 |
Глава IV / Тоцкое
|
|
|
|
Андрей помнил эти три недели так отчётливо, как будто это было вчера. Майор Котов, их куратор и преподаватель по огневой подготовке, настоятельно рекомендовал курсантам подстричься покороче. «Ги-и-ена превыше всего! » – бойко наставлял он своих подопечных, пропуская вторую букву «г» из-за того, что всегда говорил быстро. И хоть вместе с ним поехал подполковник Панфилов, именно майор был для всех ста двадцати курсантов роты связи «отцом родным» на всё время сборов.
С какой болью в сердце Андрей смотрел, сидя в парикмахерском кресле, на то, как толстая грубая хамоватая женщина ножницами и машинкой убирала его густую шевелюру, оставив на голове «шестёрочку». Выйдя из парикмахерской, он зашёл за вещами домой, и отправился на железнодорожный вокзал, где увидел толпу из двух с половиной сотен таких же «яйцеголовых», как и он сам.
Стояла полуденная июльская жара. Курсанты шумели, прощались с девушками, родителями и друзьями. Андрею было стыдно, что у него нет девушки, и он попрощался с родителями дома, сказав им, чтобы не приходили его провожать. Но они всё равно пришли. Несмотря на стыд, а также на совсем непродолжительную предстоящую отлучку, пара слёз всё же выкатилась из его глаз.
С шумом и смехом загрузились в поезд. Такого весёлого поезда Андрей не видел больше ни разу в жизни. Некоторые сразу же стали пить, кто-то уже был «в дрова». К вечеру и Андрей напился в хлам. Утром приехали в Самару. Несколько часов было для пересадки на другой поезд. Курсанты устремились на пляж пить и купаться. Андрей сидел на спинке лавочки, стоящей на песке, упираясь босыми ногами в сиденье, в одних камуфляжных брюках, мучался похмельем и разглядывал тень своей почти лысой головы на песке.
|
|
|
Загрузились к вечеру в другой поезд и ночью прибыли на станцию «Тоцкая» Оренбургской области. За время долгой стоянки командир одного взвода связи из числа курсантов несколько раз падал с верхней полки, пьяный в стельку. Его друзья, вместо того, чтобы уложить бедолагу вниз, снова и снова поднимали своего пьяного товарища на прежнее место, и он снова и снова падал оттуда, ударяясь о стол. Курсант-медик откачал бедового командира нашатырём, и потом на плацу возле поезда тот стоял, выпучив глаза перед своим взводом, и слегка покачивался. Он даже смог что-то прокричать, повторяя команды майора.
Дальше было полтора часа тряски в кузове грузовика под брезентовым тентом в кромешной темноте. Ехали стоя, сидя на корточках, на лавках, мест на которых, конечно же, хватило далеко не всем. Андрей с первых же минут пребывания в Тоцком обнаружил, что тех, кого он знал до этого по университету, больше не существовало. Здесь все были самими собой, не прячась за масками приличия. Здесь не было общества. Здесь были солдаты. И хоть ехали они не на войну, а всего лишь на безобидные военные сборы, больше похожие на курорт в оренбургских степях, все до одного прекрасно понимали, что готовят их к ведению боя с вероятным противником.
И вот грузовик остановился. Все думали, что их привезли в казармы, где в светлых и тёплых комнатах стоят кровати и тумбочки, а в стенах есть розетки. Но снаружи не было никаких звуков, похожих на то, что поблизости находилась военная часть. Не слышно было лая собак, разговоров солдат или офицеров. Тент открылся, и курсанты увидели… поле с еле различимыми очертаниями трёх больших палаток. Все сто двадцать человек, или три взвода, построили снова, а затем распределили по палаткам.
Вместо кроватей у них были нары с жёсткими подушками, набитыми, по ощущениям, спрессованной травой. Такой подушкой можно было запросто поставить нешуточный синяк, если ударить ей по лицу со всего размаху. Ночью было очень холодно и влажно. Проснулись в мокрой одежде, замёрзшие, несмотря на то, что надели на себя всю имевшуюся одежду. Офицеры заранее предупредили, что по ночам в степях холодно и нужно брать с собой свитера и даже куртки. Но что будет такой дубак, никто из курсантов не ожидал.
|
|
|
Утро для Андрея, да что там говорить – для всех курсантов, было много более жестоким, чем ночной холод. Открыв глаза после команды майора весёлым бойким голосом: «Подъём, бойцы! », он увидел себя лежащим на длинной широкой лавке, состоящей из двадцати вплотную подогнанных друг к другу солдатских нар. «Бойцы» лежали, в основном, на боку (только так можно было поместиться, не прижимаясь к соседу) и выглядели, как кильки в банке.
Напротив них, через двухметровый проход с двумя поддерживающими палатку столбами, лежали на точно таких же нарах ещё двадцать счастливых обладателей путёвки в «Тоцкий курорт». Андрей вспомнил свою мягкую тёплую кровать в собственной просторной комнате, и ему захотелось заплакать и закричать, как маленький мальчик: «Хачу к ма-а-аме-е-е!!! ». но следующая команда майора: «Построиться! » вернули его к реальности. Андрей осознал всю пользу его многолетних занятий танцами, так как одним из первых уже стоял, обутый в берцы°, спиной к своим нарам, с руками по швам. Дождавшись последних, возившихся со шнурками, курсантов, которых майор то и дело подгонял, он скомандовал: «Равняйсь! Сми-и-рна! – Потом, после продолжительной паузы, дождавшись полной тишины, добавил. – Товарищи курсанты! Я вас поздравляю с началом прохождения военных сборов! Нас ждёт много интересного в эти три недели. А сейчас привести в порядок спальные места и построиться перед палатками на завтрак. Вольно! ».
Майор вышел из палатки, и товарищи курсанты начали спешно расправлять шерстяные одеяла на своих спальных местах.
Каждому курсанты выдали индивидуальный комплект посуды – серебристый алюминиевый котелок, похожий на футляр для большого изогнутого бинокля. Он состоял из двух частей: нижней, в которую наливался суп, и верхней, предназначенной для вторых блюд, и служащей, ко всему прочему, крышкой котелка. Она имела дужку, с помощью которой защёлкивалась за дно котелка. В нижней части помещались кружка и ложка, а снаружи была приделана ручка, за которую котелок можно было нести.
|
|
|
Характерно было то, что вся еда, которую курсантам давали на завтрак, обед и ужин, была очень горячей, и приходилось держать рот открытым, чтобы не обжечься.
Приём пищи происходил на отдельной территории рядом с полевой кухней. Примерно в метре друг от друга на высоте метр тридцать стояли «столы» – толстые доски шириной сантиметров двадцать на вбитых в землю брёвнах. «Столовая» была накрыта сверху камуфляжной маскировочной сеткой на высоте трёх метров.
Рядом с местом приёма пищи стояла на ножках вертикальная бочка с краном, и любой желающий мог налить себе оттуда «чай», похожий на дубовый отвар. Возможно, это он и был. Некоторые курсанты утверждали, что в этот чай специально подсыпают бром, чтобы у военнослужащих «не стоял» во время прохождения службы. Очень быстро эта бредовая мысль распространилась по всем двум ротам, и все, кто в шутку, кто всерьёз, стали называть этот чай «бромом».
После завтрака разложили матрасы и одеяла на траве, чтобы прожарить на солнце, уничтожая, тем самым, паразитов, которыми, по словам майора, они кишели. Ги-и-ена превыше всего!
Увидели «туалет» – вырытую яму в виде прямоугольника полтора на три метра, и глубиной два. На вторую ночь пошёл сильный дождь, и утром курсанты обнаружили яму, полную, больше, чем на половину, воды. Если курсант хотел сходить «по-большому», возникало небольшое затруднение. Кусок твёрдого кала, вырываясь из его заднего прохода, достигая поверхности воды, вызывал всплеск такой силы, что обдавал сидевшего на корточках почти до пояса. Приходилось очень быстро либо подпрыгивать, либо перебегать на другое место, пока снаряд летел вниз. А если представить себе двух или более курсантов, одновременно решивших основательно оправиться, то глазу открывалась довольно уморительная картина, причём, как для наблюдавшего, так и для непосредственных участников процесса.
|
|
|
В целом, жизнь в поле была бы довольно скучной, продлись она, к примеру, месяца два. Но сам факт того, что вся эта вакханалия закончилась через три недели, сделало эти сборы незабываемым приключением. Каждый день были лекции, за тем исключением, что проходили они на свежем воздухе. Прямо между берёзками были поставлены лавочки со столами, и офицеры, как и на военной кафедре, читали, а ученики, называвшиеся теперь курсантами, записывали. В конце сборов курсантам предстояло сдать экзамен и принять присягу.
Будущие офицеры устраивали себе турниры по дартсу и ежедневно оттачивали своё мастерство, кидая дротики в висящую на берёзе мишень. Прямо перед палатками стояли ворота, и майор, засунув в рот, правда, не свисток, а два пальца, свистел, кидая мяч студентам, как заправский физрук. Вот он был настоящим физруком! Кроме того, что он подзадоривал игравших, раздавая советы, так ещё и сам частенько принимал участие в играх с ними.
Не обошлось, впрочем, и без неприятностей. Помимо роты связи, чуть поодаль расположилась другая рота, состоявшая из экономистов, юристов и математиков. В одной палатке дела обстояли совсем плохо. Студенты спали на земле, а после дождя на вторую ночь ещё и в воде. К тому же, у них не хватало питьевой воды. И начался бунт. Реальный бунт. Если бы его устроили солдаты или младшие офицеры, то их в один миг загнали бы автоматами на гауптвахту. Но здесь были курсанты, не принявшие ещё присягу, а потому гражданские. Всё руководство военной части было поставлено на уши. Часть курсантов собралась уезжать домой. Некоторые уже уехали. Рота связи, хоть и не нуждалась ни в чём, решила поддержать бунтующих и с песнями промаршировала пятьсот метров, отделявших две роты.
И вот, двести сорок курсантов выстроились на плацу, а перед ними стоял полковник Пятаков, начальник военной кафедры, примчавшийся в Тоцкое сразу же, как узнал о бунте. Студентов поразила его выдержка. По рядам стали шушукаться, как только он появился, что, мол, сейчас он наведёт порядок. Все приготовились слушать, как он будет усмирять их, оболтусов, и, хоть заранее предвидели исход, всё же, не отрываясь, смотрели на полковника.
Полковник был хмур и немногословен, смотрел на студентов, как на разбушевавшихся детей в группе продлённого дня. Он говорил про тяготы солдатского быта, и что для них, курсантов, созданы все условия, имитирующие боевую походную жизнь. Солдат или офицер, неважно, не должен жаловаться, так как такое поведение позорит честь его мундира. А с возникшей ситуацией обещал немедленно разобраться.
Он говорил хорошо, без запинки, с чувством. Все, как один, захотели ему зааплодировать. Он закончил свою речь, скомандовал «Вольно! », и все разошлись, смакуя про себя каждое сказанное им слово.
|
|
|
Были, впрочем, и забавные моменты. Один раз за все три недели обе роты повели в город мыться в бане. Эта весть так обрадовала курсантов, что они собрались со скоростью света. Кроме того, можно было постираться в тёплой воде. Несмотря на то, что за палатками стояли цистерны с водой, которой курсанты умывались, чистили зубы, и, по сути, мылись, слово «баня» произвело на всех волшебное действие. К тому же, они будут в городе. И пусть этот город раз в пятьдесят меньше их собственного, но это же особенный город, военный город.
С песнями, строевым шагом вся рота зашагала по просёлочной дороге, поднимая своими берцами пыль до небес. Грязные, они вошли в город. Каково же было их разочарование, когда вместо бани они увидели обычную душевую. Но ничего. Все помылись, пусть и без веника, но в горячей воде, постирали грязные вещи. И отправились обратно по той же дороге, строевым шагом, с песнями, снова поднимая пыль до небес. Пришли к своим палаткам чумазые и потные. Но весёлые!
Каждый вечер на белой семёрке приезжал прапорщик Ангел. Никто не знал, настоящая это была фамилия или прозвище. Но для курсантов он был действительно ангелом. Он привозил чипсы, мороженое, лимонад, квас, сухарики и даже пиво. Андрей каждый вечер покупал у него по два стаканчика пломбира на протяжении всех трёх недель. Лишь изредка дополнительно брал сухарики или лимонад. Непонятно, почему именно пломбир, и почему именно два. Нигде и никогда больше он не проявлял такой страсти к мороженому.
С самого первого дня пребывания в степи, курсанты обнаружили странное поведение местных птиц. Они пикировали сверху, спускаясь по спиралям в воздухе, врезались в землю и лежали несколько секунд неподвижно, а затем начинали трепыхаться, словно пробуждались от долгого сна, и улетали. Такое поведение можно было объяснить только близостью с Тоцким полигоном.
И вот настал долгожданный момент. Их повезут на тот самый Тоцкий полигон на стрельбище. Все гадали, из чего же им придётся стрелять, и дадут ли гранаты. Начали рассказывать страшилки, как один курсант несколькими годами ранее на этом же полигоне так испугался, что не смог метнуть гранату с выдернутой чекой, и капитану, стоявшему рядом, пришлось упасть на неё, пожертвовав своей жизнью ради спасения курсанта и его товарищей.
На деле их ждало разочарование, как и с «баней». Нет, сначала то, что они увидели, превзошло все их ожидания – они будут стрелять настоящими боевыми патронами из настоящих АК-47. Радость быстро закончилась, когда дошло до дела. Курсантам нужно было лечь на кусок брезента и стрелять по мишени три раза. Андрею дали автомат с кривым дулом. На то, чтобы попасть в мишень, он и не надеялся – лишь бы автомат не взорвался у него в руках. После первой же очереди, когда его три раза ударило прикладом по щеке, Андрей хотел бросить автомат, но для зачёта надо было сделать ещё две очереди. Он сильно прижал приклад плечом к щеке и, не глядя на мишень – металлическую пластину в виде верхней части туловища человека – нажал два раза подряд на спусковой крючок.
Странное событие произошло в тот момент, когда уже нужно было уходить со стрельбища. Откуда-то сверху упало что-то тяжёлое, и возник пожар. Упало метрах в ста от роты, в которой находился Андрей. Возникло ощущение, что это был самолёт, небольшой, как будто истребитель. Но никакого звука падения не было слышно. Чёрный дым заволок окрестность. И тут офицеры обнаружили какую-то бочку серебристого цвета, совсем недалеко от роты связи. Вероятно, она была как-то связана с падением непонятного тела. В бочке была еле заметная пробоина, из которой струился серый газ. Подул сильный ветер, распространяя газ по всей роте.
Офицеры ничего не успели предпринять, настолько стремительно всё произошло. К тому моменту, как прозвучала команда: «Газы! », большинство курсантов в роте успело сделать, как минимум, один вдох. Спустя несколько секунд газ в бочке закончился, и все поспешили убраться с поля. Из части вызвали медиков, которые проверили всю роту, включая военнослужащих, бывших поблизости, но ничего не обнаружили. Все, кто нюхал этот газ, говорили, что эти несколько секунд видели перед глазами чёрные точки и чувствовали головокружение. Всего под раздачу газа попали семьдесят восемь курсантов, включая Андрея, а также четверо солдат-срочников и майор Котов.
И хотя очень скоро все позабыли об инциденте, некоторые события стали происходить сразу после стрельбища.
Андрея после того дня словно подменили. И вряд ли кривое дуло АК-47 так повлияло на перемены в его жизни. В частности, у него улучшилась память, обострилось обоняние, он стал более сосредоточенным и внимательным. Да что там говорить – он стал умнее. Майор Котов тоже изменился почти до неузнаваемости. У него, всегда весёлого и жизнерадостного, способного поднять боевой дух даже самого унылого курсанта, появилась какая-то нервозность и несобранность. Все потом удивлялись, как он вообще довёз сто двадцать человек до дома. Он вдруг стал грустно-задумчивым, постоянно прерывался и что-то записывал в тетрадке. А к моменту возвращения в город, откуда они три недели назад выехали на сборы, у него была уже целая сумка с исписанными тетрадками. После этой поездки Андрей больше не видел майора и не знал ничего о его дальнейшей судьбе.
|
|
|
