Изнасилование и наказание Бейсс Лейк 11 глава

В Модесто, по 99-му хайвею штата в Центральной Долине, на тротуарах стояли целые толпы, а на перекрестках в центре города сновали фотографы. Некоторые из этих фотографий позже были переданы по телеграфу Associated Press: прекрасные снимки, День Независимости в Калифорнии, аборигены отправляются в горы, разряженные по последней моде Западного Побережья.

Пока основные группы «отверженных» двигались по направлению к конечному пункту пробега в сиянии лучей соблюдения закона, изредка попадались другие, припозднившиеся и независимые, жаждавшие вписаться в тусовку. Крутизна этих независимых раза в два превосходила крутизну всех остальных. Где-то неподалеку у поворота на Мантеку мимо пронесся квартет «Висельников» из Эль-Серрито. Они материализовались прямо из транспортного потока в зеркале заднего вида моей машины. Я увидел, как они приближаются, прежде чем услышал шум… неожиданно они пристроились прямо за моей машиной, заполняя полный солнечного света мир и тишину утра ревом, заглушившим радио.

Автомобили сворачивали вправо, словно уступали место пожарной машине. Впереди меня ехал многоместный фургон с несколькими детьми. Они возбужденно показывали пальцами на проносящееся мимо хулиганье: мотоциклисты неслись совсем рядом, достаточно высунуть руку из окна – и можно к ним прикоснуться. Общий поток машин сбавил скорость; байки промчались так быстро, что кое-кто подумал, что над ними прожужжал невысоко летевший кукурузник. Но это взволновало всех лишь на какую-то долю секунды. Внезапное появление «отверженных» нервирует людей потому, что им кажется, что эти сорви-головы грубо вторгаются в их собственный мирок.

Центральная Долина – пышущая здоровьем, богатая фермерская земля. Вдоль дороги – намалеванные от руки щиты, рекламирующие свежее зерно, яблоки и томаты, выставленные на продажу в деревянных киосках; в полях медленно двигались трактора, и их водители закрывались от солнца желтыми зонтиками, прикрепленными над сиденьем. Эта благостная атмосфера гармонировала и с самолетом, опыляющим поля, и с лошадями, и со стадами коров. Но отнюдь не с мотоциклистами-outlaws: они смотрелись здесь точно так же, как «Черные Мусульмане» на ярмарке в штате Джорджия. И трудно было смириться с видом этих изгоев салонного общества большого города, этих неприкаянных, свободно летящих по стране Нормана Рокуэлла. Это выглядело нагло, дерзко и противоестественно.

 

Глава 11

 

 

«Если бы речь шла не о присутствии немытых, полуобразованных и аморфных пидоров и несовершенных, неразумных и абсурдных, бесконечных формах очаровательного человеческого головастика, небосклон не расплылся бы в такой широкой ухмылке» (Фрэнк Мур Колби. Мнимые Обязательства).

 

 

#

Ангелы Ада, собравшись группой, очень часто нарочно косят под дурачков, но отказать им в сообразительности и смекалке невозможно, а их любовь путешествовать большими компаниями не имеет ничего общего с шоу-бизнесом и абсолютно с ним не связана. Она никоим образом не порождена различными извращениями и дефектами, которыми так изобилует их собирательный образ. Конечно, все эти факторы играют определенную роль, но основным движущим моментом в их действиях является все-таки прагматизм.

«Если хочешь, чтобы легавые оставили тебя в покое, ты должен поразить чем-нибудь их до глубины души, – объясняет Баргер. – Если мы собираем тусовку, в которой меньше пятнадцати байков, они всегда наедут на нас. Но если нас будет сотня-другая, они окружат нас своим чертовым эскортом и выкажут нам даже некоторое уважение. Легавые ничем не отличаются от других: им нужно именно такое количество неприятностей, с которым они, по их мнению, могут справиться. Но не больше».

Эти слова не были пустым звуком для Бейсс Лейк, уже принимавшего в 1963 году один из пробегов Ангелов, когда в результате была осквернена местная церковь. Из-за этого ущерба, нанесенного общине в прошлом, вкупе с боязнью, что это место потеряет всякую привлекательность для туристов, административные власти округа Мадера решили сразиться с Ангелами Ада с помощью новой военной хитрости. Окружной прокурор Эверетт Л.Коффи сварганил документ под названием «Приказ о сдерживании», чтобы раз и навсегда отвадить «отверженных» подальше от округа Мадера. По крайней мере, основная идея документа была таковой.

Где-то около полудня окончательно стало ясно, благодаря многочисленным радиопредупреждениям, что несколько банд Ангелов Ада и в самом деле направляются к Бейсс Лейк. А пока поступали и другие сообщения из общин Северной и Южной Калифорнии, по-прежнему «готовящихся отразить вторжение». Так случилось потому, что различные представители прессы сумели убедить друг друга в реальном существовании от пятисот до тысячи Ангелов Ада. И, когда всего лишь двести байкеров показались на дороге к Бейсс Лейк газетно-журнальные корреспонденты и полиция были свято уверены, что остальные зададут жару где-нибудь в другом месте. Стоило полудюжине Ангелов из Фриско появиться в округе Мэрин, как они были немедленно окружены помощниками шерифа, посчитавшими, что эти райдеры являются только авангардом целой армии, которая уже на подходе… Так outlaws и продолжали свой путь с почетным сопровождением. (Печальная истина состоит в том, что Френчи и несколько его соратников по «Бокс Шопу» отказались от участия в основном пробеге и, желая избежать неприятностей, решили сами по себе устроить тихий и мирный уик-энд. Как выяснилось, с ними обошлись более жестоко, чем если бы они оказались в Бейсс Лейк.)

Если бы Ангелам и требовались веские аргументы в поддержку их политики под лозунгом «Сила – в единстве», то они сполна получили их Четвертого Июля. Те, кто двинулся в пробег, оказались единственными «отверженными», на которых не наехал паровой каток Закона. За несколькими отколовшимися группами, отправившимися справлять праздник по своей собственной программе, полицейские шли буквально по пятам и штрафовали их на всем пути. Кроме того, при строгом подсчете явившихся на сбор Ангелов Ада, оказалось, что их не наберется и трехсот человек. И это – считая все основные клубы! Остается только догадываться, где именно другие семь сотен outlaws справляли праздник; если Мистер Линч и знал об этом, то он все равно помалкивал.*

*Мистер Линч решительно отказался говорить об Ангелах Ада. Предмет разговора, похоже, привел его в замешательство. Его поведение как Генерального прокурора наиболее густонаселенного штата страны – живое подтверждение теории, что молчание – золото. Губернатор Браун – его хороший друг и благодетель.

Где-то неподалеку от Модесто, на полпути между Оклендом и Бейсс Лейк, я услышал по радио, что на дороге установлены специальные заграждения, чтобы помешать «отверженным» проникнуть на территорию курорта. В это самое время я мчался прямо впереди конвоя из «Жулья» и Ангелов, но позади главной «ангельской» колонны, покинувшей «Эль Эдоб» еще до моего там появления. Мне хотелось оказаться вместе с ними в Бейсс Лейк – судя по последним сводкам, никто не сомневался в неизбежности крупной заварухи.

От идущего через штат 99-го фривэя до Бейсс Лейк можно было добраться по двум дорогам. Я знал, что Ангелы отправятся на юг к Мадере, а затем свернут на широкое, отлично заасфальтированное Калифорнийское 41-е шоссе, ведущее прямо в Йосемайт. Другой приемлемый маршрут – на пятьдесят миль короче, но это лабиринт развилок и полумощеных проселочных дорог, идущих через горы. Он начинался от Мерседы и поднимался вверх к Таттл, Плэнаде, Марипосе и Бутджеку. Если верить карте, последние двадцать миль, судя по всему, должны были оказаться покрытой гравием козлиной тропой. Моя машина пыхтела, хрипела и «шиммовала» на всем пути от Сан-Франциско, но я повернул налево у Мерседы, окончательно добив свое авто долгой гонкой по предгорью, напоминающей бешеное катание на американских горках. Лишь двое заблудившихся «отверженных» повторили мою ошибку, избрав тот же маршрут. Я проехал мимо одного из них; он склонился над дорожной картой на допотопной бензоколонке рядом с баром «Мормон». Другой, с девушкой на заднем сиденье, отчаянно сигналя, пристроился ко мне в хвост, поднимаясь к Марипосе.

Температура к полудню достигла почти 105 градусов, и казалось, что коричневые Калифорнийские холмы вот-вот зайдутся в пламени пожара. Единственная зелень, украшавшая пейзаж, – кромка, поросшая кустарником и карликовыми дубами, нависавшими над долиной. Весьма осведомленные лица утверждают, что такие сучковатые маленькие деревья прижились только в двух местах на этой Земле – Калифорнии и Иерусалиме. Как бы там ни было, они отлично горят, и, если огонь займется внизу в траве, главная работа резервных пожарных команд будет состоять в том, чтобы не дать ему добраться до дубов, согнувшихся от сухого ветра, подобно армии нервных девственниц, – вот вам и шквал огня, ждущий своей заветной искры.

Я тащился позади пожарной машины, когда мимо проскочил какой-то отбившийся outlaw. Он, очевидно, совершенно устал от черепашьего темпа и вгрызся на своем «борове» в первый же образовавшийся на секунду просвет, включив вторую передачу… Он не переключал ее, пока не поровнялся со мной, а затем уже ломанулся вперед на третьей. Люди из пожарной команды уставились на него так, как если бы на глазах у них через дорогу промчался ошалевший от жары белый медведь. Байк моментально улетучился, но лязг и резкий звук от рычага переключения передач завис в воздухе – ощущение было такое, словно над нами только что пролетел реактивный самолет. И за это мгновение пожарники успели рассмотреть волосатого райдера, свастику на бензобаке и девушку на заднем сиденье – это явление было настолько неописуемо странным для них, привыкших обозревать горы, что они открыли от изумления рты… Да так и застыли.

Проехав несколько миль к западу от Марипосы, углубившись в горы, я услышал очередные новости по радио: «Мотоциклетный Клуб Ангелов Ада приехал в Бейсс Лейк, и, как нам сообщают, члены клуба пытаются проникнуть в курортную зону. Власти, имеющие на руках распоряжение суда об ограничении въезда, выставили на дороге заграждения, пытаясь помешать мотоциклистам попасть в курортную зону и оставаться там в течение долгого праздничного уик-энда».

Если дорожные заграждения будут размещены в стратегически правильно выбранных местах, тогда они действительно помешают съезду «отверженных», перекрыв им доступ к общественным кэмпингам в национальном парке, и вынудят их собраться в местах, где Ангелы, учитывая саму природу и характер подобных сборищ, как пить дать нарушат какой-нибудь окружной или муниципальный закон. Затор на Оукхерст, в непосредственной близости от границы национального парка, может создать такую ситуацию, которая приведет к аресту Ангелов либо за блокирование движения по хайвею, либо за то, что они свернули с дороги и вторглись в частные владения. При наличии хоть капли воображения с помощью дорожных заграждений можно заставить одну группу «отверженных» повернуть на юг, а другую – на север. У властей не было недостатка в подручных средствах, чтобы помешать пробегу Ангелов Ада к Бейсс Лейк. Но повторялась все та же старая история: полиция ожидала встретить ни много ни мало пять сотен упырей, направляющихся сюда для шумного скандала; заграждения на дороге какое-то время смогут сдерживать варваров, но насколько их хватит? А потом что? Думать, что Ангелы проедут две сотни миль ради своей вечеринки, а затем их удастся завернуть заграждением за десять миль от места их сбора, значит выдавать желаемое за действительное. Конечно же, здесь будет насилие, кровавая схватка на главном хайвее, на виду у потока машин с отдыхающими, которым придется вернуться на много миль назад. Был и такой вариант – позволить все-таки outlaws проехать, но и это тоже было весьма чревато трагическими последствиями. Получалась стопроцентная гарантированная головоломка, провокационный вызов, брошенный законодательному и социальному устройству округа Мадера.

На бензоколонке в Марипосе я спросил дорогу к Бейсс Лейк. Рабочий, мальчик лет около пятнадцати, серьезно посоветовал мне отправиться куда-нибудь еще. «Ангелы Ада собираются разнести здесь все в клочья, – поведал он. – Вот же рассказ о них в журнале Life. Господи, да почему же всем сегодня приспичило отправиться на озеро Бейсс? Эти парни ужасны. Они выжгут здесь все дотла!»

Я заявил ему, что я – мастер по каратэ и хотел бы поучаствовать в происходящем. Когда я уезжал с заправки, мальчик попросил меня поберечь себя и не испытывать судьбу. «Ангелы Ада гораздо хуже, чем Вы думаете, – проговорил он. – Они готовы броситься грудью на амбразуры пулеметов».

Следующий этап дороги оказался какой-то пакостью в духе дневника Льюис и Кларка. Машина так сильно пострадала, что я уже прикидывал, а не бросить ли мне ее, пока не кончился уик-энд, и не отправиться ли обратно в Сан-Франциско в одном из этих фургонов со свастикой. Так я развлекал себя и, пока пересекал ручьи, наговаривал на магнитофон свои соображения вроде: как все-таки странно заниматься розысками банды психопатов из большого города в таком месте. Дорога не была даже обозначена на карте. Время от времени я проезжал мимо брошенных срубов или остатков золотопромывочных лотков. Если бы не бубнеж по радио, я чувствовал бы себя таким же оторванным от цивилизации, как и любой браконьер-одиночка в зубчатых скалах Мишшн Рэндж, в Северной Монтане.*

*Родина самой большой и злобной банды медведей-гризли в Соединенных Штатах. Их популяция насчитывает не более 400 особей.

Примерно около двух часов дня я добрался до ровного асфальтового покрытия 41-го хайвея, южнее Бейсс Лейк. Я крутил ручку радио, пытаясь поймать информационные сообщения, и, проскочив закусочную с хот-догами, заметил два байка outlaws, подозрительно припаркованных у дороги. Я круто развернулся, остановился рядом с байками и обнаружил Пузо и Канюка, пытающихся вникнуть в суть «Приказа о сдерживании». Канюк, бывший член отделения в Берду, является Ангелом Ада руководящего состава. Он представляет собой довольно странную, причудливую смесь угроз, непристойностей, изящества и искреннего недоверия ко всему, что движется. Он всегда поворачивается спиной к фотографам и считает, что все журналисты – агенты Главного Копа, живущего в пентхаусе на другой стороне некоего бездонного крепостного рва, который никогда не пересечет ни один Ангел Ада, разве что только в качестве заключенного… А если и пересечет, то лишь за тем, чтобы ему отрубили руки в назидание всем остальным. Канюк изумительно последователен. Он – дикобраз среди людей, и его иглы всегда топорщатся. Если он выиграет новую машину по лотерейному билету, купленному на его имя какой-нибудь случайной подружкой, то может усмотреть в этом скрытый подвох дескать, его пытаются наебать и лишить водительских прав. Он обвинит девушку в том, что она – подосланная сука, изобьет организатора лотереи до потери сознания и сплавит машину за пятьсот таблеток секонала и электродубинку для скота с позолоченной рукояткой.

Лично мне Канюк нравится, но я никогда не встречал кого-нибудь вне тусовки Ангелов, кто бы считал, что он заслуживает чего-либо лучшего, нежели двенадцати часов сплошного измывательства или зуботычин и ударов чем-нибудь тяжелым.

Однажды утром, когда Мюррей искал материалы, чтобы сделать статью для Post, я заверил его, что можно совершенно спокойно отправиться в дом Баргера в Окленде и взять там интервью. Сказав это, я благополучно завалился спать. Проходит всего несколько часов, как у меня над ухом трезвонит телефон, и я снова слышу голос Мюррея, который просто не помнит себя от ярости. По его словам, он спокойно беседовал с Баргером, когда к нему внезапно пристал какой-то психопат с бешеными глазами, потрясавший сучковатой палкой перед его носом и кричавший: «А ты кто такой, твою мать?». Мюррей описал мне внешность этого психа – ни на одного из моих знакомых Ангелов тот похож не был. Пришлось звонить Сонни и спрашивать, что же случилось. «Ох, черт, да это же был просто Канюк, – ответил тот с усмешкой. – Ты же знаешь его как облупленного».

Еще бы! Любой, кто хоть раз встречал Канюка, знает его как облупленного. Мюррею потребовалось несколько часов, чтобы успокоиться после знакомства с ним, но, спустя несколько недель, после весьма мучительных размышлений, и находясь на расстоянии в три тысячи миль от Окленда, он описал этот инцидент. По его рассказу здорово чувствовалось, что журналист все еще обижен и оскорблен.

«Мы говорили довольно вежливо около получаса, вдруг Баргер усмехнулся и сказал: „Что ж, никто никогда не написал о нас ничего хорошего, но и мы ведь со своей стороны никогда не делали ничего хорошего, чтобы об этом написать“. Однако компанейская атмосфера беседы резко изменилась, когда четверо или пятеро других Ангелов (в том числе и Тайни, огромный держиморда отделения) остановились рядом с домом, зашли внутрь и присоединились к нашему разговору.. Один из них, угрюмый молодой парень с черной бородой, по кличке Канюк, щеголял в мягкой шляпе с плоской круглой тульей и загнутыми кверху полями и забавлялся с палкой, которую он где-то подобрал; он говорил и одновременно ею размахивал, время от времени тыкая этой штуковиной в меня. Мне пришла в голову мысль, что ему очень хотелось бы отделать ею кого-то. В комнате я был единственным кандидатом на такую „отделку“. Я был уверен, что Баргер и другие Ангелы не собираются цепляться ко мне, но понимал, что если Канюк примется орудовать своей палкой, то я не смогу ни на кого положиться и его не остановят, пока он мне что-нибудь не сломает. Сопротивляться было бы чудовищной глупостью, потому что тогда, согласно „Кодексу Чести Ангелов“, все должны были бы вступиться за старину Канюка, и от меня в этом случае не осталось бы и мокрого места. Я чувствовал, что атмосфера в комнате становится все более тяжелой и угрожающей… и я плавно закруглил разговор, не подавая вида, что напуган и поспешно удираю, попрощался с Сонни и вальяжным прогулочным шагом вышел из дома. Поведи я себя по-другому, может быть, сейчас некому было бы рассказывать эту историю».

Я процитировал Мюррея, потому что его слова как бы уравновешивают чаши весов. Его взгляд на будущее Ангелов в корне отличается от моего. Канюк действительно оказался единственным, кто пихнул его. От вида остальных у него только мурашки пробежали по коже. Сам факт существования таких людей был оскорблением всего, что Мюррей считал порядочным и благопристойным. Он, должно быть, по-своему прав, и, в известном смысле, я надеюсь, что он все-таки прав. Так как эту правоту можно было бы присовокупить к тому чувству удовлетворения, которое я иногда испытывал, временами соглашаясь с Мюрреем. Речь

как-никак шла о смысле культуры и старомодной цельности и основательности… Да, бывает, я и сам начинаю думать, как он.

На самом деле Канюк не так уж опасен. Он обладает тонким драматическим чутьем и вкусом, выбирая весьма эксцентричные прикиды. Та шляпа, которую упоминает Мюррей, – дорогая соломенная панама с большим ярким головным платком из шелка. Они продаются по восемнадцать долларов в лучших магазинах в Сан-Хуане, и их носят американские бизнесмены на островах всего Карибского бассейна. Палка Канюка, которая Мюррею показалась какой-то дубиной, – неотъемлемая часть его имиджа. Как и Зорро, Канюк – «модная картинка» Ангелов. Если не считать его «цвета» и опрятную, аккуратно подстриженную черную бороду, он выглядит почти как выпускник колледжа. Ему около тридцати, он высок, жилист и умен. Днем с ним можно запросто шутить и болтать, но к заходу солнца он начинает закидываться секоналом, который влияет на него, в общем и целом, так же, как полнолуние влияет на оборотня. Взгляд его становится мутным, он рычит, якобы подпевая музыкальному автомату, судорожно сжимает кулаки и шатается вокруг дома, пребывая в злобном унынии. К полуночи он становится по-настоящему опасен – шаровая молния в человеческом обличье, ищущая, в кого бы ударить.

Моя первая встреча с Канюком произошла как раз у этой забегаловки с хот-догами, рядом с Бейсс Лейк. Он и Пузо сидели за столом во внутреннем дворике, ломая голову над пятистраничным документом, который попал им в руки за несколько минут до моего появления.

 

– Они устроили заграждение у Коурсголд, – заметил Пузо. – Любой, кто проезжает его, получает вот такие фишки, а еще они тебя фотографируют, когда вручают тебе эту филькину грамоту.

– Вот грязный сукин сын! – вдруг выдал Канюк.

– Кто? – спросил я.

– Линч, этот мудак. Это его работа. Хотел бы я вцепиться в рожу этому пакостному подонку-говноеду.

 

Он неожиданно швырнул документ через стол.

 

– Держи, ты и читай это. Может, ты мне скажешь, что все это значит? Да нет, блядь, не скажешь! Никто не может понять смысл этого дерьма!

Дерьмо было озаглавлено: РАСПОРЯЖЕНИЕ, РАЗЪЯСНЯЮЩЕЕ ПРИЧИНУ, ПОЧЕМУ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ СУДЕБНОЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ НЕ ДОЛЖНО ОСПАРИВАТЬСЯ, И ПОЧЕМУ ИЗДАН ПРИКАЗ О ВРЕМЕННОМ СДЕРЖИВАНИИ.

В качестве истцов упоминались «граждане штата Калифорния», а в качестве ответчиков были выведены «Джон Доу (Джон и Джейн Доу – общее обозначение мужчины и женщины – прим.перев.)***, в количестве от 1 до 500, и Джейн Доу, также в количестве от 1 до 500». Ответчиков можно было рассматривать и каждого по отдельности, и всех вместе, объединенных названием и стилем АНГЕЛОВ АДА или ОДНОГО ПРОЦЕНТА, или СБЕЖАВШИХ ИЗ ГРОБА, или РАБОВ САТАНЫ, или ЖЕЛЕЗНЫХ ВСАДНИКОВ, или ЧЕРНЫХ И ГОЛУБЫХ, или БАГРЯНЫХ И РОЗОВЫХ, или КРАСНЫХ И ЖЕЛТЫХ, разнообразных, собравшихся для проведения этой акции ассоциаций.

Цель этого распоряжения была ясна, но специфический язык был такой же расплывчатый, как и перечень ответчиков, который, должно быть, позаимствовали из какой-нибудь вырезки из бульварной газетенки конца 50-х. Это было временное судебное постановление, применимое к любому, кого сфотографировали, когда он получал копию документа из рук полиции. Распоряжением запрещалось: (1) нарушать любой общественный закон, законодательный акт или постановление муниципального органа или совершать любое нарушение общественного порядка… (2) любое поведение, которое можно считать непристойным и оскорбительным… или (3) иметь при себе или хранить, с целью последующего использования в качестве оружия любые небольшие обтянутые кожей дубинки, которыми обычно оглушают противника, рогатки, палки, металлические прутья, обрезы, кастеты, ножи с выкидным лезвием, колесные цепи и огнестрельное оружие любого типа…

В качестве причины, подтолкнувшей к написанию этого распоряжения, приводился инцидент двухлетней давности в церкви Литтл в Пайнз: «Обвиняемые были пьяны… а затем незаконно вломились в упомянутую церковь, без всякого разрешения захватили различные одеяния церковного хора, надели их на себя и стали маршировать в них и бесстыдно разъезжать на мотоциклах, употребляя бранные и непотребные выражения. При данных обстоятельствах помощнику шерифа пришлось пригрозить (sic!) вышеупомянутым обвиняемым и в приказном порядке отобрать упомянутые одеяния».

Страница вторая документа потрясала жалобным тоном изложения. В ней утверждалось, что, дескать, «в штате Калифорния хорошо известно», что члены этих объединений «запугиванием, избиениями и другими выходками, в общем и целом сопряженными с насилием, попытаются нарушить спокойствие в районе, где они собираются; вспышки насилия обыкновенно сопровождают такие сборища, а это приводит к нанесению телесных повреждений и возможным смертям среди членов общины; единственный разумный способ для любого индивида избежать этого насилия – оставаться дома или выехать из того района, в пределах которого находятся члены обвиняемых объединений «.

К великому удовольствию Канюка, я не смог толком объяснить, что сей документ означает. (Не смог это сделать несколько недель спустя и один адвокат из Сан-Франциско, который пытался мне растолковать положения распоряжения.) И полиция округа Мадера сходу тоже не смогла ничего объяснить, а вот перевод с сухого языка документа на живой язык человеческий, сделанный полицейскими здесь же, на обочине дороги, был предельно ясен: при первом признаке напрягов со стороны любого типа на мотоцикле, сажать его в тюрьму и не выпускать даже под залог.

Такое развитие событий скорее разозлило Пузо, чем повергло его в уныние. «Только лишь потому, что у меня борода, – пробормотал он, – они хотят засадить меня в тюрьму. Куда катится эта страна?» Я попытался сформулировать ответ на этот вопрос, как вдруг всего в десяти футах от того места, где мы сидели, остановилась машина дорожного патруля. Я быстро поставил на судебное постановление свою банку пива. Вроде бы как спрятал. Два копа просто сидели в тачке, уставившись на нас, а на приборной доске напротив них торчал дробовик. Пронзительный голос диспетчера пулеметоподобно трещал по радио, рассказывая о различных передвижениях Ангелов Ада: «По сообщениям из Фриско, никаких арестов… многочисленные группы движутся по 99 хайвею… группа из двадцати человек остановлена у заграждения к западу от Бейсс Лейк…».

Я решил наговорить кое-что на пленку, надеясь, что вид магнитофона помешает полицейским сразу застрелить нас всех троих, если по радио им вдруг прикажут «принять соответствующие меры». Пузо развалился в своем деревянном кресле, потягивая «Орандж Краш» и с отсутствующим видом глядя в небо. Канюк, похоже, дрожал от ярости, но держал себя в руках. Внешнее сходство между обоими было впечатляющим: оба – длинные, худые, одетые в свои дорожные прикиды. Однако ни один из них не выглядел сирым и убогим: бороды аккуратно подстрижены, волосы – средней длины, никаких признаков наличия оружия и других странных излишеств. Не будь у них эмблем Ангелов Ада, они привлекли бы к себе не больше внимания, чем пара путешествующих хипстеров из Лос-Анджелеса.

Теоретически в то время, о котором идет речь, Пузо не являлся Ангелом Ада как таковым. Он был одним из членов-основателей отделения в Сакраменто – которое, как и отделение во Фриско, отличалось своим хорошо уловимым богемным характером. Другим членом-основателем Ангелов Северного Сакраменто был Бродяга Терри. Они всегда неплохо ладили с битниками Сакраменто, и, когда отделение переехало в Окленд, они привнесли с собой в клубную атмосферу некое новое культурное влияние. Но в «Эль Эдоб» модные веяния не слишком-то пришлись по вкусу. Изначально Ангелы из Окленда были закоренелыми, непроходимыми скандалистами и драчунами, – эти качества здесь передавались по наследству, – и они никогда не соприкасались с джазом, поэзией и бунтарским элементом из Беркли и Сан-Франциско. Из-за скрытой подоплеки этого конфликта неожиданное объединение в Окленде Ангелов-беженцев из Сакраменто и Берду довольно неблагоприятно сказалось на общей ситуации в клубе.

Неприкаянный, как и большинство остальных, Пузо также был членом отделения в Берду, но сейчас – в свои двадцать семь – он начал исподволь подумывать о том, что пора делать следующий решительный шаг. Автоматически перевод из одного клуба в другой не осуществлялся. Но дружба дружбой, и всегда есть шанс, что в конце концов «временный» Ангел будет принят в какое-нибудь отделение, с которым он решил ездить. При этом всегда устанавливается своеобразный испытательный срок, необходимый для того чтобы удостовериться в надежности и лояльности кандидата. В случае с Пузом испытательный срок оказался очень непростым моментом. По его словам, осенью он хотел вернуться в колледж. Он уже отучился год на Юге в одном из колледжей с двухгодичным неполным курсом, и мечтал стать коммерческим художником. Его альбом с зарисовками различных сценок с мотоциклами служил отличным доказательством прирожденного таланта Пуза. «Я точно не знаю, хочу ли я снова присоединиться к Ангелам, – сказал он однажды вечером. – Но я ненавижу терять друзей. Иногда я думаю, что хочу бросить клуб и заняться чем-то совсем другим, но признаться в этом Ангелам будет нелегко». Друг Пуза, не-Ангел, предрекал: «Он снова присоединится к ним. Черт, он даже представить не может свою жизнь без них».*

 

*Пузо в итоге откололся от Ангелов и перекочевал в ЛСД-шную тусовку Беркли.

Мы все еще сидели там втроем, сотрясая воздух никчемной болтовней, когда патрульная машина неожиданно подала назад, сделала крутой разворот на парковке и умчалась вниз по хайвэю. Я быстро допил свое пиво и схватил магнитофон, как вдруг нас оглушил обрушившийся со всех сторон потрясающий рокочущий звук. Не прошло и нескольких секунд, как фаланга мотоциклов рыча показалась из-за холма с запада. Канюк и Пузо помчались на хайвей, размахивая руками и выкрикивая что-то радостное и бестолковое. Дорогу заполонили байки. Закусочная с хот-догами находилась на вершине холма над Бейсс Лейк; это был последний географический барьер, отделявший Ангелов от цели их путешествия. Полиции, руководствовавшейся своей врожденной мудростью, удалось образовать у заграждения пробку по меньшей мере из сотни мотоциклов. Там райдерам было торжественно вручено «Распоряжение о сдерживании», а затем всех скопом отпустили с богом. Так что, вместо того чтобы прибывать спокойными, небольшими группами, «отверженные» ворвались на холм во всеоружии… вопя, улюлюкая, размахивая банданами и устраивая на глазах у мирных граждан по-настоящему ужасающий спектакль. Ни о какой дисциплине на хайвее и речи быть не могло: там царило настоящее безумие. Вид Пуза и Канюка, ликующих на обочине, заставил Малыша Иисуса взметнуть руки к небу и издать победный вопль. Его байк резко занесло вправо, и он едва не столкнулся с Жеребцом Чарли Совратителем Малолетних. Ангел, которого я никогда раньше не видел, появился на оранжевом трехколеснике, выставив вперед ноги, как наездник на родео. Энди из Окленда, которого лишили водительских прав, ехал со своей женой. Она сидела впереди него на бензобаке, и была готова схватить руль при первых же признаках появления легавых. Шум был такой, как при резком изменении в распределении голосов между партиями на выборах или как будто над головами низко-низко пролетала эскадрилья бомбардировщиков. В принципе, уже хорошо зная Ангелов, я не мог спокойно взирать на картину, разворачивающуюся перед моим взором. В один клубок одновременно сплелись и Чингиз Хан, и пираты Моргана, и «Дикарь», и «Погром в Нанкине». Пузо и Канюк немедленно вскочили на свои мотоциклы и сорвались с места, чтобы присоединиться к компании.

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: