Позиция воплощается в строки

Рассматривая вопрос об объективности оценки информации журналистом, следует отметить и некоторые особенности использования сведений при подготовке как положительных, так и критических материалов. Сразу подчеркнем, что принципиальных различий в методах работы журналиста со сведениями, предназначенными для этих видов материалов, нет, как не существует разных степеней ответственности за их этичное использование. И ошибка многих молодых журналистов как раз в том и состоит, что они с разной мерой ответственности
относятся к подготовке материалов этих видов. На самом же деле трудно определить, превышает ли нравственный ущерб искажений в положительной публикации
издержки в связи с ошибочными оценками в критическом материале. Просто последствия ошибок критически направленной публикации, как правило, более ярко выражены.

Конечно, некоторые различия в работе журналиста с теми и другими фактами есть. Но они должны проявляться не в подходе к фактам, не в разной степени ответственности за их объективную оценку, а лишь на уровне конкретной ситуации, в приемах работы с фактом. Это своеобразие обусловлено, прежде всего, различием в конкретных целях подготовки материалов того и другого вида, характером собранных для них сведений, отношением героев и других информирующих лиц к их использованию, своеобразием последствий публикации этих материалов.

Одна из важных целей использования сведений, собранных для подготовки положительного материала, как известно, состоит в том, чтобы способствовать утверждению тех высоких духовных ценностей нашего общества, носителями которых являются конкретные герои журналистских произведений. И главные этические требования при подготовке к публикации этих сведений состоят в том, чтобы характер их использования, эмоциональный настрой и смысловые акценты материала не противоречили тем нравственным нормам, которые пропагандируются в этой публикации.

Некоторые журналисты считают работу по подготовке положительного материала менее напряженной, как правило бесконфликтной. Односторонность этого мнения продиктована, видимо, недостатком творческого опыта. Дело в том, что вмешательство журналиста в жизнь человека, коллектива даже, с самыми добрыми намерениями создает определенную напряженность, нередко обостряет тлеющие межличностные конфликты, заставляет людей взглянуть друг на друга и дела коллектива как бы со стороны. И к сожалению, не всегда, взгляд бывает доброжелательным. Поэтому этическим требованием к журналисту является его обязанность уже в процессе подготовки публикации на основе имеющихся фактов учесть возможную реакцию на материал и его последствия для героев и свидетелей событий.

Журналисту нелишне, например, предположить, не потеряет ли его герой после публикации очерка или зарисовки способность к трезвой самооценке, выдержит ли испытание славой. «Молитесь на ночь, чтобы вдруг вам не проснуться знаменитым»,— писала Анна Ахматова. Представление о мере тщеславия своего героя журналист может получить еще при сборе сведений о нем.

Профессиональная, нравственная зрелость журналиста проявляется и в том, насколько точно он соразмеряет действительные заслуги своего героя с его возможностями и успехами других людей. Порой бывает еще так, что в газете появляется материал, в котором говорится не столько о том, что человек сделал, сколько о его добрых намерениях. Принципиальный подход необходим и в тех случаях, когда журналисту поручено писать материал о людях, не обойденных вниманием прессы. К сожалению, иногда на щит славы поднимают тех, кто живет былыми заслугами, в то время как рядом, в этом же коллективе, выросли люди, действительно заслуживающие внимания.

Сделать положительный материал более убедительным журналист может за счет обращения к дополнительным сведениям, в том числе и из тех источников, которые содержат негативные факты. Однако некоторые журналисты считают, что показ теневых сторон в подобном материале невозможен. Эта точка зрения, изложенная в одной из публикаций «журналиста», вызвала оживленную дискуссию на его страницах, участники которой вполне определенно высказались в защиту права и обязанности журналиста на всестороннюю и объективную оценку своего героя.

Однако в газетах нередко еще можно встретить материалы, основным недостатком которых является славословие, явное завышение оценок. Такой подход к изображению героев очень точно оценивает журналистка «Комсомольской правды» И. Руденко: «Часто читаешь очерк и видишь в первую очередь не самого человека, а ту «святость», за какой к нему журналист ехал. Дело,
успех, победа, подвиг, наконец, отчуждаются от самого человека, его личности, его «я»». Журналист, допускающий это, не только демонстрирует свою недостаточную
профессиональную подготовку, но и бросает тень на тех, кто сообщил сведения для материала: читатель вправе думать, что так факты поданы самим героем или свидетелями событий.

