 |
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 6 глава
|
|
|
|
– Хорошо. – Тогда мне было совершенно наплевать на аттестат, но для Анны он казался важным.
На следующий день, во время работы на стройке, Анна сказала:
– Ты вообще собираешься бриться? – Она потрогала мою бороду. – Тебе не жарко?
Я понадеялся, что щетина скроет румянец.
– Я никогда раньше не брился. После химиотерапии вообще везде облысел. Когда мы улетали из Чикаго, волосы на лице только начали появляться.
– Ну, сейчас‑то ты совсем оброс.
– Знаю. Но у нас нет зеркала, и я не буду видеть, что делаю.
– Почему ничего не сказал? Ты же знаешь, я всегда готова тебе помочь.
– Хм, потому что мне стыдно?
– Пойдем, – позвала она.
Анна взяла меня за руку и повела к шалашу. Открыла чемодан, достала бритву и пену для бритья, с помощью которых брила ноги, и мы пошли к воде.
Мы сели по‑турецки напротив друг друга. Анна выжала на ладонь немного пены и намазала мое лицо. Затем положила ладонь мне на затылок, наклоняя голову набок, и побрила левую сторону, медленно и осторожно водя бритвой.
– Просто чтоб ты знал, – предупредила она. – Раньше я никогда не брила мужчину. Постараюсь не порезать, но обещать не могу.
– У тебя по‑любому получится лучше, чем у меня.
Наши лица разделяли считанные сантиметры, и я посмотрел Анне в глаза. Иногда они были серыми, а иногда – голубыми. Сегодня в них плескалась синева. Я никогда не замечал, до чего длинные у нее ресницы.
– Люди обращают внимание на твои глаза? – выпалил я.
Анна наклонилась и сполоснула лезвие в воде.
– Иногда.
– Они потрясные. Сейчас кажутся еще голубее из‑за загара.
Она улыбнулась:
– Спасибо.
Зачерпнула воды и плеснула мне на щеки, смывая остатки пены.
– Что означает этот взгляд? – спросила она.
|
|
|
– Какой взгляд?
– Ты о чем‑то задумался. – Она указала на мою голову. – Я насквозь вижу, как там вертятся шестеренки.
– Когда ты сказала, что никогда раньше не брила мужчину… Ты думаешь обо мне, как о мужчине?
Анна сделала паузу, прежде чем ответить:
– Я не думаю о тебе, как о мальчике.
«Хорошо, потому что я не ребенок».
Она выжала еще немного пены на ладонь и сбрила остатки растительности с моего лица. Закончив, взяла меня за подбородок и повернула мою голову сначала влево, потом вправо, проводя ладонью по коже.
– Ладно, – сказала она, – готово.
– Спасибо. Мне уже прохладнее.
– Не за что. Скажи, когда захочешь повторить.
* * *
Однажды ночью мы с Анной лежали в постели и болтали.
– Я скучаю по семье, – вздохнула она. – Постоянно прокручиваю в голове один и тот же сюжет. Как будто в лагуну приземляется самолет, а мы с тобой в это время на пляже. Плывем к нему, и пилот поначалу не верит, что мы – выжившие в крушении. Мы улетаем и по первому попавшемуся телефону звоним родным. Можешь себе представить, каково им будет? Вроде как кто‑то умер, его похоронили, и тут покойник звонит по телефону?
– Нет, даже представить не могу. – Я перевернулся на живот и поправил подушку под головой. – Готов поспорить, ты жалеешь, что согласилась на эту работу.
– Я согласилась потому, что эта была великолепная возможность побывать там, где я никогда не была. Никто не мог предсказать, что случится такое.
Я почесал укус москита на ноге.
– А ты жила с тем парнем? Ты говорила, что спала рядом с ним.
– Да, жила.
– Сомневаюсь, что ему понравилось отпускать тебя так надолго.
– Ему и не понравилось.
– Но ты все равно уехала?
Минуту Анна молчала.
– Мне странно обсуждать это с тобой.
