Начало партийных организаций 6 глава

Как только свыше раздался девиз «за гомруль», местные ас­социации, отбросив все сомнения и колебания, принялись прово­дить кампанию с обычным энтузиазмом. Они побуждали депута­тов голосовать за билль Гладстона в том виде, в каком он был внесен, засыпали их предложениями, телеграммами, словесными докладами, делаемыми в Лондоне специальными делегациями. Единодушная горячая деятельность Кокусов, казалось, особенно импонировала Гладстону. Он заключил из этого, что вся страна, настроенная либерально, с ним и что речь шла только о том, что­бы победить сопротивление депутатов, увлеченных лордом Гар-тингтоном, Джоном Брайтом и М.Чемберлэном. Некоторые либе­ральные депутаты остались глухи к увещаниям и угрозам Коку­сов. Соединившись с консерваторами, они провалили ирландский билль. Гладстон не счел себя разбитым и распустил парламент, чтобы обратиться к стране.

Отклонение Билля о гомруле Палатой, окончательно закрепив разделение между либералами гладстониан-ц а м и и диссидентами, прозванными либералами-унионистами⁵⁸, повлекло за собой распадение либераль­ных ассоциаций, наметившееся уже в начале кризиса. Некоторые из них лишились своих председателей или секретарей, которые не пожелали дать себя увлечь течением гомруля, охватившим все Кокусы, Вакантные должности, образовавшиеся благодаря этим отставкам, были быстро заполнены, и организация, образовав единый фронт, выстроилась в боевом порядке. Все либералы, не признающие ирландского гомруля, не считались больше либера­лами, хотя бы они носили имя Джона Брайта, Джозефа Чембер­лэна или Леонарда Куртнея, Кокусы смотрели на либеральных депутатов, вотировавших против гомруля, как на бунтарей. Кокус заранее их осуждал, не допуская их даже объясниться, или по­сылал депутатам повелительные приказы предстать перед ним. Самый факт апелляции к избирателям, минуя Кокус, казался по­следнему чем-то вроде преступления, оскорбления либерализма. Не раз случалось, что в избирательных собраниях не давали го­ворить либералам-унионистам, их голоса заглушали шумом зара­нее подобранной аудитории. Таким образом Кокусы доставляли либералам унионистам благодатный материал для протестов про­тив тирании официального либерализма и заявлений Гошена о том, что он сражался «за право свободного мнения и право не­зависимой деятельности»⁵⁹,

Конечный результат выборов был неблагоприятен для Гладстона и гомруля. Значительное количество либералов голосовало: консерваторами против Гладстона, и еще большее количество бывших сторонников вождя либерализма воздержалось от голо сования и таким образом приложило все усилия к склонению ве­сов в сторону противников гомруля — унионистов. Этот результат доказал с полной очевидностью, что Кокус никак не являлся представителем всей совокупности английского либе­рального мнения. Шумные манифестации ассоциаций Кокуса вве­ли в заблуждение Гладстона и побудили его так туго натянуть ве­ревку, что она порвалась. Содействие ассоциаций было для него, тем не менее, ценным. Хотя Кокус и потерял известное количе­ство выдающихся членов, но он сохранил механизм организации и, что было не менее важным, главного механика, Шнедгорста, единственного из деятелей Бирмингема, не перешедшего в дру­гой лагерь. Большая часть видных людей, богатых, культурных и вообще «влиятельных», покинули гладстонианцев; избирательные слои, вотировавшие за Гладстона и гомруль, принадлежали к на­родным массам и мелкой буржуазии, мобилизованным, главным образом, усилиями Кокуса. Можно совершенно уверенно утвер­ждать, что без поддержки Кокуса поражение гладстонианцев бы­ло бы даже не бегством, а настоящей катастрофой.