Следует отметить, что при подготовке материалов о героических поступках людей и драматических событиях, во время которых эти поступки нередко совершаются, журналисту необходимы особая осмотрительность и тактичность. Иногда встречаются публикации, в которых
рассказывается о жизни человека, как о цепи выдающихся поступков, в результате чего события нередко оказываются смещенными, а облик героя недостоверным. Описывая мужественное поведение своих героев, журналисту важно учитывать и то, что порой эти события, становятся для их участников трагическими. Вот как, например, могут оценивать подобный материал его
участники и свидетели: «На наш взгляд, настойчивое напоминание о трагедии, которую до сих пор тяжело переживает весь поселок и Борис (герой материала.— В. Т.) в первую очередь, само по себе не очень этично. Изображать трагедию как подвиг в данном случае кощунственно».

Стремясь к целостности в показе облика героя, используя при этом и негативную информацию, важно ввести ее в материал органично и психологически ее мотивировать. «Если вы представите отдельные черты совершенно врозь, то, конечно, вы характера человека не
определите, а нужно взять систему черт и в этой системе разобрать, какие черты выдвигаются на первый план, какие еле-еле проявляются, затираются и т. д.». С точки зрения этической роль этой системы оценок и черт важна потому, что она непосредственно отражается в тексте материала. Рассмотрим некоторые особенности этого отражения. Главным этическим требованием здесь
является установление строгого соответствия между всей совокупностью сведений, почерпнутых из источников информации, и текстом. В связи с этим представляется верным мнение прозаика В. Шугаева: «...чем полнее совпадает слово с жизнью, чем точнее отражена она в слове, тем значительнее, тем нравственнее художественные усилия писателя». Применительно к труду журналиста это выверенное жизнью наблюдение представляется еще более точным.

Все, что фиксируется в тексте: предположения, оценки, выводы, журналисту «необходимо проверить фактами, свести к фактам». Необходим и поиск такой формы изложения сведений, которая бы наиболее полно соответствовала смыслу описываемых событий, облику человека, т. е. такое соответствие, которое журналист А. Мальсагов определил как «этику стиля».

«Этика стиля» особенно наглядно проявляется в оценках поведения человека, в описании его внешнего облика, действий. Наиболее типичное нарушение изображения людей — наделение их характеристиками, соответствующими определенным социальным стереотипам, например, как «человек с добродушным, открытым лицом», «волевой, энергичный руководитель» и т. д. В связи с этим уместно вспомнить совет М. Кольцова: «Поберегите человека, прежде чем награждать его двумя эпитетами». Неэтичным следует считать и такое изображение героев, когда бездумное, небрежное обращение со словом становится причиной появления в материалах обидных или делающих людей смешными характеристик.

Обиду героя материала может вызвать и неумеренное акцентирование внимания читателей на каких-либо чертах его внешнего облика, наличие которых он может болезненно переживать. Вот пример такого явно нетактичного изображения человека: «Рослый, с «могутной»
широкой спиной, Рыбаков чуть сутулится, привычно склоняясь к станку, словно врастая в него. И эта сутулинка, пожалуй, главное в облике, в портрете бригадира токарей. Такую сутулинку не наживешь вдруг, между прочим. Ради нее надо постоять и постоять над станком». Подобные издержки проявляются порой и в неуместном иронизировании автора, в игривом тоне материала. Характерный пример такого небрежного обращения со словом, нарушения «этики стиля» приведен в «Журналисте» писателем П. Дудочкиным: «Вот передо мной заметки писателя о поездке в Сибирь: «Определены пять маршрутов, — сообщает он и вполне серьезно признается: — Мы в меру сил интригуем, чтобы непременно попасть в группу, которая отправляется в Шушенское».

Конечно, побывать в тех местах, где был в ссылке Ленин,— желание понятное, хорошее. Но почему для достижения цели надо «интриговать» — непонятно. Это не мелочь, нет. Ведь слово имеет определенный смысл действовать с использованием неблаговидных средств
для достижения цели».