– Почему? Думаешь, я слишком маленький, чтобы понять?
– Нет, потому что ты парень. Не знаю, что вы вообще думаете об отношениях.
– О, прости. – Не нужно было этого говорить. Анна великолепно справляется с тем, чтобы не относиться ко мне как к ребенку.
|
|
|
– Моего друга зовут Джон. Я хотела замуж, но он не был готов, и я устала ждать. Посчитала, мне пойдет на пользу ненадолго уехать. Принять решения.
– Сколько вы были вместе?
– Восемь лет. – Голос Анны звучал смущенно.
– Так он в принципе не хочет жениться?
– Ну, я думаю, что он не хочет жениться именно на мне.
– А.
– Не надо больше о нем говорить. А ты? У тебя кто‑то остался в Чикаго?
– Больше нет. Я гулял с девочкой по имени Эмма. Мы познакомились в больнице.
– У нее тоже была лимфома Ходжкина?
– Нет, лейкемия. Она сидела в соседнем кресле на моей первой химиотерапии. После этого мы провели вместе довольно много времени.
– Вы с ней были ровесниками?
– Она была чуть младше. Четырнадцать.
– Какой она была?
– Ну, тихой. Мне она казалась очень красивой. Тогда ее волосы уже выпали, и ее это бесило. Она всегда ходила в шляпе. Когда мои волосы тоже выпали, она перестала стесняться, и мы просто сидели на процедурах с лысыми черепушками, и нам было все равно.
– Наверное, тяжело терять волосы.
– Ну, девочкам тяжелее. Эмма показывала мне старые фотографии, где у нее были длинные светлые косы.
– А вы проводили время вместе помимо химиотерапии?
– Ага. Она хорошо знала больницу. Медсестры всегда прощали нас, когда ловили где‑то вне палат. Мы ходили в сад на крыше и грелись там на солнышке. Я хотел куда‑нибудь сводить Эмму, но ее иммунная система не выдержала бы пребывания в толпе. Однажды ночью медсестры разрешили нам посмотреть кино в пустой палате. Мы вместе забрались в постель, а медсестры принесли нам попкорн.
– Она была сильно больна?
– Когда мы познакомились, она неплохо справлялась, но спустя полгода ей стало хуже. Однажды по телефону она сказала мне, что составила список того, что хотела бы сделать, и призналась, что, возможно, ей осталось совсем недолго.
– О, Ти‑Джей.
– К тому времени ей исполнилось пятнадцать, но она надеялась дотянуть до шестнадцати, чтобы получить водительские права. Ей хотелось сходить на выпускной бал, но она бы согласилась на любые школьные танцы. – Я заколебался, но здесь, в постели с Анной в темноте, мне было легко делиться своими секретами. – Еще она сказала, что хочет попробовать заняться сексом, чтобы узнать, каково это. Врач снова направил ее в больницу, и ей дали одиночную палату. Думаю, что медсестры были в курсе, скорее всего, Эмма сама их попросила, и они оставили нас наедине, позволив вычеркнуть из того списка один пункт. А три недели спустя Эмма умерла.
|
|
|
– Так грустно, Ти‑Джей. – Судя по голосу, Анна едва сдерживала слезы. – Ты любил ее?
– Не знаю. Я заботился о ней, но тогда все было совсем ужасно. Моя химиотерапия перестала действовать, и мне начали делать лучевую. Я жутко испугался, когда Эмма умерла. Наверное, если бы я любил ее, я бы об этом знал, да, Анна?
– Да, – прошептала она.
Я уже довольно давно не вспоминал об Эмме. Но я никогда ее не забуду – ведь тогда у меня все тоже было в первый раз.
– И что ты решила насчет того парня, Анна?
Она не ответила. Возможно, не хотела мне говорить, а может, уже заснула. Я слушал, как волны бьются о риф. Размеренные звуки расслабляли, я закрыл глаза и не открывал их, пока наутро меня не разбудило солнце.
Глава 19 – Анна
– Хочешь сыграть в покер? – спросил Ти‑Джей.
– Конечно, но я оставила карты на пляже.
– Пойду схожу за ними.
– Да ладно, я сама. Мне все равно нужно кое‑куда. Захвачу их на обратном пути.
Я терпеть не могла подходить близко к лесу в темноте, а до заката осталось всего несколько минут.
Едва успела взять в руки карты, когда это случилось. Я не видела, как оно приближается. Должно быть, спикировало с неба на большой скорости, потому что, влетев прямо в голову, чуть не сбило меня с ног. Спустя секунду я поняла, что именно в меня врезалось, и закричала. Я запаниковала, шаря руками в волосах, пытаясь вытащить оттуда летучую мышь.
Ко мне подбежал Ти‑Джей:
– Что случилось?
Прежде чем я успела ответить, зверюга вонзила зубы в мою руку, и я завизжала во весь голос.
– У меня летучая мышь в волосах! – выдохнула я, чувствуя жгучую боль в руке. – Она меня кусает!
Ти‑Джей сорвался с места. Я мотала головой из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть гнусное животное. Ти‑Джей вернулся и толкнул на меня на песок, распластав на земле.
|
|
|
– Не двигайся, – предупредил он, прижимая к земле мою голову, и вонзил лезвие ножа в гадину. Мышь перестала дергаться. – Просто потерпи. Сейчас я вытащу ее из волос.
– Она совсем мертвая? – спросила я.
– Да.
Я лежала неподвижно. Сердце бешено колотилось, и мне хотелось вопить, но я заставила себя лежать смирно, пока Ти‑Джей выпутывал мышь из моей шевелюры.
– Готово.
В бледном лунном свете рассмотреть ее было сложно, поэтому Ти‑Джей сбегал к костру и принес горящую ветку. Он наклонился и приблизил факел к тушке мыши.
Она была отвратительна: темно‑коричневого цвета с большими черными крыльями, заостренными ушками и острыми зубами‑иголками. Тельце было покрыто нарывами. Мех вокруг рта выглядел мокрым.
– Пойдем, – позвал меня Ти‑Джей. – Возьмем аптечку.
Мы вернулись к шалашу и сели у костра.
– Дай руку.
Он очистил рану дезинфицирующими салфетками, намазал антисептической мазью и заклеил пластырем. Рука подрагивала.
– Болит?
– Да.
Я могла вытерпеть боль, но меня пугала мысль о том, что попало в мою кровь.
Должно быть, Ти‑Джей тоже об этом подумал, потому что перед тем, как пойти спать, он положил нож лезвием в костер и оставил так на всю ночь.
Глава 20 – Ти‑Джей
Анна уже не спала, а сидела у костра, когда следующим утром я вернулся с рыбалки.
– Как твоя рука?
Она протянула мне ладонь, и я осторожно отклеил лейкопластырь.
– Выглядит не слишком жутко, – высказался я после осмотра. Из укуса сочилась кровь, и за ночь рука немного отекла. – Пожалуй, еще разок очищу рану и залеплю пластырем, ладно?
– Ладно.
Я провел спиртовой салфеткой по укусу.
– Выглядишь усталой, – откомментировал темные круги под глазами Анны.
– Плохо спала.
– Хочешь снова прилечь?
Она покачала головой:
– Подремлю попозже.
Я приклеил к пострадавшей руке свежий лейкопластырь.
– Вот так. Совсем как новенькая.
Но Анна, наверное, меня не услышала, потому что смотрела в никуда и ничего не ответила.
Позже этим утром я закончил устанавливать остов дома и начал возводить стены. Из хлебных деревьев сочилась маслянистая живица, и я заделывал ею щели.
Анна молча трудилась рядом со мной, поддерживая доски и передавая мне гвозди.
– Ты сегодня какая‑то тихая, – заметил я.
– Ага.
Я вбил гвоздь в доску, приколотив ее к брусу, и спросил:
– Беспокоишься об укусе?
Анна кивнула:
– Мышь выглядела больной, Ти‑Джей.
Я положил молоток и вытер с глаз пот.
– Да, зверюга выглядела неважнецки, – признал я.
– Как думаешь, бешеная?
Я приладил следующую доску и взял молоток.
|
|
|
– Нет, уверен, что нет. – Но я знал, что иногда летучие мыши являлись переносчиками бешенства.
Анна глубоко вдохнула.
– Что ж, придется подождать. Если в течение месяца не заболею, то, скорее всего, со мной все нормально.
– А какие могут быть симптомы?
– Понятия не имею. Может, жар? Конвульсии? Вроде, бешенство разрушает центральную нервную систему.
Это до чертиков меня испугало.
– Что мне делать, если ты все‑таки заболеешь? – Я попытался вспомнить содержимое аптечки.
Анна покачала головой:
– Ничего ты не сделаешь, Ти‑Джей.
– Почему нет?
– Потому что без специальных уколов эта болезнь смертельна на сто процентов.
Секунду я не мог дышать, будто из легких вышибло весь воздух.
– Я не знал.
Анна кивнула, и на ее глазах выступили слезы. Я бросил молоток и положил руки ей на плечи.
– Не переживай, – сказал я уверенно. – Все будет хорошо.
Не знаю, правда это или нет, но нужно, чтобы мы оба в это поверили.
В ежедневнике Анны я сам отсчитал пять недель с сегодняшнего дня и обвел дату в кружок. Она хотела подождать дольше месяца, чтобы убедиться наверняка.
– Значит, если к тому времени ничего не случится и у тебя не возникнет никаких симптомов, то ты здорова, да? – спросил я.
– Думаю, да.
Я закрыл ежедневник и убрал в чемодан.
– Давай просто вернемся к нашим обычным делам, – предложила Анна. – Не хочу на этом зацикливаться.
– Конечно, давай.
Она должна была стать актрисой, а не учителем. День за днем она устраивала довольно убедительное представление, улыбаясь так, словно ее ничто не беспокоило. Анна постоянно чем‑то занималась, часами бултыхалась с дельфинами и помогала мне на стройке. Но она почти не ела, а по ночам так ворочалась, что нетрудно было понять – ей не спится.
Однажды ночью две недели спустя я проснулся, когда Анна вылезала из палатки. Она всегда вставала хоть раз за ночь, чтобы подбросить в костер дров, но обычно возвращалась почти сразу же. Теперь она задержалась, и я пошел посмотреть, не случилось ли чего. Пропажа нашлась в шалаше у костра.
– Эй, – позвал я, присаживаясь рядом с ней. – Что такое?
– Не получается заснуть. – Анна поворошила огонь палкой.
– Ты нормально себя чувствуешь? – Я постаралась, чтобы в голосе не послышалась тревога. – Не лихорадит?
Анна покачала головой.
– Нет. Со мной все нормально, правда. Ложись.
– Я не могу спать, если тебя нет рядом.
Анна удивленно подняла на меня глаза:
– Серьезно?
– Да. Мне не нравится, когда ты на улице одна. Тревожно. Ты не должна подбрасывать дрова в костер каждую ночь. Я же тебе говорил, что мне совсем несложно утром снова развести огонь.
– Это просто привычка. – Анна встала. – Пойдем. Пусть хоть один из нас поспит.
Я последовал за Анной в палатку, и, когда мы легли, Анна накрыла нас одеялом. На ней были шорты и моя футболка, и, устраиваясь поудобнее, Анна задела мою обнаженную ногу своей. Она не стала отодвигаться, и я тоже.
Мы лежали в темноте, касаясь друг друга ногами, и оба еще долго не могли заснуть.
* * *
Анна согласилась перестать вскакивать посреди ночи, и однажды утром спустя пару недель, разведя костер, я сказал:
– Жаль, что у нас нет секундомера. Готов поспорить, я разжег огонь меньше, чем за пять минут.
– Ну‑ну, да ты просто хвастаешь!
Но одернув меня, она рассмеялась, и по мере приближения отмеченной в ежедневнике даты постепенно успокаивалась.
По истечении пяти недель я взял ее раскрытую ладонь и провел большим пальцем по оставшемуся шраму.
– Видишь, с тобой все хорошо, – сказал я. И на этот раз действительно в это верил.
Анна улыбнулась:
– Я тоже так думаю.
В тот день за обедом она умяла три рыбины.
– Хочешь еще? Могу мигом наловить.
– Нет, спасибо. Я умирала от голода, но теперь сыта.
Мы долго плавали, а потом до ужина работали на стройке. За ужином Анна снова съела больше, чем когда‑либо за последний месяц. К наступлению темноты она едва могла держать глаза открытыми и уснула в считанные секунды после того, как мы легли. Я тоже быстро заснул, но открыл глаза, когда Анна свернулась под боком и положила голову мне на плечо.
Я обнял ее и прижал к себе.
Если Анна все‑таки заболеет бешенством, я смогу только наблюдать, как она мучается. А когда умрет, похоронить ее рядом с Миком. Не знаю, сумею ли я выжить без нее. Только ее голос, улыбка, присутствие делали жизнь на острове сколько‑нибудь выносимой. Я сжал ее в объятиях чуть сильнее и подумал, что если она сейчас проснется, я ей все это скажу. Но она не проснулась. Лишь вздохнула, и в конце концов я опять уснул.
Продрав глаза наутро, я увидел, что Анна откатилась на свою сторону кровати. Я уже разводил огонь, когда она вылезла из палатки.
Соня улыбнулась мне, сладко потягиваясь.
– Я прекрасно выспалась. Лучшая ночь за долгое время.
– И я отлично спал, Анна.
Несколько ночей спустя мы лежали в постели и обсуждали десять лучших альбомов классической рок‑музыки.
– Мой номер один – «Липкие пальцы» «Rolling Stones», – отчеканила она. – Сбрасываю «Четвертый» «Led Zeppelin» на пятое место.
– Ты под кайфом, что ли? – начав горячо перечислять причины, почему я не согласен – да ведь все знают, что на первом месте стоит «Стена» «Pink Floyd» – я аж пукнул. Иногда плоды хлебного дерева оказывали на меня такое действие.
Анна взвизгнула и тут же попыталась выскочить из палатки, но я схватил ее за талию, дернул на себя и натянул ей на голову одеяло.
Мне очень понравилось играть с ней в эту детскую игру.
– О нет, Анна, лучше поскорей вылезай оттуда, – смеясь, дразнил я, не давая ей содрать одеяло. – Должно быть, там кошмарно воняет. – Анна боролась, пытаясь освободиться, но я лишь крепче сжимал одеяло.
Когда я наконец отпустил ее, Анна вовсю распыхтелась:
– Я надеру тебе задницу, Каллахан.
– Правда? Ты и какая такая армия? – Она весила не больше пятидесяти килограммов. Мы оба знали, что никому она задницу не надерет – силенок не хватит.
– Но‑но, не задирай нос. Однажды я придумаю способ тебе всыпать.
Я расхохотался:
– Оооо, я уже боюсь‑боюсь, Анна.
Но не стал признаваться, что она легко поставила бы меня на колени одним касанием руки, если бы приложила ее к нужному месту.
Интересно, подозревает ли она об этом способе?
* * *
– Пойду искупаюсь, – сказала Анна, когда я вернулся с пляжа. Она уже собрала мыло, шампунь и сменную одежду.
– Угу.
Когда она ушла, я заметил, что дрова заканчиваются. Взял рюкзак и принялся складывать в него хворост. Солнце садилось, и вокруг жужжали москиты. Я вышел из‑под густой листвы, чтобы отвязаться от насекомых.
Покинув сень деревьев, я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Анна нагишом входит в воду.
И замер.
Я знал, что должен уйти, убраться оттуда подальше, но просто не мог. Спрятался за деревом и начал подглядывать за нею.
