Глава lXVI. Преследуемая команчами
Это Исидора появилась так неожиданно и так странно. Чтозаставило ее вернуться? И почему она скакала таким бешенымгалопом? Чтобы объяснить это, мы должны вернуться к ее мрачнымразмышлениям, которые были прерваны встречей с техасцами. Когда Исидора галопом удалялась от берегов Аламо, она и недумала оглядываться, чтобы проверить, следует ли за нейкто-нибудь. Поглощенная мрачными мыслями о мести, онапродолжала свой путь и ни разу не обернулась. То, что Луиза Пойндекстер как будто тоже собираласьпокинуть хакале, мало утешало мексиканку. С женскойпроницательностью она угадывала причину, но сама-то она слишкомхорошо знала, что это лишь недоразумение. И Исидоразлорадствовала при мысли, что ее соперница, не зная своегосчастья, страдает так же, как и она сама. Кроме того, у нее появилась надежда, что все случившеесяможет оттолкнуть сердце гордой креолки от человека, к которомуона снизошла, но это была слабая, шаткая надежда. Пособственному опыту она знала, что для любви не существуетсословных преград. Она сама была тому примером. Но Исидоранадеялась, что их встреча в хакале причинила боль ненавистнойсопернице и может разрушить ее счастье. Мексиканка с мрачной радостью думала об этом, когдавстретила отряд. Когда она повернула обратно вместе с ними, настроение ееизменилось. Луиза должна была возвращаться той же дорогой, чтои она. Но на тропе никого не было видно. Креолка, наверно, передумала и осталась в хижине и,возможно, сейчас ухаживает за больным, о чем так мечтала самаИсидора. Теперь мексиканка утешала себя мыслью, что уже близкаминута, когда она опозорит соперницу, отнявшую ее счастье. Вопросы, которые задавали ей Пойндекстер и его спутники,многое объяснили Исидоре, и все стало окончательно ясно послерасспросов Колхауна. Когда отряд удалился, она некоторое времяоставалась на опушке зарослей, колеблясь, ехать ли ей на Леонуили вернуться к хакале и самой быть свидетельницей той бурнойсцены, которая благодаря ее содействию должна была тамразыграться. Исидора на опушке зарослей, в тени деревьев. Она сидит насерой лошади; ноздри мустанга раздуваются, он косит испуганнымглазом вслед только что уехавшему отряду, который догоняетодинокий всадник. Мустанг, быть может, недоумевает, почему емуприходится сказать то туда, то обратно; впрочем, он привык ккапризам своей хозяйки. И она смотрит в ту же сторону -- на вершину кипариса,поднимающуюся над обрывом долины Аламо. Она видит, как отряд спускается в лощину и последним --человек, который так подробно расспрашивал ее. Когда его головаскрывается за краем обрыва, Исидоре кажется, что она осталасьодна среди этих просторов. Но она ошибается. Некоторое время она в нерешительности остается на месте. Вряд ли можно позавидовать ее мыслям. Может быть, она ужеотомщена, но это ее не радует. Пусть она унизила соперницу,которую ненавидит, но ведь она, быть может, погубила человека,которого любит. Несмотря на все, что произошло, она по-прежнемулюбит его. -- Пресвятая Дева! -- шепчет она в лихорадочной тревоге.-- Что я сделала? Если только эти свирепые судьи признают еговиновным, чем это кончится? Его смертью! Пресвятая Дева, я нехочу этого! Только не от их руки! Нет-нет! Какие у нихжестокие, суровые лица! Когда я показала им дорогу, как быстробросились они вперед, сразу позабыв обо мне! Они уже заранеерешили, что дон Морисио должен умереть. Он здесь всем чужой,уроженец другой страны. Один, без друзей, окруженный тольковрагами... Что мне пришло в голову! Тот, который последнимостановил меня, -- не двоюродный ли брат убитого? Теперь японимаю, почему он меня расспрашивал. Его сердце жаждало мщения-- так же как и мое... Взор девушки блуждает по прерии. Серый мустанг по-прежнемунеспокоен, хотя отряд уже давно исчез из виду. Он чувствует,что его всадница чем-то встревожена. Конь первый замечаетопасность -- он вдруг тихонько ржет и поворачивает голову всторону зарослей, как будто указывая, что враги приближаютсяоттуда. Кто же это? Обеспокоенная поведением мустанга, Исидора тожеоборачивается и всматривается в тропинку, по которой только чтопроехала. Это дорога на Леону. Она видна только на двестиярдов, и затем ее заслоняет кустарник. На нем никого не видно,кроме двух или трех тощих койотов, которые жмутся в тенидеревьев, обнюхивая следы лошадей, надеясь найти что-нибудьсъедобное. Нет, не они встревожили серого коня. Он видит их, ночто из этого? Волк прерий для него -- слишком обычное зрелище.Он почуял или услышал что-то другое. Исидора прислушивается, но пока нет ничего тревожного.Отрывисто лает койот -- это тоже не страшно, особенно средибела дня. Больше она ничего не слышит. Ее мысли снова возвращаются к техасцам. И особенно к тому,кто последним оставил ее. Она задумывается, зачем он такподробно ее расспрашивал, но конь прерывает ее размышления.Почему же ее мустанг проявляет нетерпение, не хочет стоять наместе, храпит и, наконец, ржет громче, чем раньше? На этот раз ему отвечает ржание нескольких лошадей,которые, по-видимому, скачут по дороге, но пока они все ещескрыты зарослями. Тут же доносится их топот. Потом снова все затихает. Лошади либо остановились, либопошли шагом. Исидора предполагает первое. Она думает, что всадникиостановили лошадей, услышав ржание ее коня. Она успокаивает егои прислушивается. Из зарослей долетает какой-то слабый гул.Можно различить несколько приглушенных мужских голосов. Вскоре они замолкают, и в зарослях опять воцаряетсятишина. Всадники, кто бы они ни были, наверно, остановились внерешительности. Исидору это не удивляет и не тревожит. Кто-нибудь едет на Рио-Гранде или, быть может, этоотставшие всадники отряда техасцев. Они услышали ржание лошадейи остановились -- наверно, из осторожности; это понятно:известно, что индейцы сейчас на тропе войны. Вполне естественно, что и ей надо быть осторожной, кто быни были эти неизвестные всадники. С этой мыслью Исидора тихоотъезжает в сторону и останавливается под прикрытием акации.Здесь она опять прислушивается. Вскоре она замечает, чтовсадники приближаются к ней, но не по дороге, а через чащузарослей. Кажется, они разделились и стараются ее окружить. Онадогадывается об этом потому, что тихий топот копыт доносится сразных сторон; всадники сохраняют глубокое молчание --это либопредосторожность, либо хитрость. Нет ли у них враждебныхнамерений? Быть может, они тоже заметили ее, услышали ржание еемустанга? Они, должно быть, окружают, чтобы наверняка захватитьее. Откуда ей знать, какие у них намерения? У нее есть враги, и особенно опасен один из них -- донМигуэль Диас. Кроме того, и команчей всегда следует опасаться,тем более что они на тропе войны. Исидору охватывает тревога. До сих пор она была спокойна,но теперь поведение всадников кажется ей подозрительным. Будьэто обыкновенные путники, они продолжали бы ехать по дороге, ане подкрадывались бы через заросли. Она осматривает место, в котором притаилась: легкаяперистая листва акации не скроет ее, если они проедут близко. По топоту копыт ясно, что всадники приближаются. Сейчасони ее увидят... Исидора шпорит лошадь, выезжает из зарослей и мчится пооткрытой прерии к Аламо. Она решила отъехать на двести -- триста ярдов, чтобы ее немогли достать ни стрела, ни пуля, и тогда остановиться, чтобыузнать, кто приближается -- друзья или враги. И, если это окажутся враги, она положится на своегобыстроногого мустанга, который примчит ее под защиту техасцев. Но она не останавливается: всадники вырываются иззарослей; они показались в разных местах, но все мчатся прямо кней. Обернувшись, она видит бронзовую кожу полуобнаженных тел,военную раскраску на лицах и огненные перья в волосах. -- Индейцы...-- шепчет мексиканка, еще сильнее шпорит коняи во весь опор мчится к кипарису. Быстрый взгляд через плечо убеждает ее, что за нейгонятся, хотя она и так уже знает это. Они уже близко --настолько близко, что, вопреки своему обычаю, не оглашаютвоздух военным кличем. Их молчание свидетельствует о том, что они хотят взять еев плен и договорились об этом заранее. До сих пор Исидора почти не боялась встречи с индейцами. Втечение ряда лет они жили в мире как с техасцами, так и смексиканцами. Но теперь перемирие кончилось. Исидоре грозитсмерть. Вперед по открытой равнине мчится Исидора; восклицаниями,хлыстом, шпорами гонит она своего коня. Слышен только ее голос. Те, кто гонится за ней, безмолвны,как призраки. Она оглядывается второй раз. Их всего только четверо; ночетверо против одного -- это слишком много, и особенно противодной женщины. Единственная надежда -- техасцы. Исидора мчится к кипарису.
Глава LXVII. ИНДЕЙЦЫ
Всадница, преследуемая индейцами, уже на расстояниитрехсот ярдов от края обрыва, над которым возвышается кипарис. Она снова оглядывается. "Я пропала! Спасенья нет!" Индеец, скачущий впереди, снимает лассо с луки седла ивертит им над головой. Прежде чем девущка достигнет лощины, петля лассо обовьетсявокруг ее шеи. И тогда... Вдруг счастливая мысль осеняет Исидору. До спуска еще далеко, но обрыв рядом. Она вспоминает, чтоон виден из хижины. Всадница быстро дергает поводья и резко меняетнаправление; вместо того чтобы ехать к кипарису, она скачетпрямо к обрыву. Ее преследователи озадачены и в то же время рады -- онихорошо знают местность и теперь уверены, что девушка от них неускользнет. Главарь снова берется за лассо, не не бросает его, так какуверен в успехе, -- Карамба! -- бормочет он. -- Еще немного -- и онасорвется в пропасть! Но он ошибается: Исидора не срывается в пропасть. Онаснова резко дергает поводья, делает еще один быстрый поворот ивот уже мчится вдоль обрыва настолько близко к самому краю, чтопривлекает внимание техасцев; тогда-то Зеб и восклицает вволнении: "Иосафат!" И, словно в ответ на это восклицание старого охотника или,вернее, на следующий за ним вопрос, до них доносится криксмелой всадницы: -- Индейцы! Индейцы! Тот, кто пробыл хотя бы три дня в южном Техасе, понималэти слова, на каком бы языке они ни были произнесены. Этосигнал тревоги, который вот уже в течение трехсот лет раздаетсяна протяжении трех тысяч миль пограничной полосы на трех разныхязыках -- французском, испанском и английском. "Les Indiens!","Los Indios!", "The Indians!" Только глухой или очень глупый человек не понял бы этихслов, не почувствовал бы скрывающейся за ними опасности. Для тех, кто стоит внизу у дверей хакале и слышит этотвозглас, перевода не требуется. Они сразу поняли, что женщину,у которой вырвался этот крик, преследуют индейцы. Едва успели они осознать это, как до них снова донесся тотже голос: -- Техасцы! Друзья! Спасите! Спасите! Меня преследуютиндейцы! Они совсем близко! Хотя она и продолжает кричать, но различить ее слов уженельзя. Но больше и нет нужды объяснять, что происходит наверхней равнине. Вслед за всадницей в просвете между вершинами деревьевпоявляется мчащийся бешеным галопом индеец. На фоне синего небачетко вырисовывается его силуэт. Как пращу, кружит он петлю лассо над своей головой. Он такпоглощен преследованием, что, кажется, не обратил внимания наслова девушки, -- ведь, когда она звала техасцев на помощь, онане задержала коня. Он мог подумать, что эти слова обращены кнему, что это ее последняя мольба о пощаде, произнесенная нанепонятном ему языке. Он догадывается, что ошибся, когда снизу доносится резкийтреск ружейного выстрела, а может быть, немного раньше, --когда жгучая боль в руке заставляет его выронить лассо и внедоумении оглянуться вокруг. Он замечает в долине облачко порохового дыма. Одноговзгляда достаточно, чтобы изменить поведение индейца. Он видитсотню вооруженных людей. Его три товарища замечают их одновременно с ним. Точно сговорившись, все четверо поворачивают лошадей имчатся прочь с такой же быстротой, с какой прискакали сюда. -- Какая досада! -- говорит Зеб Стумп, вновь заряжаяружье.-- Если бы ей не грозила смерть, я дал бы им спуститься кнам. Попадись они в плен, мы могли бы кое-что узнатьотносительно нашего загадочного дела. Но теперь их уже недогнать. Появление индейцев меняет настроение толпы, находящейсяоколо хижины мустангера. Те, кто считает Мориса Джеральда убийцей, теперь остаютсяв меньшинстве. Наиболее уважаемые из присутствующих думают, чтоoн невиновен. Колхаун и его сообщники уже больше не хозяева положения.По предложению Сэма Мэнли суд откладывается. Очень быстро составляется новый план действий. Обвиняемогоперевезут в поселок, и там будет проведено судебноеразбирательство согласно законам страны. А теперь пора заняться индейцами, так внезапноопрокинувшими все планы и изменившими настроение собравшихся. Преследовать их? Разумеется. Но когда? Сейчас? Осторожность подсказывает, что нет. Видели только четверых, но они могли быть авангардомчетырех сотен. -- Подождем, пока к нам спустится женщина, -- советуеткто-то из более робких.-- Они ведь не преследуют ее больше.Кажется, я слышу топот копыт ее лошади -- наверно, онаспускается по склону. Она должна хорошо знать дорогу -- ведьона же сама нам ее указала. Этот совет кажется разумным большинству из присутствующих.Они не трусы. Однако лишь некоторые из них участвовали внастоящих схватках с индейцами; многие вообще видели только техиндейцев, которые приезжали торговать в форт. Итак, предложение принято. Все ждут Исидору. Все уже околосвоих лошадей. Некоторые прячутся за деревьями, опасаясь, чтовместе с мексиканкой или вслед за ней может появиться отрядкоманчей. Тем временем Зеб Стумп вынимает кляп изо рта временнопомилованного пленника и развязывает туго затянутую веревку. Луиза с напряженным вниманием следит за ним, но она непомогает ему. Она уже сделала все, что могла, -- быть может,слишком открыто. Она больше не хочет привлекать к себевнимание. Но где же племянница дона Сильвио Мартинеса? Ее все еще нет. Не слышно больше стука копыт ее лошади. Унее было достаточно -- более чем достаточно -- времени, чтобыдоскакать до хакале. Это вызывает удивление, тревогу, страх. На многих мексиканка произвела сильное впечатление, это инеудивительно: в толпе есть и ее старые поклонники, и те, ктоувидел ее впервые. Неужели ее захватили в плен? Этот вопрос возникает у всех, но никто не может на негоответить. Техасцы чувствуют упреки совести. Ведь это к ихблагородству и мужеству взывала девушка: "Техасцы! Друзья!Спасите!" Неужели же эта красавица в плену у дикарей? Они напряженно прислушиваются; у многих сердце сжимаетсяот тревоги. Но ничего не слышно. Ни топота копыт, ни женского голоса-- ничего, кроме звяканья уздечек их собственных лошадей. Неужели ее захватили в плен? Весь гнев, скопившийся в их груди, направлен теперь не намустангера, а на исконных врагов. Наиболее молодые и пылкие не могут больше пребывать внеизвестности; они вскакивают в седла и громогласно объявляют освоем решении отыскать девушку, спасти ее или погибнуть. Кто станет возражать им? Те, кто преследовал девушку,могут оказаться теми, кого они разыскивают, -- убийцами ГенриПойндекстера. Никто их не останавливает. Они отправляются искать Исидору-- преследовать разбойников прерий. Возле хижины остаются немногие; среди них Зеб Стумп. Старый охотник не высказал своего мнения, стоит липреследовать индейцев: он промолчал. Кажется, что егоединственная забота -- помочь больному, который все еще безсознания и которого все еще стерегут "регулярники". Но не только Зеб остается верен мустангеру в егонесчастье. Ему верны еще двое. Прелестная девушка по-прежнемуне спускает с него глаз, хотя и принуждена скрывать своегорячее участие. Второй -- неуклюжий, забавный человек уизголовья больного, которого он называет мастером Морисом: этоФелим. Все это время он просидел, прячась в густой листверазвесистого дуба, молча наблюдая за всем происходящим.Изменение обстановки позволило ему наконец без риска спуститьсяна землю, и он начинает ухаживать за хозяином, вместе с которымпересек Атлантический океан. Дальнейшие события будут развиваться уже далеко от береговАламо. Через час хижина опустеет, и Морису-мустангеру, бытьможет, никогда уже не придется жить под ее гостеприимнымкровом.
Воспользуйтесь поиском по сайту: