Эволюция системы конвентов 2 глава

В западных штатах, которые были особенно возмущены зло­употреблениями железных дорог, неоднократно удавалось по­беждать коалицию железных дорог с партийными организациями и издавать законы, ограничивающие власть компаний, но эти ко­алиции часто брали реванш. Большинство изданных законов, ко­торые часто были утрированными и мало практичными, отменя­лось и парализовывалось при своем применении представителями железных дорог в законодательных собраниях, в администрации и даже в трибуналах. К законной борьбе, которую вызывала мо­нопольная и разлагающая власть железных дорог, прибавилась еще другая незаконная борьба: непопулярность компаний в об­щественном мнении сделала их мишенью для продажных законо­дателей, которые вносили билли, враждебные той или другой компании, с единственной целью получить откуп за свой отказ от них. Компании применяли против этих говорунов, названных згпкегв (забастовщики), те же средства, которые они употребляли для покупки законов, в которых они нуждались: коррупция лоб­би (1оЬЬу) и влияние партийных организаций, которым они регу­лярно вносили контрибуции в виде как бы своего рода страховых взносов «юг рго1есиоп» (за протекцию). Вскоре они ввели в обы­чай подписываться одновременно на фонды той и другой партии в том же городе или в том же штате, с ведома обеих организа­ций, совсем так же, как страхуются в нескольких страховых об­ществах от пожара или других несчастных случаев.

Совершенно аналогичные отношения установились.между партийными организациями и различными монополизированными отраслями промышленности, которые появились следом за же­лезными дорогами в процессе экономической эволюции Америки и из которых самые значительные достигли известности под име­нем трестов, с нефтяным трестом «Стандарт Ойл компани» во главе. Все они были более или менее обязаны своим существо­ванием и своим свободным развитием попустительству и безза­кониям государственной власти; во всяком случае, будучи заин­тересованы в том, чтобы их напрасно не притесняли, они с удо­вольствием платили за «протекцию». Директора сахарного треста, первого по своей значительности после нефтяного, признали это в следственной комиссии сената Соединенных Штатов, объявляя свои действия вполне естественными и даже корректными. «Мы получаем немало протекции на местах в обмен на наши подпи­ски». «И вы думаете, что это вполне корректно?»... «Я думаю, — ответил директор треста, — что, считаясь с теперешним поряд­ком управления партиями, это вполне корректно». В то время как некоторые промышленные предприятия местного значения поку­пали в розницу «протекцию» у местных политических организа­ций, другие предприятия, интересы и алчные стремления которых могли получить удовлетворение лишь только благодаря попусти­тельству законодателей Вашингтона, заключили соглашение с од­ной из национальных партий, оспаривавших друг у друга облада­ние верховной властью. На первом месте во второй группе инте­ресов стояли текстильные предприятия, всегда находившиеся в поисках «протекционных» таможенных пошлин. Эти пошлины, сильно увеличенные со времени гражданской войны для попол­нения необычных расходов, должны были носить временный ха­рактер. Но текстильщики, желавшие их сохранить, стремились поддержать у власти республиканскую партию, под покровитель­ством которой были введены эти протекционные пошлины. Они поставляли республиканской организации «смазку» — деньги для их избирательных кампаний --и взамен за это получали все бо­лее и более высокие протекционные пошлины для своих товаров, позволявшие им наживать колоссальные богатства. Бюджет под­ытоживался из года в год с очень значительным процентом при­были от этих поступлений, и пошлины пользовались не меньшей поддержкой.

Появление на месте президента демократа в лице Кливленда и очень твердая линия, взятая им против чрезмерного протекци­онизма, привели лишь к тому, что связь республиканской орга­низации с текстильщиками сделалась крепче, усиливая еще боль­ше их сопротивление. По инициативе владельца большого модно­го магазина Ванамейкера, они собрали для следующей президент­ской кампании в 1888г. значительные суммы, и с помощью кор­рупции республиканцы были возвращены к власти. Ванамейкер получил куртаж в виде министерского поста, а текстильщикам был дарован новый тариф, еще более покровительственный, чем предыдущий. Этот тариф стал знаменитым под названием «Мак-Кинли тариф». Экономические затруднения, вызванные чрезмер­ностью этого тарифа, привели к перевыборам Кливленда, но тек стильщики снова принялись за дело путем подпольной работы, проведенной по всей стране, склонили республиканскую органи­зацию принять в качестве кандидата на пост президента на сле­дующий период самого Мак-Кинли.

