 |
Предварительные замечания технического характера
|
|
|
|
Иерей Александр Мазырин
ВЫСШИЕ ИЕРАРХИ О ПРЕЕМСТВЕ ВЛАСТИ В РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В 1920-х-1930-х ГОДАХ
Исследование осуществлено при финансовой поддержке
Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ, проект № 01-01-00296а)
на источниковой базе документов Центрального архива Федеральной службы безопасности
Российской Федерации и региональных архивов
М 13 Мазырин Александр, иерей. Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х — 1930-х годах / Науч. ред. прот. Владимир Воробьев — М.: Изд-во ПСТГУ, 2006. — 444 с: ил., [16] с. ил. — (Материалы по новейшей истории Русской Православной Церкви).
ISBN 5-7429-0236-0
В монографии исследуются внутрицерковные конфликты второй половины 1920-х — 1930-х годов. Рассматриваются позиции выдающихся иерархов того времени: митрополитов Кирилла (Смирнова), Агафангела (Преображенского) и Петра (Полянского) — святителей, указанных Патриархом Тихоном в завещании о преемстве высшей церковной власти. Наиболее болезненным внутрицерковным конфликтом в те годы было противостояние фактически управлявшему тогда Русской Церковью митрополиту Сергию (Страгородскому) со стороны так называемой «правой» церковной оппозиции. Оно было вызвано неприятием в широких церковных кругах курса митрополита Сергия в области церковно-государственных отношений. В работе широко используются ранее недоступные источники, в первую очередь документы из архивно-следственных дел. Предназначается для студентов, аспирантов, научных сотрудников, преподавателей и всех интересующихся новейшей историей Русской Православной Церкви.
ОТ РЕДАКТОРА
Монография священника Александра Мазырина посвящена актуальной теме сопротивления Русской Православной Церкви давлению атеистического советского государства. Это сопротивление выразилось в 1920—1930-х годах в масштабной оппозиции навязанным властью церковным расколам и реформам. Автор подробно, можно сказать — скрупулезно, изучает взгляды трех великих священномучеников и исповедников, наиболее авторитетных в церковном народе, ныне канонизированных митрополитов Кирилла Казанского, Агафангела Ярославского и Петра Крутицкого, назначенных святым Патриархом Тихоном в завещании от 7 января 1925 года кандидатами на Местоблюстительство Патриаршего Престола. Также тщательно обсуждается позиция митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского), назначенного Заместителем Патриаршего Местоблюстителя святым митрополитом Петром. Огромное количество изученного архивного материала, множество впервые выявленных документов, последовательное непредвзятое осмысление исторических фактов делают работу выдающимся научным исследованием, которое поднимает церковную науку, изучающую историю Русской Православной Церкви в XX веке, на качественно новый уровень. Из области разных идеологических подходов, симпатий и необоснованных гипотез церковно-историческая наука вступает, наконец, на твердую почву фактов и неопровержимых документальных свидетельств.
|
|
|
Ректор Православного Свято-Тихоновского
Гуманитарного Университета
протоиерей Владимир Воробьев
6
ISBN 5-7429-0236-0
©Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2006
| Введение. 1. Митр. Кирилл Смирнов и его признание лидером. 2. Митр. Агафангел и ярославская оппозиция. - "Примирение" "ярославцев" с Сергием. 3. Митр. Пётр Полянский. Заключение. - Биографические справки. - Выписки из канонов. - Источники и литература. - Именной указатель, сокращения. В Описи А №20192. ББК 86.372 М13 |
|
|
|
ОТ АВТОРА
Предлагаемый читателю труд представляет собой доработанный вариант выполненной в ПСТБИ (ПСТГУ) под руководством профессора протоиерея Владимира Воробьева диссертации «Юрисдикционные конфликты в Русской Православной Церкви второй половины 1920-х — 1930-х годов в свете позиции ряда высших российских иерархов», за которую автору весной 2004 года была присуждена ученая степень магистра богословия, утвержденная Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II.
На протяжении ряда лет отец Владимир помогал автору ознакомиться с огромной массой архивных материалов и разобраться в сложной ситуации 1920—1930-х годов, внимательно читал и редактировал получающийся текст работы. Без его деятельного руководства и поддержки настоящее исследование не появилось бы на свет.
Выражая сердечную благодарность протоиерею Владимиру, автор также благодарит за содействие в написании работы весь коллектив научно-исследовательского отдела Новейшей истории Русской Православной Церкви, особенно — давших много полезных советов и указавших на целый ряд важных документов Ольгу Владимировну Косик, Наталью Александровну Кривошееву, Инну Геннадиевну Менькову, Наталью Федоровну Тягунову, Лидию Алексеевну Головкову, Ирину Ивановну Ковалеву, а также — своих коллег по кафедре Истории Русской Церкви и, в первую очередь, ее заведующего, иерея Александра Щелкачева, организовавшего предварительное обсуждение работы и высказавшего ряд ценных замечаний о ней. Автор также весьма признателен своим официальным оппонентам профессору Александру Алексеевичу Корнилову, профессору Сергею Львовичу Фирсову и Александру Владимировичу Журавскому за их содержательные отзывы.
Автор благодарит за предоставленные материалы сотрудников центрального и региональных архивов Федеральной службы безопасности, а также руководство и сотрудников Российского гуманитарного научного фонда, оказавшего финансовую поддержку в проведении настоящего исследования (проект РГНФ № 01-01-
7
00296а— «Сопротивление давлению государства на Церковь в СССР в конце 1920-х — начале 1930-х годов по материалам следственных дел»).
Помещаемые в книге фотографии, если не указано иное, взяты из базы данных «За Христа пострадавшие», организованной на кафедре информатики ПСТБИ под руководством профессора Николая Евгеньевича Емельянова и заполняемой трудами большого коллектива институтских сотрудников.
|
|
|
К осени 2004 года подготовка монографии автором в основном была завершена, ее текст был передан в издательство. Тогда же произошло знакомство автора с заместителем директора Института российской истории Российской академии наук Владимиром Михайловичем Лавровым и коллективом возглавляемого им Центра истории религии и Церкви. Вскоре при содействии В. М. Лаврова, которому автор также не может не выразить своей благодарности, в диссертационный совет ИРИ РАН была представлена работа, в основной своей части текстуально практически совпадающая с настоящей монографией. Осенью 2005 года диссертация под названием «Внутренние конфликты в Русской Православной Церкви второй половины 1920-х — 1930-х годов (в свете позиции высших иерархов)» была успешно защищена автором в ИРИ РАН с присуждением ему ученой степени кандидата исторических наук.
Все три названия: «Юрисдикционные конфликты...», «Внутренние конфликты в Русской Православной Церкви...» и предлагаемое ныне «Высшие иерархи о преемстве власти...» — выражают одну и ту же идею. В центре внимания в исследовании находятся проблемы высшего управления Русской Церкви, возникшие вскоре после кончины святого Патриарха Тихона. Главным источником этих проблем, как известно, было беспощадное осуществление ликвидационной политики советской власти в отношении Церкви.
За 2005—2006 годы — время, прошедшее после передачи автором книги на верстку, — из печати вышел ряд публикаций, которые могли бы так или иначе быть использованы в настоящей монографии. Однако сведений, которые заставляли бы автора пересмотреть какие-либо положения данной работы или позволяли бы ее как-то существенно дополнить, в этих публикациях нет. Хотя, конечно, церковно-историческая наука не стоит на месте, и слово, предлагаемое здесь читателю, не будет последним.
|
|
|
Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви
Предварительные замечания технического характера
Необходимые, с точки зрения автора, выделения значимых слов и предложений осуществлены путем разрядки текста. Цитаты и парафразы для удобства восприятия набраны курсивом. В цитатах произведено раскрытие сокращений (кроме общепринятых), восполненные части слов даны в квадратных скобках. Замечания автора, если они включены в цитируемый текст, помещены в угловые скобки. Все цитаты приведены в соответствии с нормами современной орфографии русского языка. Однако при этом сохранено использование строчных и заглавных букв. Объясняется это следующим образом. По идеологическим мотивам в советских документах все священные имена (порой даже имя Христос) писались со строчных букв. Было бы нелогично вносить здесь какие-то исправления, приписывая тем самым следователям, газетным пропагандистам и прочим борцам за атеизм благоговейное отношение к священным именам. В церковных по происхождению документах строчные и заглавные буквы используются в соответствии с церковной традицией (которая, правда, в отношении некоторых слов не всегда была одинаковой).
Даты после 31 января 1918 года приведены по новому стилю (за исключением отдельно оговариваемых случаев). Если в самом документе указана дата по старому стилю (когда это поддается установлению), может быть дана двойная датировка. В некоторых случаях точно установить, по какому стилю указана дата в документе, не удалось. Тогда даты даны в соответствии с документом.
В сносках при первом упоминании какого-либо издания дается его полное библиографическое описание, при повторных — сокращенное. В конце книги приводится полный список использованных источников и литературы с указанием выходных данных.
ВВЕДЕНИЕ
В истории Русской Православной Церкви, вероятно, не было более тяжелого периода, чем 20—30-е годы XX века. С одной стороны, это время самых яростных гонений на нее извне, по своей ожесточенности ничуть не уступающих гонениям первых веков христианства. С другой, — это период величайших нестроений внутри Русской Церкви. Такого множества расколов и разделений, как в те годы, она не знала никогда. Количество разного рода автокефалий, новообразованных церковных управлений, просто церковных групп, отказывавшихся кому-либо подчиняться, исчислялось десятками.
Причина указанного явления коренилась в политике государства, намеренно провоцировавшего церковные расколы. Большевистское руководство не скрывало, что ставит своей целью формирование безбожного общества, в котором не будет места религии. Поэтому борьба с Церковью была одной из приоритетных задач советской власти с первых месяцев ее существования. По окончании гражданской войны руководство РКП(б) смогло убедиться, что уничтожить Русскую Церковь сразу и всю целиком не удастся. В результате с начала 1920-х и до середины 1930-х годов на вооружение была взята тактика ее уничтожения по частям.
|
|
|
Первым крупным церковным расколом 1920-х годов можно считать возникновение Украинской автокефальной церкви, организационное оформление которой произошло в конце 1921 года. Хотя автокефалистское движение на Украине не было порождено советской властью (оно возникло раньше усилиями украинских политиков-националистов), большевики сразу поняли, что его вполне можно использовать для борьбы с Православной Церковью, и поддержали его.
Вскоре в верхах РКП(б) возник план раскола Церкви уже во всероссийском масштабе. В начале 1922 года Л. Д. Троцкий предложил расколоть Русскую Церковь на два крыла, обозначив их как «черносотенное контрреволюционное» и «сменовеховское советское». «Чем более решительный, резкий, бурный и насильственный характер примет разрыв сменовеховского крыла с черносотенным, тем выгоднее будет наша позиция», — писал он тогда. После того, как этот разрыв
10
11
будет спровоцирован, следовало, по мысли Троцкого, «повалить контрреволюционную часть церковников», опираясь при этом на «сменовеховское духовенство», а затем, «не давая сменовеховским вождям очухаться», превратить их начинание в «выкидыш»1. Практическое проведение в жизнь плана Троцкого было возложено на 6-е отделение секретного отдела ГПУ (с ноября 1923 года — ОГПУ), возглавляемое Е. А. Тучковым. Во многом именно благодаря его усилиям появился обновленческий раскол со самозванным «Высшим церковным управлением» (ВЦУ) во главе.
Использование обновленцев позволило ОГПУ значительно эффективнее вести работу по ликвидации Русской Церкви. При их содействии были репрессированы наиболее достойные представители духовенства во главе со святым Патриархом Тихоном. С ролью доносчиков, провокаторов и сподручников преступной власти обновленцы справлялись очень хорошо. Выразительнейший пример их деятельности — постановление ВЦУ, принятое в июле 1922 года, на другой день после вынесения смертного приговора группе петроградских священнослужителей и мирян во главе со священномуче-ником митрополитом Вениамином. «Бывшего петроградского митрополита Вениамина (Казанского), изобличенного в измене своему архипастырскому долгу, <...> лишить священного сана и монашества», — говорилось в постановлении. Следом за этим «лишались сана» и другие осужденные на смерть священнослужители, а миряне «отлучались от Церкви»2. В мае 1923 года в преддверии ожидавшегося начала процесса над Патриархом обновленческим лжесобором было вынесено аналогичное постановление и в отношении святителя Тихона. Власти хотели, чтобы с церковного амвона на весь мир было объявлено о том, что ими преследуются не исповедники Православия, а политические преступники.
Однако в полной мере реализовать план Троцкого не удалось. Церковный народ в подавляющем большинстве не пошел за обновленцами. Это, конечно, неудивительно, поскольку представители духовенства, совратившиеся в инспирированный властями раскол, даже у самих сотрудников ГПУ вызывали чувство брезгливости. Так, например, в подготовленном для Политбюро в августе 1922 года обзоре политико-экономического состояния РСФСР его составителям с Лубянки пришлось признать: «Раскол среди духовенства, охвативший своим движением почти всю Россию, последнее время замедлился. Это объясняется тем, что обновленцы до некоторой степени исчерпали весь запас попов, которые, благодаря расколу, пошли за реформаторами. Надо сказать, что контингент вербованных состоит из большого количества пьяниц, обиженных и недовольных князьями церкви, что в значительной мере способствует развитию антагонизма между двумя основными течениями духовенства. Сейчас приток прекратился, ибо более степенные, истинные ревнители православия к ним не идут, среди них последний сброд, не имеющий авторитета среди верующей массы». Двумя же абзацами ниже в том же обзоре было написано: «А о верующей массе и говорить не приходится. Если не считать весьма незначительных переходов на сторону обновленцев, можно считать, что раскол в церкви, расколовший духовенство, не коснулся еще верующей массы»1.
Для того чтобы расколоть эту «верующую массу», от органов ОГПУ потребовалась большая изобретательность, чем использование тех, кого они сами определяли как «последний сброд» (хотя и обновленцам ведомство Тучкова еще долго находило работу). Проведший более года под арестом святитель Тихон летом 1923 года неожиданно для многих получил возможность вернуться к управлению Церковью. Это, однако, вовсе не означало, что Русская Церковь была оставлена богоборческими властями в покое. Патриарху сразу же стали навязываться такие шаги, которые, как казалось, должны были скомпрометировать его в глазах верующих и спровоцировать появление если не раскола, то, по крайней мере, массовой оппозиции ему. Речь идет о требованиях: ввести за богослужением поминовение советской власти, перейти на новый календарный стиль, допустить в состав высшего церковного управления самого одиозного обновленческого деятеля — «протопресвитера» В. Красницкого (якобы принесшего покаяние), наконец, подписать подготовленное в недрах ОГПУ послание к пастве с призывом «стать за Рабоче-Крестьянскую власть Советов, содействуя ей всеми силами». В последние годы жизни святителя Тихона давление на него агентов власти все более усиливалось. Однако добиться от Патриарха
Записка Л. Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) о политике по отношению к Церкви от 30 марта 1922 года // Архивы Кремля. Политбюро и Церковь: 1922—1925 гг. В 2 кн. / Подгот. изд. Я. Н. Покровского и С. Г. Петрова. Новосибирск; М.: Сибирский хронограф; РОССПЭН, 1997. Кн. 1.С. 162-163.
Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. С. 90.
1 «Совершенно секретно»: Лубянка— Сталину о положении в стране (1922—1934 гг.). Т. 1: 1922-1923 гг. М.: ИРИ РАН; ЦАФСБ РФ, 2001. Ч. 1. С. 217.
! Проект послания, не подписанный святителем Тихоном, см.: Следственное дело Патриарха Тихона: Сб. док. по материалам ЦА ФСБ РФ. М: Изд-во ПСТБИ; Памятники исторической мысли, 2000. С. 403.
12
последовательного проведения навязываемой ему политики не удалось. Хотя святитель Тихон и шел на уступки властям, но, как только видел, что его шаги могут нарушить внутренний мир в Церкви, возвращался на прежние позиции. В результате чаемый ОГПУ раскол «верующей массы» при нем так и не произошел, и в вечную жизнь в апреле 1925 года Святейший Патриарх отошел почитаемым православными как выдающийся исповедник Христовой Церкви.
Не удалось спровоцировать раскол и при возглавившем церковное управление по кончине святителя Тихона Патриаршем Местоблюстителе священномученике митрополите Крутицком Петре (Полянском). Тогда органам ОГПУ пришлось вновь прибегнуть к схеме, предложенной в 1922 году Троцким. Только на этот раз в качестве представителей «советского крыла» духовенства был использован не «последний сброд», подвернувшийся под руку, а иерархи, имевшие прежде авторитет среди православных, такие как архиепископ Екатеринбургский Григорий (Яцковский) и епископ Можайский Борис (Рукин). Митрополит Петр был в декабре 1925 года арестован (здесь Тучкову вновь пригодились обновленцы), и практически сразу же на сцене появилась григорьевско-борисовская группа, самочинно организовавшая новое церковное управление. Подобно обновленческому ВЦУ, григорианский ВВЦС («Временный Высший Церковный Совет») быстро получил легальный статус. Не пожелавшие подчиниться ему православные являли собой, говоря словами Троцкого, «черносотенное крыло» и становились очередным потенциальным объектом репрессий ОГПУ.
Вскоре, однако, выяснилось, что влияние новой раскольнической группы в церковных кругах еще менее ощутимо, чем влияние обновленцев. В этом была немалая заслуга оставленного митрополитом Петром в качестве своего заместителя митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского). Борьба с Церковью при помощи разного рода раскольников становилась все менее и менее эффективной.
В результате к концу 1926 года власти убеждаются в необходимости запустить новый механизм церковных разделений. Иерархов, которые ставили интересы Церкви выше, чем указания с Лубянки, во главу церковного управления больше не допускали. Но и в организации какого-нибудь очередного самозванного ВЦУ органы Госбезопасности уже не видели резона. Нужен был иерарх, который не самочинно, а на вполне законных основаниях возглавив церковное управление, стал бы проводить от лица Церкви политику, угодную ОГПУ. Расчет был на то, что такая его политика вызовет
| 13 |
Введение
негативную реакцию в глубине церковной среды, произойдет серьезный раскол внутри по-настоящему церковного народа. Тогда борьба священноначалия за церковную дисциплину будет прикрывать репрессии ОГПУ против отделившихся «черносотенцев».
Здесь важно отметить, что речь шла не просто о требовании гражданской лояльности Церкви. Такая лояльность была недвусмысленно засвидетельствована святым Патриархом Тихоном еще в годы гражданской войны. Своим посланием от 8 октября 1919 года он призывал архипастырей и пастырей Церкви Российской: «Памятуйте же, отцы и братие, и канонические правила и завет св. апостола: "блюдите себя от творящих распри и раздоры ", уклоняйтесь от участия в политических партиях и выступлениях, "повинуйтесь всякому человеческому начальству" в делах мирских (1 Петр. 2, 13), не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти, подчиняйтесь и ее велениям, поскольку они не противоречат вере и благочестию»1. В своем воззвании от 1 июля 1923 года святитель Тихон писал: «Российская Православная Церковь аполитична и не желает отныне быть ни "белой ", ни "красной " Церковью. Она должна быть и будет Единою, Соборною, Апостольскою Церковью, и всякие попытки, с чьей бы стороны они ни исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены»2. И далее, вплоть до начала 1927 года, руководство Патриаршей Церкви продолжало стоять на этой аполитичной позиции: «ни "белой ", ни "красной "». Чтобы вызвать новые потрясения в Русской Церкви, органам ОГПУ нужен был иерарх, который, возглавляя высшее церковное управление, отказался бы от этого нейтралитета.
Не сразу и не без труда Е. А. Тучкову удалось в 1927 году найти подходящего иерарха. Благо для ОГПУ, ему было из кого выбирать и с кем вести переговоры. Поскольку в нормальном порядке — путем избрания Патриарха на Поместном Соборе — сохранить преемство высшей церковной власти тогда было невозможно, действовал порядок чрезвычайный, хотя и не предусмотренный (кроме как для Святейшего Тихона) соборными постановлениями, но принимавшийся епископатом и церковным народом. Управляющий Русской Церковью иерарх назначался единоличным распоряжением предшественника. К началу 1927 года число архиереев, поименованных
1 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917—1943 / Сост. М. Е. Губонин. М.: Изд-во ПСТБИ, 1994. С. 164.
1 Там же. С. 287.
14
15
в таких распоряжениях, достигло десятка1, и каждый из них, в принципе, мог быть призван возглавить церковное управление. Иерархом, согласившимся исполнять требования ОГПУ в обмен на обещание ослабить давление государства на Церковь, стал ранее уже исполнявший обязанности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский). Он, хотя и снискал в 1926 году доверие православных за свое умелое противодействие григорианам, был, однако, и ранее известен своей склонностью к компромиссам с властью.
Конечно, никакого смягчения государственной политики в отношении Русской Церкви после этого не произошло. Антицерковный террор только усилился (это хорошо видно из собранной ныне статистики репрессий2). Как заметил по этому поводу Святейший Патриарх Алексий II: «Трагедия митрополита Сергия была в том, что он пытался "под честное слово " договориться с преступниками, дорвавшимися до власти». Эти преступники, как и следовало ожидать, его обманули, заставив с собой сотрудничать и содействовать расколу церковной народной массы.
В обзоре политического состояния СССР за август 1927 года, предназначенном для Сталина и других высших руководителей
1 Святейший Патриарх Тихон в своем завещательном распоряжении от 7 января 1925 года назвал трех иерархов, призываемых в случае его кончины временно принять патриаршие права и обязанности: митрополитов Казанского Кирилла (Смирнова), Ярославского Агафангела (Преображенского) и Крутицкого Петра (Полянского) (см.: Там же. С. 340—344). Священному-чеником Петром, ставшим в результате Патриаршим Местоблюстителем, в двух завещательных распоряжениях (от 5-го и 6 декабря 1925 года) были названы дополнительно еще четыре иерарха: митрополиты Новгородский Арсений (Стадницкий), Нижегородский Сергий (Страгородский), Экзарх Украины Михаил (Ермаков) и архиепископ Ростовский Иосиф (Петровых) (см.: Там же. С. 421—422). Последний из них, будучи уже митрополитом Ленинградским, распоряжением от 8 декабря 1926 года призвал к продолжению своих полномочий еще трех архиепископов: Свердловского Корнилия (Соболева), Астраханского Фаддея (Успенского) и Угличского Серафима (Самойловича) (см.: Там же. С. 489).
2 На графике, составленном на основе компьютерной базы данных о пострадавших за веру (разработана на кафедре информатики ПСТБИ), хорошо видно, что с 1927 года гонения на Русскую Церковь начинают возрастать небывалыми ранее темпами (см.: Емельянов Н. Е. Оценка статистики гонений на Русскую Православную Церковь с 1917 по 1952 гг. (по данным на январь 1999 г.) // Богословский сборник. Вып. 3. М.: Изд-во ПСТБИ, 1999. С. 273). Для большей убедительности можно привести обновленные сведения из этой базы данных об арестах священнослужителей и активных мирян в рассматриваемый период. По данным на 1 июня 2004 года, в 1926 году (надо заметить, не самом мирном для Русской Церкви: достаточно вспомнить, что в конце того года прошли массовые аресты в связи с попыткой тайных выборов Патриарха) было арестовано 124 человека, в 1927-м - 191, в 1928-м - 284, в 1929-м- 921, в 1930-м - 2713 (см.: За Христа пострадавшие: Компьютерная база данных // http:// www.pstbi.ru/bdn/bd.htm). Здесь важны не абсолютные величины приведенных чисел (они, конечно, существенно не полны), а их соотношение между собой, поскольку оно достаточно точно характеризует динамику репрессий.
' Святейший Патриарх Алексий П. Принимаю ответственность за все, что было // Журнал Московской Патриархии. 1991. № 10. С. 6.
страны, органы ОГПУ с явным удовлетворением сообщали: «Разосланное в августе митрополитом Сергием "послание Синода ко всем верующим"(опубликованное в "Известиях"ВЦИКот 19августа с. г.), которым Сергий торжественно провозглашает полную лояльность церкви к советской власти, внесло смятение в среду верующих и духовенства. Произошло разделение на две почти равные части»1.
«Послание Синода ко всем верующим» более известно как Декларация митрополита Сергия от 29 июля 1927 года. Ключевая мысль Декларации была выражена в следующих словах: «Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Следующая фраза давала понять, о каких «радостях и неудачах» шла речь: «Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие, или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас»2. «Варшавское убийство» — это убийство 7 июня 1927 года советского полпреда в Польше П. Л. Войкова, одного из организаторов расстрела Царской семьи в Екатеринбурге. Верующие призывались разделить отношение советской (большевистской) власти к подобным событиям, всецело встать на ее сторону. Ясно, что от невмешательства Церкви в политику здесь не оставалось и следа.
В духе июльской Декларации развивалась вся последующая деятельность митрополита Сергия. И хотя он настойчиво подчеркивал преемственность своей линии курсу, взятому в свое время Патриархом Тихоном, перемена церковной политики была совершенно очевидной. Так, священноисповедник епископ Виктор (Острови-дов) писал в начале 1928 года в послании к пастырям: «Иное дело лояльность отдельных верующих по отношению к гражданской власти, и иное дело внутренняя зависимость самой Церкви от гражданской власти. При первом положении Церковь сохраняет свою духовную свободу во Христе, а верующие делаются исповедниками при гонении на веру; при втором положении она (Церковь) — лишь послушное орудие для осуществления политических идей гражданской власти, исповедники же за веру здесь являются уже государственными преступниками»^.
1 «Совершенно секретно»: Лубянка— Сталину о положении в стране (1922—1934 гг.). Т. 5: 1927 г. М.: ИРИ РАН; ЦА ФСБ РФ, 2003. С. 580.
'Акты... С. 510-512.
5 «Дело митрополита Сергия: Документы к церковным событиям 1927—1928 гг. Китеж, 1929». Машинопись. С. 261.
Нестроения в жизни Русской Церкви со второй половины 1927 года стали стремительно нарастать. Однако характер возникающих церковных разделений сильно изменился. Принципиально иными стали побуждения, толкавшие к отделению. Суть этого различия хорошо выражена в комментарии к сборнику «Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917—1943»: «Рассматривая по прошествии уже многих десятилетий минувшие события русской церковной истории, необходимо различать расколы, начатые и развивавшиеся по конъюнктурным, властолюбивым, политическим, националистическим и другим подобным соображениям, такие как живоцерковный, обновленческий, григорианский, от разделений, возникавших по мотивам исповеднического стояния за духовную неповрежденность Истины и жизни церковной. В отличие от действительных раскольников такие оппозиционеры очень скоро были поставлены перед необходимостью пролить кровь, отдать свою свободу и жизнь за исповедуемые взгляды. Сам их мученический подвиг с большой силой свидетельствует о том, что разногласия и разделения их были поиском Истины, имели временный, тактический характер и, не искажая ни догматического православного учения, ни традиционной богослужебной жизни, не повреждали их принадлежности к Полноте Русской Церкви»1. В литературе этот вид церковной оппозиции получил наименование «правой». В истории церковных разделений 1920—1930-х годов «правая» церковная оппозиция Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) занимает особое место. Ее представителей нельзя рассматривать в одном ряду с разного рода раскольниками первой половины 1920-х годов (до григориан включительно), и формальный подход здесь неприемлем.
Прежде всего, важно правильно понять суть конфликта «правой» оппозиции с митрополитом Сергием. В свое время еще обновленцы стремились доказать, что нежелание православных («тихоновцев») подчиниться им вытекало исключительно из «политических настроений». Так, например, в редакционной статье «Борьба за мир в Церкви», напечатанной в 1926 году в официальном обновленческом «Вестнике», говорилось: «Самое тщательное научно-богословское вскрытие обнаруживает, что все чисто церковные мотивы не в состоянии объяснить нашего церковного раскола, или, вернее, откола староцерковничества от Соборной Церкви. И в то же время
1 Акты... С. 809.
тщательная проверка фактов приводит к явному выводу, что вся "тихоновская " оппозиция <обновленчеству> строится на политических настроениях»1.
Митрополит Сергий, как нетрудно увидеть, воспринял подобный стиль объяснения мотивов церковной оппозиции (только оппозиции уже не обновленцам, а ему самому). Со времени издания июльской Декларации 1927 года он настойчиво проводил мысль, что несогласие с его линией диктовалось чисто политическими соображениями. «Утверждение Советской Власти, — говорилось в Декларации, — многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что случайностей для христианина нет и что в совершающемся у нас, как везде и всегда, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели. Таким людям, не желающим понять "знамений времени", и может казаться, что нельзя порвать с прежним режимом и даже с монархией, не порывая с православием»2.
Очевидно, что более всех в таком объяснении было заинтересовано ОГПУ. Следователям не нужно было лишний раз доказывать, что тот или иной оппонент Заместителя — контрреволюционер. Достаточно было сослаться на писания самого митрополита Сергия. Так, например, в обвинительном заключении по делу оппозиции Заместителю в Казанской епархии говорилось: «Ориентируясь на черносотенного митрополита Кирилла, находившегося за к/р. деятельность в ссылке в Туруханском крае, Казанская церковно-монархическая организация <...> начинает свою организованную к/р. деятельность с распространения среди населения полученного от митрополита Кирилла воззвания, к/р. сущность которого сам патриарший местоблюститель митрополит Сергий вскрывает в своем от 2/1-31 г. ответном письме митрополиту Кириллу так: "Нет ничего неожиданного в том, что среди оппозиции стоят, по Вашим словам, люди, проявившие много усердия по борьбе с обновленчеством. Это говорит только о том, что многие восставали и против обновленчества не потому, что это было церковное бесчиние, а больше потому, что оно "признало" Советскую власть. Недаром и теперь кое-кто спрашивает — какая же разница у нас с обновленцами, если и мы "за Советскую власть""»1.
1 Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви. 1926. 3—4 (8—9). С. 8. 'Акта... С. 512.
5 Архив УФСБ РФ по Республике Татарстан. Д. 2-18199. Т. 5. Л. 31-32. Само письмо Заместителя со столь понравившимися сотрудникам ОГПУ рассуждениями см.: Акты... С. 677—681.
Политические критерии митрополит Сергий полагал и в основу классификации возникших в 1920—1930-е годы в Русской Церкви разделений. Пример этому можно найти в написанном митрополитом Сергием предисловии к вышедшей в 1942 году книге «Правда о религии в России»: «Те, кто не хотел отказаться от царской власти, не могли оставаться в Церкви, которая готова была обойтись без царя и не имела ничего против советской власти. Отсюда явились разные эмигрантские расколы, увлекшие из Церкви едва ли не всю нашу церковную эмиграцию. Одновременно с ними и, очень может быть, под их активным влиянием отделились от нас и некоторые центробежные группы в пределах России: иоанниты-иосифляне, викторовцы, данилов-цы и просто наши оппозиционеры, не мирившиеся с молитвой за советскую власть и вообще с краснотою, как они называли, нашей ориентации.
На левом фланге стоят уже расколы революционного происхождения, воспользовавшиеся открывшейся свободой не считаться с правилами и традициями Церкви и устраивать свою личную и профессиональную жизнь по своему усмотрению. Таковы обновленцы, отчасти григорьевцы. Сюда же нужно отнести и авантюрную деятельность Андрея Ухтомского, вообразившего себя чем-то вроде мессии старообрядчества, отчасти как будто из раздражения на центральную церковную власть.
Наконец, явились просто любители самочиния и всяких разделений, побуждаемые к тому иногда личными соображениями; эти пользуются, главным образом, тем, что, при действующей в государстве полной свободе вероисповедания, нарушения церковной дисциплины государством не наказуются. Например, один очень видный архиерей отошел от нас из-за того, что состав тогдашнего Синода казался ему не внушающим доверия».
Трудно было бы ждать от митрополита Сергия какого-то иного объяснения происхождения церковных разделений, да еще в вышедшей в годы войны откровенно пропагандистской книге. Предложенная им схема выглядит достаточно просто, однако считать ее правдивой нельзя. Многие из числа «правых» оппозиционеров не были такими монархистами, как их пытался представить митрополит Сергий. Возглавлявший «иосифлян» (объединенных почему-то здесь с «иоаннитами») митрополит Иосиф (Петровых), например, считал для себя возможным делать такие заявления: «Никогда не был особым сторонником старого режима, с коим у меня посему даже были
1 Правда о религии в России. М.: Изд. МП, 1942. С. 10—11.
| 19 |
Введение
в прошлом немалые недоразумения (прекращение мною в 1905 г. всякого поминовения царской фамилии за Богослужением и за это лишение на некоторое время возможности священнослужения, перевод на худшее место, лишение наград и повышений по с
