Начало партийных организаций 5 глава

Именно недовольные плебеи или, во всяком случае, люди, вполне разделявшие их чувства, основали четвертую партию, «взявши в качестве вывески» молодого лорда, толь­ко что вернувшегося к политической деятельности, Рандольфа Черчилля⁵^. Сначала с помощью прессы кампания из Палаты об­щин была перенесена в страну. Под довольно прозрачным загла­вием «Два консерватора» (это были Дрюммон Вольф и Д.Горст) недовольные опубликовали нечто вроде манифеста, представляв­шего в общем с начала до конца жестокий обвинительный акт против лидеров тори. «Если партия тори желает оставаться вла­стью в государстве, надо, чтобы она стала популярной»... «К не­счастью для консерватизма, его лидеры принадлежат к одному классу: они составляют категорию, состоящую из аристократов, земельных собственников и их сторонников, главным достоинством которых является прислужничество... Они чувствуют к народу нечто среднее между страхом и презрением». Ассоциации, обра­зовавшиеся по всей стране в течение 1868—74 гг., упорным тру­дом организовали победу. «Как только был достигнут успех, сто­явшие во главе аристократы, державшиеся в 1868 г. в стороне, бросились делить доходы. Было образовано министерство исклю­чительно из пэров и депутатов графств. Те, кто вели кампанию и добились победы, были забыты... Различие между депутатами графств и городов снова ожило... Сословное влияние приобрело господствующее влияние. Всякое проявление независимой пол­итической мысли жестоко наказывалось... Следствием всего это­го было то, что ассоциации потеряли свою жизненность, что ме­сто настоящих работников заняли шумливые партийцы, единст­венный заботой которых было понравиться лидерам партии. Вскоре наступило поражение... Вся организация партии тори дол­жна подвергнуться радикальной переработке, чтобы быть удов­летворительной. В настоящее время она управляется Лондонским комитетом, члены которого стране неизвестны даже по имени и действуют без мандата избирательного корпуса. Целью сущест­вования наибольшего количества ассоциаций является организа­ция периодических демонстраций, на которых какой-либо член последнего министерства тори мог бы проявить перед востор­женной толпой свой ораторский талант. Как только это кончает­ся и местные нотабли насладились рукопожатием великого чело­века, их усердие исчезает до тех пор, пока им не удается раз­ыскать новую знаменитость... В речи ^великой особы массы не улавливают ни слова симпатии к ним, ничего, указывающего на то, что ей дороги их права, привилегии, свободы. Это существо, сделанное из другой глины, живущее в чуждой им атмосфере. Если это те средства, при помощи которых лидеры консервато­ров рассчитывают вернуться к власти, им придется долго ждать». Подобная речь в устах тори изумляла и даже, возможно, оча­ровывала своей смелостью, но она была чересчур проникнута яз­вительностью и личными выпадами, чтобы представлять собой точное выражение истины. Фактически подавляющее большинст­во тори в стране нисколько не было склонно откликнуться на уравнительные чувства и выпады восставших плебеев, так что воззвание не было равносильно набатному звону какого-нибудь святого Варфоломея. Но оно также и не потерялось в простран­стве: вскоре другие голоса поспешили к нему навстречу, слились с ним и усилили его значение.

 

 

V

То смещение лидеров-аристократов, которого требовали чле­ны «четвертой партии», влекло за собой, как естественное следствие, «радикальную революцию» в организации партии, рефорv ее в народном духе. Этот пункт соответствовал тем стремле­ниям, которые овладели умами на следующий день после 1880 года. Такое чувство появилось даже у членов партии аристокра­тов, хорошо понимающих, что «оборудование партии было уста­ревшим, совершенно неприспособленным к духу времени». «Чем-берлэн, — констатировали они, — ввел систему организации, ос­нованную на народном фундаменте, и этим он принес пользу своей партии и себе самому. Верно также и то, что он принес много зла народу установлением этой системы, но что виной это­му не сама машина, а, главным образом, способ приведения ее в действие.

Идея хороша. Чтобы иметь успех, организация должна иметь первоисточник в народе. Надо побудить народ интересоваться политикой партии. Надо использовать активность и подвижность местного жителя, надо дать выход его энергии, предоставить сво­бодное поле деятельности его талантам».

Поскольку это обращалось к партии в целом, эти увещевания направлялись к людям, уже наполовину обращенным. В некото­рых промышленных больших городах тори уже собирались рас­ширить организацию партии или создать новую на более широ­ком фундаменте, чтобы противопоставить ее радикальному Коку-су. Родина последнего, Бирмингем, была среди первых городов, давших партии толчок к этому движению. Разбитые организацией Чемберлэна и Шнедгорста, тори города Бирмингема постепенно оправились и с большим терпением принялись образовывать ар­мию при помощи методов своих противников.

И не только потребности партии, но также и общественные соображения толкали тори по этому пути. Большие промышлен­ные города, бывшие всегда очагами либерализма, не имели об­ществ тори, но только известную клиентуру тори, почти целиком набранную среди простого народа, привлеченного двойным могу­ществом пива и библии. По мере того, как буржуазия проводила свои политические и коммерческие требования и должна была, в свою очередь, обороняться против вновь наступающих, ее либе­рализм испарялся, и она становилась консервативно настроенной. Много было разделявших взгляды партии тори также среди фаб­рикантов, врачей, адвокатов. Жители больших городов, свобод­ные от местных влияний, вокруг которых группировалась обыч­ная публика тори, более независимые или высокомерные благо­даря своему общественному положению, они, однако, не были так расположены, как классические тори, покорно подчиняться внешним влияниям. Их не могли удовлетворить рукопожатия ве­ликих партийных деятелей, случайно появляющихся в городе, их честолюбие направлялось к удовлетворениям не столь мимолет­ным. Закулисные интриги и сделки в делах партии, так долго практиковавшиеся у тори, как и у либералов, если и обеспечива­ли серьезное и длительное влияние, то только нескольким лицам, образовавшим правящую котерию. Словом, партия тори, состояшая до сих пор преимущественно из аристократии и простого на­рода, отныне в больших городах имела «третье сословие», кото­рое, как и всякое другое, хотело играть роль. Местная автономия предоставляла «третьему сословию» тори сферу желанного вли­яния. В то же время представительный аппарат новой организа­ции, с его выборами, публичными собраниями и речами, несколь­ко утолял жажду публичности, всегда наблюдающуюся в боль­ших агломерациях.

Повинуясь этим многочисленным стимулам, тори, иногда по доброй воле, иногда против, заимствовали у либералов их обра­зец организации, тем не менее продолжая публично проклинать Кокус. Этой эволюции, начавшейся в 1 8 8 0—1885 годах, сужде­но было все более усиливаться. Она столкнулась с движением восставших из «четвертой партии», и эти два течения нашли друг в друге значительную поддержку. Так как оно направлялось по пути, куда никогда не ступала нога тори, то провинциальное дви­жение необходимо было приободрить, стимулировать, подтвер­дить ему правильность пути. «Четвертая партия» и особенно один из ее членов, лорд Рандольф Черчилль, и создали для него необ­ходимый стимул.

VI

Лорд Рандольф своим необычайным поведением в Палате бы­стро затмил в глазах широкой публики своих сотрудников. Сын герцога-тори, некоего Мальбору, он порвал со своей партией и, открыто игнорируя всех, занял особое место. Полный непоколе­бимой веры в себя, с сдержанно-страстной отвагой, придержи­вающийся всегда крайних мнений, он рубил направо и налево с жестокой решимостью Деция Муция, обрекая своих противников подземным богам. Обладая живым умом, схватывающим сущ­ность вопроса, он соединял с сильной диалектикой резкий и весьма сатирический язык. Молодой лорд, говорящий рыночным языком, поражал воображение; защитник народного дела, из­бравший себе эту роль, пленял сердца черни. Его темперамент блестяще помог ему добиться почти добросовестно этого успеха; он, несомненно, был одарен достаточно живым народным инстин­ктом, чтобы приблизиться к массам, но инстинкт этот был недо­статочно выраженным, чтобы заставить его покинуть традицион­ную среду торизма, бывшего его операционной базой. Преследу­емый воспоминаниями о блестящей карьере лорда Биконсфильда, Черчилль, воспользовавшись приемами Дизраэли в молодости, объявил своим сгейо «народный торизм». Но он отбросил затем­нявшие доктрину оговорки покойного великого вождя; мнимый последователь внес в нее ясность на свой манер. В своих много­численных ораторских выступлениях в стране за 1883—1884 гг. он непрерывно доказывал, что радикализм был просто шарлатан­ством; что тори, представителем которых он, Черчилль, являлся, были наиболее подлинными демократами в мире и лучшими друзьями народа. «Для тори было всег­да обновляемой верой, живительным принципом, бессмертной ис­тиной, без которых их политика потеряла бы всякое значение и не имела бы ни будущего, ни надежды. Я уже давно сделал сво­им девизом выражение, недавно употребленное Гладстоном: «До­веряйте народу». В партии консерваторов есть еще люди, кото­рых надо этому научить; но, — говорил Черчилль, — я уверен, что все это скоро изменится. Я и мои друзья думаем, что партия тори, как и английский народ, должна быть партией самоуправляющейся».

Это речи разжигали молодых тори — жителей больших горо­дов. Лорд Черчилль и его друзья по «четвертой партии», в свою очередь, чувствовали поддержку в стране; в своей борьбе против лидеров партии тори они могли рассчитывать на организованное мнение, представленное народными ассоциациями. Последние, таким образом, были для неотори машиной, которая должна была проломить брешь в крепости официальных лидеров, т.е. выпол­нить ту же роль, которую для неорадикалов сыграл Кокус в Бир­мингеме. Это была та же игра, те же средства и те же приемы.

Впрочем, было прибавлено и оригинальное нововведение. В политическом наследстве лорда Биконсфильда лорд Р.Черчилль и его соратники нашли между другими образцами и указаниями по­ложение, по которому для того, чтобы достигнуть победы, нужно действовать на воображение, чувства и эмоции народа. Дизраэли сам попытался в своей «Молодой Англии», впрочем, без большо­го успеха, воплотить эти идеи. Его последователи и продолжате­ли взялись за это дело более основательно. Спустившись из об­ласти мечтаний, где жил Дизраэли в молодости, они приспособи­лись к условиям современного общества. Отделившись от лэнд-лордов, которые были на первых ролях в драме «Молодая Анг­лия», они, обратившись к народным чувствам, объединили все классы в одни сентиментальный союз. Воздействием на вообра­жение они преобразовали чувства в политическую энергию. Со­временный способ организации придал форму этому союзу, обеспечил его кадры и игру сил. Благодаря широкой националь­ной базе политическая энергия стала циркулировать в партии то­ри, как кровь в организме, и таким путем лидеры, эти высоко­мерные аристократы, эгоисты, захватывающие власть и распреде­ляющие все места между своими друзьями и родственниками, должны были стать бессильны.

Веруя в ту же религию личной чести и национальной гордо­сти, члены новой ассоциации должны были бы образовать новое рыцарство. Так же как средневековое рыцарство, одушевленное чувством чести, посвящало себя защите всех справедливых дел, так и члены братства тори предполагали отдать свои силы защите консервативных принципов для поддержания религии, королев­ских земель и могущественной власти Британской империи. Они свяжут себя обетом, образуют орден, куда они будут вступать сначала как оруженосцы, чтобы быть потом принятыми с званием рыцарей. Любимый цветок покойного знаменитого вождя лорда Биконсфильда, белый подснежник, становится символическим знаком их союза, получающего наименование «Лига подснежни­ка тори». План, составленный в полной тайне, был поддержан не­которыми депутатами тори, не принадлежавшими к «четвертой партии», а также нотаблями «третьего сословия» провинции, Чрезвычайно скромное вначале движение в короткий срок при­няло необычайное развитие. Хотя Лига подснежника и уклоня­лась от пути, намеченного ее основателями, она добилась неслы­ханного успеха и вскоре стала, как мы увидим, одним из наибо­лее могущественных факторов в организации партии тори.

1лава восьмая

ОРГАНИЗАЦИЯ КОНСЕРВАТОРОВ

(Окончание)

I

«Четвертая партия», ставшая проводником демократического торизма, решила, что центральный орган местных ассоциаций, Совет Национального Союза консервативных и конституционных ассоциаций, мог бы служить в качестве рычага. Но в том виде, как он существовал, этот Совет лишен был жизненности, у него не было ни материальных ресурсов, ни морального авторитета; он был чем-то вроде придатка к бюро официальных лидеров. «Чет­вертая партия» поставила себе задачей освободить его от их опе­ки и передать ему суверенитет партии. Растущее влияние лорда Рандольфа Черчилля скоро сделало его главой ассоциаций, и, по его предложению, на годичном собрании делегатов ассоциаций в Бирмингеме в 1883г. Совет Союза был уполномочен «закрепить за собой законное участие в управлении организацией партии». Избранный президентом при первом же обновлении состава Со­вета лорд Черчилль потребовал признать за Союзом исключи­тельное право на управление делами партии. Официальные лиде­ры принуждены были подать в отставку.

Однако лорд Солсбери и сэр Стаффорд Норскот, понятно, не были особенно склонны уступить свою власть. Они вступили в переговоры и, объявив себя сторонниками положений, выдвину­тых Союзом, потребовали, чтобы Совет Союза официально включил кнутов, агентов лидеров, с совещательным голосом, но лорд Р.Черчилль настоял на том, что Союз должен быть строго представительным органом. Маркиз Солсбери в результате до­вольно резко прервал переговоры, Лорд Рандольф ответил мар­кизу весьма решительным, чтобы не сказать жестоким, письмом, которое, по его требованию, было одобрено большинством Совета_; в нем он его упрекал в желании, чтобы «Совет Союза был вполне и навсегда сведен к прежнему положению зависимости _и раболепства по отношению к некоторым безответственным лицам, находящимся у него в милости (у Солсбери)». «Для нас со­вершенно ясно, — указывал лорд Рандольф, - - что нам не уда-_Л0сь внушить вам правильную оценку значительности движения, поднятого в Бирмингеме Национальным Советом в прошлом году, _а также дать представление о гибельных последствиях для дела консервативной партии в том случае, если лидеры партии будут игнорировать это движение или мешать ему. Возможно, что Кокус неблагозвучное название и не предвещает ничего хорошего для аристократов и лиц привилегированных сословий, но, бес­спорно, это единственная форма политической организации, ко­торая может объединять, руководить и направлять массу избира­телей». Намекая на имевшие место переговоры, лорд Р.Черчилль говорил: «Совет Союза совершил грубую ошибку, поверив, что Ваша Милость и Сэр Стаффорд Норскот действительно искренне желаете установления настоящего авторитета в партии, Совет был жестоко выведен из заблуждения».

Ортодоксальные тори были весьма шокированы таким поведе­нием лорда Рандольфа. Привычка тори к почтительности или, пользуясь выражением Р.Черчилля, к раболепству в отношении лидеров снова пробудилась даже у членов большинства Совета Союза, и, желая загладить происшедшее, решено было найти гтюёиз \луепси с лидерами. Истолковав это постановление как во­тум недоверия ему и почувствовав себя покинутым, лорд Ран­дольф подал в отставку с должности президента Совета и сооб­щил, что он на некоторое время уезжает. Отставка Р.Черчилля вызвала сильное волнение в партии тори вообще и в частности среди его поклонников, представителей народного торизма в про­винции. Ассоциации больших городов немедленно начали кампа­нию. Их председатели собрались в Лондоне и составили декла­рацию основных положений, которая должна была лечь в осно­вание соглашения между лордом Солсбери и Р.Черчиллем, меж­ду традиционным руководством лидеров и волей народа, стремя­щегося управлять непосредственно своими судьбами: всякой ас­социации предоставлялось право вполне независимого управле­ния местными делами; национальный Союз должен был быть ре­организован на более широких основаниях и во главе его постав­лен центральный избирательный и чисто представительный Со­вет, в который будут включены двое представителей, назначае­мых лидерами; лидерам предоставляются в исключительное веде­ние финансы партии, вопросы общей политики и назначение кан­дидатов в том случае, если округа запросят. Лорд Солсбери, по­низив тон, весьма неохотно согласился на сделанное ему предло­жение; лорд Рандольф Черчилль принял его с большой готовно­стью и был единогласно переизбран председателем.

 

Закончившаяся примирением домашняя ссора доказала, что отныне нужно считаться с ассоциациями и что вместе с ними в будничное существование партии введен новый фактор. Однако занимаемое ими место было еще довольно ограниченным, как это доказывал предложенный представителями местных ассоциаций компромисс: несмотря на все их недоброжелательство по отно­шению к высшим лидерам, привыкшим управлять самодержавно, они добровольно оставляли им достаточно широкую сферу влия­ний; престиж аристократических лидеров играл еще большую роль среди других социальных сил, которые сторонники партии тори терпели, как силы природы. Не отдавая себе достаточно от­чета в этом положении и памятуя только Ганнибалову клятву, ко­торую они произнесли в отношении лидеров, соратники лорда Р.Черчилля из «четвертой партии» были, казалось, очень недо­вольны формой разрешения конфликта, они полагали, что можно было добиться большего. Однако удар был настолько удачным, что сторонники лидеров горели желанием взять реванш, и на пер­вом же годичном собрании делегатов ассоциации, имевшем место в Шеффилде, они вступили в сражение с Р.Черчиллем и демок­ратической фракцией. Проявив отменную несообразительность, они широко развернули свое знамя: «лояльность и единство кон­сервативной партии под управлением ее признанных лидеров», Они были разбиты по всем пунктам, и принцип демократической организации вышел из этих столкновений торжествующим как никогда.

II

Теоретически, во всяком случае, было установлено, что кон­сервативная партия была самоуправляющимся организмом. Но должен ли был новый торизм остановиться на этом? Достаточно ли было придать партии тори народную организацию для того, чтобы она стала народной партией?

Когда партия тори на следующий день после поражения 1880 г. приступила к добросовестному рассмотрению вопроса, пришлось признать, что ей нужно было усвоить новую политику. Существовало мнение, что партия тори не должна быть партией сопротивления, а должна выразить свое согласие на все свое­временные реформы, для которых общество созрело, и прини­мать в них участие. Это обычная задача либеральной партии, но истинный либерализм изгнан из современной либеральной пар­тии, управляемой Кокусом; его душа жива, но это душа без тела, Тело консерватизма существует, но у него нет души. Нельзя ли было соединить оба в один полный жизненности организм и об­разовать конституционную партию, объединяющую тори и либе­ралов, защищающую свободу, борющуюся за равенство и при­знающую, что деспотизм всегда остается деспотизмом, безотно­сительно к тому, проявляется ли он индивидом или толпой? Это была программа просвещенного консерватизма, программа ясная, логичная, которая предоставляла партии тори если не блестящие, то весьма почтенные функции. Но она не подходила молодым то­ри, они смело провозгласили своей программой демокра­тический торизм. Так же как и по поводу «народного торизма» Дизраэли, встал вопрос, в чем он состоит? Что могло дать спаривание торизма и демократии? Город Ливерпуль задался честолюбивым намерением дать миру новую разновидность по­литики. Как и на родине Кокуса, городское самоуправление (в особенности мэр А.В.Форвуд) стало во главе этого движения. Мэр провозгласил от своего имени и от имени своих политиче­ских единоверцев стереотипное сгейо торизма: трон, Палата лор­дов, союз церкви и государства, единство Британской империи. Ливерпульские тори удовлетворяли требованиям века просвеще­ния, главным образом, установлением и поддерживанием добрых отношений с народными массами. Все, имевшие дело к городско­му самоуправлению, удостаивались самого любезного приема, деятели-тори охотно посещали народные собрания, они вовсе не грешили гордостью, Они «питали доверие к народу», как они ут­верждали, и народ «отвечал им тем же», «чувствуя потребность быть управляемым выдающимися людьми».

Лорд Р.Черчилль, со своей стороны, протестовал от имени де­мократической части партии тори против «уважения и преклоне­ния перед учреждениями страны, на которые радикалы смотрели с отвращением»; он не забыл ни одного из политических нера­венств, ими утверждаемых; Палата лордов, например, была для него «ядром партии тори». Не трудясь подыскивать новые фор­мулировки, он повторял за Дизраэли: «Объединить народ вокруг трона, соединить трон с народом, лояльный трон и патриотиче­ский народ — вот наша политика и наша вера». «Общественный прогресс народа путем законодательных реформ, в пределах и под знаменем старых учреждений» — таков должен быть девиз консерваторов. Эта программа социальной реформы или, вернее, эти проявления заботливости о материальной судьбе масс были приправлены комплиментами по их адресу. Массы обладали все­ми добродетелями, они были источником политической мудрости, их суждение было непогрешимо: «уох рориН — уох Ое1 — это было более чем верно»; правительства могут ошибаться, классы (поскольку они противополагаются массам) могут ошибаться. Лондонское общество и клубы Ра11 Ма11 всегда ошибаются, но народ не ошибается никогда.

Со старым торизмом, т.е. консерватизмом, таким, как его по­нимал Дизраэли, было покончено. Дизраэли не противопоставлял всегда ошибающимся «классам» никогда не ошибающиеся массы, не идентифицировал нацию с «народом», голос которого равно­силен голосу бога, но, согласно истинным консервативным взгля­дам, рассматривал его как самопроизвольный союз классов, над­строенных один над другим. На место консерватизма сторонники демократической части партии тори устанавливали новый вид плебисцитарного цезаризма, во главе которого стоял не индивид, а обширный синдикат: при помощи хорошо прилаженного зако­нодательства народу будет дан хлеб, а зрелища не заставят себя ждать, и народ предоставит управление партии тори с ее лорда­ми, существующей церковью и земельной собственностью; пар­тия тори не присвоит себе этого мандата, аристократам, стоящим во главе, не позволят выхватить его; народ, собравшись в партий­ных комитетах, в Кокусе, выдаст эти мандаты людям по своему выбору.

Но как после того, как за народом будет признано это право, «демократы-тори» смогут поддерживать политические неравенст­ва, неотделимые, по их мнению, от самого существования партии тори? Чтобы не очутиться позади радикалов, они будут по частям отказываться от этих неравенств согласно методу, изобретенно­му Дизраэли. Таким образом они установят связь с ним: на оп­портунистический торизм, основателем которого он был, они на­громоздят при помощи Кокуса, заимствованного у радикалов, и пылкого исповедания веры в народ демократический и слегка де­магогический торизм; он же при посредстве, присущего самой природе демократии, узаконит все повороты, отклонения с большим авторитетом, чем это могла бы сделать вся диалектика Дизраэли.

 

III

Долго не пришлось ждать этой эволюции, она проявилась не­медленно, при первом крупном политическом событии, вызван­ном в 1884 г. вопросом о расширении избирательного права на сельское население, а тем самым и вопросом о перерас­пределении депутатских мест, перемещении избирательных округов, тесно связанных с избирательной рефор­мой. В интересах своей партии тори очень держались за то, что­бы традиционные избирательные округа, весьма неравномерно распределенные в смысле территории и населения с их старым социальным влиянием, были сохранены в возможно большем ко­личестве; либералы же хотели потопить их в избирательных ок­ругах, единообразно отмежеванных соответственно народонасе­лению. Одно время конфликт казался весьма угрожающим; но в последний момент лидеры тори внезапно утвердили новое рас­пределение депутатских мест на основаниях почти арифметиче­ских. Вскоре демократический торизм и его приемы.получили еще более полное подтверждение. Когда лорд Солсбери пришел к власти в 1885 г., употребив парламентский театральный жест, он предложил Р.Черчиллю одно из первых мест в своем кабине­те, и, в качестве высшей предупредительности по отношению к «демократам-тори», он делегировал в Палату лордов знаменитого сэра Стаффорда Норскота, обладавшего особым талантом раз дражать «демократов» своим истинно консервативным образом мыслей. Министерство, в котором устроились лорд Р.Черчилль и его друзья, сейчас же бросилось на путь государственного соци­ализма с такой энергией, что Чемберлэн, не без некоторого ос­нования, мог сказать, что «тори были в правительстве, но у вла­сти были радикалы». Вместе с тем «демократы-тори» и лорд Р.Черчилль не переставали провозглашать, что радикализм, если ему предоставить свободу, приведет Англию к пропасти демаго­гии, и они звали умеренных либералов поскорее к ним присое­диниться. Последние, подавленные радикалами, со стесненным сердцем задавали себе вопрос, не наступил ли час отряхнуть прах от ног своих. Они не могли, однако, не замечать, что тот же ветер дул и в партии тори, и на высотах радикализма, он с бе­шенством срывал листья со старых деревьев и подтачивал их до самого ствола, чтобы обратить их в мертвое дерево. В доверше­ние несчастья, на широких просветах, показавшихся там и здесь в партии тори, появился Кокус, тот самый Кокус, который немало содействовал тому, что дальнейшее пребывание умеренных либе­ралов в старом здании либерализма стало невозможным. Ведь ес­ли они попробуют пройти с другой стороны, возможно, что они очутятся между Сциллой и Харибдой? Удар молнии, раздавшийся на политическом небосклоне, внезапно вывел их из того оцепе­нения, в которое они были погружены. Роль этого удара молнии сыграл кризис, вызванный вопросом об ирландском гомруле.

Глава девятая КРИЗИС 1886 ГОДА

 

I

Проблема Ирландии, которая уже издавна была как бы зано­зой, вонзившейся в политический организм Англии, наконец, проникла в самое сердце ее парламентской системы. Представи­тели непримиримой ирландской ориентации стали со временем настолько многочисленны в Палате общин, что они препятствова­ли правильному функционированию классических партий, вкли­ниваясь между ними или парализуя даже парламентскую дея­тельность своей систематической обструкцией. Они шли на мир только ценой политической автономии их страны (гомруля). По­сле выборов 1885 г. число сторонников ирландского гомруля⁵⁶ особенно увеличилось; только при их поддержке либералы смогли победить консерваторов и вырвать у них быв­шую в их руках в течение некоторого времени власть. Гладстон, снова собиравшийся стать у власти, решился тогда предложить ирландцам гомруль, чтобы добиться большинства и положить ко нец враждебности, разделявшей две братские нации. Но всего его авторитета и изумительного престижа его имени было недо­статочно, чтобы увлечь за собою всех, до сего времени следовав­ших за ним. Умеренные либералы, возглавляемые лордом Гартин-гтоном, покинули его, они отказались войти в новый, образован­ный им кабинет и уже больше не колебались вступить в блок с консерваторами. Положение особенно осложнилось тем, что Гладстон не мог добиться единогласного одобрения своей новой ирландской политики от своих же министров, не принадлежащих к партии вигов, и в частности от Чемберлэна, который, забыв о своем радикализме, усматривал, как и умеренные либералы, в гомруле только способ разрушения цельности империи. Гладсто-ну тем труднее было бороться в среде своей же партии с сопро­тивлением, что он не мог сослаться на волю избирательного кор­пуса в предоставлении гомруля, так как вопрос не был у него на рассмотрении. Было намерение уже после издания акта апелли­ровать к представителям либерального мнения, но большинство их были организованы в Кокусы, признанным и всеобщим вож­дем которых был Чемберлэн.

Накануне открытия дебатов в Палате общин по Биллю⁵⁷ о гомруле бюро либеральных федераций предложило всем фили­альным ассоциациям высказаться. Ассоциации, оказавшиеся между Гладстоном и Чемберлэном, попали в весьма затрудни­тельное положение, тем более что Федерация, отдавая себе от­чет в несогласии умов, на этот раз, противно своему обыкнове­нию, удовлетворилась формулировкой перед местными ассоциа­циями проблемы, не подсказав им нужного ответа. Предостав­ленные сами себе, ассоциации в большинстве не знали, что ре­шить. Они вотировали много резолюций, и даже очень длинных, но не давали точного ответа. И тогда из груди Чемберлэна вырва­лось горестное восклицание: «Почему вы здесь? Почему вы до сих пор организованы в ассоциации?»

 

II

Делегаты либеральных ассоциаций для того, чтобы прийти к какому-либо решению от имени партии, собрались в Лондйне, и там завязалось первое сражение между Гладстоном и Чемберлэ­ном. Это горячее сражение оказалось гибельным для Чемберлэна и его друзей. К обожествлению, которым был окружен Гладстон, к установившейся вере его поклонников в то, что он не мог по­ступить неправильно или отступить, к серьезному расхождению в мнениях по вопросу о гомруле присоединилась вражда, сорев­нование и накопившаяся годами злоба против бирмингемских де­ятелей за время их всемогущества. Как мы уже выше отметили, они обнаружили диктаторские тенденции и посредством созда­ния ими Федерации установили гегемонию города Бирмингема над всей страной. Другие города чувствовали себя задетыми в своей гордости. Кокус в значительном большинстве высказался _За Гладстона. Последствия этого разрыва имели, как мы увидим, громадное значение для всего будущего организации и либераль­ной партии.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: