Замечание на ответ первый

В вопросе спрашивалось: «от начала крещения всероссийския земли» до самых лет патриарха Никона в России «православно ли имели веру»?

В ответ на этот вопрос Денисов нашёл нужным сказать сначала, в чём состоит православная вера, преданная Христом, Апостолами и святыми отцами, и потом отвечает, что веру сию российская церковь от лет Никона патриарха соблюдала неизменно. «Православная христианская вера», пишет он, есть «еже веровати во единого Бога, в Троице славимого, и исповедовати единого от Троицы, воплотившегося Христа Сына Божия, во дву естеству, божестве и человечестве, во едином же составе прославляемого». А о том, что до лет Никона патриарха российская церковь неизменно соблюдала сию веру, пишет: «Тако священнии архиереи и иереи и боголюбивии иноцы, яко велицыи князи и цари… и вси православнии российстии народи, от князя Владимира до патриарха Никона, православно и единогласно и без раздора всесоборне и всецерковне содержаху православную християнскую веру».

Денисов правильно говорит здесь, что православная христианская вера состоит в том, еже веровати во единого Бога, в Троице славимого, и единого от Троицы воплотившегося Христа Сына Божия, во дву естеству и едином составе прославляемого; справедливо сказал и то, что сию веру неизменно, без всякого прибавления, убавления и пременения содержала русская церковь до патриарха Никона. А после того, при патриархе Никоне или после него, разве русская церковь повредила в чём-нибудь сию веру? Нет – православная церковь в России как прежде патриарха Никона, так и при нём, и после него, и поныне сию веру соблюдает без всякого прибавления, убавления и изменения. Сам Денисов в своих ответах, и не только Денисов, но и все старообрядцы по сие время не уличили и не могут уличить российскую церковь в изменении догмата веры о святой Троице и воплощении единого от Троицы. И посему она как была, так и поныне есть церковь православная. Напротив, сам Денисов с его обществом, равно как и все именуемые старообрядцы соблюдают разве то православное исповедание веры, которое, по их же словам, соблюдала российская церковь до патриарха Никона, ничего не прибавляя к нему, ни убавляя от него и ни в чём его не изменяя? Разве к златой ткани православных догматов не прибавили они новых, неведомых церкви, ими самими измышленных, поставив именно обряды на место догматов веры и из-за них сделав разделение с церковию, которую незаконно обвинили в еретичестве за исправление обрядов? Чтобы оправдать своё отделение от церкви, Денисов должен был сделать одно из двух: или обличить церковь в изменении догматов веры, или доказать, что она не имеет права исправлять или изменять не только догматы, но и самые обряды, и что она за изменение обрядов подлежит такому осуждению, как за изменение догматов веры, если бы такое допустила. Но Денисов ни того, ни другого не сделал и сделать не мог. Обличить церковь в изменении догматов веры он не мог потому, что церковь, будучи, по Апостолу, столп и утверждение истины (1Тим.   3: 15), есть и пребудет всегда истинною и верною хранительницею догматов веры, не изменяла их и не изменит, по слову Спасителя: и врата адова не одолеют ей (Мф.   16: 18). Не мог Денисов доказать и того, что будто бы церковь за изменение обрядов, если бы и действительно изменила, а не исправила только некоторые из них, подлежит такому же осуждению, как за изменение догматов веры. Ибо церковь и изначала сама установила обряды, как показывают сотворённые в ней и принятые ею каноны и разные уставы, и потом сама же, когда требовалось, к лучшему изменяла их, как показывают правила Лаодикийского собора (11 и 19) и Шестого Вселенского (пр. 101) и др.; посему она имеет и ныне, как имела прежде, власть и установлять, и изменять обряды. Отвергать это значило бы отвергать принадлежащую церкви от Бога данную ей власть, значило бы допускать, что и прежде церковь не имела власти установлять и исправлять обряды, и подвергать сомнению все её установления. Глаголемые старообрядцы утверждают, что прежде церковь имела власть и установлять обряды, и изменять их, а ныне уже той власти не имеет. Но доказать это они не могут; напротив, утверждая, что будто бы таковая власть от Бога дана была церкви только временно, а не навсегда, и что будто бы ныне церковь уже лишилась такой власти, – утверждая это, старообрядцы показывают неверие самому Господу, рекшему Апостолам и в их лице преемникам их, епископам: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.   28: 20). Если Господь обещал с преемниками Апостолов, пастырями и учителями церкви, пребывать до скончания века, то власть, какую получили они исперва и имели в первые века христианства, неизменно принадлежит им и теперь и будет принадлежать и всегда, до последних дней века. Итак, Денисов в первом своём ответе, равно как и во всех остальных, не доказал ни того, что церковь якобы изменила догматы веры, ни того, что она будто бы не имела власти исправлять или изменять обряды, и не только не доказал, но даже и не брался доказать, да и не мог, ибо иначе только самого себя обличил бы в противоборстве истине. Поэтому все его обвинения на церковь за мнимое изменение обрядов, если бы оно и действительно допущено было церковию, не имеют никакой силы – церковь остаётся ни в чём неповинною, а вина старообрядцев, незаконно от неё отделившихся, не имеет никакого оправдания.

Но в том же первом ответе Денисов, как будто совсем забывши сказанное им в начале, что православная христианская вера состоит в том, еже веровати во Святую Троицу и воплощение Сына Божия, и что сию православную веру церковь российская издревле содержала неизменно, далее начинает говорить, как о таких же будто бы догматах веры, о двуперстном сложении руки для крестного знамения, о печатании просфор осмиконечным крестом и о двойственном аллилуйа, утверждая, что сии обряды и только они употреблялись неизменно в древлероссийской церкви, и очевидно приравнивая их догматам веры о Троице и воплощении. Итак, старообрядческий богослов только начал своё исповедание веры богословствованием о Святой Троице и воплощении единого от Троицы, как должно православно мудрствующему христианину, а потом и свёл своё богословствование в исповедании веры на персты и прочие обряды. Так делают старообрядцы и поныне, в этом и доселе они поставляют существенное содержание своей веры. Употребление известных перстов для образования Святой Троицы они поставляют наравне с самым догматом о Святой Троице и изменение сих перстов, замену их другими, хотя бы более соответственными изображаемому учению, поставляют наравне с изменением самого догмата о Святой Троице, даже почитают важнее, нежели изменение догмата, ибо изменивших двуперстное сложение подвергают более строгому суду, нежели какому церковь подвергала повреждавших учение о Святой Троице, каковы ариане и македониане, признававшие Сына Божия и Духа Святого тварию. Ариан и македониан правила вселенских соборов (2-го пр. 7 и 6-го пр. 95) повелевают принимать в общение церковное по второму чину, чрез миропомазание, а крещение их признают не требующим повторения; беспоповцы же приходящих к ним от православной церкви за изменение перстосложения принимают по первому чину, подвергают вторичному крещению, признавая за сие и самое крещение православной церкви недействительным: значит, почитают изменение перстов ересию более тяжкою, нежели арианство и македонианство. Итак, вот в какой великий догмат поставили именуемые последователи старой веры употребление тех, а не других перстов для образования Святой Троицы, т. е. самые персты! Изменение их признали важнее и непростительнее изменения самого догмата о Святой Троице! И не странно, что так мудрствуют простые, малосведущие, неучёные люди, дерзающие по самомнительству судить святую церковь или слепо следующие за такими самомненными наставниками, но не дивно ли, что так мудрствовал учёный Денисов? И можно полагать, что он сознавал нечестие такого мудрствования. Недаром же в своих Ответах он скрывает и старается скрыть беспоповщинскую дерзость перекрещивания православных, напротив, уверяет, что никакого суда на церковь он и его общество не наносят. Видно, и сам он, не находя церковь погрешившею в догматах, затруднялся и стыдился показать, за какую вину беспоповцы подлагают её тяжкому суду второкрещения.

Таким образом, к неизменяемому и доселе неизменно содержимому церковию учению веры о Святой Троице и воплощении Господнем примешав как такие же будто бы неизменяемые догматы двуперстие, печатание просфор осмиконечным крестом, сугубое аллилуйа, Денисов здесь же, в первом ответе представляет и некоторые доказательства, что церковь до лет Никона патриарха якобы соблюдала сии мнимые догматы неизменно, с явным желанием за изменение оных при патриархе Никоне обвинить православную церковь. В доказательство того, что двуперстие и прочие именуемые старые обряды всегда и неизменно содержались в российской церкви, он сослался здесь именно на свидетельство приходивших в Москву восточных патриархов Иеремии и Феофана, похваливших древлероссийской церкви православие. По мнению Денисова, патриархи Иеремия и Феофан, похваляя русское православие, этим похвалением засвидетельствовали и согласие тогдашних обрядов российских с греческими и даже их значение одинаковое с значением догматов веры. Но утверждать, что святейшие патриархи Иеремия и Феофан, похваляя православие русской церкви, засвидетельствовали этим, что двуперстие и прочие упомянутые обряды согласны обрядам греческим и что обряды сии они почитали за едино с догматами веры, совсем несправедливо. Ибо сами патриархи Иеремия и Феофан и паствы их употребляли для крестного знамения не двуперстное сложение, а троеперстное. Значит, они не полагали в догмат веры того, чтобы тройческое таинство в перстосложении образовать теми, а не другими перстами, как полагают именуемые старообрядцы; напротив, приезжая в Москву и видя здесь крестящихся двуперстно (если только видели действительно и если в Москве действительно все крестились тогда двуперстно), на обряд сей, не согласный с греческим, смотрели снисходительно, как именно на обряд или обычай, подлежащий распоряжению местной церковной власти, и без удобного к тому случая и особой нужды не поднимали о нём вопроса, как о предмете, не касающемся догматов веры и не противном православному её исповеданию. Итак, похваляя российское православие, патриархи Иеремия и Феофан отнюдь не свидетельствовали этим, что обряды московские во всём согласны с обрядами церкви восточной и имеют значение неизменяемых догматов веры. А что сии патриархи и паствы их употребляли для крестного знамения не двуперстное, а троеперстное сложение, о том свидетельствуют изданные при них сочинения. Так, во-первых, Мелетий Пига, патриарх Александрийский (коего послания напечатаны в Кирилловой книге), в сочинении своём «Православный христианин», которое было им послано к Константинопольскому патриарху Иеремии, – тому самому, на свидетельство коего ссылается Денисов, – ясно пишет, что для крестного знамения употребляются три срасленные, или соединённые персты одной руки, значит, именно три первые, непосредственно между собою соединённые⁴. Если бы патриарх Иеремия употреблял для крестного знамения не троеперстное, а двуперстное сложение, то патр. Мелетий не осмелился бы послать ему свою книгу, научающую полагать крестное знамение не двумя, а тремя перстами; напротив, это обстоятельство, что книгу свою он послал к Константинопольскому патриарху, показывает, что в обеих церквах, и в Константинопольской, и в Александрийской, как и вообще в церкви восточной, употреблялось для крестного знамения троеперстное сложение. Во-вторых, напечатанная 1568 г. книга «Сокровище» также содержит наставление полагать на себе крестное знамение тремя первыми перстами, и приведённый сейчас пример патриархов Константинопольского и Александрийского показывает, что содержащееся в сей книге наставление о троеперстии не есть частное мнение сочинителя оной, но утверждается на общем обычае церкви восточной. В-третьих, то же подтверждается сочинением грека Христофора Ангела, жившего в начале 17-го столетия. Он пишет: «Когда греки входят в церковь, каждый идёт на своё место… и соединяет три перста правой руки, то есть первый перст, второй и третий, вместе, знаменуя, что Бог есть святая Троица» (См. Брат. сл. 1875 г. отд. II, стр. 61–62). И ещё в книге «Православное исповедание», которая в 1645 г. была подписана всеми четырьмя восточными патриархами и их синодами, повелевается для крестного знамения слагать три перста: «Вопрос 51: како должно знаменатися знамением честнаго и животворящаго креста? Ответ: Десною рукою подобает творити крест, полагая на челе твоем три великие перста». Если бы троеперстие было нововведением, появившимся уже после патриарха Феофана, то все четыре восточных патриарха в 1645 году, спустя столь короткое время по кончине патриарха Феофана, без сомнения, не подтвердили бы своими подписями наставление о сем перстосложении, изложенное в «Православном исповедании»; значит, перстосложение сие издревле употреблялось в церкви восточной. Итак, из приведённых свидетельств несомненно явствует, что вселенские патриархи Иеремия и Феофан полагали на себе крестное знамение тремя перстами, но при этом исключительное употребление этих, а не других перстов для выражения православного учения о святой Троице не полагали в неизменяемый догмат веры, посему и бывши в Москве, если действительно видели крестящихся двуперстно, смотрели снисходительно на сей особый местный обряд. А если бы патриархи Иеремия и Феофан были, как хочет представить их Денисов, ревностными двуперстниками, полагавшими притом двуперстное сложение руки для крестного знамения в неизменяемый догмат веры, то, бывши в Киевской митрополии и видя, что здесь православные, не уклонявшиеся в унию, употребляют для крестного знамения троеперстное сложение, никак не умолчали бы о том, но всячески постарались бы исправить сей обычай. А между тем, как несомненно то, что в Киевской Руси употреблялось тогда троеперстие⁵, так же несомненно и то, что патриархи Иеремия и Феофан никакого здесь замечания против сего обряда не делали. Ясно таким образом, что вселенские патриархи Иеремия и Феофан, похваляя российское православие, разумели ту неизменно содержимую русскою церковию православную веру, сущность которой Денисов высказал в начале своего первого ответа, – похваляли её за неизменное содержание православного учения о Святой Троице и воплощении единого от Троицы, а не за сложение перстов для крестного знамения или другие подлежащие ведению и распоряжению церковной власти обычаи. И Денисов, утверждая, что будто бы вселенские патриархи ублажали православие российской церкви между прочим за двуперстие, произвольно навязал им мысль, которой они не имели и не могли иметь. Притом же именуемые старообрядцы должны обратить тщательное внимание и на уважаемых ими наших Московских патриархов, приявших рукоположение от патриархов Иеремии и Феофана. Как оные святейшие патриархи Иеремия и Феофан, несмотря на различие перстосложения, при единстве исповедания православной веры без всякого сомнения ублажали православие церкви российской, так и поставленные ими святейшие Московские патриархи Иов и Филарет, ревнители православия, ничтоже сумняся подклонили главы свои, чтобы принять хиротонию от восточных патриархов, употреблявших для крестного знамения троеперстное сложение. Этим святейшие патриархи Иов и Филарет ясно показали, что употребление тех или других перстов для выражения православного учения о Святой Троице они не полагали за догмат веры, как полагают мнимые их почитатели, глаголемые старообрядцы. Также и киевскую митрополию, употреблявшую для крестного знамения троеперстное сложение, они за сие в нарушении православия не зазирали и от общения с нею не отступали. Так бы следовало поступать и старообрядцам, именующим себя последователями сих святейших патриархов. Если старообрядцы хотят быть не по имени только, а и на самом деле последователями Иеремии и Феофана, Иова и Филарета, они должны бы самое сложение тех, а не иных перстов для крестного знамения не поставлять в догмат веры и за исправление или изменение перстосложения не отделяться от православной церкви.

А всеобдержно ли употреблялось в России двуперстие во времена патриархов Иеремии и Феофана, Иова и Филарета, вопрос этот требует особого рассмотрения, которое мы сделаем при разборе пятого поморского ответа.