 |
«Из старых папок». По ту сторону черной и красной сотни. ПРЕАМБУЛА-2019
|
|
|
|
«Из старых папок»
По ту сторону черной и красной сотни
ПРЕАМБУЛА-2019
После того как меня в 2004 году депортировали из Латвии за слишком активную и, вероятно, успешную борьбу против ликвидации русских школ и за права русской общины, Дмитрий Рогозин (за что я ему всегда был и остаюсь признателен) предложил мне поработать в его партии «Родина». Профессиональные навыки историка русской политической философии подтолкнули меня к тому, чтобы попытаться определить «идеологический контур» партии «Родина». Результатом стал публикуемый ниже материал. При этом в статье о «потенциальной» идеологии, как и спустя три года в лекциях о «потенциальной» идеологии «Партии Путина» (на тот момент «Единой России»), я вынужден был констатировать, что идеология по ту сторону «правого» и «левого» для «Родины» осталась только проектом, так и не реализованным.
Главным в этой статье было проведенное мною (вслед за русским философом С. Л. Франком) различие между умеренностью и радикализмом, которое важнее, чем различие между «правым» и «левым», либералом или консерватором, «гвельфом» или «гибеллином». Тут уже был у меня выход на идеологию Путина, для которого это различие между умеренностью и радикализмом — с выходом на идеологию положительного центризма как «полноты» и «примирения» — также является краеугольным. Попытка «лево-правого» манифеста
GlobalRus. ru, 25. 01. 2006
Редакция публикует статью А. Казакова. Лидер Штаба защиты русских школ в Латвии, известный общественный деятель и правозащитник-патриот, он был депортирован из Латвии, что сейчас является предметом его судебной тяжбы с латышскими властями.
Российской политической общественности автор известен как многолетний помощник Д. Рогозина. Год назад решением президиума партии «Родина» он также был назначен куратором молодежных проектов партии.
|
|
|
Несколько дней назад А. Казаков принял решение о выходе из партии «Родина», сложении с себя полномочий помощника Д. Рогозина и переходе на работу в молодежное движение «Местные».
А. Казаков, который является историком философии по образованию и специалистом по «веховскому» направлению в русской политической философии, прислал в редакцию свой последний текст, где обосновывает некоторые философские и идеологические идеи, которые показались нам существенными и интересными.
«…без идеалов никогда не может получиться никакой хорошей действительности. Даже можно сказать положительно, что ничего не будет, кроме еще пущей мерзости».
(Ф. М. Достоевский)
О том, что в современной России ни у одной партии нет не то чтобы стройной идеологии, но даже какой-то непротиворечивой совокупности идей, не говорит сегодня только ленивый. Я всегда задавался вопросом: так ли это? Может, проблема не в объекте исследования, а в самом исследователе, который пользуется негодным или устаревшим инструментарием? Мне кажется, что дело как раз в последнем. Не исключено, что пишущие о российской политике и ищущие в ней идейной стройности используют ложную систему координат.
Для того чтобы по-новому взглянуть на российский политический ландшафт и сделать первый шаг к тому, чтобы выстроить более-менее стройную картину «российских идеологий», я попытаюсь охарактеризовать не модель политического поведения, а некоторый основанный на внутрипартийной дискуссии внутренний настрой той партии, которая больше других ставит в тупик аналитиков, — партии «Родина». Мне кажется, что эта партия является идеальным объектом исследования для того, кто занят в современной России опознаванием идеологий. Именно «Родина», которую можно считать самой молодой в статусном клубе федеральных партий, может дать материал в процессе поиска новой системы координат для описания российской партийной политики в целом и ее идеологической составляющей в частности. Хотя бы потому, что ее идеология (протоидеология, если угодно) не поддается описанию при помощи хрестоматийного понятийного инструментария, но при этом имеет достаточный успех без админресурса и ссылок на авторитет президента.
|
|
|
И еще один вводный абзац. Когда-то, еще в университетские годы, я занялся изучением замысла русских политических философов о будущей — постбольшевистской (мы тогда принципиально говорили и писали «большевицкой» вслед за классиками русской контрреволюции) — России, которая в конце 80-х — начале 90-х неожиданно стала для нас реальностью. Тогда же, изучая работы П. Б. Струве, С. Л. Франка, И. А. Ильина, П. И. Новгородцева и других мыслителей вполне определенного толка, я понял, что они, пройдя через чистилище русской революции и Гражданской войны, еще в первой трети ХХ века поняли то, к чему сегодняшние исследователи только начинают подступаться. Они поняли, что сформировавшаяся в XIX веке карта европейской (и, следовательно, российской) политики и, главное, методы ее интерпретации сгорели в огне революций начала ХХ века. Выводами, к которым они пришли в результате анализа европейской и российской (в том числе советской) политики первой трети прошлого века, я собираюсь воспользоваться для описания сегодняшней карты российской политики. Мне кажется, что эта операция может дать вполне эвристический результат.
Для начала следует констатировать, что партия «Родина» не поддается описанию и классификации в привычной «право-левой» системе координат. Действительно, в 2003 году — и с этим вынужден будет согласиться всякий, кто занимается российской политикой, — две центральные, блокообразующие фигуры «Родины» представляли собой едва ли не противоположные края политического спектра, если рассматривать этот спектр в рамках пространственной системы координат с ее «правой» и «левой» осями. Дмитрий Рогозин в глазах как аналитиков, так и избирателей был прежде всего государственником, сторонником Великой России (в том смысле, в каком о ней говорил П. А. Столыпин и писал П. Б. Струве), верящим в ее исторический реванш. То есть вполне правым политиком, если следовать традиционной классификации. Что касается Сергея Глазьева, то он не только пришел «слева», со стороны КПРФ, но и придерживался всегда вполне левых взглядов в экономике. И до сих пор, кстати, придерживается. Казалось бы, совмещение несовместимого? Однако сегодня, несмотря на несколько тактических «разводов», эти два политика вновь — и уже не тактически, а вполне стратегически — выступают одной командой. Более того, после знаменательного декабрьского заседания высшего совета избирательного блока «Родина», от которого многие ждали очередного раскола, именно Глазьев заявил о необходимости консолидации всех народно-патриотических сил на основе политической партии «Родина», которую возглавляет все-таки Рогозин. И это принципиально важно! Несовместимое оказалось совместимым.
|
|
|
Более того, правые взгляды Рогозина и левые Глазьева не просто совместимы, но и являются абсолютно взаимосвязанными и даже взаимозависимыми в сегодняшнем политическом контексте России. Единство патриотического месседжа Рогозина и социально-экономического месседжа Глазьева продемонстрировано в так называемом пятом национальном проекте партии «Родина», без которого, по мысли авторов, нет смысла реализовывать четыре президентских национальных проекта. Напомню, что впервые основные положения пятого национального проекта были сформулированы в обращении лидеров «Родины» Дмитрия Рогозина и Александра Бабакова к членам партии после того, как список «Родины» сняли с выборов в Мосгордуму: «Мы готовы сотрудничать с властью, чтобы совместно реализовать масштабные национальные проекты. Для этого мы предлагаем реализовать пятый национальный проект — проект сбережения нации. Он включает в себя весь комплекс мер по решению социальных и демографических проблем страны: от стимулирования рождаемости и сокращения смертности населения, борьбы с бедностью и беспризорностью до мероприятий и законодательных инициатив по борьбе с нелегальной иммиграцией. На этих принципах будет основана дальнейшая политическая стратегия партии “Родина” и ее предвыборная программа на выборах в Государственную Думу в 2007 году». Из этого проектного задания со всей очевидностью вытекает, что патриотический замысел невыполним без решения социальных (социальных не значит социалистических) задач.
|
|
|
В политических и экспертных кругах давно говорили, что партия «Родина» испытывает идеологический дефицит. Так и было. Более того, чтобы обойти дефицит идеологии, в партии было не то чтобы принято, но циркулировало решение о том, что «Родина» — партия не идеологическая, а идейная (то есть партия некоторой «суммы идей», которые необязательно должны быть увязаны в стройный идеологический конструкт). Для оправдания такого положения партийные интеллектуалы рассказывали, что время идеологических партий ушло в прошлое и вообще идеологические партии имеют тенденцию становиться партиями тоталитарными. Однако все эти размышления вслух были, пожалуй, не от хорошей жизни.
Что касается очевидной разнородности фрагментов мозаичного полотна под названием «Родина», то партия с самого начала попала в «вилку», соединив скорее механически, чем органически (и в этом одна из главных причин дефицита идеологии) два трудносочетаемых идейных мотива. С одной стороны, это вполне «правый» консервативный патриотизм, а с другой — пусть скромный, но социализм. Не был учтен тот неоспоримый факт, что чуть-чуть социалистической нельзя быть так же, как чуть-чуть беременной. По крайней мере в сфере идеологии. Тут же встал вопрос с потенциальными союзниками. Назвавшись «лево-патриотической» оппозицией, «Родина» естественным образом в качестве союзников стала воспринимать таких же «левых» коммунистов, забыв о том, что партия, ставящая во главу угла патриотизм (то есть партия, для которой патриотический мотив носит не тактический, а системный характер), не может называть себя «левой». Да еще затаскивать на союзническое поле коммунистов. Ведь для коммунистов и социалистов всех мастей — это хрестоматийные истины! — на первом месте всегда стоят вопросы распределения и всемирного равенства, а не производства и патриотизма. Современные европейские политические словари по-прежнему констатируют: несмотря на то что «реальное содержание понятия “левый” существенно меняется в зависимости от места или времени, в результате чего носит расплывчатый характер, но, как правило, подразумевает неприятие националистической внешней или военной политики» (Оксфордский политический словарь). Так что всякий политик, который выступает за Великую Россию, за исторический реванш России, автоматически сам себя выводит с левого поля и отправляется на правое. На левом же остаются в меньшей степени коммунисты и в большей степени, как это ни парадоксально, Союз правых сил с «яблочным» оттенком.
|
|
|
Если мне возразят и скажут, что современные социалистические и тем более социал-демократические европейские партии не могут быть описаны при помощи хрестоматийных моделей, что они, будучи левыми, зачастую проводят правую политику и вообще смахивают время от времени на консерваторов, то я ведь соглашусь. Это лишний раз доказывает, что существующая система координат, в рамках которой описываются нынешние политические партии, давно устарела и не выполняет основную — систематизирующую — функцию. А если так, то зачем в эту устаревшую — «право-левую» — сетку координат впихивать российские партии?
Считая себя либеральным консерватором (скорее так, чем консервативным либералом) по взглядам и политической практике, я с самого начала видел идеологический потенциал «Родины», который мог привести (и еще может? ) ее в поле по ту сторону «правого» и «левого». Основания у меня были. Как я и говорил, для описания/опознания новых российских партийных идеологий стоит обратиться не к современным западным учебникам, а к тому уникальному материалу, который был накоплен русскими политическими философами в первой половине ХХ века. Эти философы теоретизировали на основании осмысления уникального опыта русской революции и Гражданской войны, сквозь которые они прошли. И непосредственное отношение к предмету нашего разговора имеет статья С. Л. Франка «По ту сторону “правого” и “левого”»[68], написанная им еще в 1930 году по заказу П. Б. Струве. Это было время, когда Франк вслед за Струве и вместе с Ильиным и некоторыми другими философами формулировали основные положения, готовили каркас уникальной для того времени идеологии — либерального консерватизма.
О том, что понятия «правого» и «левого» были неприменимы к политической жизни Европы уже в те годы, Франк заявляет с самого начала. Отвечая на вопросы, что такое «правое» и «левое» и к какому из этих двух направлений надо причислять себя, Франк пишет: «Еще совсем недавно ответ на первый вопрос был ясен для всякого политически грамотного человека. Ответ на второй вопрос для нас, русских, тоже не возбуждал сомнений до 1917 и тем более до 1905 года. “Правое” — это реакция, угнетение народа, аракчеевщина, подавление свободы мысли и слова, произвол власти; “левое” — это освободительное движение, освященное именами декабристов, Белинского, Герцена, требования законности и уничтожения произвола, отмены цензуры и гонений на иноверцев, забота о нужде низших классов, сочувствие земству и суду присяжных, мечта о конституции. “Правое” есть жестокость, формализм, человеконенавистничество, высокомерие власти; “левое” — человеколюбие, сочувствие всем “униженным и оскорбленным”, чувство достоинства человеческой личности, своей и чужой. Колебаний быть не могло. “У всякого порядочного человека сердце бьется на левой стороне”, как сказал Гейне».
Характеристики «правого» и «левого», сделанные Франком, были абсолютно типичными для начала ХХ века. Под ними мог бы подписаться каждый русский интеллигент. А теперь попробуйте применить их к тем, кого сегодня называют «правыми» (например, СПС и «Яблоко») и «левыми» (например, КРПФ). Получается?
Детально проанализировав с философской точки зрения классические понятия «правый» и «левый», Франк пришел к выводу, что их недостаточно для описания реальной политики в современном мире. Даже если под этими категориями понимать «консерватизм» и «реформаторство» в общесоциологическом смысле: с одной стороны, склонность охранять, беречь уже существующее, старое, привычное, с другой — противоположное стремление к новизне, к общественным преобразованиям, к преодолению старого новым, то мы не найдем места для «центрального» направления (не «правого» и не «левого»). А ведь это центристское, сказали бы мы сейчас, направление не есть какое-то нелепое сочетание первых двух направлений. Оно «качественно отличается от них тем, что в противоположность им его пафос есть идея полноты, примирения».
Здесь Франк делает следующий шаг в поисках новой системы координат и утверждает, что «различие между «правым» и «левым» менее существенно, чем различие между умеренностью и радикализмом ( все равно, правым или левым ). Радикализмом — как правым, так и левым — является такое умонастроение, в рамках которого как сохранение старого, так и стремление все переделать по-новому идут «наперекор жизни». Оба не считаются «с органической непрерывностью развития, присущей всякой жизни, и поэтому вынуждены и хотят действовать принуждением, насильственно — все равно насильственной ли ломкой или насильственным “замораживанием”». «И всяческому такому, “правому” или “левому”, радикализму противостоит политическое умонастроение, которое знает, что насилие и принуждение может быть в политике только подсобным средством, но не может заменить собою естественного, органического, почвенного бытия». И я считаю, что политическое умонастроение, которое находится по ту сторону «правого» и «левого» и чуждо при этом политическому радикализму в том смысле, как он описан Франком, может стать той матрицей, из которой родится внятная идеология партии «Родина». Хотя пока что — по тактическим мотивам — политическое поведение «Родины» (это не то же самое, что идеология, но они связаны между собой) можно охарактеризовать скорее как радикальное, а в такой ситуации реализоваться в принципиально новом поле «по ту сторону “правого” и “левого”» практически невозможно.
* * *
Еще во время первой русской революции П. Б. Струве заметил некоторое духовное родство и стилистическую близость между крайне правыми и крайне левыми радикалами. Важнейшим шагом в понимании духовного облика «красной» и «черной» сотни, как позже наши авторы определили радикалов правого и левого толка, стал сборник «Вехи». Следующим этапом стало обсуждение «смысла войны» и важнейшая дискуссия о национализме, во время которых еще больше прояснились позиции сторон и начал вырисовываться новый путь. После второй — большевистской — революции о той же стилистической близости между «политически красным» и «политически черным» черносотенством писал Франк в статье De profundis, которая дала название эпохальному, хотя и потерянному для нескольких поколений сборнику «Из глубины». «Самый замечательный и трагический факт современной русской политической жизни, указующий на очень глубокую и общую черту нашей национальной души, — писал философ, — состоит во внутреннем сродстве нравственного облика типичного русского консерватора и революционера: одинаковое непонимание органических духовных основ общежития, одинаковая любовь к механическим мерам внешнего насилия и крутой расправы, то же сочетание ненависти к живым людям с романтической идеализацией отвлеченных политических форм и партий. Как благородно-мечтательный идеализм русского прогрессивного общественного мнения выпестовал изуверское насильничество революционизма и оказался бессильным перед ним, так и духовно еще более глубокий и цельный благородный идеализм истинного консерватизма породил лишь изуверское насильничество “черной сотни”. Черносотенный деспотизм высших классов и черносотенный анархизм низших классов есть одна и та же сила зла, последовательно выявившаяся в двух разных, но глубоко родственных формах и обессилившая в России и истинный духовный консерватизм, и неразрывно с ним связанный истинный либерализм».
Особенно неожиданно звучало в те годы и в том контексте словосочетание «политически красное черносотенство». Анализируя тенденцию перераспределения ролей «правых» и «левых» в изменившихся исторических условиях, когда «левые партии» стали господствующими в большинстве европейских стран, а «правые» стали оппозицией, Франк отмечает, что, находясь в оппозиции, именно «правые» начинают защищать начало свободы. Но для нас важнее перераспределение ролей в отношении другого признака — классового (социального, сказали бы мы сегодня). В традиционном раскладе, сложившемся в XIX веке, «правые» выступали защитниками и выразителями интересов высших, привилегированных, богатых классов (прежде всего аристократии, но также буржуазии), в то время как «левые» стремились стать представителями низших классов. К 30-м годам XX века изменились сами исторические обстоятельства. Прежние высшие классы либо исчезли вовсе, либо потеряли прежнее определяющее политическое влияние, и в результате прежние «правые» стали искать опоры в той части низших классов, которая еще жила в идее традиционализма. «“Правые” (или по крайней мере известная их группа), — пишет Франк, — становятся отныне вождями части народных масс, мечтают о народном восстании и в этом смысле занимают позицию “крайних левых”. Несмотря на ту острую ненависть к “левым” в других отношениях, они иногда солидаризируются с теми «крайними левыми», которые сами находятся в оппозиции и не удовлетворены господствующей в государстве левой властью, и эту связь выражают даже в своем имени (“национал-социалисты” в Германии)».
Диагностируя далее знаменательный раскол в «правом» лагере на либеральных консерваторов (интересы свободы и культуры, право образованного слоя на руководящую роль в государстве) и реакционеров (опора на вожделения и непросвещенные духом инстинкты толпы, подозрительное отношение к развитию свободы и культуры), Франк предлагает уже совершенно новую систему координат для опознания российских идеологий. К тому времени русская политическая терминология уже зафиксировала это различие в терминах « белого движения» и « черной сотни» (аналогичный раскол Франк видел и в «левом» лагере). Что может быть большей противоположностью? И далее философ приходит к мысли, что именно противостояние между «белой» и «черной» политикой станет центральной темой будущей (то есть сегодняшней) политической жизни в России: «На одной стороне будет истинный, духовно обоснованный традиционализм (это такой эвфемизм для патриотизма. — А. К. ), неразрывно связанный со свободой и защитой интересов культуры (и религиозной веры. — А. К. ), а на другой — упрощенно-грубый и извращенный традиционализм, сочетающийся с демагогией и культом насилия». Учитывая же «эстетическое и духовное сродство [лиц “черного” образа мысли] с “красным” стилем», Франк приходит к выводу, что линия фронта будет пролегать между «новыми белыми», с одной стороны, и «красно-черной» сотней — с другой.
Трудно отделаться от мысли, что в сегодняшней политике прекрасно чувствует себя и «черная», и «красная» сотня, только называются они по-иному и заседают зачастую в высоких думских и правительственных кабинетах.
* * *
Изначально у партии «Родина» были все возможности творчески развить и совместить заложенные в ней патриотические и социальные идейные мотивы и выйти на уровень либерально-консервативной (в понимании Струве — Франка — Ильина), «белой» политики в ее оппозиционном, более сложном варианте. Однако повестка дня зачастую диктует свои условия. Найдет ли «Родина» либерально-консервативный, «белый» путь в текущей политике? Вопрос времени или… появления другого игрока на этом поле. Я же считаю, что мой опыт — это не доказательство невозможности существования в России политики «по ту сторону “правого” и “левого”», а еще один довод в пользу того, что это пока не реальность, а проект. Белое — это патриотизм без ксенофобии и сострадание без иждивенчества. Белое — это приоритет производства над распределением. Белое — это инициативное добро и отказ от выбора из двух зол меньшего. Я убежден, что это возможно и что эта идеология найдет своих приверженцев.
|
|
|