Она нырнула, чтобы намочить волосы, затем развернулась и вышла на берег. Она чудесно выглядела, а особенно манящие меня части ее тела оказались почти не тронуты загаром. Моя рука сама скользнула за пояс шортов.
Анна стояла на пляже, взбивая шампунь в волосах. Затем вернулась в воду, чтобы смыть пену. Снова ступила на берег, растерла в ладонях мыло и огладила все тело. Сев на песок, побрила ноги, а затем опять погрузилась в воду, чтобы ополоснуться.
А следующий ее поступок свел меня с ума.
Выйдя на берег, Анна огляделась и села лицом к воде. Взяв детское масло, налила немного на ладонь и положила ее между ног.
О, Иисусе.
Потом легла, выпрямив одну ногу и согнув другую в колене. Я смотрел, как она трогает себя, и все быстрее двигал рукой.
Хотя я‑то занимался этим почти каждый день, когда болтался один в лесу, мне никогда не приходило в голову, что она тоже это делает. Я продолжал смотреть, и спустя несколько минут она выпрямила согнутую ногу и выгнула спину. Значит, она кончила, причем одновременно со мной.
Анна встала, стряхнула песок и надела нижнее белье. Затем полностью оделась и собрала вещи. Повернувшись, чтобы уходить, она внезапно замерла и посмотрела прямо в мою сторону. Спрятавшись за деревом, я не двигался, выжидая, пока она уйдет. А потом умчался в лес, подальше от пляжа.
– О, привет, – небрежно бросил я, вернувшись в лагерь.
Анна стояла у шалаша и чистила зубы. Она вытащила щетку изо рта и посмотрела на меня, склонив голову на бок.
– Где ты был?
– Ходил за дровами. – Я расстегнул рюкзак и вытряхнул хворост в кучу дров.
– Понятно. – Она закончила чистить зубы и зевнула. – Пойду, пожалуй, баиньки.
– Я тоже скоро приду.
Позже, лежа рядом с ней, я без конца прокручивал в голове кадры ее обнаженного тела и то, как она себя трогала. Словно фильм, который можно смотреть столько раз, сколько захочется. Жаль, что я не могу поцеловать ее, приласкать, сделать с ней все то, что давно желаю. Фильм проигрывался у меня в голове снова и снова, и в ту ночь я так и не уснул.
Глава 21 – Анна
Ти‑Джей залез на крышу дома и размазал по пальмовым листьям живицу хлебного дерева.
– Не уверен, поможет ли это нам остаться сухими. Узнаем точно, когда пойдет дождь.
Дом был почти готов. Я сидела на земле, скрестив ноги, и смотрела, как Ти‑Джей спрыгивает с крыши, берет молоток и забивает последние гвозди.
Он стянул волосы в хвост и надел мою ковбойскую шляпу и солнцезащитные очки. Лицо так загорело, что казалось, будто он родился на острове. И потрясающая улыбка: ровные белые зубы, высокие скулы, квадратный волевой подбородок. Не мешало бы снова его побрить.
– Отлично выглядишь, Ти‑Джей. Ты здорово окреп. – Он был стройным, но мускулистым, возможно, потому, что своими руками строил наш дом, и даже нехватка витаминов никак на нем не сказалась, по крайней мере, пока.
– Правда?
– Да. Не знаю, каким чудом, но здесь ты заметно вырос.
– И выгляжу старше?
– Да.
– А я симпатичный, Анна? – Он встал передо мной на колени и улыбнулся. – Ну же, скажи.
Я закатила глаза.
– Да, Ти‑Джей, – признала я. – Ты очень симпатичный. Если мы когда‑нибудь выберемся с острова, у тебя не будет отбоя от девчонок.
Он вскинул кулак в триумфальном жесте.
– Ура! – Положил молоток и глотнул воды. – Даже не помню, как выглядел до авиакатастрофы, а ты?
– Слабо. Но я, наверное, не так сильно изменилась.
Ти‑Джей сел передо мной.
– Боже, все мышцы ноют. Сделаешь мне массаж?
– Конечно.
Я размяла его плечи, которые стали значительно шире, чем два года назад. Грудь тоже увеличилась в объеме, а руки окрепли. Я приподняла шелковистый хвост, массируя шею.
– Ммм, хорошо‑то как.
Я усердствовала довольно долго, и под конец он пробормотал:
– Ты по‑прежнему очень красивая, Анна, если тебя волнует этот вопрос.
Я покраснела, но улыбнулась:
– Нет, Ти‑Джей, не волнует. Но спасибо за комплимент.
* * *
Две ночи спустя мы впервые ночевали в новом доме. Было решено сделать одну большую комнату вместо двух маленьких, чтобы в помещении было просторно. Теперь я могла переодеваться в полный рост, а не корячиться, как в палатке. Чемодан и ящик с инструментами встали в угол, а рядом с ними мы положили гитарный чехол, аптечку, нож и моток веревки.
Ти‑Джей убрал с плота палатку – теперь у нас была настоящая крыша – и сделал из ролетных дверей окна, пропускавшие воздух и свет. Нейлоновые боковины он приладил к окнам как жалюзи, которые мы закрывали на ночь. А брезент одним концом прибил к фасаду, распрямил его и прикрепил другой конец к воткнутым в землю длинным кольям. И под получившимся тентом выкопал яму для костра.
– Я горжусь тобой, Ти‑Джей. Мистер Кости тоже гордился бы.
– Спасибо, Анна.
С тех давних дней, когда приходилось спать на земле, мы проделали долгий путь. Пара робинзонов построили себе настоящий дом.
* * *
Пока мы плавали, в лагуне приземлился гидросамолет. Пилот открыл дверь, высунул голову наружу и сказал:
– Наконец‑то мы вас нашли. Искали целую вечность.
Мне было пятьдесят два года.
Я проснулась вся в поту, еле сдержав крик.
Ти‑Джея в постели не было. В последние дни он много времени проводил в лесу, собирая дрова и утром, и после обеда.
Я оделась, почистила зубы и пошла к кокосовой пальме. Пока поднимала с земли орехи, один упал с ветки и чуть не шибанул меня по голове. Испугавшись, я подпрыгнула и воскликнула:
– Черт!
Вернувшись к дому, проверила бак с водой. Был февраль, середина засушливого сезона, и воды осталось мало. Я случайно уронила бак и расплакалась, когда драгоценная влага вылилась на землю.
Пришел Ти‑Джей с полным рюкзаком хвороста.
– Эй, – окликнул он, опуская свою ношу на землю. – Что случилось?
Я вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Ничего, просто устала и злюсь на себя. Воду вот пролила… – Я снова зарыдала.
– Все нормально. Возможно, чуть попозже польет дождь.
– А может и не польет. Вчера едва покапал. – Я скорчилась на земле, чувствуя себя глупой истеричкой.
Ти‑Джей сел рядом.
– Гм, это предменструальный синдром или что‑то типа того?
Я зажмурилась, проглатывая рыдания.
– Нет. Просто утро поганое.
– Ложись‑ка в постель, – сказал Ти‑Джей. – Наловлю рыбы и приду за тобой, договорились?
– Договорились.
Я проснулась, когда Ти‑Джей тронул меня за руку.
– Рыба готова, – выдохнул он, растягиваясь по соседству.
– Почему ты не разбудил меня, чтобы ее почистить и приготовить?
– Подумал, что тебе полегчает, если поспишь подольше.
– Спасибо. И вправду.
– Прости, что спросил про ПМС. Я на самом деле ничего в этом не смыслю.
– Нет, вопрос оправданный. – Я заколебалась. – У меня больше не бывает месячных. Уже давно. – В чемодане еще даже оставались тампоны.
Ти‑Джей непонимающе нахмурился:
– Почему?
– Не знаю. Недостаток веса. Стресс. Плохое питание. Выбирай.
– О, – только и ответил он.
Мы лежали на боку лицами друг к другу.
– Утром мне приснился кошмар. Будто, пока мы плавали, в лагуне сел гидросамолет.
– И что в этом кошмарного?
– Во сне мне было пятьдесят два.
– Значит, нас очень долго не могли найти. Ты поэтому так расстроилась?
– Я давно хотела ребенка.
– Правда?
– Да. На самом деле, двоих или троих. А Джон ни в какую. А если нас найдут, когда мне исполнится пятьдесят два, будет уже поздно. В сорок два и то тяжело родить. Конечно, можно усыновить малыша, но мне всегда хотелось родить хотя бы одного своего. – Я сняла с одеяла ниточку. – Глупо думать о детях, когда здесь и так хватает причин для беспокойства. Понятно, что ты‑то пока вообще не задумывался о потомстве, но я на самом деле очень хочу ребенка.
– Нет, думал о детях. Но я стерилен.
Его слова прозвучали так неожиданно, что поначалу я не нашлась, что ответить.
– Из‑за рака?
– Угу. В меня влили чертову тонну всяких ядохимикатов.
– О Боже, Ти‑Джей, мне так жаль. Прости, я не подумала. – «Что может быть постыднее, чем ныть о детях перед парнем, чья способность стать отцом была принесена в жертву возможности выжить?»
– Все нормально. Врач поговорил со мной перед началом химиотерапии. Объяснил, что если я когда‑нибудь захочу детей, то нужно немедленно сдать сперму в банк, потому что с началом лечения будет уже поздно. И я решил не отказываться от такой возможности.
– Ух ты. Большинству мальчиков не приходится в пятнадцать лет принимать такие решения.
– Да уж, в этом возрасте мы больше думаем о том, как бы, наоборот, предотвратить залет подружки, – усмехнулся Ти‑Джей. – Так вот, слушай дальше, будет весело. Мама сказала, что сама отвезет меня в банк спермы, и выдала мне один из папиных журналов «Плейбой» – кстати, в моей тумбочке лежали картинки и попохабнее – и на полном серьезе спросила, знаю ли я, что делать.
– Шутишь, что ли.
– Нет, не шучу. – Он хохотнул. – Мне было пятнадцать, Анна. Я знал предмет во всех подробностях и совершенно не хотел обсуждать детали с мамой.
– О Боже, вот умора, – я так смеялась, что из глаз потекли слезы.
– Угу, а в следующий раз в банк спермы меня повез папа.
Я вытерла глаза и хихикнула напоследок.
– Хочешь, скажу, какое твое главное достоинство?
– Моя симпатичная внешность? – с каменным лицом предположил Ти‑Джей.
Я невольно фыркнула.
– Вижу, ты накрепко запомнил мой комплимент. Нет, не внешность. Хочу, чтобы ты знал: когда ты рядом, почти невозможно не быть счастливой.
– Правда? Спасибо. – Он похлопал меня по руке. – Не волнуйся, Анна. Когда‑нибудь нас отыщут, и у тебя будет ребенок.
– Надеюсь.
«Тик‑так, понимаете?»
Глава 22 – Ти‑Джей
Я был в лесу, когда услышал крик Анны. Звук исходил от дома, и, лавируя между деревьями, я побежал на вопль.
Анна, бредущая с пляжа, споткнулась и упала на землю. Ахнув, она выдавила:
– Медуза.
Ядовитые щупальца оставили красные полосы на ногах, животе и груди. Я не знал, что делать.
– Сними их с меня! – воскликнула Анна.
Глянув внимательнее, я заметил несколько прозрачных щупалец, прилепившихся к торсу. Я потянул за одно, и меня ужалило.
Я метнулся к баку с водой и схватил стоящий рядом с ним пластмассовый контейнер. Наполнив его, помчался обратно к Анне и облил ее. Желеобразные комочки не смылись, а Анна закричала от боли, словно от пресной воды жжение только усилилось.
|
|
|
