Глава 2.  Страх. Лики страха

Глава 2.  Страх

Лики страха

Чувство страха знакомо каждому человеку, и вряд ли най­дется на земле взрослый или ребенок, мужчина или женщина, никогда не переживавшие прикосновения его леденящей руки. От страха воют звери и, как обезумевшие, бьются птицы. Страха не знают лишь самые примитивные твари с простой
и неразвитой нервной системой: насекомые, микробы... Все, что сложнее, что выше стоит на лестнице эволюции, хорошо знает это гнетущее состояние. Однако человек, наделенный сознанием и волей, особенно тяжело и остро переносит чувст­во страха, приобретающее в культуре новые могучие корни,
вырастающее до беспредельности, становящееся целым миром, в котором живут тысячи и миллионы, именующие себя «Homo sapiens». Страх, страхи, боязнь, опасения— это ат­рибуты повседневного, мира, нашей обыденной жизни, это эмоциональная среда, в которой нередко, человек. вырастает и
развивается, которой он пытается, противостоять, то побеждая,
то терпя поражение.

Страх можно определить как разновидность страдания. Это элемент темного мировосприятия, негативное эмоциональное состояние, тягостное, давящее, связанное с ощущением уязвимости и беспомощности перед лицом некоей грядущей опасности. Страх — страдание досрочное, опережающее гроз­ные события, расположенные пока в области будущего. Есть такое выражение «умирать до смерти», это сказано о страхе. Исторически, очевидно, страх появился у живых существ как приспособительный механизм, помогающий предвидеть и уп­редить моменты, способные разрушить индивида, как эмоци­ональное прогнозирование приближающейся опасности, поз­воляющее заранее собраться с силами. Впрочем, появившись как сигнал тревоги, страх, особенно в человеческом обществе, вскоре стал самостоятельным явлением, которое способно от­ражать опасности мнимые, а то и вообще возникать без ярко выраженных причин (невротический страх).

Страх может быть различным по форме выражения и ин­тенсивности: опасение, боязнь, испуг, ужас.

С достаточной степенью условности можно выделить нес­колько видов страха, освещенных в философской и психологической литературе. В жизни они нередко оказываются свя­заны и переплетены между собой. Первое, о чем необходимо сказать, — страх смерти. Он выражает категорический про­тест личности против перспективы ее разрушения, жажду самосохранения: быть, длиться, никогда не исчезать! Смерть ассоциируется с полной темнотой, с глубоким и вечным оди­ночеством, с тоской разлуки. Кроме того, смерть таит в себе неизвестность, так как она выходит за рамки повседневного опыта (именно это дает основания говорить, что смерть не имеет к нам никакого отношения: когда она есть, нас уже нет). Неизвестность, могучая таинственная угроза, усиливает страх перед смертью. Вспомним знаменитый монолог Гамлета:

... Умереть, уснуть. — Уснуть!

И видеть сны, быть может? Вот в чем «трудность;

Какие сны приснятся в смертном сне,

Когда мы сбросим этот бренный шум, —

Вот что сбивает нас; вот где причина

Того, что бедствия так долговечны...

Одни психологи и философы считают, что страх смерти — врожденное свойство человека и рано или поздно проявляет­ся с необходимостью, вырывается на поверхность сознания как прежде скрытая могучая сила. Другие полагают, что страх смерти неестественен, что он — результат определенных ус­ловий, младенческого испуга, подавления жиз­ненных импульсов ребенка со стороны родителей. Однако, как бы то ни было, важнее то, овладевает страх смерти чело­веком или остается на периферии сознания; мешает повсед­невной деятельности и мировосприятию, подавляя личность, он активизируется лишь временами при непосредственной встрече со смертью других людей.

Кик правило, мы живем повседневной жизнью, не думая о смерти и не испытывая страха. Люди воюют, болеют и вы­здоравливают, рискуют жизнью, имея опасные профессии, про­являют беспечность и удальство и при этом совершенно забывают о смерти, так, будто ее вовсе не существует. Всякая активная обращенность к внешней жизни, целеустремленность, занятость мирской суетой, т. е. экстравертность, удаляют смерть из нашего внутреннего кругозора, делают собственный конец абстрактным и потому не пугающим. И, вероятно, в этом есть глубокая мудрость, ибо в противном случае вся жизнь превратилась бы в сплошной тоскливый пролог собст­венных похорон.

Другой вид страха, тесно связанный с первым, это страх боли — физической и душевной. Если страх смерти основан на беспомощности перед неизведанным, незнакомым, зага­дочным, то страх боли, как правило, есть проекция прошлых переживаний на будущее. Что такое боль, мы узнаем уже в процессе рождения, сталкиваемся с ней на каждом шагу и способны предвидеть аналог испытанного или усилить его в своем воображении. Страх боли выступает в чем-то как огра­ничитель лишнего риска (говорят, что каждый «должен об­жечься о свою свечку», т. е. усвоить запрет на недолжное поведение из собственного «болевого» опыта). Одно из пер­вых воспитательных средств — предупреждение ребенка: «Нельзя! Больно! ». Нередко, говоря о страхе смерти, люди на самом деле боятся сопровождающей ее боли, мучений, страданий. Смерть без боли страшит куда меньше, о чем го­ворит все более растущее в наши дни движение за право че­ловека (прежде всего тяжело больного) на добровольную без­болезненную смерть.

В то же время в различных культурах во все: времена счи­талось, особой -доблестью и героизмом преодолевать страх пе­ред болью, выдерживать страдания, подавлять душевным и духовным усилием и ужас смерти, и ужас боли. В христиан­стве мученичество за Бога делает человека святым.

Если страх перед физической боль» указывает человеку на сферу физической опасности, страх перед душевной болью становится мощным тормозом его отношений с окружающими и самим собой: не любить, чтобы не страдать от потери; не претендовать на многое, чтобы не разочароваться в себе; непривязываться, не пытаться, не, не, не... В конечном счете это оборачивается страхом перед жизнью вообще, ибо жизнь — непрерывное приключение, где все время что-то приобрета­ется и теряется.

Третий вид страха можно назвать социальным страхом. Большое внимание этому виду страха уделили в своих рабо­тах З. Фрейд[46]  и Э. Фромм. Для Фрейда социальный страх — ядро человеческой совести, это страх перед «супер-эго», диктующим нормы социального по­ведения и контролирующим индивида. Человек постоянно ви­новен перед «супер-эго», ибо в его душе теснятся запретные побуждения и желания, он совершает поступки, несовмести­мые с моральными предписаниями, и даже если совершает их мысленно, все равно боится осуждения со стороны могуче­го внутреннего контролёра. Именно страх заставляет челове­ка вытеснять недопустимые мысли в подсознание,, что. обо­рачивается неврозами, расстройством здоровья.

Э. Фромм размышляет о другом типе социального страха— страхе перед свободой. [47] Человек боится всякой изоляции, полагает он, избега­ет одиночества, но роет уровня свободы в современном обще­стве делает его самостоятельным, одиноким, независимым, а стало быть, и полностью ответственным за все, что он совершает. Вот этот груз ответственности, тесно связанный со свободой, и пугает, страшит современного человека, заставляет его бежать от свободы в любые формы «симбиозов»: от садо­мазохистских пар до тоталитарного государства, отнимающего
свободу, но берущего на себя и ответственность. Социальный
страх — это, фактически, страх наказания, которое не обяза­тельно выносят судебные власти, но которое следует из само­го хода событий: потеря работы, жилья, разорение, ухудшение положения дел и т. д. Гораздо безопаснее жить в условиях, где все решают за тебя.

Вообще, противоречие между безопасностью и развитием: — одна из важных причин страха. Некие ставшие, уравновешен­ные, многократно проверенные, регулярно повторяющиеся: от­ношения безопасны: Здесь нечего бояться. Все известно напе­ред. Так обстоит дело и при стабильном функционировании общества, и в межличностных отношениях. Однако любая стабильность неизбежно нарушается под давлением внешней и внутренней необходимости: в обществе возникает застой, в отношениях скука. Острая необходимость развития несет в себе нарушение привычного, безопасного, ставит нас перед лицом неизведанного и потому страшного: а вдруг будет плохо, больно, грустно? Но разбития избежать нельзя, и страх перед новым так или иначе преодолевается. Бытийный страх, тесно связанный со смертью, но не тож­дественный   обыденной человеческой боязни «старухи с ко­сой», рассматривается у таких авторов, как С. Къеркегор и М. Хайдеггер: Для Къеркегора страх — один из важнейших экзистенциалов, описывающих человеческую жизнь, наряду со «свободой», «виной», «грехом». Страх неустраним, это не конкретные опасения и даже не ужас, способный появиться в результате реальной угрозы. Къеркегоровский страх прони­зывает все человеческое существование (думается, З. Фрейд признал бы его типично невротическим проявлением, когда конкретная причина просто скрыта от сознания индивида в области бессознательного). В конечном счете это страх греш­ного существа перед Богом, перед смертью, которая грозит живущему каждую минуту, причем самым драматичным яв­ляется то, что минута грядущей смерти неизвестна. Такой страх неустраним, бытиен, как и одиночество:

М. Хайдеггер приписывает бытийному страху, немотиви­рованной тревоге роль той благородной силы, которая одна способна вырвать человека из обезличенного современного мира, привести его через осознание собственной кончины к необходимости поиска своего «я», погребенного под стереотипами машинизированного общества. Бытие — это «бытие в смерти», время «временится» из будущего, а в будущем нас поджидает смерть. Прочувствовать ее со всей возможной си­лой — значит попытаться обрести собственное лицо и инди­видуальную судьбу. Однако остается непонятным, не парализует ли бытийный страх саму волю человека, не получится ли вместо поиска судьбы невротическое прозябание, депрес­сивное безделье с раздумьями о червях. Может быть, все-таки лучше обретать собственное «я» в рамках смысловых контекс­тов повседневной жизни, без непременной апелляции к стра­ху, началу более подавляющему, чем вдохновляющему, тем более когда он — устойчивое переживание? Многоликость страха, его проникновение во все поры обы­денной жизни всегда делали его мощнейшим способом воз­действия на поведение, людей и их сознание.