Важную роль в правдивом изображении облика человека играют и речевые характеристики. Поэтому журналист должен при передаче диалогов отбирать именно те фразы, которые наиболее точно характеризуют героя, его отношение к происходящему. Следует подчеркнуть, что герои, как правило, реагируют даже на незначительное искажение смысла своих слов. Один журналист в беседе с автором рассказал, например, что в корреспонденции из вагонного депо он привел мнение секретаря партбюро о работе партийной организации с молодыми коммунистами. Причем эта работа была оценена как очень хорошая. После публикации материала секретарь партбюро позвонил журналисту и сказал, что слова «очень хорошо» при оценке работы, выполняемой с его
участием, он не употребляет.

При подготовке текста очень важен вопрос и о ссылках на источники информации. Разграничение в материале информации по принадлежности к источникам необходимо потому, что в некоторых случаях это играет важную роль в оценке читателем описываемой ситуации. Так, если журналист рассказывает о заслугах героя или о его самоотверженном поступке и не ссылается
при этом на те лица, от которых он узнал эти факты, то сообщение о них может быть воспринято как самореклама героя.

В опубликованном материале герои и свидетели событий легко узнают «свою» информацию. И это может вызвать и одобрение, и возмущение, и смех, и удивление.
Характерный пример «перевоплощений» героини в одном из материалов странствующей журналистки описывает немецкий писатель Г. Кант: «Следы этих разговоров обнаружились впоследствии в очерке, но только в такой форме: «как я слышала», или «мне дали понять», или «в городе Н я узнала», или «тайком сказала мне одна молодая женщина», и Фран (собеседница журналистки. — В. Т.) с удивлением увидела себя в самых разных обличьях; она читала, правда, свои слова, но видела, что ее обратили в «коренастую крестьянку, члена производственного кооператива», или «в робкого старшеклассника», или «на удивление самоуверенного
молодого ученого», а однажды даже «в грубоватого моряка, самобытного парня из самобытных мест где-то на Балтийском море»...»

При чтении материала должно быть ясно и то, какие мнения журналист высказывает от своего имени и какие принадлежат информирующим лицам. Ссылки типа «про него говорят», естественно, не обязательно подкреплять конкретными фамилиями, но такие мнения должны отражать коллективную оценку и при необходимости быть доступными проверке. К сожалению, в практике работы некоторых журналистов еще встречаются случаи, когда слабость аргументов они пытаются компенсировать ссылкой на авторитетные имена, хотя упомянутые в публикации люди порой не только имеют совершенно иной взгляд на обсуждаемую проблему, но даже и не догадываются о том, что их мнение будет использовано в выступлении. Именно так поступил один из сотрудников московской областной газеты «Ленинское знамя», подготовивший репортаж об изобретении экономичного и «чистого» автомобиля, в выхлопных газах которого якобы не содержится окиси углерода. Десятки автолюбителей послали «изобретателю» письма, многие искали с ним личной встречи. Но сенсация оказалась дутой, хотя на первый взгляд
многое в репортаже выглядело достоверным: был назван точный адрес бюро технического обслуживания, где, по словам автора, автомобиль прошел испытания, упомянуты имена специалистов, будто бы подтвердивших факт изобретения. При проверке выяснилось, что эти люди подобных оценок не давали и считают публикацию явно ошибочной.

Определяя этическую позицию работника прессы при подготовке текста, отметим, что она должна обеспечивать такое использование полученной информации, которое не ставило бы под удар ее источники, чтобы никто из информирующих лиц не мог сказать о журналисте так, как собеседник одного из них, партийный работник Л. Куличенко: «Ты ему тоже выкладываешь сокровенные мысли, говоришь об имеющихся недостатках, о том, как намерен их одолеть. И вдруг появляется статья. Что же читаешь? Твоими же словами тебя же секут. Разве это достойно журналиста?»

Неэтичным следует считать и такое отношение журналиста к информирующим лицам, когда свои ошибки при сборе сведений, неумение расположить к себе человека он пытается оправдать ссылками на какие-то особые качества собеседника, а в некоторых случаях восполнить недостаток сведений о герое весьма подробным описанием встречи с ним, причем иногда рассказом и о тех обстоятельствах, которые предвзято характеризуют человека.

В материалах газет встречаются и примеры неэтичного использования сведений, состоящих в оглашении фактов, публичное упоминание которых может нанести человеку вред, вызвать тяжелые переживания. Вот, например, что говорится в одном из материалов о не сложившейся семейной жизни героини, фамилия которой названа: «После неудачной попытки сойтись с бывшим
мужем (живет он в поселке Бамбурово нашего района) Светлана Васильевна решила устроиться на судоремонтный завод в Славянке». Здесь налицо неуважение к человеку, бесцеремонное вторжение в его личную жизнь. По этому поводу уместно вспомнить слова Т. Тэсс из ее беседы с женщиной, стремившейся с помощью газеты опорочить своего бывшего мужа: «Газету читают несколько миллионов человек, не мне напоминать вам, что у вас взрослые дети. Каково им будет, если имя их отца, да и их собственное, приобретет столь печальную известность, а досужие сплетники, которые у нас, к сожалению, еще не перевелись, будут показывать на них
пальцем? Вы думали об этом?» Такой вопрос, видимо, должны задавать себе и журналисты при выборе решения о публикации подобных сведений.

Этичное поведение в отношении информирующих лиц предполагает такое использование сообщенных им сведений, которое исключало бы какие-либо недомолвки и двусмысленности. Ответственность за судьбу будущего материала, за то, как будут поданы в нем сообщенные
журналисту факты, нередко проявляют и сами информирующие лица. Один из примеров такого отношения мы видим в очерке «Доброта» журналистки «Известий» И. Бабич:

«— Что Вы считаете главным в характере Василенко? — спросила я у Анатолия Ефимовича.

— Важно, — задумчиво сказал мой собеседник, — каким его увидит читатель. Надо, чтобы было понятно: строит ли он новый корпус, оснащает ли лаборатории, посылает ли сотрудника учиться в Москву, Киев, Ленинград, хлопочет ли о квартире для санитарки — все это подчинено одной цели. И цель эта — помощь больным... И пусть люди его увидят именно таким, каким его знаем мы все эти годы...».

Смещение акцентов, искажения в описании событий и людей возникают порой, когда в материале честно и прямо не говорится о тех особых обстоятельствах сбора и использования информации, о которых читателю необходимо знать для ее верной оценки. Среди оговоренных в материале обстоятельств может быть замечание о причинах неполноты сведений. Такую оговорку мы видим, например, в отзыве В. И. Леина о книге Р. Мартина «Будущность России и Японии»: «Мы не имели еще возможности ознакомиться с этой книгой и отметим пока, на основании сведений иностранных газет, лишь главные ее выводы».

Важное значение имеют и замечания, дающие читателю представление об условиях сбора сведений. Например: «Не ручаюсь, что передал монолог Бернеса слово в слово — в блокноте он записан наспех, — но за точность смысла отвечаю». (Это замечание может быть примером и того, как изъяны в работе журналиста при сборе сведений отражаются в публикации.) Предлагая читателям информацию, журналист в необходимых случаях делает оговорку и относительно ее достоверности. Пример такого замечания мы также можем найти в работах В. И. Ленина: «Само собой разумеется, что, почерпая своп сведения из иностранных газет, мы не ручаемся за безусловно верный и исчерпывающий характер этих сведений». В кодексе чести, предложенном для всеобщего обсуждения Международной организацией журналистов, эта норма сформулирована так: «журналист должен стремиться проверить достоверность факта, о котором пишет или который комментирует; если проверить его достоверность не представляется возможным, он должен оговорить этот момент».

В тех случаях, когда описываемые события быстро развиваются или когда невозможна оперативная публикация сведений, этической нормой является уведомление читателя о времени сбора информации или написания материала. «Настоящая статья,— замечал В. И. Ленин в работе «Роспуск Думы и задачи пролетариата»,— написана до начала Свеаборгского восстания». Роль такой оговорки выполняет и публикуемый рядом с газетным материалом комментарий, сообщающий о принятых мерах или других переменах, которые произошли за время подготовки материала там, где побывал автор.

Многие из этих требований актуальны и для работы над критическим материалом. Однако обработка негативной информации имеет и свои особенности. Они обусловлены более сложными отношениями журналиста с информирующими лицами, необходимостью шире привлекать документальные подтверждения, своеобразием используемой в материале лексики и приемов отражения образа героя, специфическими последствиями публикации, как для журналиста, так и для информирующих лиц.

Ответственность журналиста при подготовке критических материалов определяется прежде всего ролью критики и самокритики в жизни нашего общества, Коммунистической партии как одного из важнейших принципов коммунистической нравственности, нашедших отражение в Уставе КПСС. Критика и самокритика «приобретают все большее значение как средство повышения уровня организаторской и идейно-воспитательной работы... широкое развитие принципиальной критики и самокритики есть признак политического здоровья партийной организации, правильного понимания ею своего долга перед партией и народом».

Партийная позиция журналиста при подготовке критического материала выражается в непримиримости к недостаткам, в стремлении активно бороться с любыми их проявлениями. Эта работа требует стойкости, политической зоркости, больших затрат сил. «Невеселая работа, вонючая, слов нет, — но ведь мы не белоручки, а газетчики, и оставлять «подлость и яд» не заклейменными непозволительно для публицистов социал-демократии». Выполняя эту работу, журналист ответствен перед аудиторией за соответствие своих действий ее целям, за точный выбор объекта критики и ее доказательность, за применение таких средств борьбы со злом, которые бы
не противоречили юридическим и нравственным нормам социалистического общества.

Нравственная позиция журналиста особенно отчетливо видна в том, кого и что он избирает в качестве объекта критики, на каких отрицательных явлениях фиксирует свое внимание. Безадресная, «беспаспортная» критика, лишь имитирующая принципиальную позицию,
противоречит ленинскому требованию о необходимости «деловой, беспощадной, истинно революционной войны с конкретными носителями зла». Но это, конечно, не значит, что в каждом критическом материале обязательно должны присутствовать подлинные имена и названия
учреждений. В арсенале нашей критики полноправное место занимает и так называемый проблемный фельетон, авторы которого нередко заменяют фамилии своих героев на вымышленные, но осуждаемое явление в таких материалах всегда конкретно, типично.

Не вправе журналист назвать подлинное имя героя своего критического материала и в том случае, если виновность этого человека не установлена или не может быть доказана в официальном порядке. Тогда журналист должен объяснить читателю причины появления в материале только инициалов героя или замены его фамилии вымышленной. «Может быть, читатель заметил, — пишет очеркист «Литературной газеты» А. Ваксберг,— я старательно избегаю назвать имя директора. Не случайно, конечно. Ибо не чувствую себя вправе это сделать. Станислав Иванович О., когда круг замкнулся, и расплата стала совсем очевидной, решился на шаг
беспощадный: сам свел счеты с жизнью, избавил себя от позора, семью — от конфискации, многих нарушителей закона — от наказания, поскольку без его свидетельств улики против них не имели цены. Выходит, формально он не признан виновным, и я не могу, несмотря на всю очевидность им сотворенного, назвать полностью его имя...».

Именно в силу своей конкретности обличаемое явление, предстающее в действиях реальных людей, должно быть отражено неискаженно так, чтобы острота материала, его смысловые и эмоциональные акценты не:=;,-.' противоречили фактам, почерпнутым из различных источников информации. Поэтому главными требованиями к критическому выступлению являются доказательность, детальная аргументация каждого обвинения, выдвигаемого в адрес критикуемых лиц. «В моей работе,— сказала одна из собеседниц автора, очеркистка «Литературной газеты»,— особую важность имеют документальные подтверждения. Поэтому любое обвинение в адрес
тех, о ком я пишу, стремлюсь подтвердить документами или надежными свидетельскими показаниями». Необоснованные обвинения в печати, использование для этого непроверенных сведений, почерпнутых из случайных источников, строго осуждаются нашей партией. Один из примеров этого — постановление ЦК КПСС «Об ошибочном фельетоне С. Нариньяни «Ухарь-купец»» (1959 г.).

Среди черт, определяющих характер критики, с точки зрения этической большое значение имеют такие, как ее острота, допустимая тяжесть предъявляемых герою обвинений, мера использования тех сведений, которые касаются его личной жизни, тон критического материала. Некоторые из опрошенных нами молодых журналистов при обсуждении этих вопросов отметили, что в борьбе с отрицательными явлениями неделикатность вполне простительна. Близко к этому и одно из мнений, приведенных в «Журналисте»: «Я действовал без оглядки (подчеркнуто мною.— В. Т.) лишь тогда, когда человек, о котором я узнавал, наносил зло ближним сознательно, в корыстных целях. Такие факты нужно разоблачать со всем профессиональным остроумием, не
жалея красок...» Ошибочность такой позиции состоит в том, что применение неправых средств бросает тень и на правую цель.

Здесь уместно вспомнить о том, как относился к выбору средств борьбы В. И. Ленин. «Бороться с рекламистами надо всеми силами, — писал он, — но бороться достойно, добиваясь полного осведомления публики и уяснения дела, без всякого хвастовства и литературного
наездничества, отнюдь не опускаясь до сплетен и приватных сообщений, боящихся света гласности». Поэтому при описании действительно отрицательных черт человека журналист должен каждое слово выверять поступками, соотносить со степенью его личной ответственности за те упущения, которые подвергаются критике. Следует подчеркнуть, что при подготовке таких материалов безнравственна не просто ошибка, а сознательное обвинение человека в тех недостатках, которые имеют объективные причины и известны журналисту.

Анализируя этические нормы использования негативных сведений, необходимо сказать и о том, как позиция журналиста, его оценки и выводы отражаются непосредственно в тексте критического материала. Эта позиция видна, прежде всего, в общем настрое материала, его тоне. Вполне понятно, что, столкнувшись лицом к лицу с отрицательным явлением или человеком, журналист не может бесстрастно отмечать характеризующие их черты. «Без «гнева» писать о вредном — значит, скучно писать». Но очевидно и то, что мера «гнева» должна быть
соотнесена с действительным масштабом зла, с тем реальным нравственным или материальным ущербом, который нанесен обществу действиями критикуемого человека. Безудержное шельмование, стремление «проучить» чуждо традициям советской печати, ее высоким принципам. Отражение этих принципов мы видим, например, в одном из ленинских советов: «...поменьше хлесткости. Спокойнее разбирать доводы и повторять правду обстоятельнее, проще».

Однако следование этому совету не лишает журналиста широких возможностей использования всего того богатого арсенала средств, который необходим для создания сатирического образа: аллегории, иронии, гротеска, гиперболы, иносказания и т. д. «Вот здесь-то, — считает В. В. Ученова, — и кроется главная сложность любого из сатирических жанров журналистики: усиливаемые и деформируемые черты все же обязаны сохранять
качества конкретного индивидуума, реальной личности, явления, ситуации».

Меру в применении образных средств журналист определяет ситуацией, так, чтобы, не потеряв ничего существенного и, главное, своей правдивости, она предстала
перед читателем более ярко, выпукло, убедительно. «Требования закона (как и нравственные нормы. — В. Т.) не призывают смотреть на недостатки сквозь розовые очки. Автор корреспонденции,— по мнению Ю. Феофанова, — вправе делать очень резкие выводы, требовать
наказания виновных, представлять на суд общественности «моральное лицо» недостойного человека. При одном условии - фактическая сторона должна быть безупречной».

Особенно тонкое чувство меры необходимо журналисту в тех случаях, когда свой критический материал он облекает в форму письма и обращается с ним к реально существующему человеку. В таких материалах особенно нетерпимы личные выпады против адресата; в центре внимания автора письма должны быть прежде всего те проблемы, потребность решения которых послужила поводом для написания материала. Подчеркивая необходимость крайне осторожного обращения к такой форме подачи материала, как «открытое письмо», В. И. Ленин писал, что отказ от его использования следует рассматривать «не в том смысле, чтобы хоть на капельку поступаться принципами, а в том смысле, чтобы без нужды не озлоблять людей, работающих по мере их разумения, для социал-демократии».

Среди этически недопустимых приемов создания сатирического образа реального героя — обыгрывание фамилии, тех сведений о личности, которые носят демографический характер, физических недостатков (например, заикания), внешнего вида героя, других объективных
сторон его облика, которые сами по себе неприятны человеку или являются причиной его страданий. Остро герои реагируют и на использование в материале сведений, характеризующих их физические качества. Так, героиня фельетона, опубликованного в одной из районных газет Приморья, обратилась в суд из-за того, что в материале, рассказывающем о ее грубом
обращении с людьми, были такие слова: «Она создавала распоряжения зычным голосом ротного старшины».

К числу явных нарушений этических норм использования сведений относится ссылка на тех информирующих лиц, которые просили не упоминать о себе в материале. Журналист обязан хранить тайну и в том случае, когда к нему никто с такой просьбой не обращался, но сама ситуация подсказывает, что ссылка на источник сведений может принести информирующим лицам вред
(если, конечно, эта информация была получения не для их критики). Необходимость соблюдать это требование была отмечена в одной из работ К, Маркса: «Не называя своего имени, я в представляемых мною более подробных данных не буду также указывать имен чиновников и названий общин,— за исключением тех случаев, когда привлекаются печатные, имеющиеся в продаже, документы или когда это упоминание имен никому не может повредить». Во всех остальных ситуациях при публикации негативных сведений ссылка на информирующих лиц допустима только с их согласия. «Имя работницы или рабочего, дающего ответы, — писал
К. Маркс, — не будет опубликовано без специального разрешения...»

Сходные, но не идентичные требования содержатся и в кодексе чести, предложенном для обсуждения Международной организацией журналистов: «Источник информации может быть открыт только своему шефу, который также уважает принцип сохранения профессиональной тайны; журналист может открыть источник информации, если сам источник уполномочивает его на этот шаг или если становится очевидным, что источник намеренно дезинформировал журналиста...»

В советской журналистике подобный шаг нравственно оправдан и в том случае, если сохранение профессиональной тайны наносит ущерб государственным интересам или если действия информирующих лиц являются противозаконными. Такая позиция журналиста соответствует и правовым нормам нашего общества. Нравственная зрелость журналиста проявляется и в том, как он делает ссылки на тот источник информации, который является объектом критики. Многие журналисты отмечают, что далеко не всегда обязательно называть реальный адрес «неидеального героя». От этого, считают они, необходимо воздерживаться, если журналист видит, что его герой глубоко осознал свой неблаговидный поступок и уже осудил себя собственным нравственным судом.

В отношении информирующих лиц и аудитории нормой поведения журналиста является также четкое определение своей позиции в оценке событии и людей, стремление излагать свою точку зрения «ясно, отчетливо, без уверток...». В правильности этой позиции читатель особенно наглядно убеждается, если журналист берет его в «соисследователи», вместе с ним анализирует факты, выдвигает гипотезы и находит им подтверждение, т. е. когда стремится видеть у читателя «серьезное намерение работать головой и помогает ему делать эту серьезную и трудную работу, ведет его, помогая ему делать первые шаги и уча идти дальше самостоятельно».

Если журналисту нужно рассказать о событиях, людях, сведений о которых для воссоздания целостной картины недостаточно, то он вынужден прибегнуть к домыслу. Вокруг этой проблемы немало споров, которые чаще всего сводятся к таким вопросам: допустим ли домысел в журналистском материале, а если допустим, то в какой мере? В связи с тем что домысел появляется в одних случаях «как вынужденная мера — от незнания», а в других — как средство, позволяющее «глубже понять внутреннюю природу характеров и явлений», не будем отрицать права на него журналиста, тем более что оно реализуется в газетной практике; так сказать, «явочным порядком». «Формирование воображаемых ситуаций,— пишет В. В. Ученова,— таит большие творческие, выразительные возможности, но требует также и большого такта, чутья, чувства меры в их использовании. Иначе они рискуют выглядеть натянуто и нелепо, как это случается, когда начинающие фельетонисты используют прием воображаемого «сна» или «пророчества» или даже прибегают к «подставным образам» космических пришельцев и прочим атрибутам выразительности, логически в достаточной мере не обусловленным». Добавим, что подобные приемы не оправданы также и этически.

Журналисту необходимо учитывать, что оборотной стороной права на домысел является определенная нравственная ответственность перед читателем, источниками информации за его использование. Она обязывает журналиста уведомлять читателя о факте домысла, об оценке или о реконструкции фактов «на интуитивном уровне»; объяснить причины, вынуждающие его прибегнуть к домыслу; указывать, какие именно факты, ситуации являются плодом его творческого воображения; поделиться с читателями теми доводами, на основе которых сделано предположение. Таким образом, этически верная позиция журналиста проявляется в четком разграничении правды и вымысла. А. Аграновский считает, что этого можно достичь, следуя примеру одного из героев книги «Люди с чистой совестью», партизанского
разведчика, «который свои донесения неизменно делил на три части: «Видел сам. Слышал. Предполагаю»».

Но, к сожалению, практика дает нам немало примеров того, как журналисты слишком далеко отходят от той канвы фактов, на основе которой возможна «реконструкция» события. В таких случаях вольное обращение с фактами, домысел без каких-либо границ и оговорок
становятся попросту ложью. Одни из сторонников такого «мифотворчества» обосновывают свой метод высокими идейными принципами, как это, например, сделал автор одного из очерков о комсомольском вожаке Гани Муратбаеве: «Открою Вам тайну. Да, Гани не был на III съезде РКС, это мой, если хотите, литературно-политический прием, направленный на то, чтобы иметь
возможность в наших условиях отдать дань уважения и любви к Гани Муратбаеву...»

Другие авторы бездумно, по «принципу среднестатистической достоверности» «подгоняют» своего живого героя под тот вымышленный стереотип, который, по их мнению, наиболее удачно помогает реализовать замысел. В таких материалах, например, как в зарисовке о комсомольском работнике из Тикси, «герой то и дело «стиснув зубы» спрашивает себя: «Кто ты, Борис Дементьев?»,— цитирует стихи и т. д.» Попытки думать за героя и передавать эти мысли как его собственные, пожалуй, одно из наиболее распространенных проявлений неэтичного отношения к источникам информации.

Иногда журналист прибегает к домыслу и по таким причинам, которые заслуживают более строгой нравственной оценки. Среди этих причин — стремление избежать принципиальной оценки реальных фактов и оказаться в тихой заводи, где безадресные герои решают бесконфликтные ситуации. Но «чистых ситуаций, как известно, в жизни не бывает. Как не бывает дистиллированных героев. Вот тут-то... — считает известинец П. Демидов,— и нужно журналисту не испугаться некоторых примесей, неизбежных в каждом из нас вообще. Чтобы не предать своего героя из боязни возможных осложнений и не уйти ради этого от документа под панцирь художественного домысла». Таким образом, кроме использования домысла как художественного приема, когда воображение, «дисциплинированное знанием возможного»,
помогает глубже оценить событие, человека, он (домысел) нередко становится и уловкой, позволяющей журналисту скрыть недостаток сведений, а иногда и собственной принципиальности.

Завершив работу над рукописью, поставив, как говорят, последнюю точку, журналисту по возможности следует не спешить со сдачей материала, дать ему «отлежаться», чтобы потом еще раз, уже «остыв», оценить его более строго. Такой взгляд позволяет не только увидеть
погрешности материала, но и по-новому, более широко понять описываемую ситуацию. О непредвиденных открытиях, которые сулит порой такой взгляд, М. Шагинян в статье «Труд как живой фермент» рассказывает: «...вот беру гранки собственной, мною написанной работы, где, как будто все мне наизусть известно, каждая строка, любой абзац. Читаю — словно в первый раз.
Совсем неожиданный поворот мысли, незамеченный (как это необыкновенно!) в процессе писания, открывающий новую ее дорогу, внезапный, неизвестный для
меня вывод, как просвет голубого между облаками - новое, интересное, способное заинтересовать (как рикошетом!) самого автора, двинуть его вперед».

В процессе подготовки информации к публикации весьма существенную роль играет редактирование материала. Поскольку основные этические вопросы взаимоотношений «автор — редактор» рассмотрены нами в разделе, посвященном служебной этике журналиста, здесь мы лишь заметным, что сложность этого этапа дальнейшей обработки информа<

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: