Эволюция системы конвентов

Смена стоявшей у власти партии, происшедшая одновременно с выборами 1840 г., еще более выявила тот факт, что нравы и политические методы, выдвинутые джексоновской демократией, вошли в обычай. Виги бросились в битву с криком; (Долой грабителей!), но, как только бой окончился, они набросились на добычу. Как и во время избрания Джексона, Ва­шингтон представлял собою город, захваченный претендентами на должности. Новый способ передвижения — железные дороги, которых не существовало в 1829 г., — особенно облегчал этот наплыв голодных искателей должностей. Новый президент еще не вступил в исполнение своих обязанностей, а его будущие ми­нистры уже осаждались просителями, которые далеко не всегда являлись мелкими нуждающимися политиками; в числе их были члены конгресса, сенаторы Соединенных Штатов. Когда Гаррисон вступил в Белый дом, толкотня сделалась ужасающей. Просители буквально преследовали министров и президента днем и ночью. Многие претенденты на государственные должности ложились спать в коридорах Белого дома, чтобы захватить президента на следующее утро, как только он встанет. Не было определенно назначенных часов для аудиенции; «президенту хижин» нрави­лась простота, которая делала его доступным для всех. Но вслед­ствие преклонного возраста он не смог перенести усталости и пе­реутомления, явившихся результатом приема бесконечно возоб­новлявшейся толпы просителей, и после месяца своего президен­тства он умер. Согласно конституции, его заместителем явился вице-президент Тайлер¹⁰³, демократ, отделившийся от Джексо­на, но не примкнувший к вигам. Подозреваемый одними и не признаваемый другими, он надумал создать свою собственную партию, которая бы выбрала его президентом и на новый срок. Чтобы набрать себе единомышленников, президент выгонял слу­жащих, преданных вигам, и заменял их своими креатурами. Это ему не помогло, так как на президентских выборах в 1844 г. по­бедил подлинный кандидат демократов. Придя к власти, новый президент, в свою очередь, перетряхнул государственные учреж­дения в еще большей мере, чем это делали его предшественники: почти все чиновники Союза были смещены, чтобы предоставить место победителям. С тех пор сделалось правилом, что каждая перемена президента обязательно влекла за собой увольнение всех служащих, назначенных его предшественником из враждеб­ной партии. Как только новый президент вступал в исполнение своих обязанностей, «партийная гильотина» пускалась в ход, к вящему торжеству «круговорота» — важнейшего, как говорили, принципа в деле охраны народной свободы: борьба за должности пробуждала политическое сознание нации, и в то же время уча­стие в почетной общественной работе являлось для гражданина

мотивом оставаться верным свободному строю страны. «Это _ -великий американский принцип, — провозгласили в 1 8 4 6 г. в се­нате, - - и он лежит в основе нашего управления». Тщетно такие люди, как Вебстер и Кальхун, восставали против практики и те­ории такого рода. Наконец, не нужно было даже перехода власти от одной партии к другой, чтобы создать гекатомбу чиновников: принцип круговорота требовал этого даже тогда, когда партия по­сле новых выборов оставалась у власти, так как насытившиеся должны были уступить место своим еще голодным политическим соратникам. Такова была справедливость, это было необходимо также и для сохранения партийной организации, как это признал президент-демократ Бьюкенен¹⁰⁴, сменивший в 1857 г. демокра­та Пирса¹⁰⁵.

II

Так как президентский «протекционизм» сделался жизненной сущностью организованных партий, их главные усилия были на­правлены на национальные конвенты, где решался вопрос о вы­боре кандидатов в президенты. Управляемые хитрыми дельцами национальные конвенты дали материал для истории обманов, военных хитростей, бесчестных и недостойных поступ­ков. Начало этому было положено на конвенте вигов в Харрис-бурге в 1839 г. Собрание демократов в 1844 г. явилось новым примером этому. Демократы, выбитые из колеи, быстро опять заняли свои позиции на выборах в кон­гресс, и так как страна ничего не выиграла от управления вигов, то тем более, казалось, они должны были иметь серьезные шан­сы на успех при президентских выборах. Общие симпатии демок­ратической партии выдвигали на пост президента Ван-Бюрена. Но в это время произошло событие, внушившее опасения партийным интриганам относительно его кандидатуры. Вопрос о рабстве, ко­торый уже с некоторого времени глухо волновал страну, внезап­но принял жгучий характер благодаря выдвинутому сторонника­ми рабства проекту о расширении территории рабства путем ан­нексии бывшей мексиканской провинции Техас. Ван-Бюрен бо­лее или менее ясно высказался против этой аннексии. Так как сторонники рабства, южане, составляли очень значительную часть демократической партии, вожди демократов решили, что шансы Ван-Бюрена на успех на Юге сильно понизились, и, чтобы не потерпеть с ним крушения, они решили выкинуть за борт сво­его великого вождя.

Демократы осуществили свое намерение на национальном конвенте при помощи ловкого маневра, как это проделали и виги, чтобы избавиться от Клея. В данном случае было установлено правило, в силу которого кандидаты в президенты и вице-прези­денты, чтобы быть окончательно утвержденными, должны были собрать большинство в две трети голосов. На двух первых демок­ратических конвентах не было разногласий по поводу намечае­мых лиц, и эта процедура не привела ни к каким результатам. Те­перь одной трети голосов было достаточно, чтобы обеспечить по­ражение Ван-Бюрена. В первый раз он получил 151 голос из 226, но это абсолютное большинство было уже недостаточным. Во второй раз он собрал еще меньше голосов; при каждом новом голосовании он терял голоса; после седьмого голосования друзья Ван-Бюрена сняли его кандидатуру. Тогда выступило на сцену меньшинство с довольно мало известной кандидатурой Джемса К. Полка¹⁰⁶. Он собрал только 44 голоса; но самая его посред­ственность казалась некоторым делегатам залогом успеха. Мало известный в стране, он не возбуждал ничьей зависти и мог бы, говорили они, в конечном итоге получить большинство. Новое го­лосование выявило сейчас же многих, присоединившихся к По­лку, и тогда начался безумный бег наперегонки; делегации, воти­ровавшие в пользу других кандидатов, спешили взять обратно свои голоса, чтобы передать их Полку. Когда голосование окон­чилось, оказалось, что Полк был избран единогласно. Таким об­разом, Мартин Ван-Бюрен, политический наследник Джексона, благодетельный гений и почти творец демократической партии, был ею отброшен, уступив место Полку. Среди лиц, близко сто­явших к Джексону, царило возмущение. Но конвент лишь следо­вал по пути, намеченному самими сторонниками Джексона. Чле­ны этого конвента считали, что настоящим амфитрионом является тот, у кого можно пообедать. Наиболее подходящим кандидатом в президенты был не тот, кто был этого более достоин, а тот, кто имел возможность легче пройти и тверже укрепиться, чтобы от­крыть двери своим людям. При такой политике результатов един­ственным критерием сделался оппортунизм — пригодность (он не пригоден) — сделалось впредь смертным приговором для кандидата. Оппортунизм поли­тических деятелей конвентов, приводивший к отстранению от власти лучших членов общества, подкреплялся оппортунизмом самих крупных лидеров, чтобы нанести последний удар управле­нию лидеров. Уже кампания президентских выборов 1844 г. представляла грустную картину, и именно в лагере вигов. Раска­иваясь до некоторой степени в обиде, нанесенной их славному вождю Генри Клею во время предыдущих выборов, виги на этот Раз единогласно наметили его президентом. Национальный кон­вент вигов, приняв его кандидатуру, одновременно впервые принял резолюции, формулирующие принципы партии, ее платформу (по примеру демократической партии, которая сделала это в 840 г.), но жгучий вопрос о Техасе был обойден молчанием, чтобы не задевать южан. Однако Клею не пришлось обойти мол­чанием этот вопрос: он должен был высказаться во время изби рательной кампании. Сначала он высказался против аннексии Те­хаса, но вскоре постепенно стал смягчать свои убеждения, чтобы не упустить голосов на Юге. Благодаря такой не слишком удачной позиции Клей потерял голоса нескольких вигов, убежденных противников рабства, и их отказ послужил причиной его пораже­ния. Неудача Клея удручающе подействовала на его поклонников во всем Союзе; мужчины и женщины рыдали, многие разочаро­вались в будущем республики и в демократическом управлении, видя, как Полку было отдано предпочтение перед Генри Клеем! «великим Клеем».