III

-

С другой стороны, надо признать, что, с точки зрения сохра­нения организаций, Кокус правильно поступил, став на сторону Гладстона. Если бы он взял другую линию поведения, он бы не сохранил даже видимости более или менее полного представи­тельства партии. Пойдя за Гладстоном, оставшимся официальным главой либеральной партии, главой ортодоксального либерализма, Кокус полностью сохранил эту видимость. В то же время Кокус извлекал пользу из падения своего прежнего патрона. Некото­рые либералы думали, что, бросив за борт Чемберлэна, Федера­ция спасла свободу либеральной организации, захваченной одним человеком, и, даже больше того, что в этом деле сказалось вли­яние английской демократии. Такие именно настроения образо­вывались среди радикальной молодежи. Некоторые ассоциации, из боязни лишиться независимости, держались в стороне от Бир­мингемской Федерации и отказались к ней присоединиться, но сейчас они выразили на это согласие. Отъезд Чемберлэна побе­дил их сомнения. Чтобы совершенно успокоить местные ассоци­ации, Федерация поспешила изменить свои уставы в направлении децентрализации.

Однако наиболее важным пунктом, влекущим за собой серь­езные последствия, пересмотр конституции Кокуса, была пере­мена его юридического местонахождения. В Бирмингеме больше нельзя было оставаться, так как Чемберлэн был там еще всемо­гущ. Федерация там находилась как бы среди вражеского лагеря, и она эмигрировала в Лондон. Расположившись в столице, Феде­рация сбросила с себя свой провинциальный дух, тяготевший над ней, несмотря на все то влияние, которым она пользовалась в бирмингемский период своего существования; отныне она из самого центра политической жизни могла оказывать влияние на всю страну. Ее авторитет также возрос в большей мере благода­ря тому, что Федерация стала доверенным органом высших лиде­ров партии с Гладстоном во главе. Союз народной организации с главными лидерами, установившийся в течение избирательного кризиса 1886 г., принял постоянную форму. Волнение, вызван­ное кризисом гомруля, также пошло на пользу местным ассоци­ациям. Они, правда, лишились нескольких членов — это было важно не столько с количественной стороны, сколько ввиду их личного положения, богатства, влияния на округ; они-то и под­держивали народные ассоциации своей «респектабельностью» и своим кошельком. Но весьма часто эти лица отличались спесью и высокомерием некоторых вигов в отношении людей малососто­ятельных и невысокого происхождения. Их отъезд послужил к некоторому очищению моральной атмосферы в ассоциациях и к устранению трений между представителями умеренного и ради­кального течения. В рядах Кокуса образовалось больше внутрен­ней связи, среди его членов стало наблюдаться большее единство взглядов, стремлений, по крайней мере, в течение некоторого времени, до тех пор, пока фатальный процесс дифференциации мнений и чувств не создал новой группы «реакционеров». И та­ким образом выходило, что все обстоятельства, которые должны были бы ослабить Кокус: его отделение от его творца и вдохно­вителя, Чемберлэна, вынужденный уход с укрепленного места — Бирмингема, потеря нескольких выдающихся членов, наоборот, содействовали росту его власти и расширению его влияния.

IV

Но Кокус должен был заплатить выкуп за увеличение своего влияния. Вследствие тесных отношений между Кокусом и офи­циальными лидерами партии их влияние в советах народных ор­ганизаций стало преобладающим — в ущерб их независимости. Эти лидеры — стоит вспомнить одно только имя Гладстона — за­нимали чересчур высокое положение для того, чтобы представи­тели Кокуса, в сущности — незначительные люди, не имея боль­ше опоры в столь замечательном человеке, как Чемберлэн, могли им противостоять, держаться в отношении их независимо или расходиться с ними во взглядах. Это положение, установившееся после перемещения Кокуса в Лондон, не было совсем непредви­денным, и выдающиеся либералы, как, например, Джон Морлей, высказывались против Лондона именно ввиду тех опасностей, ко­торым могла подвергнуться независимость народной организа­ции⁶⁰.

Один факт сильно способствовал тому, что Федерация очути­лась в руках лидеров. Как было выше изложено, задолго до со­здания Кокуса у либералов было центральное бюро, управляемое кнутами (Центральная Либеральная Ассоциация). Кнут сам был только агентом лидера партии, управляемая им организация не имела собственной политики; она следовала политике главы пар­тии. Таким образом, несмотря на свое длительное прошлое вигиз-ма, Центральная ассоциацияв 1886 г., вслед за Гладстоном, провела кампанию за гомруль, но без особого блеска и с небольшим успехом. Постепенно отбрасываемая все растущим течением народной организации в Бирмингеме, ассоци­ация, представляющая лидеров, теряла, вместе с почвой, усколь­завшей из-под ее ног, свою жизненность и энергию. После по­ражения 1886 г. лидеры либеральной партии хотели влить в нее новую кровь, и они считали это тем более возможным, что отны­не она была настолько же радикальна, как представительная ор­ганизация. Шнедгорст, по настоянию лидеров, занялся этим, все еще оставаясь генеральным секретарем Национальной Либеральной Федерации. Единственный дирек­тор одной и другой организации, он стал их таНге Ласдиез*: в ка­честве секретаря Сеп1га1 ОШсе он был фактотумом⁶¹ лидеров; в качестве секретаря Кокуса.он стал нужным человеком в народ­ных организациях. У тех и других было то же поле действий, и действительно, между обеими организациями произошло слия­ние.

Понятно, влияние официальных лидеров на дела Федерации проявлялось, так сказать, за кулисами, но оно было от этого не менее значительным. Кокус продолжал устраивать свои публич­ные торжественные заседания; тысячи делегатов, представляю­щих все округа страны, стекались на эти заседания; но все, что там происходило, было заранее предусмотрено в небольшой ко­миссии. Очень трудно было услышать независимое мнение. Фе­дерация представляла из себя еще в меньшей степени, чем до 1886 г., парламент, в котором происходил бы свободный обмен мнений; она отражала только официальный либерализм признан­ных вождей, Каждый год приносил новое подтверждение этого порядка вещей. Не один член либеральной партии констатировал это и ворчал; но громко протестовать не решались. Это предо­ставляли таким епГап18 1егпЫен партии, как Генри Лабушер⁶^, ко­торый прямо говорил: «Среди либералов распространено мнение, что «дергатели веревок» Национальной Либеральной Федерации совсем уже перестали стесняться. Ежегодно собирается большой митинг делегатов. Им представляется программа, но кем она со­ставлена — это тайна. Делегатам предлагается принять ее или от­клонить. Всякая поправка или добавочная (параграф) отклоняется переходом к порядку дня. Необходимо: 1) чтобы Федерация была независима от официальной организации партии и 2) чтобы ее ежегодное общее собрание имело бы, скорее, ха рактер либерального парламента, чем митинга, созванного для одобрения заранее заготовленных резолюций». Как ни велика была та власть, которую приписывали «дергателям веревок», у _них было искреннее чувство и глубокое убеждение, что интерес партии состоит в том, чтобы поддерживать тесные отношения с официальными вождями и не дать прениям выйти за пределы, в которых ответственные вожди могут выступать. Но эта линия по­ведения повлекла за собой, тем не менее, извращение отноше­ний, предусмотренных парламентским режимом между обще­ственным мнением, свободно ставящим одну проблему за другой, и вождями партии, открыто за своей ответственностью обсужда­ющими только те вопросы, решение которых представляется им необходимым и возможным. Таким образом, лидеры партии хотя и тщательно составляли в небольшой комиссии свою программу, приспособляя ее к своим видам и возможностям, но тем фактом, что они получали ее одобренной от собрания делегатов, они пе­ремещали ответственность.

Влияние и последствия той полной солидарности, которая ус­тановилась между народной организацией либерализма и офици­альными вождями партии, этим не ограничивались. После соли­даризации с официальными вождями по вопросу о гомруле на­родная организация так покорно последовала за ними, что и сама целиком ушла, и заставила либерализм на годы углубиться в ир­ландский вопрос. Позиция вполне логичная для парламентских вождей партии. Трактуя определенные вопросы, так сказать, гур­том, с целью разрешить их, официальные вожди партии ставят все на карту, они держатся своей особой программы и падают вместе с ней. При классической системе дуализма партий партия, которая, напротив, представляет многочисленные и разнообраз­ные интересы, не может принести себя на алтарь одного из них. Но если партия в стране следует со всем своим оружием и ба­гажом за потерпевшими поражение лидерами и вместе с ними укрывается за отклоненным проектом закона, ее правильная эво­люция становится необычайно трудной, если не невозможной.

Застыв, вслед за официальными вождями партии, в вопросе об ирландском гомруле, народная организация либерализма при­шла к тому, что стала видеть отличительный признак либерализма в одобрении гомруля, и не только в отношении самого принципа расширения политической власти ирландского народа, но именно гомруля в том виде, в каком он случайно будет предложен главой партии. Либеральное, установленное таким простым спосо­бом, с убеждениями, столь легкими для распознавания, повлекло за собой проникновение понятия политической ортодоксальности во все углы либеральной организации, а вместе с ним создава­лось и новое понятие, ему сопутствующее: ересь. В лоне либе­ральной организации всякое расхождение в мнениях по вопросу об ирландской проблеме воспринималось как ересь, в отношении которой терпимость была подлостью и, наоборот, нетерпимость — добродетелью. Высшие вожди Кокуса проповедовали собствен­ным примером, местные ассоциации следовали за ними. В момент кризиса 1886 г. отступление отколовшихся либералов из ассоци­аций Кокуса было неполным; они везде отказались от избира­тельных мандатов, выданных их ассоциациями, но в нескольких местах они не позволили себя вычеркнуть из списка членов в на­дежде, что, как только утихнет буря, вызванная гомрулем, они смогут вместе с гладстоновцами приняться за общее дело либе­рализма. Но либералы гладстоновского толка смотрели на дело иначе, они предпочитали избавиться впредь и немедленно от ложных друзей, и они этого достигли. В некоторых местах очи­стившиеся Кокусы имели, однако, в своем составе правильно мыслящих людей с широким и возвышенным умом, которые де­лали все возможное, чтобы побороть дух сектантства и нетерпи­мости их единомышленников, и благодаря их усилиям, их такту враждебная позиция Кокусов в отношении их прежних отколов­шихся членов не стала абсолютным правилом, наблюдались и ис­ключения.

 

Глава десятая УПАДОК ПАРТИЙ

 

Кокусы могли льстить себе мыслью, что они достигли единст­ва в партии и установили в ней политическое единообразие, на­столько совершенное, что отныне было только одно стадо и один пастор. Скоро, однако, стало ясно, что почти все надо начинать сначала. Либерализм весь не умещался в узкой форме единствен­ного вопроса — гомруля. Борцы за некоторые другие радикаль­ные реформы не соглашались стушеваться. Кокусы за их счет учились старой истине, что всегда в чьих-нибудь глазах будешь реакционером. И действительно, в той несколько общей и неоп­ределенной форме появились первые признаки восстания против организации и официальных вождей партии: их находили недо­статочно прогрессивными, у них остался-«хвост вигов», и даже довольно длинный, если верить испытанным радикалам. Послед­ние становились со дня на день все более агрессивными и враж­дебными к организации партии: «кокусианцы» были только оп­портунистами, пытающимися половить демократической рыбки; политическая машина Брэммэгема безусловно сотрет радикалов в порошок, если они не примут мер предосторожности. Эти чувства враждебности по отношению к «официальному либерализму» сказались даже в парламенте, где некоторые «новые радика-_лы», под предводительством Лабушера, демонстрировали полную независимость в отношении кнутов и вождей либеральной пар­тии. Но их радикализм, бывший по существу радикализмом пол­итическим и политиков, вскоре затмился социальным радикализ­мом, поднимавшимся на горизонте.

В рабочих массах пробуждался дух восстания против положе­ния, созданного ^ля них в экономической области. Они захотели воспользоваться своей вновь приобретенной политической вла­стью, чтобы повысить свое материальное благосостояние. Но ра­бочие-главари, питая недоверие к политическим партиям, кото­рые, по их мнению (либеральная не менее, чем консервативная), были вассалами капиталистов, возымели идею независимого по­литического выступления. Первые попытки воплотить эту идею, которые будут в дальнейшем более подробно изложены, с тру­дом пробивали себе путь. Но с каждым днем все больше распро­странялся дух, лежавший в основе этого движения: в народных массах распространялась тенденция не считаться с политически­ми неладами, которыми питалась жизнь партий, и требовать от законодателя улучшения условий существования. Она захватила даже тред-юнионы, эти рабочие профессиональные федерации, которые тщательно держались в стороне от политики и обраща­лись к законодателю, к государству только с одной просьбой: не заслоняй нам солнца, дай нам спокойно заниматься нашими де­лами. Классический тред-юнионизм уступил свое место новому унионизму, проникнутому социалистическим духом. Безгранич­ная жалость, охватившая общество и ставшая как бы обществен­ной религией, вдохнула новую жизнь, воодушевление в тенден­ции, представляемые новым унионизмом, в то время как сильное движение глубоких рабочих слоев, стачка докеров в Лондоне в 1890 г. послужили для него как бы боевым крещением.

Это движение еще не достигло особенно интенсивного харак­тера, когда несколько либералов, не затронутых им, обратившись к своей совести, спросили себя, действительно ли их партия пра­вильно понимала потребности современного общества. Их ответ на это был отрицательным, и из этого они заключили, что партия может вернуться к власти только при условии приспособления своей политики к требованиям масс и признания необходимости преобразовать таким образом старый либерализм в новый либерализм.

II

Однако сторонники политических реформ не уступали. Ме­роприятия, составлявшие старое ядро радикализма, как отделе­ние церкви от государства, отмена майората и другие, если и не вызывали энтузиазма в массах, как на это указывали «новые либералы», тем не менее имели своих горячих сторонников. После того как первый момент опьянения гомрулем прошел, все они вспомнили свои излюбленные проекты, на проведении которых они собирались настаивать как перед организацией партии, так и перед своими лидерами. Каждый добивался приоритета для своей мелкой или крупной реформы, и каждая из этих реформ имела своих сторонников среди депутатов в Палате и избирателей в стране. То дробление, от которого долгие годы страдала «либе­ральная партия», опять давало себя чувствовать. С начала же своей деятельности Кокус старался с корнем вырвать это зло, и с этой целью, как мы видели, он нападал на умеренных, бывших в его глазах источником зла; эти изъеденные червями виги пре­пятствовали образованию мира в партии, Освобождением от уме­ренных, однако, не достигнуто было полное единство.

Рассмотрев положение с наиболее естественной для него точ­ки зрения, избирательной, Кокус признал, что он не сможет про­вести ближайшие выборы при помощи одного только гомруля. Тогда, вместо того чтобы, подобно капитану судна, находящегося в опасности, выбросить в море весь балласт, Кокус еще подбавил его. Из записи, которую Кокус в течение двух или трех лет вел всем радикальным требованиям, он в 1891 г. составил длинный, очень длинный список. В этом перечне имеющих быть реализо­ванными реформ, представленном на конференцию в Ньюкасле в ноябре 1891 г., приобретшем в истории наименование Ньюкасл-ской программы, было чем удовлетворить если не всех — что яв­ляется всегда невозможным -- то, во всяком случае, очень мно­гих. Одним список предлагал гомруль, другим — отделение цер­кви от государства, избирательную реформу, третьим — право запрещения кабаков, перераспределение земельного налога, от­мену или преобразование Палаты лордов и т.д., и т.д. Нагромож­денные вместе в одной программе «омнибус» наиболее разно­образные требования должны были составить одно целое и таким путем обеспечить единство партии с тем большим ус­пехом, что «омнибус» содержал проекты реформ, превыша­ющих социальные требования, ставшие столь настоятельными за последние годы. Кокус от имени либеральной партии отвергал, как ересь, свою старую веру в естественный ход вещей и при­зывал партию на новый путь государственного социализма.

Официальные вожди партии, которых обвиняли в том, что «они не были в контакте с современной либеральной мыслью», в действительности были, начиная с Гладстона, ни больше, ни мень­ше, как социалистическими реформаторами. Но они все, будучи прикованы к организации партии, были вынуждены более или ме­нее открыто признать программу Федерации, В данном случае ор­ганизация, следуя за официальными лидерами, увлекла за собой всю партию в вопросе о гомруле, с риском отрезать ей всякий выход и погубить ее, потом, внезапно повернув паруса по изменившему направление ветру, она брала на буксир смирившихся лидеров, может быть, и присоединяющихся к Кокусу, но не пе­реубежденных. Во всем чувствовался недостаток непосредствен­ности, что не обещало искреннего выступления. Давая, таким об­разом, повод к нареканиям, Кокус и официальные вожди не обе­зоружили сил, которые были перед ними, особенно тех, которые были сконцентрированы под знаменем социализма.

III

Происшедшие в 1892г. общие выборы дали либералам боль­шинство, но большинство весьма незначительное и составное, ко­торое скорее было сборищем различных групп, разнообразные стремления и желания которых были заключены в знаменитой Ньюкаслской программе «омнибус». Депутаты, которые пред­ставляли эти разнообразные и не всегда совпадающие интересы, тем не менее выстроились позади Гладстона, вернувшегося к де­лам⁶³, в одну стройную фалангу, где каждая группа должна была голосовать безотносительно к тому, одобряла она или нет меро­приятия, требуемые другими группами, с обязанностью реванша.Министерство вносило в Палату одно мероприя­тие за другим, все они имели целью дать удовлетворение каждой группе по очереди. Но министерство с большим трудом добива­лось голосования своих законопроектов. Перед ним была весьма многочисленная и решительная оппозиция; ни одно важное ме­роприятие, намеченное в программе Кокуса, не было поддержано достаточно могучим общественным мнением, которое могло бы победить оппозицию в нижней Палате и разбить сопротивление Палаты лордов, где либеральное правительство было в меньшин­стве. Воздержавшись, может быть, по этой причине, от апелли­рования к верховному судье, не желая подвергнуть его рассмот­рению спорный вопрос, министерство сочло более удобным вы­ступить против Палаты лордов, обвиняя ее в том, что она тормо­зит дело прогрессивного законодательства реформы. Все те, ко­торые желают реформ, как бы они ни были различны, должны, так сказать, образовать синдикат общего недовольства лордами и, составив видимость общей платформы, предложенной уже Ньюкаслской программой с ее мудрым дозированием, дать новое подкрепление либеральному министерству. Следствием этого бы­ло то, что Кокус открыл кампанию против Палаты лордов, против ее законодательных прерогатив. Но его призыв к оружию не на­шел особенного отклика в стране. Потеряв силы в бесплодных попытках, либеральное министерство, во главе которого стоял лорд Розбери⁶⁴ со времени ухода Гладстона в 1894 г., должно было в 1895 г. выйти в отставку. И когда сейчас же вслед за этим избиратели были созваны для выборов нового парламента, либеральная партия в стране так же раскололась, как и в Палате; нее часть ее членов и стремившаяся к тому, чтобы лишить ее ис­торического смысла, состоявшего в роли проводника идеи про­гресса и реформ. Но в настоящий момент давление рабочих масс, добивающихся независимого политического положения, только пополняло ряды все растущего движения против партии, находя­щейся у власти. Она была буквально потоплена на ближайших общих выборах в 1906 г. Либеральная партия, в свою очередь, вступила в новый парламент в громадном большинстве, не имев­шем прецедентов в прошлом.

 

V

Однако это большинство — исключая рабочую партию, кото­рая тоже триумфально вступила в Палату общин и там заняла ме­сто независимой организации, — было далеко не единым, и, что еще много важнее, ему недоставало точно определенных идей и общих стремлений. Оно объединилось на платформе отрицания, протеста. Оно не могло удовлетвориться отражением атак на сво­бодную торговлю или даже вотированием некоторых дополни­тельных законов, как, например, пересмотр школьного закона или закона о спиртных напитках. Вступление в парламент под ви­дом либералов группы молодежи, одушевленной социалистиче­ским духом или почти социалистическим, и та неловкость, кото­рую они почувствовали в этой среде, несмотря на любезность приема, еще больше выявила изношенность и отсутствие своего лица у либеральной партии как партии. Уже давно ей говорили, кричали, что, если она не переменит обличья и не станет реши­тельно партией «социальных реформ», она подпишет собствен­ный смертный приговор. Будучи весьма оппортунистической, ли­беральная партия с трудом пускалась в путь. Она полагала снача­ла, не производя особых затрат, отдать дань требованиям «тру­да», становившимся все более настойчивыми, вотируя в его поль­зу закон. За несколько лет до этого судебным решением рабочие тред-юнионы были объявлены ответственными за действия их членов во время стачек. Этот закон показался тред-юнионам уг­рожающим самому их существованию, и он немало способство­вал образованию рабочей силы, призванной защищать интересы рабочих масс. Чтобы защитить эти права, новое либеральное пра­вительство согласилось внести билль, которым ответственность тред-юнионов ограничивалась деяниями, совершенными их закон­ными представителями. Рабочая партия требовала, чтобы тред-юнионы были совершенно освобождены от ответственности. Ли­беральные члены не решились возражать, и правительство взяло обратно свой проект, чтобы дать возможность пройти проекту, санкционирующему полную безответственность тред-юнионов. Вскоре, в 1908 г., был сделан еще более решительный шаг по пути к «социальному законодательству» установлением пенсий уволенным в отставку старикам. Значительные издержки, с которыми это было связано, привели к дефициту. Для того чтобы его _пополнить, либеральное министерство предложило ввести в бюджет Ллойд-Джорджа⁷⁰, отныне исторический, фискальные ре­формы, направленные против состоятельных классов. В продол­жение всего этого процесса, по мнению оппозиции, отличавше­гося бешеным темпом, все фракции либеральной партии с удиви­тельным единодушием шаг за шагом следовали за правительст­вом. Вопреки предсказаниям, при сэре Х.Кэмпбеле-Баннерма¹, как и при Асквите, была полная дисциплина, несмотря на пестрый состав большинства, или, вернее, благодаря этому соста­ву: если бы недостаток убеждений или единства в убеждениях не был заменен дисциплиной, все при существовавшей системе партий, представлявшей два соперничающих синдиката, должны были бы сразу покинуть партию. Эта более или менее искусст­венная связь натолкнулась на более прочную связь класса соб­ственников, увидевших в новых законодательных тенденциях не­честивую войну, направленную против собственности и социаль­ного порядка. Уже в течение некоторого времени в обществен­ной жизни намечался агрессивный возврат к старому духу ари­стократического господства в соединении с надменностью все более растущей плутократии. Затмение либерализма после 1886 г., так же как прогресс империалистической идеи и ее спутника - - милитаризма, прокладывали путь аристократически-плутократическим намерениям. Последние избрали в качестве операционной базы для себя Высшую палату, являющуюся пред­ставительницей наследственного начала и капитала, издавна уже служившую крепостью для унионистской партии. Как только ли­бералы получали большинство в Палате общин, лорды приходили на помощь унионистскому меньшинству, чтобы аннулировать то одно, то другое из важных либеральных мероприятий. Когда в Палату лордов поступил бюджет Ллойд-Джорджа, лорды горячо встали. Не считаясь с привилегиями Палаты Об­щин в вопросе о налогах, освященными вековым конституцион­ным обычаем, Палата лордов приостановила прохождение бюд­жета и добилась роспуска парламента.

Ответ страны был не вполне определенным. Как ни выдвига­ется во время выборов какой-нибудь отдельный вопрос при сис­теме программ-омнибусов, на него нагромождаются всегда не­сколько других вопросов, и в вынесенном решении в пользу той или другой партии трудно выделить решение по отдельной про­блеме в частности. Так оно было на выборах в январе 1910 г., когда избиратели должны были высказаться по бюджету Ллойд-Джорджа, по вопросу о протекционизме и свободной торговле и о морской защите против возможного нападения, не говоря уже о других вопросах, которые могли оказать влияние на решение. Так как ни одна партия не добилась большинства, каждый мог толковать результат по-своему. Одно только вытекало из этого с неоспоримой убедительностью - - то, что либеральная партия не имела уже большинства в стране. Происшедшее в 1904—1905 гг, внезапное «возрождение» либерализма было только видимостью, обязанной временным обстоятельствам. Блестящая победа 1906 г, была чистой случайностью. Вся эволюция последней четверти ве­ка, прерванная только временно, была как бы отмечена упадком либеральной организации.

Так, политика с социалистической окраской, в которую за по­следние годы, под руководством Ллойд-Джорджа и У.Черчил­ля⁷², бросилась либеральная партия, придала ей известный блеск, но пробила громадную и новую брешь в старом историче­ском здании либерализма. И удержаться оно смогло только бла­годаря коалиции с ирландцами и рабочей партией. Последняя пи­тает в известной мере либеральную политику, другие приносят ей свои голоса, чтобы дополнить ее большинство. Будучи в массе настроены меньше всего радикально или социалистически, ир­ландцы поддерживали либералов, чтобы добиться гомруля. Как только это было достигнуто, коалиция вскоре распалась, и либе­ральной партии пришлось снова сражаться за свое существование. Партия сама по себе была уже численно меньше консервативной партии, положение которой оставляло желать много лучшего.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: