 |
КТО ВЕДЁТ СЕБЯ КАК СЛЕДУЕТ». Л.H. Толстой.
|
|
|
|
__________________
«ХРАБРЫЙ ТОТ,
КТО ВЕДЁТ СЕБЯ КАК СЛЕДУЕТ»
Что кляузы писать?
Гуляй лучше, будь молодец!
Л. Толстой
В чём только не обвиняли Толстого критики, современники, журналисты — но ни один зоил не осмелился упрекнуть его в трусости, малодушии, чрезмерной осторожности. И в жизни, и в писаниях своих Толстой не боялся говорить, что думает, поступать, как велит совесть, а иной раз, словно из какой-то юношеской неуступчивости, говорил и поступал всем наперекор. Кроме того ему было в высшей степени свойственно то, что называли в то время «молодечеством».
На молодого Толстого часто «находил стих», и он мог, например, приехав со своим приятелем прокурором А. С. Оголиным в гости к мужу своей тётки Пелагеи Ильиничны Владимиру Ивановичу Юшкову и доложив о приезде, тут же поспорить, кто первый залезет на берёзу. «Когда Владимир Иванович вышел и увидал прокурора, лезущего на дерево, он долго не мог опомниться» (34, 399), — вспоминал об этом сам Толстой впоследствии. Этому же приятелю Оголину Толстой однажды написал забавное шуточное послание, где упомянул Зинаиду Молоствову, в которую в молодости был влюблён.
Господин
Оголин,
Поспешите
Напишите
Про всех вас
На Кавказ
И здорова ль
Молоствова.
Одолжите
Льва Толстова (59, 101).
Разумеется, нагловатая шаловливость молодого Толстого сочеталась с робостью — явление, хорошо известное современной нам психологической науке. В юности он был застенчив, считал себя некрасивым и даже «преувеличивал свою некрасивость», как утверждала его сестра Мария. Задумав сделать предложение Соне Берс, он долго не решался, носил письмо-признание в кармане, советовал самому себе в дневнике: «Не суйся туда, где молодость, поэзия и любовь». И незадолго до признания, 10 сентября 1862 г., записал: «Господи! помоги мне, научи меня. — Опять бессонная и мучительная ночь, я чувствую, я, который смеюсь над страданиями влюбленных. Чему посмеёшься, тому и послужишь». Всё же решившись сделать предложение, он настоял на том, чтобы свадьба была через неделю. Может быть, боялся передумать, зная свой противоречивый характер?
|
|
|
Об одной из ребячливых проделок молодого и влюбленного Толстого не без удовольствия вспоминает Софья Андреевна в книге «Моя жизнь»: «Помню раз, мы были очень веселы и в игривом настроении. Я всё говорила одну и ту же глупость: “Когда я буду Государыней, я сделаю то-то” <... > Я села в кабриолет и кричу: “Когда я буду Государыней, я буду кататься в таких кабриолетах”. Лев Николаевич схватил оглобли и вместо лошади рысью повёз меня, говоря: “Вот я буду катать свою Государыню”. Какой он был сильный и здоровый, доказывает этот эпизод» (Толстая С. А. Моя жизнь. М., 2014. Том 1. – С. 59 – 60).
Л. H. Толстой.
Фотография М. Абади. Фирма «Шерер, Набгольц и К°». 1854. Москва
Софья Андреевна не преувеличивала, Толстой действительно всю свою жизнь старался, как сказали бы теперь, «быть в форме». Он неплохо катался на коньках (как его Константин Левин), с юности любил верховую езду и турник, причём выполнял на нём сложнейшие упражнения, а на лошади до преклонных лет ездил быстро, перескакивая овраги и не замечая, как ветки хлещут его по лицу, так, что спутники едва поспевали за ним. Толстой был очень азартен, боролся с этим всю юность и всё равно дорого –потерей денег за проданный на своз осенью 1854 г. отчий дом – заплатил за свою азартность. Правда, если быть точной, потерял Толстой из-за карточного проигрыша лишь деньги, вырученные за дом: сам дом был продан раньше и по причине иных денежных нужд молодого Льва, в числе которых был не одобренный царём проект либерального военного журнала. Потеряв надежду вложить денежку в журнал – Толстой и продулся в карты…
|
|
|
Есть воспоминание полковника П. Н. Глебова в его «Записках» о пребывании Толстого в Севастопольском гарнизоне. «... Толстой порывается понюхать пороха, но только налётом, партизаном, устраняя от себя трудности и лишения, сопряженные с войною. Он разъезжает по разным местам туристом, но как только заслышит где выстрел, тотчас же явится на поле брани; кончилось сражение, — он снова уезжает по своему произволу, куда глаза глядят. Не всякому удастся воевать таким приятным образом» (Глебов П. Н. Из “Дневниковых записей” // Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2-х тт. Т. 1. М., 1978. С. 66). Глебов как истинный военный критикует некоторую безалаберность «башибузука» Толстого и его своенравие, не представляя, в какие литературные шедевры выльется этот «произвол» писателя. Важно не забывать также, что Толстой сам решил поехать в Севастополь и сам дважды подавал рапорт о переводе в крымскую армию, хотя мог бы это время «пересидеть» на Кавказе, где было безопаснее.
Толстой любил грубоватый солдатский юмор. В черновиках у него есть немало набросков солдатских разговоров, из которых хочется привести хотя бы один (с сохранением орфографических особенностей наброска):
«Разговор духовно-поэтический — о мертвецах — о 24-м — о политике — этнография и география — шуточный с Васиным. — Волков молодой розовый солдатик с височками Александр I, — Я нынче сон видал, будто меня мать кашей кормила.
Кузьмин бакенбардист, 1-ый №. И что ни приснится! другой раз летаешь. Волков. И так будто хорошо, выше хат, меня раз за ногу поймал солдат Мельников, а то офицер что-то хотел надо мной сделать, я взял и улетел от него. —
Абросимов. И что это такое значит, братцы мои, что летаешь?
3-й. Душа летает —
4-й. Да, это точно.
Молчание.
Молодой и красивый солдат с немного жидовской физиономией. Куда же она летаит? —
3-й. Известно в кабак. Куда больше» (4, 297).
С таким же сочувствующим юмором описано ухаживание солдат за «прекрасной докторшей» в «Войне и мире». «Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
|
|
|
— Да ведь вы без сахара? — сказала она, всё улыбаясь, как будто всё, что ни говорила она и всё, что ни говорили другие, было очень смешно и имело ещё другое значение.
— Да мне не сахар, мне только чтоб вы помешали своею ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто-то.
— Вы пальчиком, Марья Генриховна, — сказал Ростов, — ещё приятнее будет.
— Горячо! — сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришёл к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
— Это моя чашка, — говорил он. — Только вложите пальчик, всё выпью».
Толстой, сам служивший, хорошо знал этот особый солдатский смех, усиливающийся перед лицом опасности, — смех, который может в любую минуту стать последним. Молодой Толстой написал целую песню, снискавшую невероятную популярность в офицерской среде. Называется она «Песня про сражение на р. Чёрной 4 августа 1855 г. » Вот отрывок из нее:
Собирались на советы
Всё большие эполеты,
Даже Плац-бек-Кок
Полицмейстер Плац-бек-Кок
Никак выдумать не мог,
Что ему сказать.
Долго думали, гадали,
Топографы всё писали
На большом листу
Гладко вписано в бумаге,
Да забыли про овраги,
А по ним ходить...
Даже через много лет, после «духовного перелома», когда Толстой-христианин будет выступать против любой войны и участия в ней кого бы то ни было (см., например, его статью «Одумайтесь! »), он однажды признается в дневнике от 7 марта 1904 года, что во сне «он часто видит себя военным... ».
«Сдача Порт-Артура огорчила меня, мне больно, — писал он в дневнике от 31 декабря 1904 года. — Это патриотизм. Я воспитан в нём и не свободен от него так же, как не свободен от эгоизма личного, от эгоизма семейного, даже аристократического, и от патриотизма». Эту же мысль он повторяет в феврале 1905 года в интервью испанскому журналисту Л. Мороту: «Совершенного человека ещё нет. Я, говорящий вам против войны, на которую я смотрю, как на ужасное бедствие, я почти рыдал при известии о сдаче Порт-Артура... »
|
|
|