Во время его президентства противоположная партия приняла безумную программу свободной чеканки денег, которая предла­гала в качестве нормальной денежной единицы обесцененное се­ребро по таксе старого соотношения его стоимости с золотом. Многие демократы, более преданные стране, чем своей партии, отделились от нее и, чтобы спасти страну от финансовой катаст­рофы, не задумались проголосовать за республиканского канди­дата Мак-Кинли. Благодаря поддержке голосов «золотых демок­ратов» Мак-Кинли был избран. Но, попав в Белый дом, он в пер­вую очередь вспомнил о помощи фабрикантов и с большой по­спешностью созвал чрезвычайное заседание конгресса, чтобы «заставить своих друзей пересмотреть» старый тариф и предло­жить фабрикантам новый, еще более высокий покровительствен­ный тариф (Отд1еу 1апгГ).

Предприятие сторонников биметаллизма, проведенное под флагом «регулярной» демократической организации, являлось, в свою очередь, в широкой мере спекуляцией крупных промыш­ленных интересов, стремившихся эксплуатировать в свою пользу могущество государства. Растущее производство серебра благо­даря открытию новых рудников на Дальнем Западе постоянно по­нижало стоимость этого металла до такой степени, что прежнее соотношение между серебром и золотом, равное 16:1, устанав­ливавшее законную стоимость денежной единицы, упало на рын­ке до 31:1. Производители серебра хотели получить прибыль от разницы между законным соотношением и рыночным и домога­лись свободной чеканки серебра, разумеется, с контрассигнова­нием со стороны государства, которое придало бы принудитель­ный курс их товару. Стараясь завладеть для этой цели властью, они использовали как орудие борьбы организацию демократиче­ской партии. Эта последняя позволила себя подкупить богатым владельцам рудников и отдала биметаллистам голоса большой массы «регулярных» сторонников этой партии. Предприятие рух­нуло, но не по вине демократической организации.

По примеру больших промышленных обществ и спекуляций, только что мною перечисленных, все другие частные предприя­тия, которые надеялись что-то получить от государства и успех которых мог зависеть от законодательства, платили дань партий­ным организациям и покупали их содействие и покровительство ^За наличный расчет; и когда они опаздывали с внесением плате-^Жаг организация настаивала на получении вознаграждения. Это было применение методов Таммани холл во всей их полноте, но более обширной сфере. Материальная эксплуатация избира-ельной монополии, которой завладели партийные организации, Достигла кульминационного пункта: от маклерства должностями она поднялась до торговли политическим влиянием; наряду с из­бирательными мандатами организация торговала властью, которая была с ними связана, начиная с концессионных контрактов, при­суждения поставок и городских работ и кончая продажей зако­нодательства или «протекции» оптом и в розницу.

 

 

V

 

Развитие этой коммерции и необходимость управления изби­рательными массами, на которые она опиралась, усложнявшегося с ростом и дифференциацией избирателей, требовали твердого управления. Это последнее нуждалось в слепом подчинении тем более, что ему не хватало моральной основы. Оно возникло пу­тем естественной эволюции после гражданской войны в лице са­модержавных руководителей машины, которые пользовались го­сударственной властью по примеру «тиранов» греческих городов. Они получили в Америке название «боссов» (Ъоза), ставшее так же общеизвестным, как название «кокуса» и «машины». Это на­звание голландского происхождения означает хозяин, патрон -долго употреблялось в обыденной речи как почтительное обраще­ние, равноценное слову «буржуа», употребляемому в том же смысле обывателями. Но после войны оно сделалось политиче­ским термином, применяемым в насмешку к политическим руко­водителям, которые наперекор демократическим принципам ко­мандовали, как хозяева, и проявляли узурпаторскую власть. «Боссизм» отметил последний этап в эволюции внеконституцион-ного могущества, вызванного режимом американских партий. В штатах, где машина не получила широкого развития, боссизм, ес­тественно, нашел менее благоприятную почву, но тенденция к та­кому режиму проявлялась почти везде, выявляясь в одном месте в ярко выраженных чертах и вырисовываясь в другом месте лишь в смутных и беглых контурах — в зависимости от местных об­стоятельств и условий момента, довольно изменчивых в местной партийной жизни.

Большие города были первыми, где получил свое развитие этот способ управления, благодаря разнородному характеру их народонаселения и цезаристским инстинктам их многочисленной черни, всегда стремящейся воплотить в одном человеке свои по­литические чувства. Движимое этими побуждениями, население больших городов предоставило политикам свой обширный фонд личного доверия, который, передаваясь из рук в руки, как век­сель с последовательными передаточными надписями, доходил в конце концов до высшего руководителя. Этот человек, который брал верх потому, что он оказывался более энергичным и более способным для того, чтобы вести тех, кто умел руководить народ­ными массами, должен был обратить в голоса и в государствен­ные мандаты всю ту преданность, которая стекалась в каналы партии, чтобы укрепить ее господство. Вся его обязанность со стояла в том, чтобы поделиться полученными благами со всеми посредниками, которые собирали и передавали ему избиратель­ное сырье. Эта обязанность была не слишком тяжелой, когда должности и другие источники прибыли были обильными. Все эти условия создались в первую очередь в городе Таммани — в Нью-Йорке, — и именно там появились первые боссы. Твид, личность которого нам уже известна, был действительно таким боссом, ко­торый, оставив неприкосновенными формы народного управле­ния, в действительности захватил все органы государственной власти и управлял городом, как хозяин. К нему первому, кажет­ся, был применен термин «босс». Его блестящая карьера была преждевременно прервана тюремным заключением, но важный пост босса недолго оставался вакантным в Нью-Йорке. В других больших городах укрепилось также господство боссов, но без той последовательности и той полноты, как в Нью-Йорке или Филадельфии.

Босс появился также и в политической сфере штатов. Он был здесь призван к жизни той же необходимостью, что и в городах: организация, рассеянная на всем обширном протяжении штата, требовала руководства, в особенности принимая во внимание ее взаимоотношения с союзной исполнительной властью, которая в силу системы добычи распределяла должности между шогкегз в штатах и не менее нуждалась в посредниках, способных осуще­ствить это распределение. Как мы уже знаем, эта роль выполня­лась сенаторами; они были обыкновенно боссами штата. Достиг­нув ранга босса путем естественного подбора, они проявляли, благодаря своей власти над машиной штата, аналогичное могуще­ство, как и их прототипы в городах; могущество это в некоторых штатах, с Нью-Йорком, Пенсильванией и Мэрилендом во главе, походило на прямой и явный абсолютизм. Они распределяли «на­значения», иначе говоря, намечали кандидатов в законодательное собрание и на другие высшие должности штата; они взимали по­дати; законодательное собрание штатов, созданное при помощи их машины, было к их услугам.

Поддерживая свою власть при посредстве союзных должно­стей, которые президент им предоставлял в силу этой же власти, боссы штатов чувствовали необходимость иметь точку опоры в Вашингтоне. Поэтому места сенаторов, которые разделяли с пре­зидентом прерогативу назначений на высшие должности, явля­лись особенно ценными. Таким образом, боссы штата, выйдя из-за кулис, за которыми часто стояли боссы городов, обычно доби­вались сенаторских мандатов, и с двойным званием босса штата ^и сенатора они могли смело говорить с президентом и навязывать ему свою волю.

Роль босса-сенатора, как бы она ни была значительна, все же ограничивалась делами «патронажа» своего штата; она совсем не Распространялась на общее управление, на национальную поли­тику, Боссизм, едва начав движение в этом направлении, дальше не развивался. Во время президентства Гранта в сенате был сформирован в своем роде союз могущественных боссов, на­званный «сенаторской группой», которая, пользуясь доверием президента, диктовала политику национального правительства. Однако после ухода Гранта союз боссов зачах. Боссы отступили и занялись местными делами в штатах и в городах.

Почти с начала своего существования они живо интересова­лись делами, посторонними политике в прямом смысле или в ев­ропейском смысле этого слова. Система «регулярных» назначе­ний и «взносов», приносящая доходы, открыла перед боссами коммерческие перспективы, которые значительно расширились благодаря развитию капиталистических предприятий. Эти послед­ние, чтобы обеспечить себе благоволение со стороны государст­венной власти, решили, как мы уже это знаем, направить корруп­цию для большей экономии и больших результатов на партийные организации, которые устраивали и расстраивали избирательные собрания. Но чтобы сговариваться по этому вопросу с организа­циями и чтобы постоянно поддерживать необходимые хорошие отношения, капиталисты и корпорации нуждались в посредниках, которые обеспечивали бы одновременно как гарантию соблюде­ния интересов доверителя, требующуюся от посредников, так и неоспоримое влияние. Для выполнения этой роли явился полити­ческий босс, властитель машины, рожденный системой добы­чи, - - и капиталисты вошли с ним в соглашение. С этих пор он получал их подписки в фонд партии и оказывал им «протекцию» по дешевой цене, т.е. заставлял голосовать в законодательных со­браниях за законы, в которых корпорации нуждались, и отвер­гать те, которые их стесняли. Босс централизовал политическое влияние и превратился в крупного маклера и оптового торговца, По мере того как он укреплялся в этой роли, он вытеснял 1оЬЬу, подобно тому, как в торговле и в промышленности мелких ком­мерсантов и промышленников вытесняли крупные магазины, фаб­рики и заводы. Существуя в значительной степени за счет кор­пораций, боссизм расцвел во всем своем блеске в тех штатах, где были сконцентрированы крупные капиталистические интересы, где было большее число торговых компаний, как в Нью-Йорке, Нью-Джерси и Пенсильвании. Но почти всюду, где машина со­здала босса, он пользовался своим политическим положением также и в качестве делового человека; он появлялся со своим двойным лицом, лицом цезаря и лицом коммерсанта, маклера в законодательстве и в управлении и, по крайней мере, торгаша «назначений».

VI

Пришествие босса-дельца выявило моральное разложение партий. Они жили лишь искусственной жизнью. Демократиче­ская партия являлась лишь партией сопротивления, противопоставленного партии республиканцев. Эта последняя же, вызванная к жизни особой национальной проблемой, борьбой против расширения рабства, уже завершила свое дело и лишь мечтала удержать за собою власть, заменяя разрушенные принципы сле­пой дисциплиной и ища способа раздуть конфликт с Югом, ко­торый успокаивался; для этого она вступала в союз с фабрикан­тами, заинтересованными в покровительстве, и уклонялась от яс­но выраженной позиции по другим вопросам. Но такие вопросы возникали перед партиями против их желания и производили там брожение, вызывая раскол в их рядах. Вскоре уже не было та­ких вопросов, по которым можно было достичь единодушия внутри самих партий. Республиканцы Востока, фабриканты были заинтересованы в протекционном тарифе, республиканцы же земледельческого Запада не поддерживали их, в то время как многие демократы на Востоке и даже на Юге в силу своих лич­ных интересов склонялись к протекционизму. Стремление, охва­тившее значительные группы населения во всем Союзе, получить «серебро за дешевую цену» путем неограниченной эмиссии бу­мажных денег внесло раскол в партию демократов — движение «гринбекеров» — денежный билет с зеленой оборот­ной стороной); когда же это стремление воплотилось в требова­ние неограниченной чеканки монеты из серебра, оно вновь про­извело опустошение в демократической партии, в то же время разделив и республиканскую партию, увлекая, как ураганом, ре­спубликанские штаты Запада, населенные задолжавшими ферме­рами, которые в поисках панацеи рассчитывали расплатиться воз­можно меньшим количеством звонкой монеты со своими креди­торами - - капиталистами Востока. Но партии не занимались раз­ногласиями, проникавшими в их собственные ряды. Как и во вре­мя конфликта по вопросу о рабстве, чтобы не расколоть партий­ные организации, они «соглашались на то, чтобы не быть соглас­ными».

