Глава lXIV. Непредвиденная задержка
"Скоро Морис Джеральд расстанется с жизнью!" -- так думалкаждый из участников трагедии, разыгравшейся на лесной поляне.Никто не сомневался, что пройдет еще одна минута -- и ониувидят, как его тело повиснет на суку смоковницы. Но тут произошла непредвиденная задержка. Одновременно и, можно сказать, на той же сцене былразыгран и фарс. Но благодаря тому, что на этот раз трагедиявсецело завладела вниманием присутствующих, комедия осталасьбез зрителей. Тем не менее артисты фарса отнеслись к своим ролям вполнесерьезно. Их было двое: человек и кобыла. Фелим снова сыгралсцену, поразившую Исидору. Доводы Колхауна еще более разожгли жажду мести исосредоточили внимание толпы только на главном преступнике.Слуга никого не интересовал, никто не думал, был он или не былсообщником,-- все смотрели только на мустангера. А когда палачи стали прилаживать веревку, о Фелиме совсемзабыли, и он не преминул этим воспользоваться. Катаясь по траве, он ослабил стягивавшую его веревку,освободился от нее и потихоньку прополз между ног зрителей. Никто не заметил его маневра. В страшном возбуждении людитолкали друг друга, не отрывая глаз от смоковницы. Можно былоподумать, что Фелим, воспользовавшись удобным случаем, спасаетсвою жизнь и уже больше не заботится о хозяине. Правда, он немог ему ничем помочь и знал это. Он высказал в защиту хозяинавсе доводы, какие у него были; дальнейшее вмешательство с егостороны не только было бы бесполезно, но могло еще большераздражить обвинителей. Его бегство никто не назвал быпредательством -- его гнал инстинкт самосохранения. Такрассуждал бы случайный свидетель. Но он был бы неправ. Преданный слуга вовсе не собиралсяпредоставить своего хозяина его судьбе. Наоборот, он сновапытался спасти Мориса Джеральда от неминуемой смерти. Он знал,что один ничего не сможет сделать. Все надежды он возлагал наЗеба Стумпа и потому решил вызвать его как можно скорее ужеизвестным нам способом, который оказался таким удачным. Выбравшись из толпы, Фелим тихонько скользнул в лес и,прячась за деревьями, стал пробираться к месту, где пасласьстарая кобыла. Вдоль всей опушки леса к деревьям были привязаны верховыелошади. Они загораживали Фелима, и ему удалось добраться докобылы незамеченным. Но здесь он обнаружил, что не захватил с собой необходимыхприспособлений. Он выронил ветку кактуса, когда его схватили, иона так и валялась под ногами толпы. Отправиться за ней было быслишком рискованно. У него не было ни ножа, ни другого орудия,чтобы срезать еще одну ветку кактуса. Он остановился в печальном раздумье, не зная, чтопредпринять. Но только на мгновение: времени терять быдонельзя. Каждая минута промедления могла стать роковой для егохозяина. Его надо было спасти во что бы то ни стало. С этоймыслью Фелим бросился к кактусу и голыми руками отломил одну изего колючих ветвей. Его пальцы были изодраны в кровь. Но можно ли былообращать внимание на такие пустяки, когда дело шло о жизни егомолочного брата! Ирландец помчался к кобыле и, рискуя, что онаего лягнет, сунул ей под хвост орудие пытки. К этому времени петля была уже надета на шею мустангера итщательно проверена; другой конец веревки, переброшенный черезсук смоковницы, держали добровольные палачи, у которых,казалось, руки чесались скорее дернуть ее. В их взглядах ипозах чувствовалась жестокая решимость. Они ждали толькокоманды. Собственно, никто не имел права отдать такую команду.Из-за этого-то и произошла задержка. Никто не хотел брать насебя ответственность за роковой сигнал. Хотя все они считалиосужденного преступником и верили, что он убийца, но взять насебя обязанности шерифа никто не решался. Даже Колхаунотступил. Это происходило не из-за недостатка злой воли -- в этомнельзя было упрекнуть ни отставного капитана, ни многих изприсутствующих. Задержка объяснялась отсутствиемсоответствующего исполнителя. Это было лишь затишье во времягрозы -- затишье перед новым сильным ударом грома. Воцарилась гробовая тишина. Все знали, что они перед лицомсмерти -- смерти в ее самой ужасной и отвратительной личине.Большинство чувствовали себя причастными к ней, и никто несомневался, что она близка. Они стояли молча и неподвижно, ожидая развязки. Но, вместо того чтобы увидеть, как Морис Джеральд повиснетна суку, они стали свидетелями совсем другого зрелища; оно былонастолько нелепым, что нарушило мрачную торжественность минутыи задержало казнь. Старая кобыла -- все знали, что она принадлежит ЗебуСтумпу, -- вдруг словно взбесилась. Она начала плясать потраве, высоко подбрасывая задние ноги и оглашая полянунеистовым ржанием. Стоявшая рядом сотня лошадей вторила ей,подражая ее бешеной пляске. Сцена веред хижиной изменилась как будто по мановениюволшебной палочки. Не только казнь мустангера былаприостановлена, но им вообще на время перестали интересоваться. Однако в происшедшей перемене не было ничего комичного.Наоборот, на всех лицах отразилась тревога, раздалисьиспуганные крики. "Регулярники" бросились кто к оружию, кто к лошадям. -- Индейцы! Это восклицание было у всех на устах, хотя его нельзя былорасслышать из-за шума. Только нападение команчей могло вызватьтакое смятение. Некоторое время люди с криками метались из стороны всторону по поляне или стояли молча с испуганными лицами.Многие, отвязав своих лошадей, укрылись за ними от индейскихстрел. Только немногим из присутствующих приходилось попадать вподобные переделки; большинство же, неискушенные в таких делах,были охвачены ужасом. Смятение длилось до тех пор, пока все лошади не попали вруки к хозяевам и не успокоились. Только одна продолжала ржать-- старая кобыла, которая начала концерт. Тогда и обнаружилинастоящую причину тревоги, а кроме того, заметили, что Фелимисчез. Он предусмотрительно спрятался в кустах, и это его спасло. Человек двадцать с возмущением схватились за ружья иприцелились в виновницу переполоха. Но, раньше чем они успелиспустить курки, кто-то из стоявших поблизости набросил лассо нашею лошади и заставил ее замолчать. Спокойствие восстанавливается, и все возвращаются туда,где лежит осужденный. Толпа по-прежнему озлоблена. Нелепоепроисшествие не показалось им смешным -- совсем наоборот. Некоторые стыдятся малодушия, проявленного ими во времяложной тревоги. Другие недовольны тем, что были прерванымрачные приготовления. Они возобновляются, раздаются ругательства и гневныевозгласы. Жаждущая мести толпа смыкается вокруг осужденного --актеры страшной трагедии опять заняли свои места. Снова добровольные палачи берутся за веревку, опять укаждого из присутствующих мелькает одна и та же мысль: "Скоро Морис Джеральд расстанется с жизнью!" О счастье! Ужасная церемония снова прервана. Как не похожана смерть светлая стройная фигура, вырвавшаяся из-под тенидеревьев на яркий солнечный свет. Женщина! Прелестная женщина! Это только мелькнувшая мысль; никто не решаетсязаговорить. Все по-прежнему стоят неподвижно, но выражение ихлиц как-то странно изменилось. Даже самые грубые считаются сприсутствием этой незваной гостьи. Они смущены и словночувствуют себя виноватыми. Она пробегает сквозь толпу молча, не глядя ни на кого, инаклоняется над осужденным, все еще распростертым на траве. Быстрым движением она хватает лассо обеими руками ивырывает его у растерявшихся палачей. -- Техасцы! Трусы! -- кричит она, глядя на толпу.-- Позор! Все словно съеживаются от ее гневного упрека. -- И это, по-вашему, суд? Обвиняемый осужден беззащитника, не получив возможности сказать ни одного слова всвое оправдание. И это вы называете правосудием! Техасскимправосудием! Вы не люди, а звери! Убийцы! -- Что это значит? -- негодует Пойндекстер. Он бросаетсявперед и хватает дочь за руку.-- Ты лишилась рассудка, Лу! Какты попала сюда? Разве я не приказал тебе ехать домой? Уезжай,сию же минуту уезжай! И не вмешивайся в то, что тебя некасается! -- Отец, это меня касается! -- Тебя касается? Как?.. Ах, правда, ты сестра. Этотчеловек -- убийца твоего брата. -- Я не верю, я не могу поверить... Это неправда! Чтомогло его толкнуть на преступление?.. Техасцы, если вы люди, тоне поступайте, как звери. Пусть будет справедливый суд, атогда... тогда... -- Над ним был справедливый суд! -- кричит какой-товерзила, очевидно кем-то подученный. -- В его виновностисомневаться не приходится. Это он убил вашего брата. И оченьнехорошо, мисс Пойндекстер,-- простите, что я так говорю, -- нонехорошо, что вы заступаетесь за него. -- Правильно! -- присоединяются несколько голосов. -- Да свершится правосудие! -- выкрикивает кто-тоторжественную судебную формулу. -- Да свершится! -- подхватывают остальные. -- Простите, мисс, но мы должны просить вас удалитьсяотсюда... Мистер Пойндекстер, пожалуй, вам следует увести вашудочь. -- Пойдем, Лу! Здесь не место для тебя. Ты должна уйти...Ты отказываешься? Боже милостивый! Ты отказываешься мнеповиноваться?.. Кассий, возьми ее за руку и уведи прочь... Еслиты не уйдешь добровольно, нам придется увести тебя силой. Нубудь же умницей! Сделай то, о чем я тебя прошу. Уходи же! -- Нет, отец! Я не хочу. Я не уйду до тех пор, пока ты мнене пообещаешь, пока все не пообещают... -- Мы ничего не можем обещать вам, мисс, как бы нам этогони хотелось. Да и вообще это не женское дело. Совершенопреступление, убийство, вы это сами знаете. Убийце нет пощады! -- Нет пощады! -- повторяют двадцать гневных голосов.--Повесить его! Повесить! Присутствие женщины больше не сдерживает толпу. Бытьможет, все происшедшее даже приблизило роковую минуту. Теперьмустангера ненавидит не только Кассий Колхаун. Завидуя счастьюохотника за лошадьми, его возненавидели и другие. Кассий Колхаун, повинуясь распоряжению Пойндекстера,уводит или, вернее, тащит Луизу прочь с поляны. Она вырываетсяиз рук, которые так ненавидит, заливается слезами и громкопротестует против бесчеловечной казни. -- Изверги! Убийцы! -- срывается у нее с уст. Она не может вырваться, ее никто не слушает. Ее выводят изтолпы, и она теряет надежду помочь человеку, за которого готоваотдать жизнь. Колхауну приходится выслушать много горького: она осыпаетего словами, полными ненависти. Уверенность в мести -- плохое утешение для него. Егосоперник скоро умрет; но разве от этого что-нибудь изменится?Он может убить возлюбленного Луизы, но его она никогда неполюбит.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
