Глава III / Девушка со скрипкой

В переходе между ветками метро красивая девушка со светло-русыми длинными волосами, забранными в хвост, завораживающе играла на беспроводной электроскрипке. Это был «Storm», самая известная композиция Ванессы Мэй. Из чёрной колонки, размером с табуретку, на весь длинный коридор разносились величественные звуки. Музыка струилась сквозь поры мембраны, содрогания которой были видны за металлической сеткой звуковой колонки. Рядом стоял её транспорт – чёрная сумка-тележка на колёсиках.

За гофрированной, молочного цвета, колыхающейся юбкой плиссе, доходившей до середины икр, просматривались выпуклые очертания соблазнительных упругих бёдер. Ноги девушки с гладкой до блеска, депилированной кожей были расставлены широко и обуты в белые кроссовки на босу ногу. Правая её нога стояла на носке и была согнута в колене. Скрипачка отталкивалась ей от пола, совершая импульсивные толчки всем телом. Андрей замедлил шаг.

Он вышел из потока людей и направился прямо к ней, пялясь на её щиколотки. У него мгновенно включилось туннельное зрение похотливого самца. Он нагло сканировал скрипачку, поднимаясь взглядом всё выше, и останавливаясь на каждом предмете её одежды, а точнее на том, что было под ней. Он в подробностях угадывал соблазнительные очертания колыхающихся грудей под белой с салатовыми листочками рубашкой, заправленной в юбку с красным глянцевым ремешком, вдетым в юбочные шлёвки. Две верхние заклёпки на рубашке были расстёгнуты, и подбородник скрипки упирался в шею.

Когда Андрей перевёл взгляд ещё выше, на широкое, но не слишком, лицо с ярко выраженными углами нижней челюсти, слегка заострённым подбородком, тонкими чувственными губами, прямым носом идеальной формы и голубыми глазами за прямоугольными очками в золотистой оправе, то вдруг остановился от неожиданности, и весь покрылся испариной. Девушка смотрела прямо на него и улыбалась, оголив верхние клычки, слегка заходившие на нижнюю губу. Ни тени смущения не было в её глазах. Она пялилась на него в ответ.

«Господи! Как же она похожа на Мону Лизу! », – подумал он. Весь его пыл куда-то испарился. Она угадала его настрой и окатила таким взглядом, как будто вылила на него ведро ледяной воды. Он не придумал ничего лучше, кроме как улыбнуться ей в ответ, поймав себя на мысли, что сам дико смущается, а лицо его горит краской. Хотя порыв извиниться и был, но он не осмелился достать купюру и положить её на дно скрипичного футляра.

Он так и стоял с пакетом в руке и очками на лбу и улыбался, постепенно влюбляясь в девушку. Он вспомнил все свои подкаты в ночных клубах и на улице, но сейчас это всё не сработало бы. Всё же он рискнул подойти к ней и даже сделал несколько шагов, но она уже смотрела на гриф скрипки, хотя всё ещё продолжала улыбаться, правда, уже не ему, а струнам на грифе.

Он приблизился ещё на шаг и остановился в паре метров от неё, но она так и не удостоила его больше взглядом. Слегка расстроенный, он с огорчением усмехнулся. И всё же он не мог не улыбаться при взгляде на неё. Какое-то свечение исходило от скрипачки. Он понял, что может вот так смотреть и любоваться ею бесконечно.

Ему стало даже немного обидно. Девушка со скрипкой вела себя так, словно его и не существовало вовсе. Она продолжала работать правой ногой, раскачивая себя и скрипку, и совершала ритмичные движения головой в такт битам фонограммы.

В какой-то момент ему надоело стоять истуканом. Он ещё раз попытался привлечь внимание девушки, вскинув подбородок и уставившись ей прямо в глаза. На его лице вместо улыбки было надменное нетерпение.

«Ну что ж? Ладно», – сказал он мысленно и картинно повернулся на одной ноге, выставляя другую вперёд для совершения шага. Медленно опустив ногу на плитку пола, рисуясь перед девушкой, он в последний раз взглянул на неё, уже вышагивая вовсю по переходу, и тут ему вдруг показалось, что она вздрогнула, и какая-то тень разочарования пробежала по её лицу. Андрей почувствовал, или ему так хотелось, что эти перемены были напрямую связаны с его уходом.

«Ну, вот оно! Давай, подойди к ней! Дождись, когда мелодия закончится. Она же не может играть бесконечно». Но он уже набрал крейсерскую скорость «коренного» москвича и под удаляющиеся звуки скрипки стремительно покидал «музыкальный» переход. Плитка под ногами бежала навстречу и бесследно исчезала за спиной. И только, когда двери вагона закрылись, и поезд тронулся, унося Андрея в тёмный туннель, до него вдруг дошло, что он может больше никогда не увидеть скрипачку. Возможно, она вообще здесь в первый и последний раз. Где её потом искать?

– Вот дурак! – выругался он сам на себя вслух, не особо заботясь о том, что подумают окружающие, и с силой плюхнулся на сиденье.

Он хотел выйти на следующей станции и вернуться, но чем дальше удалялся от платформы, тем больше размывался в его памяти образ скрипачки. Раз он не смог с ней заговорить тогда, то вряд ли сможет сейчас.

В заднюю дверь вагона вкатился на доске с колёсиками безногий ветеран, очевидно, одной из чеченских войн. Судя по виду, ему от силы было лет тридцать. Он отталкивался одной рукой от пола при помощи палки с резиновым наконечником, двигаясь по проходу вагона между рядами сидений. Сидевшая рядом с Андреем женщина опустила в протянутую руку ветерана несколько монет. Тот посмотрел в ладонь и с силой швырнул на пол её содержимое, продолжая продвигаться вперёд. Монеты загремели по линолеуму, отскакивая от него и врезаясь в дюралюминиевое основание пассажирского дивана. Лицо ветерана оставалось невозмутимым. Несколько человек сунули ему в ладонь по бумажке разными номиналами. Он с тем же выражением лица положил купюры в карман, а затем выбрался из вагона через переднюю дверь на следующей станции.

Андрея передёргивало, когда он наблюдал такие картины. Это был далеко не первый на его памяти инвалид-ветеран, просящий милостыню в метро. Он всегда старался незаметно класть купюры в их протянутые руки, словно чувствовал стыд за то, что принадлежит к другой социальной прослойке. И сейчас он тоже засунул руку в карман, нашарил там бумажку, специально приготовленную для таких случаев, и уже хотел достать её, но эта женщина так глупо его опередила, видимо, не подумав, как безногий человек будет нести деньги, если все будут подавать монетами.

Андрею были непонятны многие вещи, происходившие вокруг. Например, то, почему этот молодой человек, примерно одного с ним возраста, вынужден побираться? Почему государство не выделило ему средства на протезы? Ведь он отстаивал никак не свои личные интересы, рискуя жизнью на никому не нужной войне. Разве вот так представлял он своё будущее, когда восемнадцатилетним пацаном пошёл служить?

Андрей хорошо помнил, как унижался его собственный отец, «отмазывая» сына от такой армии. И теперь, видя этих инвалидов, он был бесконечно благодарен отцу. Хотя, ему и довелось увидеть армию страны изнутри, но всего лишь курсантом военной кафедры при университете.

Это случилось семь лет назад на военных сборах в поле возле посёлка Тоцкое, рядом с печально известным Тоцким полигоном, где в 1954 году провели учения с испытанием атомной бомбы. На тех учениях был солдатом и его дед, деда Паша. Странным образом его внуку спустя сорок девять лет суждено было быть на единственном за все три недели сборов стрельбище на том же самом полигоне.