Каждый выборный период конгресса, начиная с 43-го 1873—1874 гг.), выявлял с новой силой моральное разложение партий; голосования той или другой партии часто смешивались. Определенной демаркационной линии между партиями больше - существовало, и, чтобы их различать, нужно было, как говорили, отмечать ярлычками их членов. Партии и их члены меняли позиции в зависимости от текущих вопросов и от больших или меньших шансов собрать народные голоса при том или ином положении. К концу первого президентства Кливленда казалось возможным восстановление разделения на партии вокруг какой-либо определенной проблемы. Объявив войну протекционизму в своем знаменитом послании 1887 г., накануне общих выборов, Кливленд заставил партии сразиться на этой почве. Демократиче­ская партия потерпела поражение на выборах, но, казалось, как будто восстановила свое моральное единство. Однако она его сохранила ненадолго, так же как и ее соперница. Вскоре положение вновь запуталось затруднениями, вызванными серебряной агитацией, захватившей ту и другую партию. При каждом важ­ном случае партии в конгрессе раскалывались по вопросу о се­ребряной проблеме. Серебряная агитация продолжала произво­дить изо дня в день все более глубокие опустошения в стране и достигла предела к моменту кризиса 1896 г. Момент решительно­го боя приближался, а руководители партий еще колебались. Нако­нец, когда стало очевидным, что демократы массами переходят в лагерь сторонников серебра и что крупные коммерческие интере­сы Востока, на которые обычно опиралась республиканская пар­тия, обратились к золоту, кандидат республиканцев Мак-Кинли, в свое время оказавший на конгрессе помощь биметаллистам, вы­ступил упорным борцом за золотую денежную единицу. Демок­ратическая партия, заполоненная биметаллистами, оказалась ли­шенной своих традиционных принципов, но она тем не менее со­хранила свое прежнее социальное содержание, которое застави­ло решиться очень значительную часть ее сторонников, незави­симо от их убеждений, голосовать за серебро. Этот вопрос не вызвал настоящего естественного перераспределения партий. Но­вая и важная проблема «империализма», вызванная войной с Ис­панией, создававшая глубокое различие мнений, не выявила в партиях определенных позиций, так как различие мнений по это­му вопросу существовало внутри каждой из них.

Еще раньше на горизонте начал появляться гораздо более глу­бокий конфликт, конфликт социальный. Проявившись в несколь­ких вспышках в последней четверти XIX века, он осветил злове­щим светом политический небосклон Америки к моменту изби­рательной кампании 1896 г. Это была не только борьба золотой единицы против серебра, но также первое большое возмущение против власти денег в обществе и особенно в государстве. Ради­кальные элементы объединились под флагом демократической партии, но консервативный элемент партии сейчас же от них от­делился. Побежденная в 1896г. ив 1900г. демократическая ор­ганизация вернулась во время выборов 1904 г. на сторону кон­серваторов, но тогда радикалы отошли от нее и тем заставили ее перенести еще более потрясающее поражение. Радикальный эле­мент снова взял верх, чтобы еще лишний раз вызвать на выборах 1908 г, раскол и продолжающееся разложение, на которое была обречена эта несвязная партия. Единственным устойчивым ее элементом был «Фундаменталистский Юг». Раб своей негрофоб-ской страсти, Юг оставался, как и раньше, пленником демокра­тической организации, отдавая ей свои голоса вне зависимости от того, под каким флагом она шла, консервативным или ради­кальным. Не будучи в состоянии обеспечить ей победы, «Фунда­менталистский Юг» подчеркивал только неестественный харак­тер конгломерата, называемого демократической партией.

Республиканская партия кичилась большим единством, и тот факт, что она все больше и больше предавалась частным экономическими интересам и людям, обладающим богатством, давал ей повод претендовать на то, чтобы стать консервативной партией, способной препятствовать намерениям пагубного радикализма, появляющегося на политической поверхности. Но ей не удалось сохранить этот особый характер, как бы мало завиден он ни был. Покушение анархистов, жертвой которого пал Мак-Кинли, при­вело на президентство Рузвельта, употребившего все усилия, что­бы освободить республиканскую партию от ее плутократическо­го порока. «Захватив гром» у радикальных демократов, Рузвельт объявил войну трестам и другим экономическим монополиям. Приветствуемый страной и действуя помимо партийных органи­заций, он восстановил радикализм в правительственных действи­ях и в законодательстве и реабилитировал его в общественном мнении, боязливом или равнодушном, таща за собой, помимо ее воли, республиканскую организацию, питающуюся поддержками плутократов. Различия между партиями, казалось, совершенно исчезли. Так же, как сто лет тому назад Джефферсон сказал: «Мы все республиканцы, мы все федералисты», можно было ска­зать теперь: «Мы все радикалы», и так же, как тогда, казалось, возникла эра «добрых чувств». Радикализм и «добрые чувства», поскольку дело касалось социальных противоре­чий, были скорее поверхностными, но постоянно возрастающее процветание страны способствовало установлению в повседнев­ной политической жизни давно уже невиданной веротерпимости; партийная борьба потеряла всякую остроту; страсти партий, ки­певшие со времен гражданской войны, охладели. В действитель­ности существовала лишь одна партия, партия Рузвельта, партия республиканцев, — если только можно допустить, что это были синонимы. Демократическая оппозиция в конгрессе была сведена к нулю, и традиционная система двух партий, клонившаяся к упадку уже в течение долгого времени, больше не функциониро­вала. Президент Рузвельт, избранный в 1904 г. большим числом голосов демократов, искал и достигал для «своей политики» под­держки демократов так же успешно, как и республиканцев, и на­талкивался на сопротивление реакционеров как того, так и дру­гого наименования. Выборы 1908 г. принесли последнее доказа­тельство окончательного разложения партий, если еще такие до­казательства были нужны. Их программы были схожи, их поло­жения в избирательной кампании во многом не отличались, вы­бор надо было делать уже не между двумя политическими лини­ями, но между двумя личностями, двумя соперничающими канди­датами. Присоединение приходящих к ним сторонников приводили к таким странным определениям группировок избирательного корпуса, как, например, «демократы Тафта», С уходом Рузвельта, который покрывал своим авторитетом республиканскую партию, выявилась ее дезинтеграция, усиливавшаяся с каждым днем. Радикальный элемент, инсургенты или республиканцы-прогрессоры как они сами себя называли, откровенно противопоставляли себя регулярным республиканцам, и в конгрессе они часто про­тягивали руку радикальным демократам.

Деление на две большие партии больше ни в чем не отвечало политической действительности. Многие считали, что, как пере­житок старого, они должны были неизбежно уступить место но­вым группировкам, которые неизбежно должны были сложиться на базе экономических и социальных расхождений. Этого пере­распределения ждут, его предвещают, но оно опаздывает и, ве­роятнее всего, еще задержится. Оно встречает на своем пути ста­рое препятствие — организации, управляемые политиками. Жизнь покинула партии, — необходимо во что бы то ни стало со­хранить цельность организаций. Сам Рузвельт, который, не думая об этом, много способствовал разложению партий в последние годы, сделал все возможное, чтобы поддержать республикан­скую организацию. Большой враг экономических привилегий, он воздерживался от нападения на ту из привилегий, которую мож­но рассматривать как источник всех других, т.е. протекционный тариф: он боялся «разбить партию», связанную с фабрикантами.

Таким образом, в течение тридцати лет положение остается, с различных точек зрения, тем же: мы имеем партии, разделен­ные на части, морально разложившиеся и неспособные объеди­ниться на основе естественной связи. Старые организации суще­ствуют, низведенные до состояния избирательных машин, чтобы организовывать выборы, распределять избирателей на два враж­дебных лагеря и овладевать ими, как марионетками. Неспособ­ные придать представительному управлению жизненную силу, которой им самим не хватает, они продолжают его подрывать, всегда организуя наряду с ним внеконституционное управление, которое уже нам знакомо. Эти гибельные действия обнаружива­ются с меньшей полнотой и силой благодаря серьезным ударам, нанесенным системе добычи и другим порокам этого режима, о которых будет говориться дальше, — но все же они продолжают существовать. Чтобы дать себе точный отчет как в прошлом, так и в настоящем, необходимо подробно изучить механизм органи­зации и его функционирование.

 

КНИГА ПЯТАЯ

Глава первая МЕСТНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ

I

Управление американскими партиями осуществляется тремя органами: первичным собранием членов партии, от которого ис­ходит вся власть в организации, комитетом партии, который в не­драх организации осуществляет управление ею, и конвентом де­легатов, который именем партии намечает кандидатов на выбор­ные должности. Низовые собрания членов партии носят в Новой Англии и в некоторых штатах Запада название «кокуса» и «пер­вичных» собраний в других час­тях Союза. Они собираются в каждом участке города или в сель­ском округе довольно часто, чтобы непосредственно выбирать кандидатов партии на местные должности и, в особенности, на­мечать делегатов в различные конвенты партии, которые выбира­ют кандидатов на государственные должности всех других сту­пеней иерархической лестницы. В принципе первичные собрания объединяют собой всех сторонников партии, но необходимо, что­бы принадлежность к партии была признана организацией партии за тем, кто на это претендует. В некоторых больших городах уже был произведен предварительный отбор; там сторонники партии сгруппировались в ассоциации и постоянные клубы, и все, кто яв­ляется их членами, имеют право голоса в низовых собраниях. Право произвольного приема или исключения, которым обладают эти ассоциации или клубы, очень часто делало из них закрытые организации и позволяло маленькой части партии присваивать се­бе власть, выступать и принимать решения от ее имени. В боль­шинстве случаев организация партии берет свое начало непос­редственно от низовых собраний, куда допускаются избиратели, объявившие, что они голосовали за кандидатов партии на послед­них выборах либо что они вообще придерживаются программы партии. Они должны доказать правильность своих заявлений в том случае, если эти заявления оспариваются кем-ли­бо из членов партии, Такие сомнения разрешаются на собраниях или чаще всего в комитетах.

Но как бы ни был обставлен прием в низовых собраниях, ог­раничен ли он либо относительно свободен, практически колос­сальное большинство избирателей воздерживается от посещения этих собраний. Пропорция избирателей, участвующих в первич­ных собраниях, колеблется от 1 до 10%. Остальные слишком за­няты своими делами, домашними занятиями или удовольствиями. Это особенно правильно в отношении городов. В деревнях пер­вичные собрания являются маленьким развлечением, привлекаю­щим людей за неимением других зрелищ. Большое количество воздержавшихся находит себе оправдание в том положении, что фактически первичные собрания находятся почти неизменно в руках кучки политиков. Граждане, которые не принадлежат к этой шайке, лишены всякого влияния. В то время как политики, руководящие первичным собранием, представляют собою хоро­шо организованный блок, остальные чувствуют себя покинутыми и одинокими. Условия существования в больших городах, унич­тожающие добрососедские отношения как в моральном, так и в материальном смысле, делают граждан чужими в отношении друг друга. Списки кандидатов составляются заранее, за кулисами, не­сколькими политиками, образующими собой ринг, шайку. Они со­ставляют (грифельная доска), как говорят на жаргоне поли­тиков. Возможно, что когда-нибудь они воспользовались для от­метки имен кандидатов школьной грифельной доской, и с этих пор это слово приобрело нарицательный смысл. Конечно, каж­дый гражданин имеет возможность предложить своего кандида­та, но этот кандидат не найдет поддержки на собрании; кроме то­го, выдвигаемые делегаты обычно так многочисленны, что пред­варительное соглашение обязательно.

Опорой ринга, управляющего местной организацией, является местный комитет партии. Всякое политическое подразделение -деревня, участок города или даже квартал участка — имеет свой комитет, ежегодно избираемый на низовом собрании партии. Вы­ше этого комитета первой ступени в городах стоят комитеты уча­стков, состоящие обычно из членов комитетов кварталов, в граф­ствах же — комитеты графств, являющиеся центральными коми­тетами для графств с их городами и деревнями, а в небольших городах — городские комитеты, имеющие независимую цент­ральную организацию. Члены комитета графства и городского ко­митета избираются комитетами участковыми и сельскими объединениями или делегатами от территориальных еди­ниц на конвентах округа. В некоторых штатах (например, Миссу­ри) комитеты округа сплошь и по положению состоят из предсе­дателей участковых или сельских комитетов. Таким образом, в своем целом постоянная часть организации — комитеты — созда­лась путем централизации.

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: