Софистика и софизмы

Преднамеренная ошибка, совершаемая с целью запутать против­ника и выдать ложное суждение за истинное, называется софизмом (от греческого sofisma — измышление, хитрость). Первые софизмы были созданы софистами, представителями софистики — логического гечения в Древней Греции.

Софисты за плату обучали искусству вести полемику, причем в стремлении привести необходимые доказательства они не гнушались заведомым нарушением логических законов. Афинский комедиограф

Аристофан в комедии «Облака» дал убийственную характеристику со­фистам, которые, пытаясь разными уловками научить «кривым речам», вполне серьезно решают: «На сколько стоп блошиных блохи прыга­ют? », «Того, кто денег даст им, пред судом они обучают кривду делать речью правою». Эта точка зрения древнегреческого гражданина в це­лом совпадает с позицией логиков: так, согласно Аристотелю софи­стика — это «искусство наживы с помощью мнимой мудрости, а пото­му софисты стремятся к мнимым доказательствам». Аристотель обстоятельно рассмотрел излюбленные приемы софистов: использо­

вание слов, имеющих разный смысл; смешение многих вопросов в один; смешение абсолютного и относительного; подмена тезиса; предвосхи­споры — эти бескровные турниры, где столько же грации, сколько силы — были молодеческим гарцеванием на строгой арене философии; это — удалая юность науки... »

ты собака».

обучал Эватла софистике с условием, что гонорар тот заплатит после

первого выигранного судебного процесса. Но после обучения Эватл

не выступал в судах и не заплатил Протагору обещанное. Когда тот

возразил: «Я

не буду платить: или по

или по нашему уговору (если проиграю)».

приговору суда

(если

выиграю)

Представители

софистики вынудили древнегреческих мыс­

Но в дальнейшем софистика уже абсолютно вырождается в по­пытки выдать ложь за истину путем различных ухищрений. Недаром немецкий писатель Георг Кристоф Лихтенберг в своих «Афоризмах» подчеркивал: «Человек становится софистом и прибегает к ухищре­ниям там, где ему недостает знаний».

По мнению Виктора Гюго, софисты — ядовитая поросль, присо­савшаяся к здоровым растениям, «цикута в девственном лесу». В сво­ем романе «Человек, который смеется»» он в самых резких выражени­ях характеризует софистические уловки: «Существует всякого рода гимнастика лжи. Софист — фальсификатор: в случае нужды он наси­лует здравый смысл. Определенная логика, чрезвычайно гибкая, бес­пощадная и искусная, всегда готова к услугам зла: она изощренней­шим образом побивает скрытую в тени истину». И далее Гюго делает вывод: «Ложная наука — отброс науки подлинной, и ею пользуются для того, чтобы губить философов. Философы, создавая софистов, сами роют себе яму. На помете певчего дрозда вырастает омела, которой ловят дроздов».

Примером использования софизмов является ситуация, которую описывает Л. Соболев в «Повести о Ходже Насреддине».

. Ходжа Насреддин (оказавшись при дворе бухарского эмира в об­лике придворного мудреца) выходит из трудного положения при по­мощи следующего софизма:

«Эмир спросил:

— Если мы, великий эмир бухарский, согласно вашим утверж­дениям могуч и непобедим, то почему государи сопредельных мусуль­манских стран до сих пор не прислали к нам своих послов с богатыми подарками и с изъявлениями своей полной покорности нашему непре­оборимому владычеству? Мы ждем ваших ответов на этот вопрос.

Полная растерянность охватила придворных. Они бормотали ито­го невнятное, всячески стараясь уклониться от прямого ответа. Один только Ходжа Насреддин сохранял уверенное спокойствие. Когда оче­редь дошла до него, он сказал:

— Да удостоятся мои жалкие слова внимания великого эмира. На вопрос нашего владыки ответить легко. Все прочие государи, управ­ляющие сопредельными странами, пребывают в постоянном страхе и трепете перед всемогуществом нашего владыки. И рассуждают они таким образом: „Если пошлем мы великому, славному и могучему эми­ру бухарскому богатые подарки, то он подумает, что земля наша очень щение основания и т. д. Софистам принадлежат широко известные софизмы: «Покры­тый», «Рогатый», «Отец собаки» и т. д. «Знаешь ли ты человека под этим покрывалом? — Нет. — Это твой отец. Ты не знаешь своего отца! »; «Ты имеешь то, что ты не терял. Ты не терял рога, значит, ты — ро­гат! »; «Это твои щенки? — Да. — Значит, ты их отец, а следовательно,

Блестящий пример обращения софистики против самой себя — так называемый «софизм Эватла», Софист Протагор (ок. 481—411 гг. до н. э. ) приводит его в своем сочинении «Тяжба о плате». Протагор

потребовал плату, Эватл возразил: «Но я ведь еще не выиграл дела в суде! » Протагор ответил: «Если мы подадим в суд, то ты в любом

случае вынужден будешь заплатить: или по приговору суда (если про­играешь), или по нашему уговору (если выиграешь)». На что Эватл

разработке теории доказательства и логики в целом. Но, кроме того, и сами софисты безусловно подняли искусство спора на качественно иной уровень. А. И. Герцен (1812—1870) счел необходимым вступить­ся за «оклеветанных и непонятых софистов». Он писал о софистах так: «Что за роскошь в их диалектике! Что за беспощадность!... Что за мас­терское владение мыслью и формальной логикой! Их бесконечные

лителей (и в первую очередь Аристотеля) обратиться к тщательной

богата, и, соблазнившись, придет со своим войском и заберет нашу зем­лю. Если же, наоборот, мы пошлем ему подарки беднее, то он оскор­бится и все равно двинет на нас свое войско. Он, эмир бухарский, ве­лик, славен и могуч, и лучше всего не напоминать ему о нашем существовании". Вот как рассуждают государи, и причину того, что они не присылают в Бухару послов с богатыми подарками, нужно ис­кать в их беспрерывном трепете перед всемогуществом нашего вла­дыки».

О многочисленных софистических уловках английских ко­лонизаторов писал Джавахарлал Неру в своих письмах из тюрьмы (куда он был брошен за борьбу против британского владычества в Ин­дии) юной дочери Индире. Неру подчеркивал, что, разорив индийскую ткацкую промышленность с помощью пошлин, бойкота и запретов, английское правительство стало разглагольствовать о политике сво­бодной коммерческой деятельности и невмешательства в частную ини­циативу. Но Неру столь же критично характеризует софистические уловки деятелей Индийского национального конгресса, который пер­воначально был организацией крупной индийской буржуазии и индий­ских помещиков: «Конгресс не обращал внимания на изнурительную бедность масс и на их нужды. Он требовал „индианизации", т. е. предо­ставления большего числа мест на государственной службе индийцам вместо англичан. Он не замечал, что несправедливость в Индии заклю­чается в самой машине, которая эксплуатирует народ, а кто управляет ею, индус или иностранец, — это не столь существенно».

Понятие о логических парадоксах

Парадокс — это рассуждение, доказывающее как истинность, так и ложность некоторого суждения, иными словами, доказывающее как это суждение, так и его отрицание. Парадоксы были известны еще в древности. Например, парадокс «лжец» или «лгущий критянин (т. е. житель острова Крит)», сформулированный древнегреческим фило­софом Эвбулидом из Милета (IV в. до н. э. ). Суть парадокса такова: «Критянин Эпименид сказал: «Я сейчас лгу». Анализ этого высказы­вания дает ошеломляющий результат: критянин сказал правду тогда и только тогда, когда он солгал, и наоборот. Разрешить этот парадокс логики пытались уже в древности, причем Диодор Кронос умер от огор­чения, убедившись в неудаче своих попыток, а Филет Косский покон­чил с собой.

Парадокс «куча» также был обнаружен уже в Древней Греции. Суть его такова: одно зерно кучи не составляет; если прибавить к нему еще одно зерно, то кучи также не получится; не создаст кучи и третье, и четвертое зерно; не создаст кучи и каждое вновь прибавленное зер­но. Но когда же можно говорить о куче? Аналогичен ход рассуждений в парадоксе «лысый»: если у человека с пышной шевелюрой выпадает один волос, то лысина не появится; с выпадением второго, третьего и т. д. волоса — тоже; спрашивается: с выпадением какого числа волос образуется лысина?

Парадоксы теории множеств

Рассел в письме Готтлобу Фреге от 16 июня 1902 г. сообщал о том, что он обнаружил парадокс множества всех нормальных множеств (нормальным множеством называется множество, не содержащее себя в качестве элемента).

Рассел популяризировал свой парадокс в следующих вариантах: «деревенский брадобрей» и «мэр города». Обозначим через В выраже­ние «житель деревни, который бреет всех тех и только тех жителей этой деревни, которые не бреются сами». Затем зададим вопрос: кто бреет самого этого В? Оказывается, что если он хочет сам себя брить, то он не может этого сделать, так как он может брить только тех жите­лей, которые себя не бреют; если же он не будет себя брить, то, как и все жители, не бреющие себя, он должен бриться только у одного специального брадобрея, т. е. у себя. Итак, он не может ни брить себя, ни не брить себя. Другими словами, В бреет В в том и только том слу­чае, когда В не бреет В. Аналогично проводятся рассуждения и в слу­чае парадокса «мэр города».

§ 6. АРГУМЕНТАЦИЯ И ДИСКУССИЯ

Роль доказательства в научном познании и дискуссиях сводится к подбору достаточных оснований (аргументов) и к показу того, что из них с логической необходимостью следует тезис доказательства.

Аргументация — способ рассуждения, включающий дока­зательство и опровержение, в процессе которого создается убеждение в истинности тезиса и ложности антитезиса как у самого доказыва­ющего, так и у оппонентов; обосновывается целесообразность принятия тезиса с целью реализации определенных программ действий, вытека­ющих из доказываемого положения. Понятие «аргументация» богаче по содержанию, чем понятие «доказательство»: целью доказательства является установление истинности тезиса, а целью аргументации — еще и обоснование целесообразности принятия этого тезиса, показ его важного значения в данной жизненной ситуации и т. д. В теории ар­гументации «аргумент» также понимается шире, чем в теории доказа-

тельства, ибо первый включает не только аргументы, подтверждающие истинность тезиса, но и аргументы, обосновывающие целесообразность его принятия, демонстрирующие его преимущества по сравнению с другими подобными утверждениями (предложениями).

Аргументы в процессе аргументации гораздо разнообразнее, чем в процессе доказательства. Форма аргументации и форма доказатель­ства также не совпадают полностью. Форма аргументации так же, как и форма доказательства, включает в себя различные виды умозаклю­чений (дедуктивные, индуктивные, по аналогии) или их цепь, но, кро­ме того, сочетая доказательство и опровержение, предусматривает обос­нование.

Форма аргументации чаще всего носит характер диалога, ибо аргументатор не только доказывает свой тезис, но и опровергает ан­титезис оппонента, убеждая его или являющуюся свидетелем дискус­сии аудиторию в правильности своего тезиса, он стремится сделать их своими единомышленниками. Диалог как наиболее аргументиро­ванная форма ведения беседы пришел к нам из древности (так, Древ­няя Греция — родина диалогов Платона, техники спора в форме во­просов и ответов Сократа и т. д. ). Но диалог — это внешняя форма аргументации: оппонент (что особенно наглядно проявляется в письменной форме аргументации) может только мыслиться. Внутренняя форма аргументации представляет цепь доказательств и опровержений аргументатора в процессе доказательства им тезиса и убеждения собеседника. В процессе аргументации выработка убеж­дений у собеседника или аудитории часто связана с их переубежде­нием. Поэтому в аргументации велика роль риторики в ее традици­онном понимании как искусства красноречия. В этом смысле до сих пор представляет интерес «Риторика» Аристотеля, в которой наука о красноречии рассматривается как теория и практика убеждения в процессе доказательства истинности тезиса. «Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо оно может и страх изгнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить», — писал древнегреческий ученый Горгий об искусстве аргументации. Не было периода в истории, когда бы люди не пользовались аргумен­тацией. Без аргументации высказываний невозможно интеллектуаль­ное общение. Аргументация — необходимый инструмент человече­ского познания истины.

Искусство ведения спора называют эристикой-(от греческого ерюпка — спор), так же называется и раздел логики, изучающий прие­мы спора.

Для того чтобы дискуссия, спор были плодотворными, т. е. могли достигнуть своей цели, требуется соблюдение определенных условий. Прежде всего должен существовать предмет спора — некоторая проб­лема, тема, к которой относятся утверждения участников дискуссии. Если такой темы нет, спор оказывается беспредметным, он вырожда­ется в бессодержательный разговор. Относительно предмета спора должна существовать реальная противоположность спорящих сторон, т. е. стороны должны придерживаться противоположных убеждений относительно предмета спора. Если нет реального расхождения пози­ций, то спор вырождается в разговор о словах, т. е. оппоненты говорят об одном и том же, но используют при этом разные слова, что и создает видимость расхождения. Необходима также некоторая общая основа спора, т. е. какие-то принципы, положения, убеждения, которые при­знаются обеими сторонами. Если нет ни одного положения, с которым согласились бы обе стороны, то спор оказывается невозможным. Тре­буется некоторое знание о предмете спора: бессмысленно вступать в спор о том, о чем ты не имеешь ни малейшего представления. К усло­виям плодотворного спора относятся также способность быть внима­тельным к своему противнику, умение выслушивать и желание по­нимать его рассуждения, готовность признать свою ошибку и правоту собеседника. Только при соблюдении перечисленных условий дискус­сия или спор могут оказаться плодотворными, т. е. могут привести к обнаружению истины или выявлению ложности, к согласию или к по­беде истинного мнения.

Спор — это не только столкновение противоположных мнений, но и борьба характеров, поэтому общие приемы и методы успешной борьбы широко применяются в споре. Приемы, используемые в споре, разделяются на допустимые и недопустимые, лояльные и нелояльные. Когда противники стремятся установить истину или достигнуть об­щего согласия, они используют только лояльные приемы. Если же один из оппонентов прибегает к нелояльным приемам, то это свидетельству­ет о том, что его интересует только победа, — победа любой ценой. С та­ким человеком не следует вступать в спор. Однако знание нелояльных приемов спора необходимо: оно помогает нам разоблачать их приме­нение в конкретном споре. Иногда их используют бессознательно или в запальчивости; в таких случаях указание на использование нелояль­ного приема служит дополнительным аргументом, свидетельствующим о слабости позиции противника.

Лояльные (допустимые) приемы спора просты и немного­численны. Важно с самого начала захватить инициативу: предложить свою формулировку предмета спора, план обсуждения, направлять ход

полемики в нужном для вас направлении. В споре важно не оборонять­ся, а наступать. Следует с самого начала вести спор так, чтобы в по­ложение обороняющегося попал противник: чтобы он опровергал ваши аргументы, отвечал на возражения и т. п. Предвидя возможные аргумен­ты противника, следует высказать их самому — и тут же ответить на них. Важное преимущество в споре получает тот, кому удается возложить бремя доказывания на противника; нужно повернуть дело так, чтобы доказывать или опровергать пришлось не вам, а вашему оппоненту. Часто этого простого приема оказывается достаточно для победы: че­ловек, плохо владеющий приемами доказательства, может запутаться в своих рассуждениях и будет вынужден признать себя побежденным. Рекомендуется концентрировать внимание и действия на наиболее слабом звене в аргументации противника, а не стремиться к опровер­жению всех ее элементов. К лояльным приемам относится также ис­пользование эффекта внезапности: например, наиболее важные ар­гументы можно приберечь до конца дискуссии. Высказав их в конце, когда противник уже исчерпал свои аргументы, можно привести его в замешательство и одержать победу. К лояльным приемам относится и стремление взять последнее слово в дискуссии: подводя итоги спора, можно представить его результаты в выгодном для вас свете.

Некорректные, нелояльные приемы используются в тех случаях, когда нет уверенности в истинности защищаемой позиции или даже осознается ее ложность, но тем не менее есть желание одержать побе­ду в споре. Для этого приходится ложь выдавать за истину, недосто­верное — за проверенное и заслуживающее доверия.

Большая часть нелояльных приемов связана с сознательным на­рушением правил доказательства. Сюда относится «подмена тезиса*: вместо того чтобы доказывать или опровергать одно положение, дока­зывают или опровергают другое положение, лишь по видимости сход­ное с первым. В процессе спора часто стараются тезис противника сфор­мулировать как можно более широко, а свой — максимально сузить. Более общее положение труднее доказать, чем положение меньшей степени общности. Иногда один из оппонентов начинает задавать свое­му противнику множество вопросов, часто даже не относящихся к де­лу, с целью отвлечь его внимание и утопить спор в пространных разго­ворах. Если один из оппонентов соглашается с одним-двумя частными примерами, то его противник может с торжеством провозгласить об­щее положение, которое еще отнюдь не обосновано приведенными частными случаями.

«Подмена тезиса» может стать средством для достижения побе­ды в споре. О таком случае рассказывает В. В. Вересаев в «Воспомииа- 168

ниях»: «... Печерников легко переиначивал мои слова, чуть-чуть сдви­гал мои возражения в другую плоскость и победительно опровергал их, а я не умел уследить, где он мои мысли передвинул. Сплошная была софистика, а я был против нее бессилен... »

Одним из наиболее распространенных нелояльных приемов яв­ляется использование в споре понятий с хвалебным или уничижитель­ным оттенком, например вместо «военные» — «военщина», вместо «молодые люди» — «мальчишки» и т. п. Разновидностью этого приема является «навешивание ярлыков» на противника, его утверждения, его позицию.

В спорах и дискуссиях используют и прием, в основе которого лежит ошибка, называемая «переходом в другой род». Она имеет две разновидности:

1) «Кто слишком много доказывает, тот ничего не доказывает»;

2) «Кто слишком мало доказывает, тот ничего не доказывает».

В первом случае суть ошибки заключается в том, что вместо вы­сказанного положения пытаются доказать более «сильное», которое может оказаться к тому же и ложным. Например, если вместо утверж­дения «Все ромбы имеют две оси симметрии» мы будем доказывать тезис «Все параллелограммы имеют две оси симметрии», то окажется, что это сделать невозможно. Последний тезис не является истинным. Однако вполне возможно и достаточно просто доказать, что первое утверждение является истинным.

Во втором случае ошибка связана с тем, что вместо общего утверж­дения или утверждения, имеющего отношение к некоторой области знания, доказывают утверждение частное или имеющее отношение к некоторому подмножеству исходного множества, лишь к части ука­занной области знания. Например, доказав, что положение «Диагона­ли всякого квадрата в точке пересечения делятся пополам» является истинным, мы не можем считать доказанным более общее утвержде­ние «Диагонали всякого ромба в точке их пересечения делятся по­полам» только на том основании, что любой квадрат является ромбом. Ведь обратное утверждение будет неверным.

Однако большая часть нелояльных приемов и уловок в споре свя­зана с использованием недопустимых аргументов. Аргументы, исполь­зуемые в дискуссии, споре, могут быть разделены на два вида: ар­гументы ad rem (к делу, по существу дела) и аргументы ad hominem (к человеку). Аргументы первого вида имеют отношение к обсужда­емому вопросу и направлены на обоснование истинности доказыва­емого положения. В качестве таких аргументов могут использоваться: основоположения или принципы некоторой теории; определения по-

нятии, принятые в науке; суждения, описывающие установленные фак­ты; ранее доказанные положения и т. п. Если аргументы данного вида удовлетворяют требованиям логики, то опирающееся на них доказа­тельство будет корректным.

Аргументы второго вида относятся не к существу дела, направлены не на обоснование истинности выдвинутого положения, а используют­ся лишь для того, чтобы одержать победу в споре. Они затрагивают лич­ность оппонента, его убеждения, апеллируют к мнениям аудитории и т. п. С точки зрения логики все аргументы ad hominem некорректны и не мо­гут быть использованы в дискуссии, участники которой стремятся к выяснению и обоснованию истины. Наиболее распространенными раз­новидностями аргументов ad hominem являются следующие.

Аргумент к авторитету — ссылка на высказывания или мнения великих ученых, общественных деятелей, писателей и т. п. в поддерж­ку своего тезиса. Такая ссылка может показаться вполне допустимой, однако она некорректна. Дело в том, что человек, получивший при­знание благодаря своей успешной деятельности в некоторой одной области, не может быть столь же авторитетен во всех других областях. Поэтому его мнение, выходящее за пределы той области, в которой он работал, вполне может оказаться ошибочным. Кроме того, даже в той области, в которой творил великий человек, далеко не все его выска­зывания или мнения безусловно верны. Поэтому ссылка на то, что ка­кой-то великий человек придерживается такого-то мнения, ничего не говорит об истинности этого мнения.

Аргумент к авторитету имеет множество разнообразных форм. Апеллируют к авторитету общественного мнения, к авторитету аудито­рии, к авторитету противника и даже к собственному авторитету. Иног­да изобретают вымышленные авторитеты или приписывают реальным авторитетам такие суждения, которых они никогда не высказывали.

Аргумент к публике — ссылка на мнения, настроения, чувства слу­шателей. Человек, пользующийся таким аргументом, обращается уже не к своему оппоненту, а к присутствующим или даже случайным слуша­телям, стремясь привлечь их на свою сторону и с их помощью оказать психологическое давление на противника. Одна из наиболее эффектив­ных разновидностей аргумента к публике — ссылка на материальные интересы присутствующих. Если одному из оппонентов удастся по­казать, что отстаиваемый его противником тезис затрагивает мате­риальное положение, доходы и т. п. присутствующих, то их сочувствие будет, несомненно, на стороне первого.

Аргумент к личности — ссылка на личные особенности оппонента, его убеждения, вкусы, внешность, достоинства или недостатки. Исполь­зование этого аргумента ведет к тому, что предмет спора остается в сто­роне и предметом обсуждения оказывается личность оппонента, при­чем обычно в негативном освещении. Встречается аргумент к личности и с противоположной направленностью, т. е. ссылающийся не на недо­статки, а напротив, на достоинства человека. Такой аргумент часто ис­пользуется в юридической практике защитниками обвиняемых.

Яркий пример аргумента к личности можно найти в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Н. В. Гоголя. Иван Иванович в своей жалобе на соседа обвиняет его в разрушении хлева и посягательстве на свою жизнь, приводя такие «убедительные», с его точки зрения, аргументы: «При том же оный, часто поминаемый, неистовый дворянин и разбойник, Иван, Иванов сын, Перерепенко, и происхождения весьма поносного: его сестра была известная всему свету потаскуха и ушла за егерскою ротою, стоявшею назад тому пять лет в Миргороде; а мужа своего записала в крестьяне. Отец и мать его тоже были пребеззаконные люди, и оба были невооб­разимые пьяницы».

Аргумент к тщеславию — расточение неумеренных похвал про­тивнику в надежде на то, что, растроганный комплиментами, он ста­нет мягче и покладистее. Как только в дискуссии начинают встречаться обороты типа «не подлежит сомнению глубокая эрудиция оппонен­та», «как человек выдающихся достоинств, оппонент... » и т. д., можно предполагать завуалированный аргумент к тщеславию.

Аргумент к силе — угроза неприятными последствиями и, в част­ности, угроза применения насилия или прямое применение каких-либо средств принуждения. У всякого человека, наделенного властью, физи­ческой силой или вооруженного, всегда велико искушение прибегнуть к угрозам в споре с интеллектуально превосходящим его противником. Однако следует помнить о том, что согласие, вырванное под угрозой насилия, ничего не стоит и ни к чему не обязывает согласившегося.

Аргумент к жалости — возбуждение в другой стороне жалости и сочувствия. Этот аргумент бессознательно используется многими людьми, которые усвоили себе манеру постоянно жаловаться на тяго­ты жизни, на трудности, болезни, неудачи и т. п. в надежде пробудить в слушателях сочувствие и желание уступить, помочь чем-то.

Это влияние может оказаться таким, что в результате возникнет совершенно неожиданная ситуация. Вот что рассказывает, например, А. П. Чехов в «Случае из судебной практики».

С защитой Сидора Шельмецова, который обвинялся в краже со взломом, мошенничестве и проживании по чужому паспорту, высту­пал опытный адвокат. Его выступление и есть не что иное, как «довод

к публике». В нем адвокат, не останавливаясь на конкретных фактах, пытается разжалобить публику и присяжных заседателей.

«Мы — люди, господа присяжные заседатели, будем же и судить по-человечески! — сказал между прочим защитник. — Прежде чем пред­стать перед вами, этот человек выстрадал шестимесячное предвари­тельное заключение. В продолжение шести месяцев жена была лише­на горячо любимого супруга, глаза детей не высыхали от слез при мысли, что около них нет дорогого отца! О, если бы вы посмотрели на этих детей! Они голодны, потому что их некому кормить, они пла­чут, потому что они глубоко несчастны... Да поглядите же! Они протя­гивают к вам свои ручонки, прося вас возвратить им их отца!.. »

После такого пассажа, который, конечно же, не мог не вызвать трогательных чувств у присутствующих, адвокат перешел к личности обвиняемого, вновь не обращаясь совершенно к каким-либо фактам.

«Взгляните на его глаза!.. Неужели эти кроткие, нежные глаза могут равнодушно глядеть на преступление? О нет! Они, эти глаза, плачут! Под этими калмыцкими скулами скрываются тонкие нервы! Под этой грубой, уродливой грудью бьется далеко не преступное серд­це! И вы, люди, дерзнете сказать, что он виноват?!

Тут не вынес и сам подсудимый. Пришла и его пора заплакать. Он замигал глазами, заплакал и беспокойно задвигался...

— Виноват! — заговорил он... »

После признания Сидора Шельмецова вся психологическая об­работка присяжных заседателей и присутствующей на судебном засе­дании публики, которую проводил адвокат, оказалась бессмысленной. Шельмецова осудили.

Аргумент к невежеству — использование таких фактов и положений, о которых противник ничего не знает, ссылка на сочинения, которых про­тивник заведомо не читал. Люди часто боятся признаться в том, что они чего-то не знают, им представляется, что этим они роняют свое достоин­ство. В споре с такими людьми аргумент к невежеству действует безотказ­но. Однако, если не бояться признать, что чего-то не знаешь, и попросить противника рассказать подробнее о том, на что он ссылается, может выяс­ниться, что его ссылка не имеет никакого отношения к предмету спора.

Все перечисленные аргументы являются некорректными и не долж­ны использоваться в строго логичном споре. Заметив аргумент подоб­ного рода, следует указать противнику на то, что он прибегает к некор­ректным способам ведения спора, следовательно, не уверен в прочности своих позиций. Добросовестный человек в этом случае должен будет признать, что ошибся. С недобросовестным человеком лучше вообще не вступать в спор.          ,

Известный педагог В. А. Сухомлинский писал о большой силе сло­ва, о необходимости пользоваться им тактично, ибо необдуманно ска­занное слово может причинить много вреда: «Знай, что твое неразум­ное, холодное, равнодушное слово может обидеть, уязвить, огорчить, вызвать смятение, потрясти, ошеломить». О бестактности некоторых людей, проявляющейся в их речи, писал французский писатель, мас­тер афористической публицистики Ж. Лабрюйер: «Для иных людей говорить — значит обижать: они колючи и едки, их речь — смесь желчи с полынной настойкой; насмешки, издевательства, оскорбления текут с их уст, как слюна». И наоборот, о роли положительных эмоций, вы­званных добрыми словами, известный просветитель XVIII в. Т. Пэн сказал так: «Если одно-два приветливых слова могут сделать человека счастливым, надо быть негодяем, чтобы отказать ему в этом».

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: