Наступательное движение к Ахульго

21 мая, в воскресенье, в дождливый день, отряд выступил из лагеря под крепостью Внезапной и, пройдя беспрепятственно по узкой дороге через лесистый хребет Гебеккала, вступил в Салатавию. Первый ночлег был между деревнями Инчхе и Костала. Обозы были направлены кружною дорогой к Миатлинской переправе (на Сулаке), откуда должны были следовать на присоединение к Чеченскому отряду два батальона Апшеронского пехотного полка. 22‑ го числа наш отряд простоял на месте в ожидании этой колонны, которая прибыла к вечеру и вступила в лагерь с песнями и музыкой. С присоединением ее, наш отряд состоял уже из 8 батальонов, с ротою саперов и 17 орудиями, численный состав возрос до 7800 человек.

Во время стоянки нашей под Инчхе, по ночам, горцы тревожили отряд выстрелами с окружавших лесистых высот. 23 мая отряд с огромным обозом двинулся по отлогому, но длинному подъему на Хубарские высоты и, пройдя верст 5, расположился за селением Хубар. Здесь местность приняла другой характер: лесистые горы сменились голыми, каменистыми плоскими возвышенностями, прорезанными глубокими балками. Неприятель не показывался; жители Хубара, ободренные прокламацией генерала Граббе, возвращались в свои дома. В разных местах селения расставлены были караулы для охранения жителей и имуществ их. В этот день погода прояснилась, и вместе с тем повеселели все лица в отряде. Но мы находились на местности, значительно возвышенной и со всех сторон открытой, а потому температура заметно понизилась, поднялся ветер, и когда разбили палатки, мы с удовольствием вошли в них, чтобы согреться стаканом чая. Вечером пригласил меня к ужину полковник Лабынцев, с Перовским и Минквицем. Тут познакомились мы с декабристом Назимовым, который был еще в солдатском звании.

В отряд прибыла депутация от главного салагавского селения Чиркей, находившегося влево от нашего пути, на левом берегу Сулака. Во главе ее был известный старшина Джемал, человек уже пожилой, с окрашенною по местному обычаю в рыжий цвет и подстриженною бородой, в лезгинском одеянии. Чиркеевцы, чтобы избегнуть посещения их нашим отрядом, уверяли в своей преданности русскому правительству и отрекались от всяких сношений с Шамилем. Уверения эти были только обычным лукавством; чиркеевцы постоянно действовали двулично.

24 мая отряд двинулся далее на Гертме, все поднимаясь по длинному склону Дюзтау, ведущему на гору Соукбулак, отделяющую Салатавию от Гумбета. Мы следовали в таком густом тумане, что ничего не видно было в десяти шагах. Я ехал впереди авангарда с проводниками; позади меня казаки весело распевали свои молодецкие песни; в подражание им и милиционеры затянули какие‑ то заунывные напевы. Когда ближайшая местность начала несколько очищаться от густого тумана, вдруг увидели мы перед собой неприятельский пикет. Вглядываясь пристальнее, заметили вправо от нашего пути целые кучки горцев, отходивших в глубокую лесистую балку Теренгульскую, за которою на открытой возвышенной плоскости видны были толпы пеших и конных, со множеством значков. Таким образом, оправдались ходившие уже слухи о том, что в Бартунае, одном из главных селений салатавских, собиралось многочисленное скопище. Я поспешил доложить об этом лично генералу Граббе, и немедленно же были сделаны распоряжения к атаке неприятеля. Выдвинута была артиллерия, которая открыла огонь по кучкам горцев, стоявших на возвышении за балкою. Нам было ясно видно, какой переполох произвели в них первые удачно направленные выстрелы орудий. Пехота наша также начала обстреливать крутые и лесистые скаты балки, в которой засели горцы. Перестрелка продолжалась недолго; колонны смело двинулись в штыки по спускам в балку. Горцы не выдержали и спешно стали отходить. Егеря преследовали их по крутым тропинкам, и через какой‑ нибудь получас мы уже увидели солдатские белые шапки на противоположном краю балки. Остальные войска также начали перебираться на ту сторону Теренгусса; на прежнем пути оставлен был только обоз с необходимым прикрытием. Спуск в балку и подъем оказались так круты, что мы должны были сойти с лошадей и с трудом взбирались пешком.

Не дожидаясь сбора всех войск, генерал Граббе двинул вперед, вслед за отступавшим неприятелем, передовые три батальона с двумя горными орудиями и казаками. Но горцы уходили так поспешно, что не было возможности настигнуть их. Они не успели даже увезти тела убитых и рассеялись по окрестным балкам, не думая уже об обороне Бартуная. Селение это найдено пустым и занято передовым отрядом. Остальные войска постепенно подходили и располагались вокруг аула. В это время пошел страшный ливень; генерал Граббе пожелал поместиться в селении; для штаба и свиты также занято было несколько домов.

Потеря наша в этом деле состояла всего из 4 убитых и 39 раненых; неприятель же должен был понести значительный урон, преимущественно от нашей картечи. В продолжении боя прибыл от Миатлинской переправы еще один батальон Апшеронского полка, так что пехота наша усилилась уже до 9 батальонов, а численность всего отряда достигла 8 тысяч человек в строю. С означенным батальоном прибыл генерал‑ майор Пантелеев, начальствовавший войсками в Северном Дагестане, и флигель‑ адъютант полковник Катенин, присланный на Кавказ по Высочайшему повелению для инспектирования войск. Он принадлежал к числу гвардейских знатоков фронтового дела^[118]; но вместе с тем был человек образованный и даже подвизался в молодости на литературном поприще. Катенин остался на некоторое время в отряде, конечно, не для инспектирования войск, а в надежде украсить свою шею каким‑ либо новым крестиком.

В Бартунае получил я первое понятие о лезгинских селениях, вовсе не похожих на те жалкие аулы, которые до сих пор удалось мне видеть у кумыков, ауховцев и ичкеринцев. Лезгины строят прочные, каменные дома, часто в несколько этажей, с плоскими крышами, иногда с башнями. Постройки теснятся плотно к друг другу, едва оставляя проходы в виде узких, извилистых коридоров. В некоторых местах эти переулки проходят под навесами. Почти все лезгинские аулы лепятся по скатам гор амфитеатром, весьма живописно, и окружены роскошными фруктовыми садами. Но Бартунай, расположенный на открытой плоской возвышенности, составлял в этом отношении исключение.

Окончив размещение войск на биваке, совершенно промоченный до костей, я рад был найти убежище в отведенной мне сакле и обогреться перед камином; но вьюки наши пришли не ранее вечера, и только тогда я мог насладиться переменою одежды и стаканом чая. Дождь продолжал лить всю ночь и в следующий день.

25 мая войска выступили только в 10 часов утра; с трудом можно было разглядеть дорогу. Еще прежде, чем мы выехали из селения, уже горели многие дома, а затем и все оно было объято пламенем. Колонна подвигалась медленно, в угрюмой тишине, по отлогому, но непрерывному, длинному подъему, по голой, каменистой почве. По другой же стороне Теренгульской балки, по такому же подъему, двигался наш обоз, под прикрытием трех Апшеронских батальонов и пяти легких орудий, под начальством генерал‑ майора Пантелеева. Обе колонны должны были соединиться только на самом деле в Соукбулаке. Мы дрожали от холода и сырости. Для ночлега отряд расположился на краю почти отвесного оврага. На другой день, 26‑ го числа, продолжалось то же движение; по мере того, как мы поднимались все выше, холод усиливался и местность становилась более каменистою. В некоторых местах саперы должны были расчищать дорогу. В этот день отряд дошел до самого Соукбулака, с которого крутой спуск Кирки ведет в землю Гумбет. Здесь мы нашли снег и совершенное отсутствие как воды, так и топлива. Приходилось посылать команды довольно далеко на дно балок, где попадались родники и кое‑ какие кусты. Саперы немедленно приступили к разработке спуска; приходилось рвать скалы порохом.

27 мая погода прояснилась; снег начал таять. С высот, где расположен был лагерь, открылся обширный вид на гумбетовские горы, отделявшиеся от Соукбулака глубокою долиною, которая простиралась в обе стороны: вправо, под названием Мичикале, вдоль Андийского хребта (отделяющего Нагорную Чечню от Дагестана); влево – к гумбетовским селениям Артлух и Данух. По этому направлению и предстояло нам двигаться к селению Аргуни. Дорога сначала пролегала вдоль подошвы крутого гребня Анчимеер, вершина которого была занята неприятелем. Спуск с Соукбулака был уже настолько разработан, что после полудня войска начали переходить на нижнюю площадку. Мне было поручено размещать их по мере того, как они спускались. Небольшая колонна послана к Артлуху, который найден покинутым жителями и предан разрушению. С площадки нового лагеря сделан был из орудия пробный выстрел на вершину горы, занятой неприятелем; ясно было видно, как ядро попало в кучку горцев и разогнало их. В лагерь наш доносились с тех высот заунывные звуки вечерней молитвы мюридов, сливавшиеся с веселыми песнями наших солдат. Между тем обоз наш подошел к Соукбулаку, расположился на местах, только что оставленных войсками, и в свою очередь спустился с высоты на следующий день, 28‑ го числа. Обе ночи, с 27‑ го на 28‑ е, и с 28‑ го на 29‑ е, не обошлись без тревог. Перестрелка с передовых секретов стоила жизни одному офицеру.

По трудности предстоявшего нам пути к Аргуни и Чиркату, положено было все тяжести оставить на том самом месте, где расположен был отряд, и для обеспечения их возвести временное укрепление, которое служило бы складочным и этапным пунктом в тылу действующего отряда. 28‑ го числа приступлено было к постройке этого укрепления, названного Удачным. В нем оставлен 3‑ й батальон Апшеронского полка с пятью легкими орудиями, под начальством майора Тарасевича.

 

Барон И. А. Вревский. Литография.

 

29‑ го числа, после полудня, отряд двинулся вперед. Следовавшие в авангарде саперы разрабатывали местами дорогу. Горцы, занимавшие вершину гребня, пробовали спускать камни; однако же не причинили никакого вреда проходившим у подошвы гор войскам; пули неприятельские также не долетали; наши же полевые единороги, при весьма большом угле возвышения, удачно обстреливали гребень и заставили неприятеля скрыться на противоположный склон. Таким образом, отряд прошел в этот день беспрепятственно самое трудное место и остановился в 6 верстах на возвышенном перевале Шугумеер, где предстояло снова разрабатывать крутой спуск. Несмотря на короткий переход, хвост колонны подтянулся только к ночи. Отделенная влево легкая колонна разрушила селение Данух.

Разработка спуска с горы Шугумеер продолжалась до полудня 30‑ го числа, и только тогда отряд двинулся вперед. Дорога была не менее трудная, чем накануне, и во многих местах сильно размыта шедшими несколько дней дождями. Хотя от места ночлега оставалось пройти до Аргуни всего 6 верст, однако же голова колонны только к 4 часам пополудни подошла к этому большому укрепленному селению, в котором сам Шамиль с 16 тысячами лезгин вознамерился остановить наступление Чеченского отряда. Часть этого скопища заняла самое селение, а другая (преимущественно андийцы) расположилась на высотах по дороге, ведущей к Мехельте – главному гумбетовскому селению, и далее к Андии.

 

Чеченец. Рис. Г. Гагарина (из собрания Государственного Русского музея).

 

Генерал Граббе, подойдя на пушечный выстрел к селению, остановился на краю крутого спуска, чтобы высмотреть в зрительную трубу местоположение, о котором не было у нас точных сведений. Оказалось, что с нашей стороны селение было совсем недоступно: оно было растянуто по верху скалистого, почти отвесного обрыва: одна дорога, высеченная в утесах, вела в ворота, в виде крутой апарели. Наружная линия саклей составляла сплошную каменную стену, с бойницами в несколько ярусов, над передними саклями возвышались другие амфитеатром, с плоскими крышами и башнями. К востоку селение заканчивалось также обрывом; здесь находилась самая возвышенная часть селения. К западу же означенный скалистый обрыв тянется узким гребнем, по которому доступ к селению, видимо, был прегражден завалами, башнею и перекопом. Южной стороны селения не могли мы видеть.

Несмотря на поздний час дня, генерал Граббе решился немедленно атаковать неприятеля в крепкой его позиции. С фронта (т. е. с северной стороны) на той самой высоте, с которой мы осматривали позицию, выставлена была батарея из 8 орудий (4 полевых легких и 4 горных), под прикрытием одного Куринского батальона; другой батальон того же полка, с 2 горными орудиями, оставлен позади, на самой дороге, для прикрытия вагенбурга; один батальон (1‑ й Апшеронский) выдвинут по той же дороге для демонстрации с фронта; для самой же атаки направлены две колонны; влево – 2 батальона Куринского полка, под командою полковника Пулло; вправо – 2 батальона Кабардинского, под командою полковника Лабынцева. Обе эти колонны должны были открыть удобнейшие доступы к селению. Кроме того, один батальон (4‑ й Апшеронский) имел назначением поддерживать связь между центром и правою колонною, которой предстояло исполнить довольно кружное обходное движение. Наконец, казаки получили приказание прикрывать тыл атакующих колонн со стороны неприятельских скопищ, занимавших высоты на дороге к Мехельте.

В 5 часов пополудни батарея открыла огонь, а пехотные колонны начали движение; но выстрелы легких и горных орудий не могли наносить значительного вреда укрывавшемуся в каменных домах и башнях неприятелю. Горцы же обсыпали пулями приблизившиеся к селению оба батальона Апшеронского полка. Однако ж один из них (4‑ й), взяв вправо, успел очень быстро взобраться на самый гребень, по которому предполагалось атаковать селение правою колонною, и смело штурмовал башню, преграждавшую этот путь. Несмотря на то, что апшеронцам приходилось пробираться рядами по узкому гребню, между скалами и камнями, под сильными выстрелами, они с криком «ура» ворвались в башню и перекололи штыками почти всех защищавшихся в ней горцев. Но далее наступление было приостановлено глубоким рвом. Оба Апшеронских батальона понесли довольно большую потерю. Между тем, колонны полковников Пулло и Лабынцева все еще тянулись по горам в обход селения, с трудом втаскивая орудия на скалы. Когда они с двух противоположных сторон приблизились к селению, наступила уже темнота, и начинать штурм с их малыми силами было бы безрассудно. Они остановились, прикрывшись по возможности от неприятельских выстрелов, в ожидании дальнейших приказаний от командующего войсками.

Таким образом, сделанная в этот день попытка атаки обратилась в рекогносцировку, на основании которой можно было вернее сообразить план действий на следующий день. Донесение полковников Пулло и Лабынцева указали, что восточная оконечность селения была самою сильною стороною обороны; наиболее доступною оказалась юго‑ западная часть, к которой подступил полковник Лабынцев, и тот гребень, на котором уже утвердился 4‑ й Апшеронский батальон. Сообразно таким данным составлена была на 31 мая следующая диспозиция: батальонам Куринского полка в течение ночи перейти с левого фланга на правый; одному из них поддержать 4‑ й Апшеронский батальон, чтобы продолжать атаку по узкому гребню, ведущему к западной оконечности селения; этой атакой командовать полковнику Пулло; остальным двум батальонам Куринского полка, вместе с одним из Кабардинских батальонов (2‑ м), под начальством полковника Лабынцева вести атаку с юго‑ западной стороны селения; другому же Кабардинскому батальону (1‑ му) прикрывать тыл обеих атакующих колонн против скопищ, занимавших высоты, а коннице – наблюдать пути, ведущие от Аргуни к Чиркату и угрожать пути отступления неприятеля.

Ночь с 30‑ го на 31‑ е число провели мы не совсем спокойно; все время слышалась перестрелка то с одной, то с другой стороны, даже в тылу нашем, т. е. в вагенбурге. С рассветом бой возобновился. Получив приказание находиться при колонне полковника Пулло, я едва успел доехать и подняться на гребень, занятый апшеронцами, как уже, по данному сигналу, колонны двинулись на штурм. Колонне полковника Пулло предстояло прежде всего перелезать поодиночке через глубокий перекоп гребня и потом по тому же узкому гребню атаковать кладбище, обнесенное каменными стенами и обстреливаемое из соседних саклей. Тут в первый раз попал я в самую свалку; каждый шаг вперед стоил нам много жертв; узкий путь еще стеснялся множеством раненых и убитых, как наших, так и неприятельских. Однако ж наши все‑ таки ворвались с обычным криком «ура» в ограду кладбища и начали влезать на плоские крыши домов, из которых горцы продолжали отстреливаться. Справа от нас такой же бой кипел в колонне Лабынцева: и тут горцы оборонялись отчаянно; некоторые фанатики, выскакивая из завалов или домов, бросались в шашки на встречу штурмовавших колонн. И здесь наши войска преодолели все препятствия, хотя с большой потерей, и ворвались в селение. Но тут‑ то и начался самый горячий, кровопролитный бой. Горцы, засев в домах, возвышавшихся амфитеатром одни над другими, осыпали атакующих пулями со всех сторон, сверху и снизу. Солдаты, взбираясь на крыши, пытались пробивать сверху отверстия, чтобы бросать вовнутрь горючие вещества; но отчаянные мюриды, переходя внутренними ходами из одних саклей в другие, продолжали упорно держаться целый день. Были случаи, что в крайности фанатики бросались из окон с кинжалом в руке на обступившие их кучки солдат. В некоторых домах найдены были обгорелые трупы; улицы были завалены телами; текли буквально ручьи крови; многие сакли горели, и дым стлался по всему селению. Так продолжался бой целый день; горцы были постепенно оттеснены в восточную оконечность аула. Здесь, на самой возвышенной его части, приготовлена была и самая упорная оборона. Чтобы выжить фанатиков из этой крепкой цитадели, втащили с большим трудом два горных орудия в самое селение и поставили на крыши домов, откуда могли они обстреливать последнее убежище горцев.

Среди кровавого побоища, рядом с подвигами храбрости, самоотвержения, поражали и самые отвратительные сцены в занятой части населения: некоторые из солдат обирали валявшиеся трупы убитых, вытаскивали из горевших саклей всякую всячину, даже вещи ни к чему не пригодные. Мне случилось встретить одного негодяя, тащившего с большим трудом по едва проходимым буеракам огромную деревянную лохань, и когда я остановил его, сделав ему замечание, что он уходит из боя, чтоб унести такую бесполезную вещь, он тут же, одумавшись, швырнул свою лохань и разбил ее вдребезги о камни. Тут я понял, как трудно бывает офицерам в подобном бою удержать свою часть в порядке и прекратить мародерство, раз что завелась в войске эта язва.

С того момента боя, когда атакующие войска ворвались в селение и рассыпались мелкими группами, чтобы постепенно выбивать неприятеля из каждого дома, офицерам Генерального штаба уже нечего было там делать. Около полудня я возвратился в главную квартиру отряда для личного доклада командующему войсками о подробностях дела, которых мне пришлось быть свидетелем в этот день. Сильное утомление после бессонной ночи и толкотни, в которую я попал, при сырой погоде, все это отозвалось на моей ране. Но я позабыл о ней, когда узнал, что из моих товарищей тяжело ранены барон Вревский и Минквиц. Их принесли на носилках и уложили в палатке. Вревский, у которого была прострелена рука, потребовал себе азиатского знахаря; Минквиц не мог скрывать своих страданий. Также ранен и генерал‑ майор Пантелеев.

Наступившая ночь не принесла нам отдохновения. Горцы, дождавшись темноты, бежали из селения по разным направлениям; но не всем удалось пробраться благополучно между войсками, сторожившими пути отступления неприятеля. Иные наткнулись на штыки пехоты; другие изрублены казаками; некоторые же убивались при падении с крутых скал. К рассвету 1 июня селение оказалось совсем покинутым горцами; а толпы, видневшиеся прежде на высотах вправо от селения, исчезли. Потеря у неприятеля была весьма значительная: по собранным впоследствии сведениям до 2 тысяч человек убитых и раненых; пленных захвачено очень немного. С нашей стороны насчитано было 146 убитых (в том числе 30 офицеров) и до 500 раненых (в том числе 30 офицеров). В то же утро отправлен транспорт с ранеными в укрепление Удачное, под прикрытием двух батальонов.

Поражение, нанесенное горцами в Аргуни, открыло нам дорогу к Чиркату и к Ахульго, куда, по слухам, бежал Шамиль с оставшимися при нем надежнейшими мюридами. Но мы простояли три дня под Аргунью в ожидании возвращения отправленных в Удачном батальонов и транспорта. 2 июня генерал Граббе со свитой ездил в селение, представлявшее груду развалин и кучи трупов. В оба дня я ездил по поручению начальства, на горы: в первый день – для расстановки прикрытия табуна; в другой – для расстановки войск, выдвинутых вперед по дороге к Чиркату. Войска занимались расчисткою дороги сквозь селение и погребением тел, уже распространявших смрад. Погода опять испортилась; поднявшийся сильный ветер срывал палатки.

К вечеру 3‑ го числа возвратились ходившие в Удачное батальоны, с ними транспорт привез новые запасы продовольственные и боевые. На другой день, 4 июня, отряд выступил при сильном ветре и дожде; на вершинах гор выпал снег. Не доходя 6 верст до Чирката, отряд расположился на ночлег на краю горного уступа. С площадки, на которой разбит лагерь, открылась обширная панорама во все стороны: впереди виден был весь спуск к Чиркату, самый аул, окруженный роскошными садами; далее за Андийским Койсу – селения Ашильта, Ахульго, долина Аварского Койсу и возвышенная плоскость Аварии. Сзади поднимался, как будто в самом близком от нас расстоянии, Андийский хребет с оконечною его горою Соукбулак, на уступе которой ясно был виден наш вагенбург в укреплении Удачном. С площадки лагеря попробовали пустить ядро в Чиркат, где еще были видны люди, переходившие по мосту через Койсу. В Ахульго также можно было в зрительную трубу разглядеть людей, копошившихся как муравьи.

4 июня погода поправилась. Саперы усердно разрабатывали спуск с площадки нашего лагеря на нижний уступ гор. Передовой отряд из двух батальонов Кабардинского полка с двумя горными орудиями, под начальством полковника Лабынцева, спустившись не без затруднений на этот уступ, двинулся к Чиркату и, после нескольких выстрелов в садах, занял селение. Оно было уже покинуто жителями, и мост на Койсу сожжен; предстояло восстановить переправу через Андийское Койсу, чтобы открыть новый путь сообщения для подвоза к отряду запасов из Темир‑ Хан‑ Шуры через Зыраны и Цатаных. По переходе на правую сторону Андийского Койсу, отряд не мог уже базироваться на укрепление Удачное и крепость Внезапную. Из Темир‑ Хан‑ Шуры ожидался транспорт, под прикрытием 2‑ го батальона Апшеронского полка при двух горных орудиях, под командою полковника Попова, командира означенного полка, вместе с милициями шамхала Тарковского и Ахмет‑ хана Мехтулинского.

Необходимо было торопиться восстановлением переправы, так как отряду угрожал уже недостаток в продовольствии. Полковник Пулло поехал с капитаном Вольфом выбрать место для постройки нового моста. Не получая известий о движении означенного транспорта, генерал Граббе начинал уже беспокоиться, посылал нарочных из туземцев разными путями к полковнику Попову, к шамхалу и к Ахмет‑ хану, с приказаниями спуститься в долину Койсу и скорее войти в связь с отрядом; но ни один из посланных не доехал по назначению. С другой стороны, сделана была попытка открыть сообщение по вьючной дороге, ведущей от Чирката в Чиркей; в этих видах послан был в Чиркей состоявший при генерале Граббе и заведовавший лазутчиками поручик Толстой (из числа декабристов). Отправленный сначала с малым конвоем, он вернулся, не доехав даже до укрепления Удачного, и вторично отправлен был уже с целым батальоном; но переговоры его с чиркеевцами не привели ни к какому результату: они с обычным своим лукавством, прикидываясь вполне покорными, уклонились под разными предлогами от содействия русскому отряду. Положение наше становилось затруднительным; солдаты, израсходовав почти все сухари, питались незрелыми плодами и чем попало; лошадей кормили виноградными листьями; у маркитантов все запасы истощились и цены поднялись до невозможного размера. Зато какая была общая радость в отряде, когда вечером 6‑ го числа в дали возвышенной плоскости Арактау увидели мы поднявшуюся ракету. Не оставалось сомнения, что там уже находился ожидаемый транспорт.

7 июня весь отряд спустился с горы по весьма крутой дороге и перешел к самому Чиркату. На этом небольшом переходе мы испытали резкую перемену и в характере местности, и в климатических условиях: после постоянных ветров, холода, сырости, мы вдруг попали в зной; голые, каменистые утесы сменились роскошными садами, покрывавшими скаты гор, тщательно обделанными в виде террас и орошенными посредством водопроводов. Нельзя было налюбоваться огромными ореховыми и другими фруктовыми деревьями: персиковыми, абрикосовыми, шелковичными, грушами, сливами. Но со вступлением войск в эти чудные сады началось немилосердное истребление их; вековые деревья рубились на топливо и разные поделки. Самое селение, обширное и богатое, имело тот же вид, как и все другие лезгинские аулы: каменные дома с плоскими крышами, с навесами на столбиках, иные с башнями, теснились амфитеатром по скату горы, оставляя для прохода лишь узкие, извилистые коридоры. Главная квартира отряда расположилась в самом селении. Генерал Граббе занял прекрасную саклю с балконом, с которого открывался обширный вид на долину Койсу. В других ближайших домах разместились все чины штаба и свиты. Я поселился вместе с флигель‑ адъютантом Катениным, Вольфом и Перовским. Вечером у дома командующего войсками играла музыка. С противоположного же берега Койсу с гор слышна была вечерняя молитва лезгин.

8 июня решено было отправить небольшой отряд (из двух батальонов Куринских с двумя горными орудиями и всею конницей), под начальством полковника Катенина, к Ихали (верстах в 10 от Чирката вверх по Койсу) с тем, чтобы завладеть Согриглохским мостом, занять правый берег реки и тем облегчить как постройку моста у Чирката, так и доставку запасов из транспорта полковника Попова. Движение Катенина к Ихали сопряжено было с большими затруднениями: орудия приходилось снимать с лафетов и перетаскивать на руках. По правому берегу реки несколько горцев провожали отряд выстрелами. Несмотря на все эти затруднения, около 3 часов пополудни Катенин достиг Согритлохского моста, быстро исправил его и на ночь расположился впереди его на правом берегу, в наскоро набросанных завалах.

Между тем началась и постройка моста у Чирката. Дело было не совсем легкое: пролет между обоими скалистыми берегами реки имел до 15 сажень, а страшная быстрота течения не допускала никаких промежуточных устоев. Оставалось одно средство: принять за образец постройку мостов самими горцами, которые с обоих берегов реки укладывают кучи камней; передние же концы верхних рядов, выступающих с обоих берегов, связывают рядом брусьев, так что в общем виде образуется нечто вроде арки. Саперы наши не без труда справились с такою работою. Материалом служили балки из разрушенных домов селения и виноградные лозы, заменившие канаты и веревки для связки бревен.

По случаю болезни Вольфа, я исполнял в этот день обязанности обер‑ квартирмейстера и сопровождал полковника Пулло в его поездке к строившемуся мосту, а также в рекогносцировке вдоль левого берега Койсу. Горцы с противоположного берега провожали нас выстрелами и ругательствами. Солдаты наши нашли пещеру, в которой была припрятана часть имущества чиркатских жителей.

9‑ го числа, с рассветом, полковник Катенин начал подниматься от Согритлохского моста на нагорный берег Койсу. Лишь только отошел он от реки, горцы, скрывавшиеся в окрестных ущельях, показались в тылу и на флангах колонны, провожая ее выстрелами. Однако ж, после нескольких пушечных выстрелов, Катенин дошел до Ашильты и занял это селение. Тогда и Ахмет‑ хан со своею милицией аварскою и мехтулинскою спустился с Бетлетской горы к Ашильте, а на другой день, 10‑ го числа, доставлено было к Чиркатскому мосту на вьюках некоторое количество сухарей. Постройка моста не была еще окончена; а потому пришлось мешки с сухарями перетаскивать через реку по канатам.

В тот же день генерал Граббе лично предпринял рекогносцировку вдоль левого берега Койсу, к стороне Ахульго, под прикрытием двух батальонов, четырех орудий и ракетной команды. Неприятель, так же как и накануне, провожал нас выстрелами с правого берега реки. Несколько пуль просвистело около самого генерала, который лично указывал места для наших орудий. Снаряды артиллерийские попадали в самое Ахульго, но не могли причинять никакого вреда неприятелю в его крытых траншеях и пещерах. Обе скалы, укрепленные Шамилем, под наименованием Ахульго, представлялись с левого берега Койсу в виде голой, каменистой поверхности, изрытой во всех направлениях. Одна из этих скал, западная, называлась Старым Ахульго, другая – Новым. Разделяло их ушелье, или, лучше сказать, трещина, сквозь которую прорывалась речка Ашильтинская при впадении своем в Койсу. Обрывистые стены этой трещины сходились в иных местах так близко, что перекинут был мостик для удобнейшего сообщения между обеими скалами.

Рекогносцировка 10‑ го числа дала нам первое понятие о знаменитом притоне Шамиля. В тот же день, как узнали мы позже, горцы сделали из Ахульго вылазку против милиции Ахмет‑ хана и вытеснили было его из ашильтинских садов; но выдвинутые Катениным три роты пехоты оттеснили неприятеля и снова заняли сады. Между тем другая часть его отряда разрабатывала дорогу от Ашильты к строившемуся мосту. 11‑ го числа к вечеру постройка моста была окончена, и немедленно же переправлено на наш берег несколько вьюков с сухарями.

В тот же день прибыл в отряд полковник Норденстам. Со вступлением его в должность отрядного обер‑ квартирмейстера завелся у нас по Генеральному штабу некоторый порядок в занятиях. Обязанности были распределены между капитаном Вольфом и мною; он должен был вести журнал экспедиции и переписку по делам общим, а также писать реляции; на мою же долю достались переписка по военным действиям отряда, составление диспозиций, расстановка войск, передовых постов и т. д.

В тот же день вечером составлена была мною диспозиция к переправе отряда на правую сторону Койсу, и с утра 12 июня начался переход войск по зыбкому мостику. Орудия перетаскивали через него на канатах. День был чрезвычайно жаркий. С трудом взбирались войска по узкой и крутой тропе на нагорный берег и располагались впереди Ашильты. Лагерь Главной квартиры разбит был на террасах ашильтинских садов, уже значительно поредевших; самое же селение было совсем разорено. Два батальона Кабардинского полка первоначально оставлены были на левом берегу Койсу для охранения вагенбурга, а батальон Апшеронского полка с двумя орудиями охранял мост на правом берегу, прикрывшись наскоро устроенными завалами.

 

 

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: