Глава lXII. Напряженное ожидание
Никогда еще около хижины мустангера не раздавалось такоготопота копыт -- даже в дни, когда его кораль был полон толькочто пойманными дикими лошадьми. Фелима, выбежавшего из двери, останавливают несколькодесятков голосов. Самый громкий и властный принадлежит, по-видимому,предводителю отряда: -- Остановись, негодяй! Бежать бесполезно! Еще один шаг --и ты будешь убит! Остановись, говорят тебе! Ирландцу, который кинулся к кобыле Зеба Стумпа,привязанной по ту сторону поляны, пришлось остановиться. -- Поверьте, джентльмены, я совсем не собирался бежать,--произносит он дрожащим голосом при виде свирепых лиц инаведенных на него ружей. -- У меня таких намерений вовсе небыло. Я только хотел... --...сбежать, если тебе удастся. Начал ты неплохо...Сюда, Дик Треси! Свяжи-ка его!.. Помоги ему, Шелтон! Чертпобери, уж больно чудаковат этот простофиля! Вряд ли это тот,которого мы ищем. -- Конечно, нет! Это его слуга. -- Эй, вы там, за хижиной! Не спускайте с нее глаз. Мы егоеще не поймали. Смотрите лучше, чтобы и мышь не проскочила... Атеперь отвечай: кто там внутри? -- Внутри? В хижине, что ли? -- Отвечай, дурак! -- говорит Треси, хлестнув ирландцаверевкой.-- Кто внутри хижины? -- О Господи! Тут уж не до шуток. Ну ладно. Во-первых, мойхозяин... -- Странно... Что это такое? -- спрашивает только чтоподъехавший Вудли Пойндекстер, заметив крапчатого мустанга. --Ведь это... лошадь Луизы? -- Да, это она, дядя,--отвечает Кассий Колхаун, которыйподъезжает вместе с плантатором. -- Кто же привел ее сюда? -- Наверно, сама Лу. -- Что за ерунда! Ты шутишь. Каш? -- Нет, дядя, я говорю совершенно серьезно. -- Ты хочешь сказать, что моя дочь была здесь? -- Была? Она и теперь здесь -- я в этом не сомневаюсь. -- Невозможно! -- Посмотрите-ка туда! Дверь только что взломали. В хижине видна женская фигура. -- Моя дочь! Пойндекстер быстро соскакивает с лошади и поспешнонаправляется к хакале. Колхаун следует за ним. Оба входят вхижину. -- Луиза, что это значит?.. Раненый? Кто это? Генри? Прежде чем ему успевают ответить, плантатор замечает шляпуи плащ Генри. -- Это он! Он жив! Слава Богу! Пойндекстер бросается к постели. Радость его мгновенно угасла. Бледное лицо на подушке --не лицо его сына. Плантатор со стоном отшатнулся. Колхаун, кажется, взволнован не меньше. У него вырываетсякрик ужаса. Съежившись, он потихоньку выходит из хижины. -- О Боже! Что же это? -- шепчет плантатор. -- Что же это?Можешь ли ты мне объяснить, Луиза? -- Нет, отец. Я здесь всего несколько минут. Я нашла егоуже в таком состоянии. Он бредит, ты сам слышишь. -- А... а... Генри? -- Я ничего не узнала. Мистер Джеральд был один, когда явошла. Его слуги не было, он только что вернулся. Я еще неуспела расспросить его. -- Но... но... как ты сюда попала? -- Я не могла оставаться дома. Неизвестность была слишкоммучительна. Подумай -- совсем одна, терзаема мыслью, что мойнесчастный брат... Пойндекстер смотрит на дочь растерянным и все ещевопрошающим взглядом. -- Я подумала, что Генри, может быть, здесь. -- Здесь! Но откуда ты знала об этой хижине? Кто указалтебе дорогу? Ты ведь здесь одна! -- Я знала дорогу. Ты помнишь день охоты, когда меня понесмустанг? На обратном пути мистер Джеральд показал мне, где онживет. И я решила, что смогу снова отыскать это место. К недоумению Пойндекстера примешивается новое чувство: онугрюмо хмурится. Но что его встревожило, он не говорит. -- Это был неосмотрительный поступок, дочь моя,легкомысленный и даже опасный. Ты вела себя, как глупаядевчонка. Уезжай, скорее уезжай! Здесь не место для девушки.Садись на свою лошадь и возвращайся домой. Тебя кто-нибудьпроводит. Ты можешь увидеть здесь неподходящие для тебя вещи.Ну, иди же! Отец выходит из хижины, дочь следует за ним с явнойнеохотой. Так же неохотно она подходит к лошади. Всадники уже спешились и толпятся на поляне перед хижиной.Здесь собрались все. Колхаун рассказал им о положении дел. Вчасовых нет необходимости. Они стоят кучками; некоторые молчат, другие разговаривают.Многие толпятся около Фелима, который лежит на земле связанный.Его расспрашивают, но, кажется, не особенно ему верят. При появлении отца с дочерью все поворачиваются в ихсторону, но молчат, хотя сгорают от нетерпения узнать, что жепроисходит. Большинство из них знают девушку в лицо. Всем известно ееимя, многие слышали о ее красоте. Все удивлены, больше того --поражены, увидев ее здесь. Сестра убитого в доме убийцы! Теперь больше чем когда-либо все они убеждены, чтовиновник преступления -- мустангер. Колхаун рассказал о шляпе иплаще, найденных в хакале, и о самом убийце, раненном всмертельной схватке. Но почему же Луиза Пойндекстер здесь и одна? Почему ее несопровождает ни слуга, ни кто-нибудь из родственников? Оназдесь гостья -- так, по крайней мере, это выглядит. Ее двоюродный брат ничего не объясняет -- должно быть, онне может объяснить. А отец -- может ли он? Судя по егосмущенному лицу -- вряд ли. В толпе начинают шептаться, но ни одна догадка невысказывается вслух. Даже эти грубые люди боятся оскорбитьотцовские чувства, и все терпеливо ждут объяснений. -- Садись на лошадь, Луиза. Мистер Янси проводит тебядомой. Молодой плантатор, к которому обращаются с этой просьбой,очень обрадован. Он -- один из тех, кто особенно завидуетмнимому счастью Кассия Колхауна. -- Но, отец,-- возражает девушка,-- почему мне неподождать тебя? Ведь ты же долго здесь не останешься? Янси начинает беспокоиться. -- Я так хочу, Луиза, и этого достаточно. Луиза подчиняется -- правда, очень неохотно и даже непытаясь скрыть свое недовольство от любопытных зрителей. Наконец они уезжают; молодой плантатор едет впереди, Луизамедленно следует за ним. Янси едва сдерживает свою радость, она-- свою печаль. Янси скорее огорчен, чем обижен грустным настроением своейспутницы. Ведь у нее такое горе! Но он ошибается, полагая, что знает его причину. Если быон посмотрел внимательнее в глаза Луизы Пойндекстер, то прочелбы в них страх перед будущим, а не печаль о прошлом. Они едут между деревьями, но до них еще доносятся голоса споляны. Вдруг лицо креолки проясняется -- оно словно озаряетсякакой-то радостной мыслью или, быть может, надеждой. Луиза в задумчивости останавливает лошадь. Ее спутниквынужден сделать то же. -- Мистер Янси,-- говорит девушка после некоторогомолчания, -- у моего седла ослабла подпруга. Мне неудобносидеть. Будьте добры, подтяните ее. Янси соскакивает с лошади и проверяет подпругу. Емукажется, что туже затягивать ее незачем. Но он этого неговорит, растягивает пряжку и начинает изо всех сил затягиватьремень. -- Погодите,-- говорит всадница.-- Дайте я сойду, вамбудет удобнее. Не дожидаясь помощи, Луиза соскакивает на землю истановится около мустанга. Молодой человек продолжает изо всей силы затягиватьремень. После продолжительных усилий, весь красный отнапряжения, он наконец застегивает ремень на следующую дырочку. -- Теперь, мисс Пойндекстер, мне кажется, все хорошо. -- Да, так будет хорошо,-- отвечает она, положив руку наседло и подергав его. -- По правде сказать, жаль уезжать отсюдатак скоро. Я только что сюда приехала и мчалась во весь опор;моя бедная Луна еще не успела отдышаться. Давайте остановимсяздесь ненадолго, а она тем временем отдохнет. Ведь жестокозаставлять ее скакать обратно без передышки. -- Но ваш отец... его желание было, чтобы вы... -- Чтобы я сейчас же вернулась домой? Пустяки. Ему простоне хотелось, чтобы я оставалась среди этой грубой толпы. Вот ивсе. Теперь, раз я уехала с поляны, он не будет ничего иметьпротив нашей задержки... Как здесь красиво! И так прохладно втени деревьев! А в прерии солнечный зной нестерпим. Побудемздесь немного и дадим Луне отдохнуть... Ах, мистер Янси,посмотрите, какие красивые рыбки в реке! Вон там, видите, ссеребристой чешуей? Молодой плантатор польщен. Почему его прелестная спутницазахотела побыть с ним? Ему кажется, что он знает ответ на этотвопрос. Он не заставляет себя долго упрашивать: -- Приказывайте, мисс Пойндекстер. Я с радостью побудуздесь, сколько вам захочется. -- Только до тех пор, пока Луна отдохнет. Я едва успеласойти с лошади, когда подъехал ваш отряд. Посмотрите на Луну --бедняжка все еще тяжело дышит после долгой скачки. Янси совершенно безразлично, как дышит крапчатый мустанг,но он рад исполнить малейшее желание своей спутницы. Они останавливаются на берегу ручья. Молодой плантатор немного удивлен, заметив, что егоспутница совсем не обращает внимания ни на рыбок, ни накрапчатого мустанга; это только радовало бы его, если бы онабыла внимательнее к нему. Однако Луиза не смотрит на него и неслушает его слов. Ее глаза устремлены в пространство, а слухнапряженно ловит каждый звук, доносящийся с поляны. И Янси тоже невольно прислушивается к голосам. Он знает,что около хижины начинается суд Линча с "регулярниками" в ролиприсяжных. Из-за деревьев доносятся возбужденные голоса. В них звучитжестокая решимость. Оба прислушиваются; молодая креолка -- как трагическаяактриса за кулисами театра, ожидающая своего выхода. Доносятся речи; можно различить несколько мужских голосов;потом еще один, который говорит дольше других. Луиза узнает этот голос. Это голос ее кузена Кассия: он начем-то гневно настаивает, а потом словно убеждает своихслушателей сделать что-то, чего они не хотят. Но вот он кончил. Тотчас же раздаются бурные возгласыодобрения; один зловещий голос звучит громче других. Прислушиваясь, Янси забывает о присутствии своейпрелестной спутницы. Он вспоминает о ней, только когда видит, что онанеожиданно вскакивает с места и стремительно бежит к хакале.
Глава LXIII. СУД ЛИНЧА
Громкий крик, заставивший молодую креолку так внезапнопокинуть своего спутника, был одновременно и решением присяжныхи приговором. Слово "повесить" звучало у нее в ушах, когда она бросиласьк хижине мустангера. Наблюдая с притворным интересом за игрой серебристыхрыбок, она думала только о том, что в эту минуту происходилоперед хакале. Хотя деревья заслоняли от нее поляну, она знала,кто находится на ней, и могла по доносившимся оттуда словампредставить себе ход событий. Приблизительно в ту минуту, когда она соскочила с лошади,перед хакале разыгралась сцена, которую следует вкратцеописать. Люди, оставшиеся на поляне, уже не стояли отдельнымикучками -- они столпились в круг. В центре толпы возвышалась внушительная фигура начальника"регулярников" и около него три или четыре его помощника; рядомс ними стояли Вудли Пойндекстер и Кассий Колхаун. Последниеприсутствовали, по-видимому, лишь как свидетелиразвертывающейся драмы; решающее слово принадлежало другим. Этобыло судебное разбирательство по обвинению в убийстве -- судЛинча. В качестве судьи выступал начальник "регулярников". Всятолпа, за исключением двух обвиняемых, играла роль присяжных. Обвиняемые -- Морис Джеральд и его слуга Фелим. Они --внутри круга. И тот и другой лежат на траве, связанныесыромятными ремнями по рукам и ногам. Их даже лишиливозможности говорить. Фелима заставили замолчать угрозами, аего хозяин молчит потому, что в рот ему вставили деревянныйкляп. Это сделано для того, чтобы он своим безумным бредом немешал говорить другим. Туго стянутые ремни не могутпарализовать движений больного. Два человека держат Мориса заплечи, третий сидит на его ногах. Только его глаза могутсвободно двигаться; он вращает ими, бросает на свою стражудикие безумные взгляды, которые трудно выдержать. В убийстве обвиняется только один из пленников; другогосчитают просто соучастником, и то под сомнением. Допрашивают одного слугу. Ему предлагают сообщить все, чтоон знает, и все, что он может сказать в свою защиту. Рассказ Фелима слишком неправдоподобен, чтобы ему можнобыло поверить; хотя самое неправдоподобное в нем -- упоминаниео всаднике без головы -- вызывает наименьшие сомнения. Фелим не может объяснить это загадочное явление; егопоказания лишь подтверждают предположение, что этот призраккак-то связан с убийством. Его рассказ об индейцах и схватке сягуаром называют "сплошной выдумкой, сочиненной с целью ввестисуд в заблуждение". Судебное разбирательство длится не больше десяти минут, ноприсяжные уже составили свое мнение. Большинство окончательно убеждаются в том, что ГенриПойндекстер убит и что Морис Джеральд ответствен за его смерть. Каждое обстоятельство, уже ранее известное, вновьобсуждено и взвешено; к ним присоединяются новые улики, толькочто обнаруженные в хакале: там найдены плащ и шляпа. Объяснения Фелима, сбивчивые и нескладные, не внушаютдоверия. Может ли быть иначе? Ведь это вымысел соучастника.Некоторые просто не хотят слушать -- это те, кто кричит внетерпении: "Повесить убийцу!" Должно быть, приговор уже предрешен. На земле лежитверевка с петлей на одном конце. Правда, это только лассо, нодля такой цели оно подходит как нельзя лучше. Горизонтальныйсук растущей вблизи смоковницы вполне может заменить виселицу. Производится опрос присяжных. Восемьдесят из ста заявляют,что Морис Джеральд должен умереть. Его час, по-видимому,пробил... И все же приговор не приводится в исполнение. Лассо лежитв бездействии на траве. Почему все сторонятся этого кожаного ремня, словно онядовитая змея, до которой никто не смеет дотронуться? Большинство высказались за смертный приговор. Некоторыеподкрепили свое решение грубыми ругательствами. Почему жеприговор не приводится в исполнение? Почему? Да потому, что нет полного единодушия. Не всесогласны с приговором. Среди присяжных есть и такие, которые против казни Мориса.Их меньшинство, однако они сказали свое "нет" с не меньшейрешительностью. Из-за этого-то и произошла задержка казни. Среди меньшинства и сам судья -- Сэм Мэнли, начальник"регулярников". Он еще не произнес приговора и даже не принялрешения присяжных. -- Сограждане! --- кричит он толпе, воспользовавшисьмоментом, когда его могут услышать. -- Мне кажется, что у наснет достаточных доказательств. Надо выслушать обвиняемого --конечно, когда он будет в состоянии говорить. Сейчас, как высами видите, допрашивать его бесполезно. Поэтому я предлагаюотложить разбирательство этого дела до... -- Что за смысл откладывать? -- прерывает его громкийпротестующий голос Кассия Колхауна.-- Вам хорошоразглагольствовать, Сэм Мэнли! Но, если бы подло убили вашегодруга, сына или брата, вы рассуждали бы иначе. Что вам ещенужно, чтобы убедиться в виновности этого негодяя?Дополнительные доказательства? -- Вот именно, капитан Колхаун. -- Есть ли они у вас, мистер Кассий Колхаун? -- спрашиваетиз толпы чей-то голос с сильным ирландским акцентом. -- Может быть, и есть. -- Тогда поделитесь с нами. -- Видит Бог, доказательств больше чем достаточно. Дажеприсяжные из его собственных глупых соотечественников... -- Возьмите свои слова обратно! -- кричит тот же голос.--Помните, мистер Колхаун, вы в Техасе, а не на Миссисипи!Упомните это, или ваш язык не доведет вас до добра! -- Я вовсе не хотел кого-нибудь оскорбить,-- говоритКолхаун, стараясь выйти из неприятного положения, в котороепопал из-за своей антипатии к ирландцам, -- даже англичанина,если здесь есть англичане. -- Это -- дело другое! -- отвечает несколько успокоенныйирландец. -- Итак, я говорил, что доказательств достаточно, дажебольше, чем надо. Но, если вам их мало, я могу представить идругие. -- Давайте выкладывайте! -- кричат несколько десятковголосов, потому что Колхаун, кажется, все еще колеблется. -- Джентльмены! -- говорит наконец Колхаун, обращаясь ктолпе, как будто он собирается произнести речь. -- То, что яскажу сейчас, я мог бы сказать вам давно. Но я надеялся, чтоэто не понадобится. Вы все хорошо знаете, что произошло междуэтим человеком и мной, и я не хотел, чтобы меня сочлизлопамятным. Я не таков. И если бы я не был уверен, что именноон совершил убийство, так же как уверен в том, что моя голова уменя на плечах... Колхаун начинает запинаться, видя, что невольносорвавшаяся фраза произвела странное впечатление на окружающих;да и ему самому становится не по себе. -- Если бы,-- продолжает он,-- я не был в этом уверен, яничего не сказал бы о том, что видел или, вернее, слышал --ведь дело было ночью. -- Что же вы слышали, мистер Колхаун? -- спрашивает СэмМэнли, возвращаясь к обязанностям судьи. -- Ваша ссора собвиняемым, о которой, мне кажется, все присутствующие знают,не имеет никакого отношения к вашим показаниям. Никто несобирается обвинить вас из-за этого в лжесвидетельстве.Пожалуйста, продолжайте. Что вы слышали, когда и где? -- Начну с указания времени. Это было в ту ночь, когдапропал мой двоюродный брат, но, понятно, мы не обнаружили этогодо утра. В ночь на среду. -- В ночь на среду? Дальше. -- Я уже пошел к себе в комнату: я думал, что и Генрипошел в свою. Было нестерпимо жарко, одолевали москиты, спатьбыло невозможно. Я встал, зажег сигару, покурил немного вкомнате, но потом решил выйти на крышу. Вы, наверно, знаете,что на старой асиенде плоская крыша? Вот я и пошел туда, чтобыпобыть на свежем воздухе. Это было около полуночи или немногораньше -- точно не могу сказать, так как я довольно долговорочался на постели и не следил за временем. Только я успелвыкурить сигару и уже хотел было достать другую, как услыхал состороны реки голоса. Два голоса. Они доносились с того берега-- как мне показалось, с дороги, ведущей в поселок. Я, наверно,не услышал бы их и не смог бы отличить один от другого, если быони говорили спокойно. Но это был громкий, раздраженныйразговор; ясно было, что происходит ссора. Я подумал, что этопьяницы, возвращающиеся из бара Обердофера, и перестал обращатьна них внимание. Однако, прислушиваясь, я узнал один изголосов, а затем другой. Первый был голос моего двоюродногобрата Генри, второй -- вот этого человека, убийцы... -- Продолжайте, мистер Колхаун. Мы хотим сначала выслушатьваши показания, а свое мнение вы выскажете потом. -- Вы понимаете, джентльмены, что я был немало удивлен,услышав голос моего двоюродного брата: я думал, что он давноуже спит. Однако я был уверен, что это именно он, и даже непошел в его комнату проверить. Не менее ясно было для меня ито, что вторым из споривших был этот мустангер. Мне показалосьособенно странным, что Генри, против обыкновения, вышел в такойпоздний час. Но факт оставался фактом, ошибки тут быть немогло. Я стал прислушиваться, чтобы узнать, о чем они спорят.Голоса доносились слабо, и я не мог понять, о чем они говорили.Мне удалось разобрать только, что Генри ругает мустангера,словно тот оскорбил его первым, потом отчетливо донеслисьугрозы мустангера. Каждый громко назвал другого по имени, и тутуж у меня не осталось никаких сомнений, что это именно они. Мнеследовало бы пойти туда и выяснить, в чем дело, но я был вночных туфлях; и, пока я надевал сапоги, все уже стихло. Я ждалГенри около получаса, но он не возвращался. Тогда я решил, чтоон отправился в бар, где мог встретить знакомых из форта ипросидеть долго, и лег спать... Итак, джентльмены, я рассказалвам все, что знаю. Бедный Генри не вернулся в Каса-дель-Корво:никогда больше он не ложился в свою постель. Его постелью в туночь была прерия или заросли, а где именно -- знает только этотчеловек! Драматическим жестом он указал на мустангера. А тот толькоповел дикими, блуждающими глазами, проявляя полное безразличиек ужасному обвинению и не чувствуя на себе гневных взглядов,обращенных на него со всех сторон. Обстоятельная речь Колхауна произвела впечатление. Никтобольше не сомневался в том, что мустангер виновен. Последовалновый взрыв негодования. -- Повесить! Повесить! -- кричат со всех сторон. Даже сам судья, кажется, начинает колебаться. Возражающихстановится еще меньше. Уже не восемьдесят, а девяносто из стаповторяют роковое требование. Волна озлобленных голосовзаглушает более спокойные. По толпе проходит движение. Напряжение растет, скоро онодостигает предела. Какой-то негодяй кидается к веревке. Он только что отошелот Колхауна, пошептавшись с ним, хотя этого никто не заметил.Он берет лассо, наклоняется и быстро надевает петлю на шеюпо-прежнему ничего не сознающему осужденному. Никто не вмешивается. У этого человека за поясом торчаткинжал и револьверы, и ему предоставлена свобода действий; унего нашлись и помощники из таких же негодяев, как и он, -- изтех, кто только что стерег пленника. Остальные спокойно стоят и смотрят на происходящее --большинство с немым одобрением, некоторые же даже подбадриваютпалачей злобными возгласами: "Вздерни его! Вешай!" Некоторые ошеломлены; несколько человек жалеют мустангера,но никто не осмеливается встать на его защиту. На его шею накинута петля. Другой конец веревки ужезаброшен на сук... Скоро Морис Джеральд расстанется с жизнью!
Воспользуйтесь поиском по сайту:
