полные энтузиазма к возрождению общества, лидеры 1Х.Р. (сокращенное наименование партии) объявили священную войну старым партиям, в особенности либеральной партии, которую они рассматривали как крупного врага «труда», еще большего, чем партия тори, так как у нее к чувствам капиталистической враждебности против требований труда прибавлялось еще лице­мерное изъявление симпатий к массам. На следующих общих выборах в 1895 г. Г.Ь.Р. представила в некоторых округах своих кандидатов в оппозицию кандидатам унионистам и либералам, но все они потерпели поражение; они достигли только того, что в нескольких случаях отобрали у либералов достаточно голосов, чтобы дать пройти кандидатам тори. Сама концепция третьей пар­тии была чужда всем традициям и всем привычкам английских политиков, и ей было тем труднее проложить себе дорогу, что третья партия, о которой будет речь, представляла непопулярную доктрину. 1,Ь.Р., не теряя бодрости, продолжала проповедовать идею третьей партии и направила свои усилия на завоевание ме­стных собраний. Воспользовавшись благоприятным для них свой­ством местных выборов, где политические деления не столь вы­ражены, она ввела в городские советы членов «лейбористов». Но двери парламента остались для нее закрытыми. Этим было доказано, что, предоставленные своим собственным силам, социалисты беспомощны. Тогда они с небывалым жаром обрати­лись в сторону тред-юнионов. На годичном конгрессе тред-юни­онов в 1899 г. политическая деятельность и специальное пред­ставительство рабочих в парламенте были в принципе приняты, вскоре после этого, в 1900 г., идея эта воплотилась в политиче­ской рабочей организации. представляющей социалистов и тред-юнионистов, причем как од­ни, так и другие сохранили свой особый характер и свои органи­зации⁷⁸. Тред-юнионы не впадали в социализм, они входили толь­ко в коалицию аи пос, имеющую целью политическую деятель­ность от имени и в пользу рабочих масс. Новая партия (получив­шая сокращенное название Ь.К.С.), впрочем, утверждала, что она не является классовой партией и не добивается вовсе того, что в одиозном смысле называют классовым законодательством. Стремясь всеми способами осуществить требования труда, она проявляла также интерес к национальным проблемам, выходя­щим за пределы интересов рабочего класса, безотносительно к тому, касались ли они внутренней или внешней политики; она внесет в их разрешение свободный дух нового социального слоя. Она не стремится к борьбе классов, считая это неправильной концепцией. Она постарается добиться законов, которые удов­летворят всю нацию, а не только класс капиталистов, нынешнего господина в парламенте. Она желает практически расширить идею нации, а не обособиться от нации. Что касается программы, о ней она не заботится: не программа делает партию, а та точка зрения, на которую партия становится, то направление, которого она держится при разрешении проблем. Направление рабочей партии — общественное направление, возлагающее на государст­во ответственность за личное счастье и устанавливающее путем всеобщей кооперации возможность прогресса для каждого инди­вида. Конечная цель, к которой стремится рабочая партия, это уничтожение лэндлордизма и капитализма в Великобритании. Ра­бочая партия во всяком случае достигнет этого не революцион­ным путем, но более медленным и верным путем эволюции, по­степенных завоеваний. Для достижения этого она согласится на содействие какой угодно партии, но она не сольется с ней. Если бы она объявила свои цели общими с так называемой партией прогресса — либеральной, то последняя присвоила бы себе со­циалистические идеи и стремления, чтобы их ослабить. Да и кро­ме того, при том условии, что рабочие разделены между двумя традиционными партиями, рабочее движение, слившись с одной из этих партий, не сможет рассчитывать на тех, кто склоняется к другой.

Однако интересы у них общие, все являются жертвой тех же социальных бедствий, той же экономической монополии и оди­наково эксплуатируемы предпринимателями тори и предпринима­телями либералами. Голосуя, как они это делают, в Ланкашире с тори, в Йоркшире с либералами, они только взаимно уничтожают друг друга и делают недоступным социальное освобождение при помощи политических средств. Таким образом, все соображения говорят за независимую деятельность нового рабочего движения.

Политический план действий, предложенный инициаторами этого движения, был не только замечательно ловким, но, кроме того, новым. Отдавали ли себе в этом отчет или нет его авторы, поглощенные своим делом, этот план совершал настоящую рево­люцию в политических методах работы. В первый раз появилась партия, открыто отказавшаяся от строгой программы неизменно­го сгеёо, которая шла навстречу каждой проблеме с полной сво­бодой восприятия, ограниченного только основной концепцией в обществе, которая стремилась извлечь из этой концепции двига­тельный стимул, а не принципы разграничения, которая, вместо того чтобы укрепиться в своей организации, как в окопах, из ко­торых удобнее стрелять в противные партии, просила и принима­ла их содействие для решения определенных проблем, не требуя отказа от своей личности, которая верила в победную силу идей поверх условных политических барьеров — настолько, что, по ее мнению, ошибочно было думать, что придется ждать пришествия нового социалистического большинства, чтобы добиться законов истинно социалистических.

XII

Эта аргументация, отличавшаяся такой свободой мысли, раз­нообразными оттенками, такая вкрадчивая, обязанная тонкому уму некоторых инициаторов движения, не произвела бы на рабо­чие массы большего влияния, чем предыдущая пропаганда: анг­лийский рабочий — существо, менее всего доступное абстракт­ным соображениям, его задевают только материальные интере­сы, и еще при том условии, чтобы они были ощутимы. Такой именно факт и произошел в начале века. Это было судебное ре­шение, о котором уже вскользь шла речь по поводу стачки в Таффской долине: была признана денежная ответственность тред-юниона за действия его представителей, причинивших вред третьим лицам. Тред-юнионы всей страны почувствовали угрозу своему имуществу, обеспечивавшему рабочих от нищеты во вре­мя болезни или несчастного случая, и они потребовали защити­тельного закона. Инициаторы нового движения ловко использо­вали это положение, чтобы увлечь тред-юнионы на политическую арену, доказывая им, что они не добьются законов, гарантирую­щих их имущество и защищающих другие интересы рабочих, ес­ли они не смогут организоваться в парламенте в особую незави­симую силу. Социалистические лидеры тем легче достигли своей цели, что у них на местах были толковые люди: неутомимая со­циалистическая пропаганда, которая велась в течение предшест­вующего десятилетия, завоевала молодежь и способствовала то­му, что на влиятельных местах секретарей тред-юнионов появи­лись социалисты. Большинство комитетов этих больших рабочих организаций были распропагандированы, и те массы, которых они были представителями, со дня на день должны были примк­нуть к новому движению. Через год после решения по делу Таф­фской долины можно было уже насчитать более 860 000 его сторонников. Наконец, «третья партия» вступила на английскую политиче­скую арену. Эта партия, основанная и руководимая горсточкой социалистов, была в громадном большинстве составлена из чле­нов, не понимавших даже, что означает социализм, и слышать не хотевших о нем: одно слово внушало им ужас. Считаясь с этим, социалистические лидеры остерегались призывать их к социализ­му, они энергично противились попыткам своих более горячих единомышленников выставлять социалистическую программу или наклеивать социалистическую этикетку на кандидатов; надо было довольствоваться термином «лейборист». Это было не только так­тической хитростью, во всяком случае, не исключительно. Эти лидеры и их наместники в провинции полагали, что следовало, чтобы не напугать массы, еще достаточно темные, дать им время, может быть и долгое, на просвещение и возвышение их до уров­ня истины социалистического евангелия. Рабочая верхушка поки­дала старые партии и переходила в новую; либералы и консерва­торы потеряли нескольких из своих лучших работников («•^огкегз»). У многих из них к соображениям о положении рабо­чего класса примешивалось живое чувство отвращения, внушае­мого старыми партиями и Кокусом, орудовавшим за кулисами. Хотелось глотнуть свежего воздуху, перейти в партию, которая была бы не тори и не либеральной, а гшёоЧе раггу (средняя пар­тия) - - я слышал не раз, как это говорили мелким провинциаль­ным лидерам. Незначительный взнос, установленный тред-юнио­нистами, доставил в течение нескольких лет Ь.К..С. значительный капитал, который во время кампании позволял покрывать изби­рательные издержки своих кандидатов и обеспечивать избран­ным 200 фунтов за парламентскую сессию. Партия прогресса, либеральная, сильнее всего испытала угрозу этой новой конку­ренции и сочла более благоразумным заранее оставить за ней не­которое количество округов, в которых шансы рабочих кандида­тов стояли особенно высоко; взамен этого сторонники Ь.К..С. дол­жны были в других округах голосовать за либералов против тори. На общих выборах 1906 года рабочие кандидаты одержали блестящую победу, около тридцати человек из них пришли в Па­лату и образовали там солидную группу, которая с первого же дня заняла место организованной партии, сносившейся со стары­ми партиями, как равная с равными. Как бы ощутив свое новое достоинство, С.К..С. присвоила себе новое звание «рабочей пар­тии», за которой стояли как в стране, так и в парламенте много­численные сторонники. Вступление новой партии в Палату про­извело там значительные изменения. Можно поистине сказать, что это освежило парламентскую атмосферу. Хотя члены рабо­чей партии и не были людьми первого ранга, но они в высокой степени обладали качеством, которого недоставало многим более ловким их коллегам, искренностью, В то время как большинство членов старых партий смотрели на парламент как на «первораз­рядный клуб джентльменов» и вели там «игру» партии, не веря в то, что выиграют, члены новой партии глубоко в это верили. До­бросовестно приспособляясь к традиционным формам парламен­тской жизни, они участвовали с достоинством и умеренностью во всех значительных дискуссиях. Одним своим присутствием обод­ряя либеральных членов с социалистическими тенденциями, они стимулировали всю либеральную партию к проведению протек­ционного рабочего законодательства. Вместо смертельной враж­ды с партией самодовольных буржуа установилось их сотрудни­чество. Результат, если исходить из числа проголосованных рабо­чих законов, был значительным.