Глава lIX. Встреча в хакале
День, когда Луиза Пойндекстер освободила Мигуэля Диаса,был для нее мрачным днем -- вероятно, самым мрачным во всей еежизни. Накануне печаль о потерянном брате сливалась с тревогой олюбимом. Но теперь это горе усугубилось черной ревностью. Горе, страх, ревность -- не слишком ли это много дляодного сердца? Вот что испытывала Луиза Пойндекстер, прочтя письмо,содержавшее доказательства измены ее возлюбленного. Правда, письмо было написано не им, и доказательстванельзя было считать прямыми. Однако в порыве гнева молодая креолка об этом сначала неподумала. Судя по письму, отношения между Морисом Джеральдом имексиканкой были более нежными, чем он говорил. Значит, Морисобманывал ее. Иначе зачем бы эта женщина стала с такой дерзкойоткровенностью писать о своих чувствах, о его "красивых,выразительных глазах"? Это письмо не было дружеским -- оно дышало страстью. Такпоняла эти строки креолка -- ведь и ее сердце сгорало от любви. И, кроме того, в нем говорилось о свидании! Правда,мексиканка только просила о нем. Но это лишь форма, кокетствоуверенной в себе женщины. Заканчивалось письмо уже не просьбой,а приказанием: "Приходите же, я жду вас". Прочтя эти строки, Луиза судорожно смяла письмо. В этомжесте чувствовалась не только ревность, но и жажда мести. -- Да, теперь мне все ясно! -- воскликнула она сгоречью.-- Не впервые он получает такое письмо, они ужевстречались на этом месте. "На вершине холма, за домом моегодяди", -- достаточно такого неясного указания! Значит, он частобывал там. Но скоро гнев сменился глубоким отчаянием. Ее чувство былосмято, растоптано, как листок бумаги, валявшийся у ее ног. Ею овладели грустные думы. В смятении она принимала самыемрачные решения. Она вспомнила любимую Луизиану и захотелавернуться туда, чтобы похоронить свое тайное горе в монастыре.Если бы в этот час глубокой скорби монастырь был поблизости,она, вероятно, ушла бы из отцовского дома, чтобы искать приютав его священных стенах. Это был действительно самый мрачныйдень в жизни Луизы. После долгих часов отчаяния она немного успокоилась истала рассуждать разумнее. Она снова перечитала письмо,обдумывая каждое слово. У нее возникла надежда, что Мориса Джеральда не было впоселке. Такое предположение казалось едва ли вероятным.Странно, если бы этого не знала женщина, которая назначаласвидание и так уверенно ждала своего возлюбленного. Но все-такион мог уехать -- он ведь собирался уехать. Проверить свои сомнения для Луизы Пойндекстер, дочеригордого плантатора, было очень трудно, но другого выхода неоставалось. И, когда сумерки сгустились, она проехала на своемкрапчатом мустанге по улицам поселка и остановилась у дверейгостиницы на том самом месте, где всего лишь несколько часовназад стоял серый жеребец Исидоры. Поселок в этот вечер был совершенно безлюден. Одниотправились на поиски преступника, другие -- в поход противкоманчей. Обердофер был единственным свидетелем неосторожногопоступка Луизы. Впрочем, хозяин гостиницы не увидел в немничего предосудительного; ему казалось вполне естественным, чтосестра убитого юноши хочет узнать новости; именно этим онобъяснил себе ее появление. Туповатый немец и не подозревал, с каким удовлетворениемслушала Луиза Пойндекстер его ответы в начале разговора; ещеменьше мог он догадаться, какую боль причинил ей случайнымзамечанием, положившим конец их разговору. Услышав, что не она первая наводит справки оМорисе-мустангере, что еще одна женщина уже задавала те жевопросы, Луиза, снова охваченная отчаянием, повернула своюлошадь обратно к Каса-дель-Корво. Всю ночь металась Луиза в бессоннице и не могла найтипокоя. В короткие минуты забытья ее мучили кошмарныесновидения. Утро не принесло ей успокоения, но с ним пришла решимость-- твердая, смелая, почти дерзкая. Поехать одной к берегам Аламо -- значило для ЛуизыПойндекстер нарушить все правила приличия. Но именно это онанамеревалась сделать. Некому было удержать ее, запретить ей эту поездку. Поискипродолжались всю ночь, и отряд еще не вернулся, вКаса-дель-Корво о нем не было никаких известий. Молодая креолкабыла полной хозяйкой асиенды и своих поступков, и только онасама знала, что толкнуло ее на этот отчаянный шаг. Но об этом нетрудно было догадаться. Луиза Пойндекстер была не из тех, кто может оставаться внеуверенности. Даже любовь, подчиняющая самых сильных, не могласделать ее покорной. Она должна узнать правду! Может быть, ееждет счастье, а может быть, гибель всех ее надежд. Дажепоследнее казалось ей лучше мучительных сомнений. Она рассуждала почти так же, как и ее соперница! Разубеждать Луизу было бы бесполезно. Даже слово отца немогло бы ее остановить. Заря застала Луизу в седле. Выехав из воротКаса-дель-Корво, она направилась в прерию по уже знакомойтропе. Сердце ее не раз трепетало от сладостных воспоминаний,когда она проезжала по знакомым и дорогим местам. В такие минуты она забывала о муках, заставивших еепредпринять эту поездку, думала только о свидании с любимым имечтала спасти его от врагов, которые, быть может, уже окружилиего. Несмотря на тревогу о возлюбленном, это были счастливыеминуты, особенно если сравнить их с теми часами, когда еетерзали мысли о его измене. Двадцать миль отделяли Каса-дель-Корво от уединеннойхижины мустангера. Такое расстояние могло показаться целым путешествием длячеловека, привыкшего к европейской верховой езде. Но дляжителей прерии нетрудно преодолеть это расстояние за два часа-- они мчатся так, словно гонятся за лисой или оленем. Такое путешествие не скучно даже на ленивом коне, но набыстроногой крапчатой красавице Луне, которая рвалась в роднуюпрерию, оно кончилось быстро -- быть может, слишком быстро, кнесчастью для нашей наездницы. Как ни была измучена Луиза, онатеперь не испытывала отчаяния -- в ее печальном сердце сиял лучнадежды. Но он погас, едва она ступила на порог хакале. Подавленныйкрик вырвался из ее уст -- казалось, сердце ее разорвалось. В хижине была женщина! За мгновение перед этим у нее тоже вырвался крик, ивозглас Луизы показался его эхом -- так похожа была звучавшая вних боль. И словно второе, более отчетливое эхо, раздался новый крикИсидоры: обернувшись, она увидела женщину, чье имя только чтопроизнес больной, -- ту "Луизу", которую он звал с любовью инежностью в бреду жестокой горячки. Для молодой креолки все стало ясно, мучительно ясно. Передней была женщина, написавшая любовное письмо. Свидание все-такисостоялось! Быть может, в той ссоре на поляне участвовал еще итретий -- Морис Джеральд? Не этим ли объясняется его состояние:Луиза успела увидеть, что Морис, весь забинтованный, лежит впостели. Да, это она написала записку, это она называла его"дорогой" и восторгалась его глазами, это она звала его насвидание; а теперь она около него, нежно ухаживает за ним --значит, он принадлежит ей. О, эта мысль была слишкоммучительна, чтобы выразить ее словами! Не менее ясны и не менее мучительны были и выводы Исидоры.Она уже знала, что для нее нет надежды. Слишком долго ловилаона бессвязные речи больного, чтобы сомневаться в горькойправде. На пороге стояла соперница, которая вытеснила ее изсердца мустангера. Лицом к лицу, со сверкающими глазами стояли они друг переддругом, взволнованные одним и тем же чувством, потрясенныеодной и той же мыслью. Обе влюбленные в одного и того же человека, обе терзаемыеревностью, они стояли около него -- а он, увы, не сознавалприсутствия ни той, ни другой. Каждая считала другую своей счастливой соперницей. Луизане слыхала тех слов, которые утешили бы ее, тех слов, которыедо сих пор звучали в ушах Исидоры, терзая ее душу. Обеихпереполняла ненависть, безмолвная и потому еще более страшная.Они не обменялись ни словом. Ни одна из них не просилаобъяснений, ни одна из них не нуждалась в объяснении. Бываютминуты, когда слова излишни. Это было столкновение оскорбленныхчувств, выраженное только ненавидящими взглядами ипрезрительным изгибом губ. Но они стояли так лишь одно мгновение. Потом Луиза Пойндекстер повернулась и направилась квыходу. В хижине Мориса Джеральда нет места для нее! Исидора тоже вышла, почти наступая на шлейф своейсоперницы. Та же мысль гнала и ее: в хижине Мориса Джеральданет места для нее! Казалось, они обе торопились как можно скорее покинуть томесто, где разбились их сердца. Серая лошадь стояла ближе, крапчатая -- дальше. Исидорапервая вскочила в седло. Когда она проезжала мимо Луизы, татоже уже садилась на лошадь. Снова соперницы обменялись взглядами -- ни один из нихнельзя было назвать торжествующим, но в них не видно было ипрощения. Взгляд креолки был полон грусти, гнева и удивления.Последний же взгляд Исидоры, сопровождавшийся вульгарнымругательством, был полон бессильной злобы.
Глава LX. ПРЕДАТЕЛЬНИЦА
Если бы можно было сравнивать явления внешнего мира спереживаниями человека, то трудно было бы найти более резкийконтраст, чем ослепительный блеск солнца над Аламо и мрак вдуше Исидоры, когда она покидала хакале мустангера. Бешеныестрасти бушевали в ее груди, и сильнее всех была жажда мести. Вней она находила какое-то горькое удовольствие -- это чувствоснасало ее от отчаяния. Иначе тяжесть ее горя была быневыносима. Терзаемая мрачными мыслями, ехала она в тени деревьев. Иони не стали радостней, когда, подъехав к обрыву, она увиделасияющее голубое небо -- ей показалось, что оно смеется над ней. Исидора остановилась у подножия склона. Над нейпростирались огромные темные ветви кипариса. Их густая теньбыла ближе тоскующему сердцу, чем радостные лучи солнца. Но не это заставило ее остановить коня. В голове еемелькнула мысль чернее тени кипариса. Об этом можно было судитьпо ее нахмурившемуся лбу, по сдвинутым бровям над чернымисверкающими глазами и по злобному выражению лица. -- Почему я не убила ее на месте? -- прошептала она. --Может быть, еще не поздно вернуться? Но что изменится, если яубью ее? Ведь этим не вернешь его сердца. Оно для меняпотеряно, потеряно навсегда! Ведь эти слова вырвались изглубины его души. Только она живет в его мечтах! Для меня неосталось надежды! Нет, это он должен умереть! Это он сделалменя несчастной... Но, если я убью его, что тогда? Во чтопревратится моя жизнь? В нестерпимую пытку!.. А разве сейчасэто не пытка? Я не могу больше выносить эти мучения! И мне нетдругого утешения, кроме мести. Не только она, но и он -- обадолжны умереть! Но не сейчас, а тогда, когда он сможет понять,от чьей руки он гибнет! Святая Дева, дай мне силы отомстить! Исидора шпорит лошадь и быстро поднимается по крутомуоткосу. Выехав на верхнюю равнину, она не останавливается и недает лошади отдохнуть, а мчится бешеным галопом по прерии,по-видимому сама не зная куда. Ни голос, ни поводья неуправляют лошадью, и только шпоры гонят ее вперед. Предоставленный самому себе, конь мчится по той же дороге,по которой прискакал сюда. Она ведет к Леоне. Но туда ли ондолжен нести свою хозяйку? Всаднице, кажется, все равно. Опустив голову, погрузившисьв глубокие думы, она не замечает ничего, даже бешеного галопасвоей лошади. Не замечает она и приближающейся к ней темнойвереницы всадников, пока конь, фыркнув, не останавливается каквкопанный. Тогда она видит в прерии конный отряд. Индейцы? Нет, белые -- судя не столько по цвету кожи,сколько по седлам и посадке; это подтверждается и бородами, ноцвета кожи нельзя разобрать под густым слоем пыли. -- Техасцы,-- бормочет Исидора.-- Наверно, отряд,разыскивающий команчей... Но индейцев здесь нет. Если в поселкеговорят правду, они уже далеко отсюда. Мексиканке не хочется с ними встречаться. В другое времяона не стала бы избегать их, но в минуту горя ей неприятнывопросы и любопытные взгляды. Есть время скрыться. Она все еще находится среди кустов.По-видимому, всадники не видят ее. Свернув в заросли, можноостаться незамеченной. Но не успела Исидора этого сделать, как ее конь громкозаржал. Двадцать других лошадей отвечают ему. Все же еще можно ускакать. Ее, несомненно, будутпреследовать. Но догонят ли, особенно по этим извилистымтропинкам, так хорошо ей знакомым? С этой мыслью она уже поворачивает лошадь, но тотчас сноваостанавливает ее и спокойно ожидает несущийся к ней отряд. Ееслова объясняют, почему она это сделала. -- Они слишком хорошо одеты для простых охотников. Это,должно быть, отряд, о котором я слышала,-- во главе с отцом...Да-да, это они. Вот возможность отомстить! Это воля Божья. Вместо того чтобы свернуть в заросли, Исидора выезжает наоткрытое место и с решительным видом направляется навстречувсадникам. Она натягивает поводья и ждет их приближения. У неесозрел предательский план. Через минуту мексиканку со всех сторон окружают всадники. Их человек сто, они вооружены самым разнообразным оружием,одеты пестро. Единственно, что делает их похожими друг надруга,-- это налет бурой пыли на их одежде и суровое выражениелица, едва смягченное чуть заметным любопытством. Очутившись в таком обществе, кто угодно испугался бы, темболее женщина, но Исидора не проявляет и тени страха. Она несчитает опасными людей, которые так бесцеремонно окружили ее.Некоторых из них она знает по виду. Но пожилого человека,который, должно быть, возглавляет отряд и сейчас обращается кней с вопросом, она никогда раньше не видела, хотядогадывается, кто он. Это, вероятно, отец убитого юноши, отецдевушки, которую она хотела бы видеть убитой или, во всякомслучае, опозоренной. Какой благоприятный случай! -- Вы говорите по-французски, мадемуазель? -- спрашиваетее Вудли Пойндекстер, полагая, что этот язык она скорее поймет. -- Очень немного, сеньор. Лучше говорите по-английски. -- По-английски? Тем лучше для нас. Скажите мне, мисс, выникого не видели здесь? Я хочу сказать -- не встретили ли выкакого-нибудь всадника или, быть может, вы заметили чей-нибудьлагерь? Исидора либо колеблется, либо обдумывает свой ответ. Плантатор вежливо продолжает свои расспросы: -- Разрешите спросить вас, где вы живете? -- На Рио-Гранде, сеньор. -- Вы сейчас прямо оттуда? -- Нет, с Леоны. -- С Леоны! -- Это племянница старого Мартинеса, -- объясняет один изприсутствуюивнх. -- Его плантации граничат с вашими, мистерПойндекстер. -- Да-да, это верно. Я племянница дона Сильвио Мартинеса. -- Вы едете прямо из его асиенды? Простите моюнастойчивость, но поверьте, мисс, мы расспрашиваем вас не изпраздного любопытства. Нас побуждают к этому очень серьезныепричины. -- Да, я еду прямо из асиенды Мартинеса, -- отвечаетИсидора, словно не заметив его последних слов. -- Я выехала издома моего дяди ровно два часа назад. -- Тогда, без сомнения, вы слыхали, что совершеноубийство? -- Да, сеньор. Вчера в доме дяди Сильвио об этом говорили. -- Но сегодня, когда вы выехали, не было ли каких-нибудьсвежих новостей в поселке? У нас были вести оттуда, но болееранние. Вы ничего не слышали, мисс? -- Я слышала только, что на розыски убийцы поехал отряд.Ваш отряд, сеньор? -- Да-да, наверно, они имели в виду нас... Вы большеничего не слышали? -- О да, но только очень странное, сеньоры, настолькостранное, что вы подумаете -- я шучу. -- Что же такое? -- спрашивают человек двадцатьодновременно, с напряженным любопытством глядя на прелестнуювсадницу. -- Говорят, что видели кого-то без головы... на лошади...где-то тут... Госдоди помилуй! Мы, должно быть, поблизости отэтого места. Это где-то около Нуэсес, недалеко от брода, гдедорога поворачивает на Рио-Гранде. Так говорили вакеро. -- Ах, так, значит, его видели какие-то вакеро? -- Да, сеньоры, их было трое, и они клянутся, что виделиего. Исидору несколько удивляет то странное спокойствие, скаким выслушали техасцы ее рассказ. Кто-то объясняет причинуэтого: -- Мы тоже его видели, этого всадника без головы, толькоиздалека. А ваши вакеро близко его видели -- они разобрали, чтоэто такое? -- Святая мадонна, нет! -- А вы этого не знаете, мисс? -- Что вы, нет! Я только слышала об этом, как уже сказала.Но что оно такое, кто знает! Некоторое время все молчат, задумавшись. Потом плантатор продолжает расспросы: -- Вы никого не встретили в этих местах, мисс? -- Нет, встретила. -- Кого же? Не будете ли вы так добры описать... -- Женщину. -- Женщину? -- повторяют несколько голосов. -- Да, сеньоры. -- Какую женщину? -- Американку. -- Американку? Здесь? Одну? -- Да. -- Кто же это? -- Кто знает! -- Вы не знаете ее? А как она выглядит? -- Как она выглядит? -- Да, как она была одета? -- В костюм для верховой езды. -- Значит, она ехала верхом? -- Да. -- Где же вы ее встретили? -- Недалеко отсюда, по ту сторону зарослей. -- В каком направлении она ехала? Там есть какое-нибудьжилище? -- Только одно хакале. Пойндекстер поворачивается к одному из членов отряда,знающему испанский язык: -- Что такое хакале? -- Они так называют свои лачуги. -- Кому принадлежит это хакале? -- Дону Морисио, мустангеру. Торжествующий гул раздается в толпе. После двухдневныхнеустанных поисков, столь же бесплодных, как и упорных, онинаконец напали на след убийцы. Те, кто сошел с лошадей, снова вскакивают в седла, готовыедвинуться в путь. -- Прошу прощения, мисс Мартинес, но вы должны показатьнам дорогу к этому месту. -- Мне придется сделать для этого крюк. Ну хорошо, едемте!Я провожу вас, если вы этого хотите. В сопровождении ста всадников Исидора снова пересекаетполосу зарослей. Она останавливается на западной опушке. Между ними и Аламопростирается открытая прерия. -- Вон там,-- говорит Исидора, -- видите черную точку нагоризонте? Это макушка кипариса. Он растет в долине Аламо.Поезжайте туда. Рядом с ним откос, по которому вы сможетеспуститься с обрыва. Немного дальше вы найдете хакале, окотором я говорила. Дальнейшие указания не требуются. Почти забыв о той,которая показала им дорогу, всадники мчатся по прерии,направляясь к кипарису. Только один не двинулся с места: не тот, кто возглавляетотряд, но человек, который не меньше его заинтересован впроисходящем, -- и даже больше, когда речь зашла о женщине,которую видела Исидора. Он знает язык Исидоры так же хорошо,как свой родной. -- Скажите мне, сеньорита,--обращается он к мексиканкепочти умоляющим тоном,-- заметили вы лошадь, на которой ехалаэта женщина? -- Конечно? Кто бы мог ее не заметить! -- Ее масть? -- спрашивает он, задыхаясь от волнения. -- Крапчатый мустанг. -- Крапчатый мустанг? О Боже! -- со стоном восклицаетКассий Колхаун и мчится догонять отряд. Исидоре становится ясно, что eще одно сердце охвачено темнеугасимым пламенем, перед которым все бессильно, кроме смерти.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