Между тем, поскольку речь шла о его неудаче, а не о триум­фе Полка, эта неудача не столько зависела от слабости демокра­тического управления, сколько от слабости лидеров, которые не умели или не хотели проявить твердости при защите своих мнений и, будучи поглощены мелочными подсчетами голосов за и против, не имели мужества смело и открыто сказать народу правду. Несомненно, что сбитая с толку в условиях такого де­мократического режима масса избирателей, а также постоян­ная неуверенность в том, чего хотят и что думают эти избира­тели, — деморализовали политических деятелей, озабоченных тем, чтобы привлечь к себе массы и собрать возможно большее количество голосов. Но еще в большей степени массы избирате­лей сбивали с толку лица, которые, всячески стремясь завоевать авторитет, избегали ответственности и вместо того, чтобы идти впереди масс, держались по ветру. Таковы были пресловутые ли­деры.

Выдающиеся политические деятели, которых не отвергли кон­венты, сами сходили со сцены. Так поступил Кальхун, крупный противник Ван-Бюрена и Клея. Накануне выборов 1844 г. одно время шел вопрос о его кандидатуре. Но он запретил выстав­лять свою кандидатуру на национальном конвенте. В опублико­ванном им письме он изложил свои соображения по этому по­воду, нападая на всю систему конвентов. «Мы, генерал Джек­сон и большинство вождей своего времени, — сказал Каль­хун, — мы способствовали свержению кокуса конгресса... Я был далек от мысли поставить на место кокуса, в свержении которого я участвовал, то, что считаю во всех отношениях во сто раз худшим...»

Когда стало известно о назначении Полка конвентом, в стране раздался общий крик удивления: «Кто такой Полк?» Но стране было суждено получать от конвентов еще более ничтожных кан­дидатов, наследовавших Вашингтонам, Джефферсонам и Джексо­нам. Полк явился лишь предком целого ряда «темных лошадей», которые в последний момент одерживают победу на политическом ипподроме. Когда в конвенте не могли сгово­риться о выборах выдающегося человека, обычно выдвигали в ре­зультате ряда интриг «темную лошадь». После многочисленных бесплодных голосований «темная лошадь» вдруг появлялась на скаковой дорожке, с трудом тащась позади гордых скакунов, но мало-помалу она их обгоняла и вскоре оказывалась впереди. На-под здесь ничего не мог сделать. Опутанный системой конвентов [ догматом регулярности, он должен был лишь без возражений утверждать сделанный за него выбор, и сенатор Бен-тон, бывший лейтенант Джексона, был недалек от истины, когда говорил: «Народ имеет не больше власти при выборах лица, ко­торое должно быть его президентом, чем подданные наследст­венного монарха над рождением ребенка, который в один пре­красный день должен будет над ними царствовать».

III

Между тем сеть, которой эта система опутала американскую демократию, стягивалась как усиливавшимися старыми связями, так и появлявшимися новыми. Лойялизм партии, втиснутый в рам­ки организации, возмущался и отчаивался. Партия сделалась сво­его рода церковью, которая не допускала никакого раскола. Контингенты, шедшие на служение партии, все более увеличивались. В первую очередь умножился класс соискателей должностей. Чем больше укоренялась система «добычи» и «круговорота», тем больше возрастало количество вступавших в ряды партии. В то же время в связи с непрерывной иммиграцией новой и очень зна­чительной массой являлся иностранный элемент. С 1831 г. им­миграция приняла очень большие размеры и ежегодно выбрасыва­ла на американскую почву все большие массы иммигрантов, при­бывавших преимущественно из Ирландии и Германии. Благодаря легкости приобретения по американским законам прав граждан­ства, иммигранты после кратковременного пребывания начинали пользоваться правами граждан Соединенных Штатов. Невежест­венные, без всякого политического воспитания, эти новые граж­дане сразу позволяли завербовать себя в партийную организацию и слепо следовали ее приказаниям. Мелкие выборные должности или раздача денег и спиртных напитков поддерживали в них, и в особенности в ирландцах, преданность партии. Наконец, кроме возраставшей орды профессиональных политиков и податливой массы иммигрантов, партийная организация почерпнула после 1840 г. новую силу в проблеме рабства, чем привязала к себе крепче, чем когда-либо, высшие слои общества американского происхождения, владевшие материальными средствами и культу­рой. Эта проблема, долгое время находившаяся в сумерках, в течение десятилетия 1840—1850 гг. поднялась во всем своем ве­личии над политическим горизонтом Американского Союза и бросила на общество Севера яркий возбуждающий свет. За исключением маленькой избранной части общества, которая, благо­даря своим искренним и благородным чувствам, решилась заняться вопросом о рабстве, никто не хотел подойти к нему вплотную; он нарушал привычки общества, поглощенного сво­ими делами, задевал его интересы, так как являлся экзаменом совести и, может быть, поступков. Чтобы избежать ужасного призрака, лучше всего было закрыть глаза. Но в таком случае, чтобы двигаться по пути политической жизни, нужна была из­вестная опора, что-то вроде перил, держась за которые, можно было бы автоматически идти по определенному пути. Органи­зация партии дала эти перила; можно было шагать со своей пар­тией прямо вперед, не беспокоясь об остальном, не останавлива­ясь даже перед скандалами системы добычи и перед политиче­ской проституцией честолюбия и вульгарной жадности, скрывав­шихся под этой организацией.

IV

Но традиционные партии тем менее были способны поддер­жать равновесие зЬаШз дио, что сами не имели никакой реальной базы; единственно, что им осталось, это их социальная сущность. Различие мнений по экономическим и финансовым вопросам, ко­торое сплотило как джексонцев, так и их противников в две раз­личные соперничающие партии, давно уже не имело оснований. Единственный вопрос, который действительно волновал стра­ну, — вопрос о рабстве — вызывал такое различие мнений, ко­торое так же не соответствовало более делению на вигов и де­мократов, как и изжитые проблемы их прежнего сгейо. В каждой из этих партий были как защитники, так и противники рабства; южане, принадлежали ли они к партии вигов или к демократам, в большинстве своем относились благосклонно к этому «домаш­нему институту» своего района, в то время как демократы и виги Севера, и в особенности первые, разошлись с ними в этом воп­росе, так как большинство все-таки враждебно относилось к рас­ширению рабства. Перераспределение партий на реальной осно­ве могло, следовательно, произойти лишь с разрушением преж­них организаций. Но последние цеплялись за жизнь и не хотели быть уничтоженными. Опасаясь последствий, они не нашли ниче­го лучшего, как упразднить причину или, по крайней мере, ее иг­норировать. Они создали двусмысленную молчаливую конспира­цию вокруг большой национальной проблемы, требовавшей ре­шения, и в течение долгих лет эти дряхлые партии старались, вопреки логике вещей, удержаться посредством хитрости, лжи и бесконечных отречений от собственных слов.

Такой позицией особенно отличалась организация вигов. Под­чинив все высшей задаче сохранить свои кадры, остаться нацио­нальной организацией, она приняла политику летучей мыши, показывая крылья птицам и в то же время братаясь с крысами. Эта тактика, казалось, так великолепно удавалась ей, что даже дала ей президентство республики на выборах 1848 г.

Но едва победители успели усесться за пиршество, как перед ними встал ужасающий, грозный призрак рабства. Защитники рабства становились все агрессивнее и агрессивнее в своих тре­бованиях расширения территории рабства, — они говорили даже о расторжении союза. В то же время в штатах Севера возмуще­ние общественного мнения против рабства и против намерений его сторонников производило и усиливало в рядах вигов все бо­лее и более глубокий раскол. Чтобы избежать этого, организация нашла искусную уловку «согласиться на то, чтобы не быть в со­гласии», и продолжать носить ливрею вигов. Но непримиримое разногласие между вигами Юга и вигами, про­тивниками рабства¹⁰⁷, вспыхивало по всякому поводу. Нацио­нальный конвент 1852 г. пытался еще установить между ними кажущееся согласие посредством величайшей двусмысленности, избрав в угоду Северу кандидата, бесцветного «военного героя», и приняв программу по вкусу Юга, почти тождественную той, ко­торую конвент демократов утвердил две недели назад. На этот раз они перешли всякие границы; виги Юга нашли, что надежнее голосовать за кандидата демократа, составлявшего одно целое со своей платформой, противники же расширения рабства положи­лись на независимого кандидата, и осталась только маленькая часть вигов, которая согласилась «поддержать кандидата, плюя на платформу, на которой он стоял». Этот кандидат потерпел по­ражение, и «партия вигов» оказалась побежденной на поле бит­вы. Партийная организация надеялась вернуть ее к жизни, но она все больше разлагалась, Многие виги, искренно ненавидевшие рабство и предпочитавшие человеческую свободу цельности своей партии, не стали ждать этого важного момента, чтобы от­делиться от организации, и встали на ясно и четко выраженную платформу противников рабства. Но в течение долгих лет они должны были бороться не только для того, чтобы защищать и пропагандировать свои мнения, но и чтобы завоевать себе право организоваться на своей особой платформе. Взгляд на партии как на своего рода церкви, берущие на себя удовлетворение мораль­ных интересов верующих, заботу об их душе, рассматриваемые ^в Данном случае как церкви единые и неделимые, до такой сте­пени проник в умы, что самый факт образования партии для защиты определенной цели, и только этой цели, казался сам по се­бе имморальным и достойным проклятия; ведь в церковь вступают не для того, чтобы исповедовать только один какой-либо догмат. И поэтому первая организация противников рабства под на­званием «Партия свободы» сочла нужным торжественно, хотя и безуспешно оправдаться в этой ереси в своей программе 1843 г. Когда движение, поднятое Партией свободы, Получило дальнейшее развитие накануне президентских выборов 1848 г. под именем партии «Свободной земли» (Ргее зо11 ее сторонники, перешедшие по большей части от вигов_; третиро­вались как изменники и ренегаты. Даже искренние противники расширения рабства находили концепцию подобной партии, «ба­зирующейся на единой идее», просто абсурдной.

В дальнейшем отвращение, внушаемое поведением партии ви­гов, оттолкнуло от нее большую часть ее сторонников. Кое-где еще остались обломки вигов, не хотевших отойти, подобно раз­давленным пресмыкающимся, отдельные части которых еще дви­гались.

Но скоро они обратились в прах, путь был уже очищен, - - и все противники расширения рабства, число которых под прово­кационными ударами сторонников рабства особенно быстро уве­личилось к 1854 г., могли свободно объединиться и составить организацию, как бы различно ни было их происхождение и как бы ни расходились их мнения по другим вопросам. Эта организа­ция вскоре получила название республиканской партии. Зародив­шись в штатах Запада, где партийные организации были менее развиты, чем на Востоке, и где, следовательно, легче мог про­явиться непосредственный народный порыв, она распространи­лась к 1 8 5 6 г. по всему Северу. На месте одной из двух стере­отипных партийных организаций, упорно и эгоистично препятст­вовавших разрешению жизненной проблемы республики, образо­валась, таким образом, смелая и самоотверженная жизненная ор­ганизация, которая заставила силы, сгруппировавшиеся на проти­воположной стороне, занять определенную позицию.

V

Организация демократов, также расколовшаяся по вопросу о рабстве, в свою очередь, мешала перегруппировке партий. В ря­дах демократической партии, сформированной под руководством Джексона, южане., сторонники рабства, были в меньшинстве; большинство партии, состоявшее преимущественно из жителей Севера и Северо-Запада, не сочувствовало расширению рабства, Но с 1844 г. меньшинство взяло бразды¹ °° правления вследст­вие переворота в национальном конвенте демократов, который отрекся от Ван-Бюрена и принял кандидатуру сторонника аннек­сии Техаса, чтобы не рисковать плодами избирательной добычи. Передав партию в руки меньшинства, состоявшего из сторонни­ков рабства, организация путем уловок и маневров поддерживала неравный союз между двумя фракциями. Национальные конвен­ты демократов по этому поводу вели игру, во многих отношениях похожую на ту, которую вели конвенты вигов. Но такое положе­ние не могло долго продолжаться. Сторонники рабства, все бо­лее и более ожесточаемые развитием свободного труда на новых территориях и выведенные из себя все возрастающей оппози­цией со стороны общественного мнения свободных штатов, по чувствовали, что почва ускользает из-под их ног, и решились на последнюю ставку. Привыкнув, под угрозой политиков Севера, отделяться от партии и от Союза, тащить их за собой на букdfре, они потребовали от союзной власти формального призна­ния их права владеть рабами на всей территории страны на том же основании, как и всякой другой собственностью. Полити­ческие деятели Севера не могли дать согласия на их новое тре­бование, не потеряв большинства своих сторонников на Севе­ре, и на этой почве произошел раскол. Он окончательно выявил­ся на национальном конвенте партии, собравшемся в 1860 г. в Чарльстоне.

Напрасно делегаты Севера предлагали запутанную программу вроде тех, секретом которых владели национальные конвенты; делегаты-южане удалились с конвента, объединились в отдель­ный конвент и приняли определенно рабовладельческую про­грамму. Всякое подобие единства в партии исчезло; длительная борьба между поддерживавшейся партией двусмысленностью и наглыми требованиями сторонников рабства окончилась.

Так как разложение старых организаций совершилось, то принцип свободы, с одной стороны, и принцип невольничества — с другой, столкнулись лицом к лицу и вынуждены были путем по­единка довести до конца свою ссору. Конфликт не мог быть раз­решен мирным путем, было уже слишком поздно; Юг слишком далеко зашел в своих требованиях, чтобы отступить в результате простого решения избирателей. Испытывая все большее и боль­шее давление со стороны приверженцев свободы, вышедших «из великой пустыни Запада», и видя свой «домашний институт» в опасности, несмотря на всякие словесные комбинации, приду­манные организациями партий, Юг вынужден был постоянно ис­кать новые точки опоры, чтобы бесконечно повышать свои тре­бования. Сторонники рабства становились изо дня в день все бо­лее агрессивными и несговорчивыми, потому что сопротивление, которое они встречали, обычно кончалось уступками, и перед ни­ми были лишь партии, готовые на все, чтобы продолжить свое су­ществование, и позволявшие руководить собою таким организа­циям, которые, постоянно притворно твердя о своей любви к Со­юзу, в действительности являлись лишь продажными посредника­ми. Когда при избрании в президенты Линкольна восторжество­вала партия принципов, сторонники рабства услышали похорон­ный звон своему господству в Союзе и отказались от союзного соглашения. Север взялся за оружие, чтобы защитить цельность Союза. Конфликт по поводу рабства предстояло разрешить же­лезом и кровью¹⁰⁹.

Глава четвертая