 |
Заседание 5 июня (вечернее). Заседание 6 июня (утреннее)
|
|
|
|
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (ЧХЕИДЗЕ). Объявляю заседание открытым.
КРУТИСКИЙ. Товарищи, сегодня годовщина кронштадтского восстания. [37] В этот день партия социалистов-революционеров предлагает почтить память бывших героев этого восстания. (Все встают. )
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Предлагаю выслушать приветствия. Слово принадлежит представителю русских войск во Франции.
ДЕРЖАВИН. Товарищи, делегаты русских войск во Франции, [38] солдаты и офицеры, горячо приветствуют Всероссийский Съезд Советов Р. и С. Д.
„Мы верим, что Всероссийский Съезд создаст в стране одно настроение, одну волю, которая укрепит авторитет Временного Правительства, чтобы оно могло через скорейший созыв Учредительного Собрания привести страну к демократической республике, с честью выйдя из экономического и финансового кризиса. Мы верим, что Всероссийский Съезд поддержит стремления Временного Правительства поднять боеспособность армии, чтобы быть готовым ко всяким возможностям, если международный пролетариат своими сидами не сможет прекратить мировой бойни. Русские войска во Франции готовы своей кровью запечатлеть свою преданность Совету С. и Р. Д. и Временному Правительству, действующему в согласии с волею Совета. Делегаты русских войск во Франции» (подписи).
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Предлагаю выслушать ряд приветственных телеграмм. (Оглашаются приветственные телеграммы. )
Я должен сделать заявление о том, что очень часто приходилось отступать от регламента, и чем дальше подвергались вопросы обсуждению, тем это нарушение приходилось все чаще и чаще делать. Президиум находит, что это в высшей степени нецелесообразно в виду экономии времени, которым мы не особенно много располагаем. Поэтому от имени президиума я прошу строго держаться пределов регламента и отступления от него не делать. (Аплодисменты. ) Должен сказать затем следующее: внеочередные заявления могут быть оглашены лишь после того, как будут обсуждены в президиуме, а не раньше.
|
|
|
Товарищи, приветствие желает сделать представитель Крестьянского Союза. (Аплодисменты. )
АВКСЕНТЬЕВ. Товарищи. Я делегирован -сюда как председатель Исполнительного Комитета Всероссийского Совета Кр. Д. (Аплодисменты), чтобы приветствовать этот Съезд Советов Р. и С. Д. [39] Товарищи, вам всем, вероятно, известно, что несколько времени тому назад здесь, в Петрограде, в течение трех недель заседал первый Всероссийский Совет Кр. Д.
Ч Заседание 6 июня печатается по тексту в д. № 6; в д. № 64 текст сохранился в том виде, в котором он был опубликован в «Известиях».
Собралось сюда больше 1. 400 представителей с разных концов России — с Севера, с Крыма, с далекого Туркестана, из Сибири и с Запада. Были представлены ряды местных Советов Кр. Д. Этот Всероссийский Совет Кр. Д. выделил из себя Исполнительный Комитет в количестве 250 человек, который должен продолжать существование вплоть до Учредительного Собрания, который должен периодически созывать здесь, в Петрограде, сессии Всероссийских Советов Кр. Д. Товарищи, этот третий член великой российской революционной демократии, трудовое крестьянство, теперь уже в значительной мере организован и с каждым днем, с каждым новым часом все более определенно организовывается вокруг своего центрального органа. Товарищи, если мы хотим действительно создать мощное и сильное движение демократии, если мы хотим действительно создать новые условия русской жизни, если мы хотим действительно положить в основу нового революционного творчества крепкий фундамент, мы должны думать об объединении этого тройного течения единой по своим заданиям и по своим целям русской революционной демократии. (Бурные аплодисменты. )
|
|
|
Трудовое крестьянство, рабочие и солдаты, —эти три русла должны в своем высшем органе, Всероссийском Исполнительном Комитете Всероссийских Советов Кр., С. и Р. Д. найти свое возглавление, найти свое завершение, найти руководство всем этим движением. (Аплодисменты. )
Товарищи, позвольте мне от имени этого Исполнительного Комитета Всероссийского Совета Кр. Д. обратиться к вам с горячим приветствием, с пожеланием плодотворности ваших работ, с выражением надежды, что в ваших резолюциях вы будете настроены так же, как был настроен Всероссийский Совет Кр. Д., и что ничто не помешает вам в дальнейшей нашей деятельности объединить эти три могучие ветви единого революционного движения, чтобы вести вперед твердым, определенным, организованным шагом революционную демократию от победы к победе, от новых расширений права к новым расширениям права, от нового строительства к большому, широкому, все к более полному, к все более выражающему все чаяния российской демократии, к строительству новой, свободной, великой России. (Аплодисменты. )
ШНИТНИКОВ. Товарищи, я говорю перед [вами], как представитель народно-социалистической партии. Моя задача — высказаться об отношении партии к Временному Правительству.
Отношение это при настоящей комбинации может быть двояким: за коалиционное правительство или за социалистическое правительство.
Гражданин Ленин предлагал вам правительство чисто социалистическое [и] брал на себя осуществление задачи, но в другой части своей речи указал, что он и его товарищи обеспечили [бы] завтрашний день. Нам же нужно еще пока говорить о дне сегодняшнем, — довлеет дневи злоба его, и злоба сегодняшнего дня довольно велика, чтобы покуда остановиться только на ней.
Тов. Церетели высказался за временное коалиционное правительство, но обоснование, которое он этому дал, было чисто отрицательное: он сказал, что правые, смотря на левых, сказали: попробуйте-ка, а мы сделаем вывод, а левые, смотря на правых, сказали: попробуйте-ка, а мы сделаем вывод.
Само собою понятно, что исторически может сложиться такой момент, когда возникает правительство из такого чисто отрицательного отношения, но существовать правительство может только тогда, когда у него есть все-таки. что-нибудь в основе положительное. И вот об этом положительном почти не было разговора. Может быть, не было потому, что он настолько-прост, что понятен всякому. Припомните, товарищи, что сделали наши союзники, когда их стране начала грозить опасность. Они немедленно пополнили или пригласили в свое министерство представителей тех фракций, тех течений и мыслей в стране, которых там до сих пор не было; в данном случае они пригласили главным образом социалистов. Почему они это сделали, — для того ли, чтобы министерство было единым? Очевидно, нет; очевидно, когда стране грозит такая опасность, которая для всех граждан очевидна, которая и для всех граждан одинаково грозна, то вопрос не в том, чтобы было единение среди членов правительства.
|
|
|
Есть другое единение, которое в таком случае важнее и глубже: правительство должно быть соединено с народом, не должно быть такого оттенка народной политической мысли, который не нашел бы себе выражения в правительстве. И вот именно с этой точки зрения народно-социалистическая *) партия находит, что сейчас социалистическое правительство несвоевременно. В самом деле: есть ли у нас сейчас такое единение с народом? Припомните первые дни революции. Что поразило всех в эти дни? Многие ожидали, что будет трудная и долгая борьба. Борьбы не оказалось. Оказалось, что все, почти все, кроме тех, кто совсем скрылся и ушел в подполье, все были за революцию и были за то правительство, которое тогда появилось. В чем же причина? Причина в том, что в то время революция была в своем [высшем] политическом периоде. За политическую революцию, за выразителями ее шла вся страна.
Но когда время прошло, когда примешались социалистические оттенки, положение получилось другое, — появились препятствия слева, появились они и справа. И эти последние стали особенно сильны тогда, когда один из буржуазных министров не хотел или, может быть, почему либо не мог выразить в своих действиях, — а действия должны были исходить от него, — те слова и мысли, которые в основе своей проводили социалистические элементы страны. Как только первый из них, а затем вскоре и второй ушли из министерства, [60] появились нападки даже на то коалиционное правительство, которое их заменило. Сначала нападки шли на правительство целиком. Разуметь нужно было, что правительством руководит социалистическая часть его и что эти нападки собственно к ней и относятся, но направлены они, были против правительства. Затем появились нападки уже на отдельных министров, на одного, по крайней мере, министра, принадлежащего к буржуазной части министерства. Таким образом, правая оппозиция подняла; голову и стала укрепляться. Я вас спрашиваю, товарищи, что будет, если министерство сделается целиком социалистическим? Всякая сдержка для нападок справа уничтожится, министерство социалистическое подвергнется травле. Желательно ли это и почему нежелательно? Один из предшествовавших ораторов, тов. Дан, уже говорил, уже предупреждал, что при известной комбинации вся мелкая буржуазия может броситься в объятия правых, а я вам скажу больше: не только мелкая буржуазия, но и огромная часть, демократии.
|
|
|
Не нужно, товарищи, закрывать глаза на то, что мы, здесь находящиеся, мы — представители только небольшой части русской демократии: мы — представители той ее части, которая сумела сорганизоваться, кроме войск, которые, благодаря соединению всех их представителей в одном месте, имели близкое общение; кроме них, успели сорганизоваться главным образом крупные города, те города, в которых большая фабричная и промышленная
*) В подлиннике: «народно-политическая».
деятельность. Остальная Россия сорганизоваться не успела, — не сорганизовались ремесленники, не сорганизовалась та мелкая часть, не сорганизовалась та маленькая часть купечества, интересы которой противны интересам более капиталистической части купечества; наконец, в огромной своей массе крестьянство в тех частях России, где нет земских учреждений, не сорганизовалась. Даже учительский персонал не сорганизован. Я думаю, что для всякого ясно, что огромная часть демократической России не сорганизовалась.
Если бы в министерство вступили одни социалисты, то они, при нынешних трудных обстоятельствах, не могли бы не делать некоторых ошибок; если бы они и не делали ошибок, но с известных точек зрения, в глазах людей, которые дела хорошо не знают, хорошо не понимают, их действия могли быть выставлены, как ошибки, и за это время, когда эти массы не сорганизованы, такое выставление на вид таких ошибок, придавание неверного значения правильным действиям могло бы привлечь в руки тех правых буржуазных элементов, которые бы это сделали, огромные массы демократии. Вот еще, значит, и по этим основаниям я считаю, что сейчас министерство исключительно социалистическое было бы несвоевременно.
|
|
|
Но и у министерства коалиционного есть одна беда: беда его заключается в том, что его власть недостаточно велика. Откуда взять эту власть? Откуда взять эту власть, вам показывает пример министра Керенского. Я не ошибусь, если скажу, что сейчас в России он имеет наибольшую популярность. Что значит наибольшая популярность? Это значит, что общественное мнение страны главным образом склоняется в его пользу, и Керенский получил возможность проводить в армии такие меры, которые никто другой не мог бы провести. Следовательно, весь вопрос в том, чтобы создать общественное мнение, и в этом отношении, товарищи, именно вы можете помочь коалиционному министерству прежде всех других.
Итак, товарищи, я приглашаю вас подавать голоса за сохранение коалиционного министерства, снабженного сильной и большой властью. (Аплодисменты. )
КАМЕНЕВ. Товарищи! Сейчас говоривший оратор призывал вас подавать голоса за сохранение коалиционного министерства, министерства сильной и большой власти. Мы стоим на той точке зрения, что то коалиционное министерство, которое сейчас в России существует, этой большой и сильной власти получить не может не потому, что та или другая партия проголосует так или иначе, а потому, что по самой своей структуре, по самому тому положению русской революции, которого она достигла в современный момент, она не может снабдить правительство, составленное так, как составлено наше правительство, той твердой революционной властью, которая действительно необходима для того, чтобы вывести Россию из того трудного положения, в котором она находится.
Мы полагаем, что эта сильная и твердая власть дается не декларациями, может быть приобретена не резолюциями, которые здесь читались, и не патетическими речами, а делом. И мы предлагаем вам, полномочному собранию революционной организации России, обратить свое внимание не на ту идеологию, которую защищает эта власть, не на те схемы, по которым выходит, будто бы эта власть за исключением всех необходима, а на ту практику этой власти, которая в продолжение месяца перед нами развивалась. Я не могу в предоставленные мне 15 минут практику этой власти рассмотреть, но в самых общих чертах я хотел бы наметить, что дала эта власть в продолжение протекшего времени. Ведь люди, взявшие эту власть, взяли ее только потому, как они говорили, что Россия находится на краю гибели, и что нужны решительные немедленные революционные меры, чтобы эту гибель предотвратить. И мы все должны задаться вопросом, действительно ли приняты были эти меры и действительно ли эта власть приспособлена к тому, чтобы эти меры предпринять? И на этот вопрос я отвечаю: меры эти не были приняты и меры эти этим правительством приняты быть не могут. И я попытаюсь иллюстрировать вам это с самого начала хотя бы на самом мелком факте, — на факте существования Государственной Думы и Государственного Совета.
Вы все здесь без различия фракций аплодировали и приветствовали предложение, сводившееся к необходимости упразднения этих остатков старого режима, этих несомненных центров мобилизующейся контр-революции. И я вам говорю, товарищи, что ни один министр из выступавших после, несмотря на ясно выраженную волю Съезда, не присоединился к этой резолюции, не сказал то, что должен был сказать истинный представитель революционной власти: что здесь не может быть никаких сомнений, что декрет, который выполнит ваши желания о том, чтобы Дума и Совет не существовали, будет издан немедленно. И почему? Потому ли, что товарищи-министры сочувствовали этим учреждениям, или потому, что действительно убеждены, что это мертвецы? Нет, не потому, а потому, что с представителями этих мертвецов они сидят в правительстве; они не посмеют распустить этой группы мертвецов раньше, чем не получат на это согласия представителей этих мертвецов и их собственного министерства. А это согласие не будет дано.
И, товарищи, я скажу, что если вы не окажете самого сильного давления, если в вас не окажется самого сильного протеста против этой тактики, которая раньше, чем реализовать самую крохотную революционную меру, должна совещаться с представителями этих мертвецов, в этом случае Дума распущена не будет. Но не только в этом случайном вопросе, во всех крупных вопросах все революционные меры неизбежно тормозятся, неизбежно откладываются, потому что самый принцип власти построен на соглашении между революцией и центрами мобилизующейся контр-революции. Вести революционную работу, стать во главе революционного народа, иметь в себе энергию и силу, во главе этого народа принимать революционные меры и иметь за своей спиной контр-революционеров и быть связанными обещанием не принимать никаких мер и не разрывать никаких соглашений невозможно. Наше коалиционное министерство не только не улучшило положения дел, оно его ухудшило, ухудшило потому, что контр-революция и буржуазия получили в лице этих министров защитников постоянного откладывания необходимых революционных мер, людей, которые могут, опираясь на всю свою личную честность, на все доверие, которое к ним питает революционная демократия, могут приходить сюда и защищать меры, защиту которых из уст Милюкова и Гучкова вы не потерпели бы. И если бы сюда пришел бывший министр Милюков, или если бы сюда пришел Гучков, или если бы сюда пришел хотя бы кн. Львов, чтобы сказать: «мы не будем распускать эту Думу, потому что они мертвецы», вы им бы не поверили. Церетели вы поверили, и Дума осталась. То же самое во всех других областях; в области внешней политики ваше негодование по поводу тех нот, которыми ответили западно-европейские правительства на предложение о мире без аннексий и контрибуций, было бы бурным негодованием, выразившимся 1) в свержении того министра, который осмелился притти к вам и сказать, что та пощечина, которая нанесена империалистическим правительствам
*) В подлиннике: «если бы [бурное? ] негодование, выразившееся».
Италии, Англии и Франции русской революционной демократией, представляет собою шаг к победе, [61] но они не пришли сюда, они знают, что в их среде есть люди, которым вы доверяете и которым они поручают защищать этот акт.
В области внешней политики тов. Церетели затронул вопрос о сепаратном мире. Он сказал, что мы, большевики, не опровергли или не хотим опровергать сыплющиеся на нас упреки в том, что мы сочувствуем сепаратному миру. Церетели ошибся. Мы опровергали это, и мы опровергли не от имени того или другого литератора, а опровергли от имени полномочного собрания нашей партии. В резолюции этой партии написано: «конференция протестует еще раз против низкой клеветы, распространяемой капиталистами против нашей партии, именно будто мы сочувствуем сепаратному отдельному миру с Германией», [62] и мы добавили в этой резолюции, что нельзя окончить эту войну отказом солдат только одной стороны от продолжения войны, простым прекращением военных действий одной из воюющих сторон... (Аплодисменты. )
Товарищи, не потому отвергаем мы сепаратный мир, что для нас [важны] целость и неприкосновенность договоров, заключенных не нами, заключенных русскими империалистами с империалистами союзников; не потому отвергаем мы сепаратный мир, чтобы мы не считали неприкосновенной даже ту ноту, неприкосновенность которой специально оговорена коалиционным министерством, — ноту, связывающую все правительства коалиции на счет невозможности заключения сепаратного мира. Нет, для нас, как для классовой партии, есть нечто выше 1) всяких договоров: это — интересы мировой пролетарской революции, и если эти интересы потребуют от нас разрыва договоров, мы это скажем: договоры должны быть разорваны сейчас же, немедленно и не потому, чго существование этих договоров отвергает сепаратный мир, а потому, что сепаратный мир не входит вообще в план наших действий, как пролетарской партии, потому что сепаратный мир стоит вне горизонта тех действий, которые мы, как пролетарская партия, можем развивать.
Я рекомендовал бы вам осторожно относиться к этим крикам о сепаратном мире, потому что только те, кто ставит свою ставку на сильную армию и на дипломатические переговоры с союзниками, только те обратной стороной этой медали могут получить сепаратный мир. Но мы, которые не ставим свою ставку на дипломатические переговоры с империалистами Франции, Англии и Германии, не на сильную партию и не на наступление, мы, которые ставим нашу ставку только на развитие пролетарской революции во всем мире, мы не имеем перед собой перспективы ни полюбовного соглашения с западно-европейским империализмом, ни полюбовного соглашения с германским генеральным штабом. Это вне нашего горизонта. В нашем горизонте только одна мировая пролетарская революция, и мы говорим вам ясно и точно: да, мы уверены, что если пролетарская революция не явится 2) поддержкой русской революции, русская революция погибнет. Другого спасения мы не видим, и поэтому, именно поэтому, что это-—единственная гарантия сохранения и развития русской революции, мы все свои действия рассчитываем только с точки зрения того, насколько то или другое движение в России способно разбудить эту дремлющую силу пролетарской революции в Западной Европе.
Мы твердо уверены, что если империализм в Европе будет продолжать доминировать и господствовать, то русской революции будет положен конец:
Э В подлиннике: «высшее». —2) В подлиннике «не является».
она будет задушена этими жерновами империалистической мельницы, с какой бы стороны это удушение ни началось, — начнется ли оно со стороны германского империализма или со стороны англо-японского империализма. Мы считаем неуместным обсуждать здесь, что лучше: колонией ли германского империализма, или колонией англо-японского империализма надлежит быть русской революции. Мы полагаем, что единственный путь не быть колонией ни того, ни другого империализма — найти путь, который бы гарантировал российскую революцию от использования ее как германским империализмом, так и англо-японским империализмом.
История русской революции, та краткая, но бурная история, которая лежит перед нашими глазами, она показывает, что в логике самой революции лежит именно этот процесс. Вы знаете, что русская революция задумана была наверху партией буржуазии, в коалиции с которой наше правительство сейчас работает, задумана была как маленькая революция во имя большой войны. [63] Она вылилась как грандиозная революция, приведшая уже на деле, пока на одном фронте, к ослаблению этой войны, и мы стоим сейчас на поворотном пункте, когда этот лозунг «большая война и маленькая революция» опять подъемлется.
Эти самые думские кадеты и министры Милюковы, которые изо дня в день призывают вас арестовывать левых, они надеются на то, что эта их формула, погибшая в народном движении 20-х чисел апреля, опять возродится, как формула наступления во имя не вами созданных целей, во имя целей, предписанных вам Англией и Японией, как большая война, как торжествующее наступление, которое неизбежно должно здесь, в России, превратиться в удушение революции. Так поставлен вопрос, поставлен не нами, не из теоретических соображений, а из того, что русская революция запутана, связана империалистическими цепями, и единственный выход, который из этого есть, он заключается в том, чтобы русская революция попыталась разорвать эти империалистические цепи. Но она не может их разорвать до тех пор, пока она внутри, у себя дома, не разорвала со своей собственной буржуазией.
Товарищи, вы в течение двух месяцев своим доверием и Петроградский Совет, как исполнитель вашей воли, позволяли, чтобы Милюковы насиловали молодую русскую революцию во имя своих империалистических целей. Вы выносили резолюцию о том, что поддерживаете то правительство, когда оно издавало ноту, вы просили разъяснения у него и писали в резолюции о том, что инцидент исчерпан или разъяснения признаны удовлетворительными. Это продолжалось два месяца, и за эти два месяца вы не имели никакого права надеяться на то, что пролетарский элемент в Западной Европе поверит тем, кто в телеграмме взывает к восстанию всех народов, а у себя дома держит империалистических насильников в качестве министров и представителей революционной России. Но после того как народное движение скинуло этого Милюкова, после того как вы или ваши представители, в виде большинства Петроградского Комитета, пытались оставить Милюкова хотя бы на посту министра иностранных дел, чтобы наше государство не лишилось такого крупного политического деятеля, [и] после того как свергнуто было это министерство, вы получили новых министров и вы с этими новыми министрами, несомненно, пришли не к улучшению, а к ухудшению, потому что, если вы против сепаратного мира, тем паче вы должны быть против того, что от вашего имени производятся сепаратные аннексии. Я спрашиваю, где протест Совета Р. и С. Д. против аннексии Албании, где протест против того, что имя русской революционной демократии использовано для насилия против Греции, где ваше возмущение против того, что в итоге трехмесячной революции персидская демократия обращается к вам и говорит: три месяца русской революции ни на каплю не ослабили грабительской политики, политики России в Персии?
Товарищи. То, что мы сейчас переживаем, бросает не только тень на правильность нашей политической линии, оно ослабляет нас, потому что никакие пролетарии в Западной Европе не поверят ни одному вашему воззванию и призыву к восстанию против своих империалистических правительств, когда у них в другом кармане будет лежать протест персидской демократии о том, что от имени русского революционного правительства там стоят русские войска, насилующие самоопределение этой самой несчастной Персии.
Нельзя вести двойную политику, нельзя вести двойную бухгалтерию в вопросах внешней политики той организации, единственное спасение которой заключается в том, что ее честный революционный голос будет услышан западно-европейским пролетариатом и будет настолько силен, определенен и ясен, что он только один может порвать те проклятые цепи, которые привязывают еще западно-европейский пролетариат к Гинденбургам и Бонар-Лоу.
Товарищи. Если вы не положите конец этой двусмысленности, если вы формулу «мир без аннексий и контрибуций» будете только писать на своих прокламациях, если вы не покажете примера ее честного и искреннего осуществления, вы не имеете права рассчитывать, чтобы западно-европейские рабочие подняли то восстание, к которому вы их призываете.
И до тех пор, пока наше новое правительство создает конфликты не только с Персией, что можно объяснить так или иначе военным временем, но и с Украиной и с Финляндией, когда в продолжение нескольких недель в Финляндии приходится добиваться того, чтобы за нею было признано то право, которое на бумаге провозглашено вами давно, когда с Украиной создается конфликт, который бы не имел места, если бы русское революционное правительство у себя в стране проводило бы право наций на самоопределение, а не только хранило бы его для внешнего экспорта, —покуда это правительство создает эти конфликты, это значит, мы сами здесь, внутри страны, связаны путами империалистической буржуазии настолько, что мы сами не можем свободно двигаться.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ваше время прошло. Слово принадлежит тов. Филипповскому.
ФИЛИППОВСКИЙ. Товарищи, те великие идеи, которые русская революция несет и которые она воплощает в жизнь, мы знаем, они дороги трудящимся всех стран всего мира, но в то же время мы видели, что во время мировой войны эти идеи не имели реальных союзников, эти идеи, казалось, временно как бы заглохли, ушли куда-то глубоко в землю. И только когда русская революция разразилась, эти идеи нашли своего воплотителя в жизнь.
Мы, товарищи, знаем прекрасно, что русская революция в начале своего существования видела кругом только одних врагов, и враги эти были многочисленны. Старая власть оставила глубокого врага у нас внутри; мы знаем, экономическая разруха подтачивала силы русской революции. Кроме того, мы получили в наследие тяжелую империалистическую войну. Та сила, на которую мы надеялись, — международный пролетариат, — не оправдал тех надежд, которые на него возлагали.
Я помню, с каким энтузиазмом была встречена в начале марта весть о том, что в Берлине наступила революция. Помните тот глубокий энтузиазм, которым было встречено это известие? Но вскоре мы убедились, что это известие ложно, и русской революции нужно надеяться на себя. Единственная сила русской революции, это — вы и те, которые вас послали. Отсюда вполне естественно то бережное отношение, которое среди масс русской революционной демократии наблюдалось в русской революции.
Мы были очень далеки от политического романтизма, мы прекрасно сознавали, что та великая идея, которую суждено русской революции осуществить, требует долгого пути, и нам казалось, что прыжки в сторону могут повести к полному краху. Мы сразу увидели, что русская революция имеет глубокую международную сущность, и все вопросы, которые она ставит, и вопросы власти нужно рассматривать в широком масштабе, ибо эта власть должна быть проводником известных идеалов революции во вне.
В то время, товарищи, мы видели, что когда было создано первое Временное Правительство, правительство первого состава, оно было составлено исключительно из цензовых элементов. Мы видели, что это правительство до известной поры может проводить те завоевания, которые были сделаны в первые же дни. И действительно, это цензовое правительство, оно, насколько было в его силах, проводило в жизнь эти завоевания. Но скоро мы убедились, что есть вопрос, который органически чужд этим элементам, это — вопрос иностранной политики. Мы видели, что органически невозможно проводить их в жизнь. Вот перед революционной демократией стал вопрос о том, как преобразовать эту власть, чтобы она могла [быть] способна итти и дальше по тому пути, который наметила русская революция. Но тут мы встретились с массой самых разнообразных возражений.
То мнение, которое было высказано Петроградским Советом, в Петроградском Исполнительном Комитете, [63] оно возбудило яростную критику с двух сторон. Одни говорили, ссылаясь на опыт Западной Европы, что нельзя пускать наших товарищей социалистов в министерство. Мы прекрасно знаем, что все попытки коалиционного министерства с участием социалистов кончались крахом, и эти социалисты постоянно были пленниками в этом лагере. Мы на это возражали, что русская революция имеет так много своеобразного, так много самобытного, что полной аналогии проводить нельзя.
Мы говорим, что если сравнить с Францией, то мы все прекрасно знаем, что во Франции существует буржуазный парламент, который долгие, долгие годы не может провести такой социальной реформы, как прогрессивный подоходный налог. Мы прекрасно знаем, чем является французское министерство. (Шум. ) Мы прекрасно знаем, что французская власть есть власть исполнительная, тогда как Временное российское Правительство обладает всей полнотой законодательной власти. В тот период русской жизни, когда старая жизнь разломана, когда строится новая жизнь, когда она ищет новых форм, тогда эту аналогию проводить невозможно. Наоборот, мы думали, что и другие ораторы также подтвердят наш взгляд.
С другой стороны, все товарищи слева, — большевики и примыкающие к ним, — говорят, что наступило время, чтобы создать власть социалистическую. Мы полагаем, что это нецелесообразно. Даже в вопросе коалиционного правительства мы смотрели на этот вопрос не как на вопрос принципиальный, а вопрос целесообразности данного переходного периода русской революции. Мы говорили, что мы прекрасно знаем, что русская революционная демократия едва организована и не достигла еще той степени развития, когда может взять власть в свои руки и проводить то, что может проводить. Мы прекрасно сознавали, что время социализма еще не наступило, что та эпоха, которую мы переживаем, именно есть эпоха колоссального сдвига влево, в область социального устройства; мы прекрасно знаем, что каждое государство, как русское, так и западно-европейское, иное, чем оно было до войны, но вместе с тем мы думаем, что царство социализма, не наступило еще.
Товарищи слева говорят мне, что они в этом отношении держатся определенного мнения и не могут свернуть с того пути, на котором до сих пор стояли и которым русская революционная демократия должна быть сильна. Мы им говорим: товарищи, нужно помнить, что всякий социализм должен признавать право большинства, и я думал бы, что та линия поведения, которая была принята Петроградским Советом Р. и С. Д. и Исполнительным его Комитетом, она, так или иначе, выражает мнение широких кругов революционной демократии. Действительно, Всероссийское Совещание здесь, в Петрограде, затем Минский фронтовой Съезд, [66] Крестьянский Съезд и целый ряд Областных Съездов показали, что широкие круги населения имеют, так сказать, в этом направлении определенное мнение, и это мнение согласуется с мнением Петроградского Совета Р. и С. Д. И это согласие, это единение с нами целого ряда съездов давало нам силы потому, что, как мы уже говорили, силы нам нужны, чтобы мы сознавали, что мы действительно выражаем мнение широких кругов революционной демократии.
И вот еще последний раз правильность нашего мнения и наших путей показали петроградские выборы в районные думы. Не раз приходилось слышать, — и, может быть, это действительно так, — что Петроград более лево настроен, чем вся остальная страна. Выборы в районные думы показали, что это мнение неправильное: они показали, что абсолютное большинство, так сказать, социалистических кругов настроено таким образом, что готово стать на ту точку зрения и пойти по той линии поведения, которая имелась у большинства Петроградского Совета Р. и С. Д. и его Исполнительного Комитета, а не по линии поведения наших товарищей слева, которые получили сравнительно небольшое число голосов. [67] В то же время эти выборы показали, что даже в Петрограде, в этом центре революции, существует около одной трети такого элемента, который не является нашими товарищами; это— элемент буржуазный, этически мещанский, эта та серая сотня, о которой в одной из своих речей говорил тов. Чернов. И действительно, нам приходится считаться с мнением всей страны, нам приходится считаться с тем, какие определились в стране мнения при создании власти, той власти, которой силы были распределены соответственно существующим мнениям, чтобы они имели своих представителей. Так какой же выход из создавшегося положения в смысле создания власти?
Я думаю, что создание коалиционного министерства есть мера, которая является вполне целесообразной для данного периода русской революции. Так мы думали и потому были за создание такого коалиционного министерства. Затем, когда коалиционное министерство было создано, мы убедились, что оно не обладает той полнотой власти, тем авторитетом власти, которыми должно обладать, чтобы спасти страну, чтобы вывести ее из того туппка, в который мы попали. Не нужно говорить еще раз, что страна находится в большой опасности, что экономическая разруха достигла крайних пределов, — все это мы прекрасно видим и сознаем, и выход из этого положения может быть только в самой коренной, в самой большой реформе, затрагивающей самую сущность нашей жизни, — паллиативами ограничиваться нельзя. Но в то же время мы прекрасно сознаем, что для того чтобы такая реформа могла быть произведена, она должна быть поддержана широкими кругами российской революционной демократии, и мы думаем, что та сильная власть, по которой все теперь тоскуют, не имеет ничего общего с той сильной властью, которая была раньше, и с той властью, про которую нам тут говорили, а это—та власть, которая должна продолжать начатую работу по пути дальнейших завоеваний и по пути расширения и углубления завоеваний революции; это — та сильная власть, в которой будет отражение воли всей страны, которая будет пользоваться полным авторитетом.
Нам лично казалось бы, что единственный выход из положения, это — создание особого органа, который должен выделить Всероссийский Съезд, — -органа, который должен выражать мнение всей революционной России, который всем своим могуществом, всем своим авторитетом должен поддерживать те реформы, которые стоят на очереди. При этом мы лично глубоко убеждены, что этот орган действительно будет авторитетным только в том случае, если в нем будут представлены и крестьянские элементы, а для этого Крестьянский Съезд, который оставил после себя Исполнительный Крестьянский Комитет, должен иметь там место. Только из соединения этих трех элементов революционной демократии можно создать ту опору, в которой нуждается так сильно революционная власть.
Товарищи, на одном из прошлых заседаний мы, я думаю, все с большим вниманием выслушали очень содержательную и очень блестящую по форме речь тов. Троцкого. Я видел в этой речи один недостаток: мне казалось, что тов. Троцкий — слишком большой романтик и не оценивает нашей тяжелой действительности. Я лично думаю, что русская жизнь только тогда может выйти из того тупика, в котором она находится, если будет итти по -определенному пути, —по тому пути, который указывает нам исторический момент. Всякие скачки в сторону опасны. Слишком бушуют волны в том всемирном океане, по которому плывет корабль русской революции. Я опять-таки повторяю: у нас союзников нет, мы предоставлены самим
|
|
|
